Ирман

Он бежал по коридору сломя голову, а, свернув за угол, увидел санитара, который, громко матерясь и грозясь проучить негодного мальчишку, потирал колено. Поднимаясь на ноги и глядя в сторону, куда, по всей видимости, от него убежал Ирман, мужчина ринулся за ним, но Амис не дал ему возможности догнать друга. Он что было сил, толкнул санитара в спину, и тот не удержавшись на ногах, вновь упал.

Выскочив в холл, Амис заозирался по сторонам в поисках Ирмана. Ну где же он? Куда мог спрятаться?

Мальчик стоял и внимательно прислушивался к шуму, наполнившему клинику, пока не услышал громкий всхлип, раздавшийся из-под лестницы.

Нырнув в небольшое укрытие, Амис увидел забившегося в угол Ирмана, который сидел на полу, обнимая себя руками. Мальчик сел рядом с другом и, зажав его рот окровавленной и саднящей от глубокого пореза ладонью, второй рукой крепко прижал его к своей груди. И быстро зашептал, касаясь губами его уха:

- Ты птица. Большая сильная птица. Ты паришь высоко в небе и ничего не боишься. Страха нет. Боли нет. Есть только небо. Есть только ты. Есть я. Есть ты и я, парящие в небе… без боли и страха...

Ирман почувствовал, как проваливается назад. Словно падает в теплый омут. Вязкий, словно кисель. Сладкий. Спокойный. В нос бил сильный запах крови. На губах был ее привкус. Чужая кровь не была противной.

Хотя, почему чужая?

Он вновь слышал голос Амиса. В том вязком киселе, в котором Ирман находился сейчас, этот голос звучал приглушенно и тихо. А прикосновения его рук казались призрачными, невесомыми... но это и не важно. Важно, что он рядом и страх отступает. Страх уходит только с появлением Амиса.

Что это? Дар? Проклятие? Насмешка высших сил?

Ирман расслабляется в его руках. Затихает. Амис медленно убирает ладонь с его рта, но мальчик и не думает кричать. Зачем? С ним хорошо. С ним хорошо так, как ни с кем и никогда не будет.

Закрывает глаза, откидывая голову на его плечо. Облизывается. Вкус Амиса... губы расползаются в улыбке. Как же вкусно. Лежит, не двигаясь, слушая его и свое дыхание. Слушая его тихий голос. Растворяясь в его объятиях. Сколько он так лежит? Час? Два? Три? Несколько секунд?