Глава 5. Отходняк, после недельного запоя, длился больше трёх суток

Отходняк, после недельного запоя, длился больше трёх суток. Михаил, по незнанию, отпивался пивом, и от этого было, лишь хуже. Который уже раз, давал зарок: не пить ни при каких обстоятельствах! Ведь какие неописуемые мучения! Не лежится, не сидится, не спится… О, Боже мой! Состояние усугублялось еще тем, что Ленки, до сих пор не было дома. Куда пропала — неизвестно. Мать так и сказала: не надо было гнать… Хотя сдержать себя, он не мог. Такой уж характер! Или всё, — или ничего!..

Алкаш лежал у родителей, когда прибежала Ритка и сообщила: «Твоя-то, у нас! Пришла!..». Он, в ликовании, рванулся туда.

Зая сидела на кухне, делая вид, что ей всё безразлично.

— Ну, — пошли, что ли? — сдерживая радость, притворился суровым мужем. — Где столько дней-то была?

Ленка молча, прошествовала в квартирку, что рядом.

— Я отчитываться не обязана… — и вдруг, бросилась Михаилу на шею. Разлука пошла им на пользу. Оба соскучились так, что не могли остановиться. Тут же, повалились на кровать…

— Хотела увидеть, хотела?! — горячо шептал «муж», после неистовой бури слияния.

— Жить без тебя не могу! — Ленка покрывала лицо поцелуями.

— Значит, любишь?!

— Люблю! Очень!

Примирение состоялось…

Он гладил её по предплечью, по груди, по животу. Потом, нежно стал целовать, в том же порядке… Неожиданно для себя, спросил:

— Лена, давай поженимся? Ты согласна?

— Да…

— Завтра же, подадим заявление! Хочу, чтоб была официальной женой. Моей, и больше ничьей…

— И ребёночек у нас будет! И заживём, душа в душу… Мечтаю о доме, огороде, скотине. Ну, как в деревне…

— Дак мы и так, в деревне живём. На фиг, благоустроенную квартиру! Буду писать научные труды, а Лена помогать… Всегда мечтал об этом.

— Ты — мой муж. Любимый!..

Между тем, и Зая, и Михаил, прогуляв рабочие дни, оба остались без работы. Да и черт с ним! Горлов платил копейки; а в садике, зарплата няни, вообще, была смехотворной. Что же касается ребёнка, о котором мечтала подруга, то Ленка, не смотря на интенсивную половую жизнь, почему-то, так и не могла забеременеть. Потом уже, она признается «мужу», что детей иметь никогда не сможет. Потому что, дескать, застудила органы еще в Дагестане, когда пьяный отец выгонял, на ночь, глядя, из вагончика, в котором жили, и дочь спала, прямо на голой земле. Но эта басня про холодную землю, как и многое другое, была ложью…

Отдав заявление в ЗАГС, и сообщив о своём намерении родителям, они вступили в какой-то, радужный этап взаимоотношений. Любовь переполняла обоих. Ходили за пруд, вдоль речки, до горы Орёлки. Забирались на самую верхотуру.

— Я хочу тебя!

— Но не здесь же, дурачок! Дойдем до дома, и делай со мною, что хочешь!

И он нёс «даму» на руках, сколько хватало сил. Оба безудержно смеялись, выливая, наружу, охватившие чувства.

Потом, шли вверх по другой речушке, впадающей в тот же пруд. Пробирались по логу, на склонах которого, прилепились деревянные домишки.

— Здесь рядом, во-он на той улице, и живёт та самая Надя… — Михаил и Зая сидели, под берёзками, на травянистом взгорке.

— Так ты её, всё-таки, любил?

— Скорее, был влюблён. Довольно сильно, — он усмехнулся, видя, как Ленка нахмурилась. — Сейчас-то прошло… Тебя встретил, и всё постепенно забыл.

— Хочешь, счас пойду к ней и скажу, что ты мой! — решительно встала Зая.

— Еще чего не хватало! Сиди уж, прижмись… Да не плачь! Люблю ведь. Не веришь, уж, что ли?

— Поклянись!

— Дак, руку и сердце предложил! Скоро распишемся. Что, еще-то, блин, надо?

И они, взявшись за руки, охмелевшие от счастья, пошли, не разбирая куда…

Михаил дал зарок, что до свадьбы выпивать не будет. Влюблённые, кстати, даже не задумывались, сколько отец вбухал средств на долгожданную женитьбу сына. Что касается Заиных родственников, то они и близко не показывались. Между тем, срок, когда «молодые» должны были расписаться, настал.

Утром «муж», сбегав на рынок, купил огромный букет цветов. Обручальные кольца попросили у родителей. Свадебного платья, как такового, не было, — мать купила Ленке, белый выходной костюм и короткую фату. Туфли одолжили у соседки с улицы. Но имелась иномарка, чтобы везти жениха с невестой в ЗАГС. Это предложил услуги знакомый Михаила, бывший мент, у которого тот брал, когда-то, информации. На роль свидетелей согласились: со стороны жениха — Юрка Волгин, а невесты — Юлька.

Вчетвером сели в машину, — больше никого с ними не было. В ЗАГСе выяснилось, что забыли обручальные кольца! Но на трамвае, примчался Юлькин сын, Серёга — запыхавшись, принёс. Вчетвером, без родственников, и прошли в Зал бракосочетаний. Зазвучала музыка. Обменялись кольцами. Ленку и Михаила объявили мужем и женой.

Потом, по обычаю, проехались по городу. Отпустив иномарку, обнаружили, что потеряли свидетельство о браке! Две случайности сразу, — кольца и свидетельство: неужели, Бог не хотел влюблённых соединить?!..

Гостей собралось, всего-то, человек двадцать. Сергей Николаевич, директор, стал тамадой. А «музыкальное оформление», пришлось взять на себя самому жениху. То есть, был баянистом на собственной свадьбе.

— Горько, горько! — вновь и вновь, поднимали молодых, опустошая рюмки и салатницы. А потом, вышли во двор, где директор затеял с гостями игру в «пробку»: каждый, кому та доставалась, исполнял какой-нибудь номер. Танцевали — до упаду. Что и говорить, весело было, даже чересчур. А Михаил всё налегал и налегал на рябиновую настойку, а затем, и на водку.

— Не пей! — толкали локтем то мать, то тётка. — Постесняйся гостей! Тебе трезвым быть надо, Миша!

Но он не слушал. Спьяну, наговорил Сергею Николаевичу гадостей, и тот, обидевшись, уехал домой…

…На следующее утро, алкаш проснулся, в своей «избе», абсолютно один. Заи не было. Он даже не помнил, — кто и когда, довёл до дома.

— Где Ленка? — постучал к соседям, к Ритке.

— Да на сеновале, жена твоя спит! И ты дрыхнешь, ничего не чуя. Ленка-то, всю ночь, куролесила с верхними. Ох, и дурак же, а!

В душу Михаила, закралась неясная тревога. «Неужели, опять Витька?!» — он направился, бегом, к амбару.

Наверху, на куче сена, распластавшись, спала Зая. Одна… Муж облегченно вздохнул. Но ужасное подозрение не оставляло.

— Вставай, Ленка! Почему дрыхнешь тут, а не в доме? Кто с тобою был?!

Зая, потянувшись, протерла глаза.

— Дак ведь, закрылся изнутри, я попасть и не могла. Пришлось спать здесь.

— Опять ведь врёшь!

— Да ни че не вру! Одна спала, все ужрались. Вечно, что-то мерещится, Отелло, блин! Иди, лучше ко мне…

Днём, с соседями, отправились на Каму купаться. Жара стояла приличная. Набрали спирта, еды. Угощал всех — Михаил.

Зая разделась, оставшись в купальнике. Вошли, по щиколотку, с Юлькой в воду… Какая, всё ж таки, фигурка! Ничего ведь лишнего… Михаил, невольно, залюбовался женой, гордясь тем, что она теперь, в его власти, — узаконенная браком, его Красота. Пусть мужики завидуют… Вон, как жадно поглядывает Витька!.. Но неужели, между ними есть связь?!

Под палящим солнцем, пили спирт. Муж решил, выяснить отношения с соседом.

— Че-то, Витька, часто на жену заглядываешься! Я же видел, как тогда целовались! Смотри, губёнки шибко не раскатывай! А то, как бы, не схлопотать!

— Да ты че, Михаил! Даже не подозревай! — глаза у парня бегали. — Уж на то пошло, — есть же у меня чувиха!

— Лучше не ври. Никого у тебя нет. Не верю… Но я предупредил!..

Под солнцем, от спирта развезло.

— А как, насчет свадебного путешествия? А, молодые? — прикольнул Рашид. — Положено ведь, вроде! И медовый месяц!

— А почему, не тряхнуть стариной? — живо отозвался Михаил. — Можно на природу, на пару дней съездить. Мы, студентами, когда-то на Лобач, — ну, скала такая есть, — ходили. Вот, и отправимся туда! Там речка — Серебряная…

Порешили ехать, с Заей, на Лобач через день, прихватив с собой Андрюху Лосева и Витьку.

Электричка до Усть-Пичерти, отправлялась в 11 утра. Сбросив рюкзаки, расположились на скамейке, у путей, с левой стороны вокзала. Зая, не переставая, болтала о том, как здорово, всё-таки, что они поехали на природу. Мужики сдержанно помалкивали. Михаил, правда, увидев рядом одинокого «лимпомпосика», решил, от не хер делать, сыграть на жениных чувствах. Подошел и громко, чтобы Зая слышала, завёл непринуждённый разговор с мадемуазелью, рассыпаясь, как бы, между прочим, в комплиментах.

— А мы вот, решили, встретить вечернюю зарю на лоне… Вам так к лицу, этот загар!

— Тебе че, с женой не сидится?! — прошипела, решительно подошедшая Ленка, испепелив взглядом «соперницу» — Он муж мой, кстати, и нечего лясы точить! Нашлась тоже!..

В электричке, Андрюха Лосев рассказывал о похождениях и драках, когда служил, в танковых войсках, под Челябинском. Витька, которому еще предстояло, тянуть солдатскую лямку, жадно слушал. Михаил, положив голову на колени Заи, растянувшись на скамье, думал о своём.

«Какая же у меня пустая, неинтересная жизнь! По первосигнальному сценарию… Ем, сплю, шоркаю бабу, пьянствую… Ну, устроюсь, скажем, на денежную работу. Ленка родит там, кого-нибудь. И всё? В принципе, как у большинства. Вроде, и не к чему стремиться. Как, всё ж таки, это примитивно, банально… Хотелось бы, жить по-другому, а не выходит. В науке — облом. Думаю, что именно, из-за отсутствия направляющей цели, идеала, я, так сказать, деградирую. Ибо создан Природой для творчества, — то есть, для иной, абсолютно, жизни. А что они, — Ленка, Витька, Андрюха? Им бы, лишь бабки да семейный очаг, и более ничего. Ничего! Животные…».

Прибыв в село Усть-Пичерть, с электрички пересели на автобус, и по дороге, пролегающей вдоль поймы Серебряной, высоких залесённых берегов, доехали до Сухого лога, а там, прошли с километр до камня Лобач. Недалеко от него, у ключика, вытекающего из скальной породы, разбили лагерь. Пока Михаил возился с костром, а Зая готовила, в котелке, вермишель с тушенкой, Андрюха и Витька, размотав снасти, — с берега, покрытого осотом, принялись рыбачить. Тихая гладь спокойного плёса; в отдалении, причудливой формы скала; дымящийся костерок, — как Михаил мечтал об этом, в зимние вьюжные ночи!

— Всё готово! — Ленка, попробовав варево, сняла котелок. Достали, два килограмма водки — «Кровь сибирского тигра».

— Люблю, вот так, у костра с друзьями бухнуть! — Андрюха, дождавшись очереди, опрокинул содержимое кружки внутрь. — Че-то, не очень водка-то!

Вскоре, у всех развязался язык, а потом, начали горланить песни, отдававшие эхом над недвижной рекой. Уже в темноте, Андрюха, пьяный, полез зачем-то купаться…

А на следующий день, Михаил отправился в деревню за спиртом, но так ничего и не добыл. Слазили на Лобач, к самому краю, обрывающемуся в луговое раздолье, после чего, и делать-то, вроде, было нечего. Рыба не клевала. Собрались и, пешком, отправились обратно — в Усть-Пичерть. Автобуса ждать не стали.

В Посаде — небольшом селе, по дороге к станции, — Михаил зашел к знакомому, дом которого стоял у самой реки. Как-то весной, с одним парнем, сплавлялись по Серебряной на «резинке», и договорились с этим мужиком о ночлеге, — холодно тогда было. И вот сейчас, по прошествии двух лет, «турист», вновь встретил инженера местной птицефабрики. Зая, в это время, забралась на подвесной мост рядом и, как девчонка, на нём раскачивалась.

— Только вот, женился на той девке. Видишь? — Михаил, с гордостью, кивком показал на Ленку.

— Ну-ну… Как бы, не наставила рогов! Сколько тебе и сколько ей…

— Да ну! У нас же любовь! Причем здесь возраст!

— Счас любовь, потом ненависть, а потом, и гулять начнет…

Михаилу, этот разговор был очень неприятен. Всю дорогу до станции, он молчал, думая о жене.

— Че, с тобой? Че не разговариваешь? — допытывала Ленка, но мужу так было муторно, что, когда сели в электричку, даже ушел в другой вагон. Чтобы не смотреть, на веселившихся Заю и Витьку.

«Значит, рога ставить! Ну, покажу тебе, как приедем домой! Устрою хорошую жизнь!..» — бесился ревнивец.

— Я же видел, как на Витеньку смотрела!

— Как?!

— А так, что крутишь шашни за моей спиной! Башку-то, сучонку откручу! И тебя, падлу, на чистую воду выведу!

— Да не виновата я ни в чем!

— Говори лучше, было у вас, было?! — уже час, скандалил Михаил, терзаемый ревностью.

— Ты псих! Не зря ведь, в специальной больнице лежал! — Ленка явно не подумала, что сказала в порыве ненависти. Муж, со страшным лицом, подлетел к ней и влепил пощечину.

— А-а! — завыла Зая, скорчившись на стуле, закрыв голову руками. — Знаю, — хочешь, чтоб я ушла! Опять гонишь! Думала, что поженимся, и всё на место встанет, а вышло еще хуже! Муж паршивый! Не любишь, гад, меня!

— А ты-то, любишь, что ли?! Как только нюхаешься и с одним, и с другим, и третьим? Ненавижу!

— Тогда покончу с собой! Прямо счас же! Лучше не жить, чем терпеть твои издевательства! — Зая вскочила и выбежала за дверь, в чулан, где лежали верёвки от палатки, — а затем, во двор.

— Ну и хрен с тобой! Давись! Одной стервой меньше будет! — Михаил закрыл дверь на крючок. Потом, всё же, вышел и, увидев Ритку, бухающую с ханыгами на крыльце, — бросил совершенно спокойно:

— Ленка вон, в амбар вешаться пошла. Останови, что ли…

Ритка, сломя голову, кинулась, снимать с петли «самоубийцу».

«Пускай сейчас стучит, сколько душе захочется! Не пущу, и всё!» — решил он.

Через некоторое время, дверь затряслась от ударов. То ломилась воющая Зая, в благородном чувстве «поруганного» порыва.

— Открывай! Открывай, гад! Вызывай мне бригаду, в твою грёбанную больницу лягу. Больше не могу!

Михаил, естественно, открыл.

— И че, не повесилась? Жить охота? Слабо? Так лучше, и не разыгрывай комедию!

— Ну, почему, у нас нет нормальной жизни?! Почему? — Зая, в бессилии, рухнула на стул. — Ну, хочешь, встану на колени? Только не мучь, пожайлуста…

— Вставай!

Она бухнулась на колени, обняв Михаила за пояс.

— Не могу, не могу больше так! Рано или поздно, всё равно, себя порешу, как мать! У меня же были, в юности, попытки…

— Ну, тогда, конечно, лучше обратиться к психиатрам. Давай, вызову бригаду.

Ленка устало кивнула головой. Михаил отправился звонить. Бригада приехала, только через час.

— Подумайте, девушка, — ехать ли вам. Там ведь, душевно больные люди. Не очень-то приятно будет… — молодой врач, с сомнением, посмотрел на Заю. — Хотя, если настаиваете и боитесь за себя, тогда собирайтесь…

Михаил остался один. Пришла мать.

— Я думала, тебя опять забрали. А это, вон че… Только поженились, и на тебе. Уже оба, на Черной горе, решили прописаться. В общем, сапог сапогу — пара.

— Да приревновал её. Покончить с собой решила. Ну, вот и…

— Если б, и вправду, решила, не докладывала бы, и не показывала, что вот я какая! Не верь ты, хитруле… Когда проведывать поедешь? В воскресенье?..

Но муж не мог дождаться воскресенья, а поехал, на Черную гору, на следующий же день…

Знакомый, блин, корпус… 1-е женское отделение выходило, окнами, на парадный вход. Михаил, через медсестру, передал фрукты и записку: «Люблю. Очень жду!», — и вышел к окнам. В одном из них, показалась Зая. Судя по виду и тому, как покачнулась, чуть не упав, увидев любимого, чувствовала себя девка плохо.

«Что ж я наделал, дурак!» — переживал муж в электричке. Деньги были, и по прибытии домой, он напился в стельку. Не мог, без боли в душе, оставаться один в «избе», — без Заи!..

А через пару дней, и сам сдался психиатрам. Опять его, поместили в 1-е мужское отделение, точнёхонько, рядом с ленкиным женским. Сознание этого не давало, совсем упасть духом. Врач, конечно, удивился, узнав, что на лечение попали, одновременно, муж и жена. «Вы, Михаил Игнатьевич, всё больше поражаете. Ну, да это не беда! Главное, что, наконец, будете жить не одиноко. Для больных нашего профиля, сие чрезвычайно важно! Однако, не пора ли, выводить на группу инвалидности? Вы ведь, не против, верно?..».

Сама мысль, что Зая рядом, буквально, через несколько дверей и коридор, разделявший мужское и женское отделения, — не давала Михаилу покоя. Он упрашивал лечащего врача, разрешить встретиться с женой, но тот отвечал, что, мол, не положено, рано, мол, еще. И несчастный просил санитарок передать записки, адресованные предмету своего, чересчур пылкого, чувства. В них — признавался в любви, тоске, жаждал встречи и т. д., и т. п. В свою очередь, Ленка тоже забрасывала аналогичными посланиями. В конце концов, оба надоели медперсоналу, и поток «корреспонденции» был пресечен.

Михаил ждал комиссии, решавшей, дать ему статус инвалида и пособие или нет. Как-то вечером, должен был звонить Сергею Николаевичу, из ординаторской. Пока ждал очереди, у столов врачей, случайно бросил взгляд на открытую папку, лежавшую на одном из них. Тихонько, чтобы не заметила медсестра, полистал. Это была история его болезни! «Параноидная шизофрения» — прочел Михаил. А в другом месте: «Депрессирован. Требует строгого надзора».

Так вот, что «психу» лечат! Врачи говорили, что страдает депрессией, но чтоб шизофренией?.. Так ведь, он нормальный! Ни бредит, галлюцинаций нет, расстроена, только, эмоциональная сфера. А шизофрения — это изменения личности, расщепление «я». Может, просто не замечает проявлений своего заболевания? Психиатрам-то видней… А с другой стороны, что они могут знать, о душе другого человека? Одни же домыслы…

Творческие люди, вообще, склонны к так называемым, «психическим нарушениям». Сплошь и рядом, — среди них, — психопаты и шизофреники. А творческий процесс, схож с маниакально-депрессивным психозом. Гении — зачастую, безумцы. Граница между нормой и патологией, в данном случае, размыта. Так что, — стоит ли переживать? Не было б этой болезни, не был бы он тем, кем является: творческой личностью.

…Через восемь дней, перед самой выпиской Ленки, им с женой, наконец, разрешили встретиться. Зая сидела, на том самом месте, где когда-то, ждала «друга» Надя. Михаил гладил Ленкины руки, та ласково целовала его.

— Нам дали, десять минут… Скоро приеду к тебе. Не переживай сильно-то. Оформят пенсию и отпустят…

И она ушла. А через несколько дней, состоялось заседание ВТЭК, и Михалу дали вторую группу инвалидности.

Димка Згогурин, — старый приятель, вновь лежал с ним. Опять оказались в одной палате, гоняли чифирь и ели, вечером, в одной компании.

— Тебе циклодол, с колёсами дают? Нет? А то подари, — эта штука, в психушке, высоко ценится.

Циклодол — корректор от сковывания и неусидчивости, при приёме галоперидола или трифтазина, других нейролептиков. Обладает слабым наркотическим действием. Михаилу он не очень понравился, когда попробовал. Выпил три таблетки, — и вскоре, появились лёгкость, воздушность тела, эйфория. Циклодолом обычно «догоняются» после чифиря.

Димка, хитрован, приспособился, подделывать эти таблетки из обычных «колёс», типа фенозепама, с помощью бритвочки. И загонял дурням, за что-нибудь: чай, сигареты, хавчик. Он умудрялся, даже проносить спирт в отделение, за которым бегал в посёлок, или санитар сам, приносил «пойло» по заказу. Выпивали, обычно, вечером при «нормальных» сменах. А почему и не расслабиться, иногда, в этой добровольно-принудительной «зоне»?..

Мать, придя на свиданку, рассказала, что сообщил ей врач, относительно Заи. Ведь и к ней, пенсионерка ходила с передачами.

— Ну, че — умственно отсталая она, олигофрен?

— Да нет, врачиха говорит, что Ленка твоя инфантильная, с задержкой развития. Да и че ждатмго, при родителях пьянице, да уголовнике. Никто же, по-настоящему, воспитанием её не занимался.

— И че, Зая делает без меня?

— Ой, Миша! — пригорюнилась мать. — Смотрит вечером у нас телевизор, а потом, якобы, идёт к себе домой. Свет оставляет, а сама — к верхним! Как будто, там мёдом намазано! Я даже замок повесила специально, чтоб назад-то не попала. Так ведь, сучка, у них ночевала…

На следующую свиданку, пришла Зая. Михаил устроил ей разнос.

— Че, падла, там надо?! Опять к Витьке ходишь?!

— Дак телевизор, смотрю с Юлькой и Рашидом. Тебя нет, мне же скучно. Пойми… Не обманываю я…

Муженёк сразу успокоился.

— Слушай, счас отпускают, с родственниками, гулять по территории больницы. Под расписку. Надоело тут, — хоть вой! Давай, дёрнем до дома!

— А за тобой, санитары не приедут? Сам ведь рассказывал, что если найдут, за побег на вязки замотают! Смотри…

Медсестра выпустила их из отделения. Стараясь не оглядываться, спустились, под горку, к железной дороге, но пошли не к станции, а в противоположную сторону. Выбрались к автостраде, и тут же Михаил, как по заказу, «забортовал» черную «Волгу», прокатившую, с ветерком, до дома бесплатно.

— О, моя родимая изба! — как говаривал один поэт. Наконец-то, вместе с тобой! — он нежно приподнял жену.

Санитары, так и не приехали.

Date: 2015-09-05; view: 281; Нарушение авторских прав