Богатство: Морган, Милкин. . И то, что случилось потом

«Когда у человека безбрежная власть, как у вас, — вы соглас­ны, что ваша власть огромна, не так ли?»

«Я не знаю, сэр».

Мужчина в кресле свидетеля, «не знавший», есть ли у него власть, был банкиром с бычьей шеей, кустистыми бровями, сви­репого вида усами и огромным носом. Следователь комитета кон­гресса давил на него: «Вы вообще не чувствуете [себя могуще­ственным]?»

«Нет, — спокойно ответил он. — Я вообще не ощущаю себя таковым». Шел 1912 г. Свидетель в черном костюме, высоком во­ротничке, с золотой цепочкой часов через изрядное брюшко вла­дел тремя или четырьмя крупнейшими банками, тремя трастовы­ми компаниями, таким же количеством страховых компаний, десятью железнодорожными системами плюс к этому, среди про­чего, U.S. Steel, Jeneral Electric, AT&T, Western Union и International Harvester.

Джон Пирпонт Морган был символом дельца мира капитала индустриальной эры, символом власти денег, века выпуска гото­вой продукции.

Прилежный, как женщины, посетитель церковного прихода и моралист, он жил в режущем глаза изобилии, проводя деловые встречи среди изделий дамасских мастеров и гобеленов из евро-

пейских дворцов, рядом с запасниками с тетрадями Леонардо да Винчи и шекспировскими фолиантами. Морган высокомерно от­носился к евреям и прочим меньшинствам, ненавидел профсою­зы, чихал на «новые деньги» и бился насмерть с «разбойными ба­ронами» своего времени.

Родившись сказочно богатым в эпоху дефицита капитала, он был сторонником империи и вел беспощадную конкуренцию, иног­да опираясь на методы, которые сегодня, вероятно, привели бы его за решетку.

Морган собирал громадные суммы и вкладывал их в великие отрасли промышленности «фабричных труб» его времени — в печи Бессемера, автомобили Пульмана, генераторы Эдисона и в осяза­емые ресурсы, такие как нефть, нитраты, медь и уголь.

Но он просто брал то, что представлялось возможным взять. Он стратегически планировал и придавал форму эре «фабричных труб» в Соединенных Штатах, ускоряя переход политической и экономической власти от сельскохозяйственных к индустриальным интересам и от производства к финансам.

Более того, говорили, что он «морганизировал» промышлен­ность Соединенных Штатов, создав иерархически управляемую, движимую финансами систему и, как заявляют его критики, «де­нежный траст», который, по существу, управлял основными пото­ками капитала в стране.

Когда Морган вежливо отрицал, что он обладает какой-либо властью, настал день карикатуристов: один изобразил его верхом на горе монет с надписью «Контроль над более чем 25 миллиарда­ми долларов»; другой — суровым императором в короне и мантии с жезлом в одной руке и кошельком в другой.

Если для Папы Пия X он был «великим и хорошим челове­ком», то для «Boston Commercial Bulletin» — «финансовым зади­рой, опьяненным богатством и властью, который орет свои прика­зы фондовым рынкам, директорам, судам, правительствам и странам».

Морган концентрировал капитал. Он объединял маленькие компании в большие и далее в монополистические корпорации. Он занимался централизацией. Он считал команды сверху вниз священными, а вертикальную интеграцию — эффективной. Он понимал, что массовое производство не за горами, и хотел, чтобы

его капиталовложения были защищены «твердыми» активами — заводами, оборудованием, сырьем.

Во всем этом он был практически совершенным отражением века «фабричных труб», который он же и помог создать. Чувство­вал ли себя Морган «могущественным» или нет, но управление огромными суммами денег в период нехватки капитала давало ему широчайшие возможности поощрения и наказания других в гло­бальном масштабе¹.

СТОЛ В ФОРМЕ БУКВЫ «X»

Когда его имя впервые замелькало в передовицах газет, Майкл Милкин² представлял собой никогда не работавшего в государ­ственном секторе мужчину сорока с небольшим лет от роду, номи­нально — старшего вице-президента Drexel Burnham Lambert, фир­мы, занимавшейся инвестиционной банковской деятельностью, соучредителем которой, кстати, в 1871 г. выступил Морган³. Не­смотря на этот громкий титул, Милкин был не простым рядовым вице-президентом. Он был архитектором нового порядка в амери­канских финансах. Он был, как вскоре признали многие, Морга­ном нашего времени.

В 80-е годы «Дрекслер» стала одной из самых «горячих» фирм, занимавшихся инвестиционной банковской деятельностью на Уолл­стрит. Поскольку ее захватывающий дух взлет произошел во мно­гом благодаря усилиям Милкина, ему было разрешено открыть свое собственное, практически независимое дело в 3000 милях от штаб-квартиры компании на Востоке. Его офис находился прямо напротив отеля «Беверли Вэлшир» в Беверли-Хиллз, Калифорния.

Милкин прибывал в офис не позже 4.30-5.00 утра, чтобы ус­петь провести несколько встреч перед открытием Нью-йоркской фондовой биржи, удаленной на три часовых пояса. Главные ис­полнительные директора крупных корпораций, приехавшие из Нью-Йорка или Чикаго, тащились, не выспавшись, на эти конферен­ции с протянутой рукой в поисках финансов для своих компаний. Один хотел денег на строительство нового завода; другой грезил о

расширении рынков сбыта; третий желал что-то приобрести. Они были там, потому что знали: Милкин может найти для них деньги. Изо дня в день Милкин сидел в центре огромного делового стола в форме буквы «X», шепча, крутясь, распределяя, крича, в окруже­нии обезумевших служащих у телефонов и компьютеров. Именно из-за этого стола Милкин и его команда придали новую форму американской индустрии, как это сделал и Морган в свое время. Сравнение того, что каждый из них сделал, проясняет воп­рос, как управление капиталом — а следовательно, и власть де­нег в обществе — трансформируется сегодня. А начинается это с личного.