Глава 10. Торжество справедливости и пять бесед с Малфоем. Часть 2

С самым мрачным настроением субботним утром Гарри Поттер направлялся в кабинет профессора Снейпа, расположенный в подземелье Хогвартса. Какое наказание выберет Снейп, Гарри совершенно не интересовало. Оттирать котлы, полировать мензурки, нарезать какую-нибудь гадость или писать тысячу раз «Гарри Поттер – законченный негодяй, лжец и нарушитель правил» - не все ли равно? Ведь в тот самый момент, когда Гарри будет усердно работать тряпкой (а в том, что работать придется усердно, Гарри не сомневался), его милая, родная команда будет с треском проигрывать этим не в меру бодрым и как на зло подтянутым равенкловцам. И ни одного комментария, ни единого крика, восторженного или горестного, не донесется сквозь толстые стены подземелья до несчастного капитана гриффиндорской команды, по собственной глупости обрекшего себя на заточение в субботний день. Да и во все последующие субботние дни.
- А-а, Поттер, - с садистским наслаждением протянул Снейп, едва Гарри вошел в знакомый кабинет с расставленными по полкам склянками.
Гарри бросил взгляд на стол, заваленный пыльными, оплетенными паутиной коробками, и мысленно застонал. Его явно ждала долгая, рутинная и никому не нужная работа. И успеть справиться с ней до конца матча Гарри уже не надеялся.
Снейп, поймав взгляд Поттера, неприятно усмехнулся и елейным голоском сказал:
- Мистер Филч уже давно подыскивал помощника, который смог бы привести в порядок эти старые архивы. В них содержатся записи обо всех правонарушителях Хогвартса и понесенных ими наказаниях. Нам бы хотелось, чтобы вы заново переписали карточки, на которых выцвели чернила, а так же те, что погрызены мышами, и в алфавитном порядке разложили копии по коробкам. Без использования магии, разумеется.
- Конечно, профессор, - сказал Гарри, вложив в последнее слово столько презрения, сколько смог.
- Думаю, вам стоит начать, - продолжал, злорадно усмехаясь, Снейп, - с коробок от тысяча двенадцатой до тысяча пятьдесят шестой. Вы встретите знакомые имена, что, несомненно, сделает вашу работу увлекательной. Вот, например… - Снейп наугад вытащил карточку из верхней коробки (хотя Гарри показалось, что он заранее ее наметил). – «Джеймс Поттер и Сириус Блек. Уличены в применении незаконных чар к Бертраму Обри. Голова Обри вдвое увеличилась в размере. Двойное задержание в школе», - Снейп глумливо оскалился. – Приятно думать, что вот их уже нет, а хроника их великих деяний остается с нами.
Гарри почувствовал, как закипает в груди ярость, но прикусил язык, чтобы не сказать ничего лишнего и не навлечь на свою голову еще какую-нибудь неприятность. Он уселся перед коробками и потянул к себе первую.
Работа, как и предвидел Гарри, была нудной, бесконечной и бесполезной. Только время от времени сердце обрывалось при виде имен отца или Сириуса, обычно связанных с какими-нибудь пустяковыми нарушениями. Время от времени к ним присоединялись Люпин с Петтигрю. Гарри старательно переписывал карточки, в то же время думая о том, что сейчас наверху его команда старается не дарить в грязь лицом и что Джинни играет ловцом против Чжоу Чанг.
Гарри бросил взгляд на часы. Казалось, стрелки совсем не движутся. Сколько прошло? Уже целая вечность. Но нет – всего-то полчаса… час… полтора… Гарри, скрепя сердце, продолжал работать, думая, что матч уже, должно быть, подошел к концу. Только в десять минут второго Снейп, до этого упорно молчавший, сказал:
- Думаю, на этом все. Отметьте то место, на котором остановились. В следующую субботу жду вас здесь ровно в десять. И не опаздывайте.
- Да, сэр.
Гарри наугад запихнул карточку в коробку и поспешил к двери. В мгновение ока он преодолел расстояние до главного холла с часами, отсчитывающими очки факультетов, и прислушался. Со стадиона не доносилось никакого шума. Значит, игра уже закончилась.
С неистово колотящимся сердцем Гарри поднялся по лестнице ко входу в башню Гриффиндора и остановился перед портретом Полной Дамы. Команда, да и весь факультет, уже наверняка внутри. Только неизвестно, празднуют они или горюют.
- Quid agis? – поинтересовался Гарри у Полной Дамы.
- Сам увидишь, - с невозмутимым выражением лица ответила Дама и открыла портретный проем.
Тут же на Гарри обрушился, как гром водопада, торжествующий рев гриффиндорцев. Разинув рот, Гарри замер на пороге. Ошеломленного капитана заметили, и сразу несколько рук втащили его в гостиную.
- Мы выиграли! – заорал возникший прямо перед Гарри Рон, размахивая Кубком. – Выиграли! Четыреста пятьдесят против ста сорока! Победа!..
Гарри огляделся: Джинни летела к нему, на ее сияющем лице застыло решительное выражение. Она обвила Гарри руками. И он, не успев ничего подумать, забыв о том, что на них смотрит весь факультет, не успев даже понять, что делает, поцеловал ее.
Прошло несколько мгновений. В гостиной наступила полная тишина. Гарри и Джинни оторвались друг от друга. Гарри увидел позеленевшего Дина Томаса и Ромильду Вейн с перекошенным от ревности лицом. Бросил взгляд на Рона. Тот все еще сжимал в руке кубок, но выглядел совершенно пришибленным. Несколько секунд они с Гарри смотрели друг на друга, затем Рон слегка дернул головой, словно говоря: «Ну, раз уж без этого не обойтись…»
Существо, обитавшее в груди Гарри, торжествующе взревело. Гарри перевел взгляд на улыбающуюся Джинни, взял ее за руку и направился к портретному проему. Им стоило о многом поговорить, и не помешала бы долгая прогулка по окрестностям замка.
Они долго бродили по берегу Черного озера, обошли замок вокруг, и целовались, и говорили, и снова целовались. Казалось, они не могут до конца насытиться друг другом после стольких лет тайных вздохов и несбыточных желаний. Гарри был счастлив так, как не был с тех самых пор, когда узнал о том, что владеет магией. Его глаза светились от счастья, на лице играла детская улыбка. Джинни смотрела на него с восторгом и умилением.
Солнце уже клонилось к горизонту, когда Джинни вдруг помрачнела. Гарри взглянул на нее с тревогой и спросил:
- В чем дело, Джинни? Что-то не так?
- Да нет, - пожала плечами Джинни. – Просто я кое о чем вспомнила… Но, думаю, сейчас не самое подходящее время…
- Ты можешь все мне рассказать, - поспешно проговорил Гарри, но тут же смутился и добавил, - Если, конечно, хочешь.
- Я даже не знаю… - вздохнула Джинни, глядя на разгорающуюся на западе зарю. – Давай найдем какое-нибудь тихое место.
Гарри понимающе кивнул и, крепче сжав руку Джинни в своей, пошел вдоль берега Озера к одинокой, торчащей у берега скале. В ее тени влюбленные остановились. Гарри обеспокоенно посмотрел Джинни в глаза, заметив в них замешательство и тревогу.
- Гарри, я… - проговорила Джинни взволнованно. – Я не знаю, в праве ли я это говорить… может, лучше отложим это?
- Ты меня заинтриговала, - улыбнулся Гарри тепло. – Теперь я не смогу спокойно спать, пока не узнаю, что ты от меня скрываешь.
- Не я… - обронила Джинни.
Гарри насторожился.
- Послушай, - заговорила Джинни отрывисто. – Я не хочу, чтобы из-за меня случилось что-нибудь… непоправимое… и… да, я собиралась тебе кое-что рассказать, но… теперь я думаю, что ты должен узнать все… не от меня. И не сейчас… я имею в виду, что… Боже, все так сложно! Я не могу от тебя скрывать, но… может, это и не мое дело…
- Джинни, - твердо сказал Гарри, взяв ее лицо в свои руки. – Успокойся и постарайся мне все объяснить.
Джинни вздохнула, отвела взгляд.
- Гарри, я… не могу! – выдохнула она со стоном. – Я… просто… это не моя тайна.
- Тогда скажи мне, чья она? – спросил Гарри требовательно.
Джинни прикусила губу. Гарри смотрел на нее почти с мольбой. Это было его больной темой. Он не мог не докопаться до истины, если вдруг на горизонте появлялась какая-то тайна. А тем более, если она касалась его лучших друзей.
- Джинни, с таким выражением лица нужно скрывать, по меньшей мере, убийство, - сказал Гарри непринужденно, но осекся, едва увидел ее взгляд. – Прости, я не хотел…
- Я знаю, - ответила Джинни, смягчившись. – И я не скрывала никаких убийств… ну, кроме тех петухов, которых мне приказал задушить Риддл…
Гарри заметил искорки смеха в ее глазах и расслабился. Обняв Джинни, он устремил взгляд на Озеро, озаряемое алыми отблесками заката.
- Гарри, - позвала Джинни.
- М-м?
- Гарри, послушай… я прошу, только не делай поспешных выводов, все не так, как тебе может показаться…
Гарри внимательно слушал, не перебивая. Он понял, что Джинни невероятно тяжело справиться с собой, но она все же решилась.
- Я хотела тебе сказать… прости, что я не сделала этого раньше, но я думала, что… это, в сущности, не мое дело. Но… в общем, я должна тебе сказать, что… Гермиона… она… о, Боже, я не могу… Гермиона…
- Встречается с Малфоем? – без тени эмоций спросил Гарри. – Я знаю.
У Джинни округлились глаза. От потрясения она не знала, что и сказать.
- Откуда? – вырвался у нее вопрос.
- Малфой… - пожал плечами Гарри. – Я давно это понял по тому, как он ведет себя. И Гермиона тоже была очень странной в последнее время… Да кого я обманываю?! Она начала вести себя странно еще до Рождества. А потом… я кое-что увидел, кое-что услышал. Случайно, конечно. И сделал выводы. Только и всего.
- А-а… - протянула Джинни. Она все еще не могла прийти в себя от того, с каким спокойствием Гарри говорил о своем открытии. Это настораживало.
- Хотя… на самом-то деле все гораздо прозаичней, - продолжал Гарри. – После того, что случилось тогда в туалете… после того, как я…
- Я поняла, - вставила Джинни, заметив, что Гарри об этом говорить неприятно.
- В общем, на следующий день я встретил Эрни. Эрни Макмиллана. Он что-то нес про меня и про Малфоя, и про то, что я молодец, и что жаль, что его не было рядом, а не то он бы добавил Малфою на орехи… Словом, все это было отвратительно, и я спросил, почему это Эрни так разоряется. Он не ответил, зато сказал, что понимает, почему я это сделал. Потому что Гермиона… встречается с Малфоем.
Гарри смолк. Джинни заметила, как сразу потухли его глаза.
- И… - промолвила она. – Что ты об этом думаешь?
- Я думаю, что это очень несправедливо, - ответил Гарри с непроницаемым выражением лица и с убийственным спокойствием в голосе. – Несправедливо то, что об этом знал какой-то Макмиллан, и не знал я. А теперь выходит, что и ты тоже знала.
- Прости, - тихо сказала Джинни, положив голову Гарри на грудь.
- Ты не виновата, - ответил Гарри. – Просто… Так вышло, я понимаю. Ты думала, что Гермиона сама все расскажет, не так ли?
- Угу, - отозвалась Джинни.
- Но она не смогла, - Гарри вдруг хищно усмехнулся, усмешка получилась какой-то слишком… Малфоевской, что ли? – Я пытался ее понять, честно пытался… но как она могла молчать столько времени? Обманывать нас, меня, Рона… этого я понять не могу…
- Ты скажешь ей?
- Что? Что я могу ей сказать? «Гермиона, я в курсе ваших отношений с Малфоем, ты знаешь, что я это не одобряю и считаю себя преданным, но ты моя лучшая подруга и я попытаюсь все понять и принять»? Это будет ложь. А я…
- Не должен лгать, - тихо добавила Джинни, бросив взгляд на руки Гарри, крепко сжимающие ее собственные замерзшие ручонки. Вздохнув, девушка посмотрела Гарри в глаза и чуть не отшатнулась – столько боли, обиды, жгучего желания высказаться или что-либо сделать, чтобы все оказалось неправдой, было в этих родных зеленых глазах. У Джинни сжалось сердце при мысли о том, как же должно быть тяжело Гарри пережить такой удар в спину. Но что-то, видимо чувство долга или дружба, заставили Джинни сделать попытку защитить… Гермиону. - Она так мучается этим… - заметила Джинни. – она уже столько раз пыталась все рассказать и…
- Я подожду, - сказал Гарри холодно. – Подожду, когда она сама решится. А потом будет то, что будет.
- Гарри, - голос Джинни стал немного испуганным. – Боюсь, она не станет ничего рассказывать. Дело в том, что… я пообещала рассказать тебе все после матча. И дала ей время подумать. Раз она не решилась сейчас, то потом точно уже не решится. Она ведь будет думать, что ты все знаешь от меня…
Гарри тяжело вздохнул.
- Я тоже хочу кое-что тебе сказать, Джинни.
Девушка смолкла, слушая.
- Та дуэль с Малфоем… Она не случайна. Я встретил его в туалете. И он… плакал. Понимаешь? Малфой плакал, Джинни. Он говорил, что не знает, как ее защитить. Нашу Гермиону.
- Не может быть… - пораженно прошептала Джинни.
- Я тоже не поверил собственным ушам. А потом он напал на меня и все… произошло так быстро… Но знаешь? Впервые за все шесть лет, что я его знаю… За те шесть лет, что этот хорек-переросток всеми своими силами пытался отравить нам жизнь, за шесть лет постоянных столкновений, дуэлей, ненависти… я вдруг понял, что мне действительно… жалко его.
- Жалко? – переспросила Джинни. – Малфоя?!
- Думаю, он получил то, что заслуживает, - сказал Гарри с долей злорадства в голосе. – И хватит уже о нем. Давай лучше поговорим о нас. Как ты смотришь на то, чтобы завтра попрактиковаться в Чарах где-нибудь… в тихом местечке?

***

Если ад на земле возможен, то я как раз в нем.

Гермиона не находила себе места. В тот миг, когда она узнала о смерти Драко по вине Гарри, привычный мир рухнул для нее. А в новом мире, где ее возлюбленный мертв, а лучший друг стал врагом, она жить не желала. Жизнь словно вынули из нее в одно мгновение. Даже потом, когда она узнала, что Драко жив, ей не стало легче. Звуки и краски мира поблекли для нее навсегда.
За время, проведенное с Драко, Гермиона научилась хладнокровию. Ни один мускул на ее лице не дрогнул, когда Гарри, сидя в гостиной Гриффиндора с кровью Малфоя на руках, сбивчиво рассказывал о произошедшем. Она даже, кажется, что-то говорила… и ссорилась с Джинни. Да, Джинни почему-то стала казаться Гермионе виновницей всего случившегося. Объяснить этого Гермиона не могла, но чувство крепло с каждой минутой.
В первые пару дней она жила будто во сне. Привычные уроки, домашние задания, библиотека, беседы с друзьями. Все происходило независимо от ее желания. Она даже не пыталась попасть в больничное крыло, чтобы увидеть Драко. Словно ее внутренний стержень надломился окончательно. Это было выше ее сил. Она не могла даже плакать, просто ходила, дышала, разговаривала, жила – как кукла. Она довольствовалась теми слухами, что просачивались за обедом со стороны слизеринского стола. Знала, что Драко жив и все равно не могла взять себя в руки и пойти к нему. К тому же в больничном крыле теперь все время сидела Паркинсон, и появляться там было бы верхом безрассудства. Удивительно, но именно сейчас, впервые за последние восемь месяцев Гермиона предпочла руководствоваться рассудком, а не чувствами. Чувств просто не было. Только пустота. Огромная, зияющая пустота на месте души.
Наступил день игры с Равенкло, а значит, и разговора Гарри и Джинни. Но Гермиону это больше не пугало. Ну и пусть. Пусть Джинни все расскажет Гарри. Пусть. Давайте, ломайте ее окончательно и бесповоротно, отбирайте у нее все, что только у нее есть! Сначала – любимого, потом – друзей. Чувство собственного достоинства, счастье, надежду… Не оставляйте ничего, ей уже ничего не нужно.
Школа опустела к полудню. Преподаватели и студенты отправились на квиддичное поле в предвкушение феерического разгрома Гриффиндора. Гарри отбывал наказание в подземелье у Снейпа, Рон и Джинни были на поле. Гермиона осталась одна.
Она автоматически собралась, оделась, чтобы идти на стадион. Причесала волосы, поправила мантию, разгладила складки на ней. Ее не волновало, выиграет сегодня Гриффиндор или нет. Она не слишком рвалась на игру. Просто ей невыносимо было оставаться одной наедине со своими мыслями. Поглядев на себя в зеркало – оттуда на нее смотрела девушка шестнадцати лет, повзрослевшая за несколько дней на целую вечность, с окаменевшим лицом и опустевшим взглядом, - Гермиона решительно вышла из гостиной.
Она была уверена, что направляется на стадион. Она даже видела главную лестницу и двойные дубовые двери в холле. Но через миг, изумленная, обнаружила себя стоящей у дверей больничного крыла.
Сердце гулко стукнуло о грудную клетку, тело обдало холодом. Зачем она здесь? Почему она не помнит, как попала сюда? Разве ей не надо быть совершенно в другом месте?
Нет. Не надо.
Гермиона потянула на себя ручку тяжелой двери. Та легко отворилась. В больничном крыле никого, кроме Малфоя, не должно было быть. Мадам Помфри, как обычно, отправилась на стадион, чтобы, в случае чего, оказать необходимую помощь травмированному игроку. Паркинсон же, конечно, не могла пропустить момент прилюдного унижения Гриффиндора. Гермиона несколько секунд топталась на пороге палаты, а затем медленно вошла.
Во всей палате только одна койка была занавешена ширмой. Стоило Гермионе взглянуть на светло-зеленый занавес, как тут же что-то сжалось внутри, к горлу подступил непрошеный крик. Сейчас как никогда ей хотелось всего лишь увидеть его. Просто убедиться в том, что он жив и с ним все в порядке. Почему-то она не могла поверить в это до конца, несмотря даже на то, что говорили, будто скоро его должны выписать, значит, он пошел на поправку. Ей не нужно было слухов. Ей нужно просто взглянуть в его серые, как небо за окном, глаза и понять. Понять, верит ли он ей так же, как раньше. Не винит ли он ее в том, что произошло – ведь это с ним сделал ее лучший друг… Она больше всего боялась сейчас услышать что-нибудь о том, что с ним произошло. Боялась, что он поставит ее перед выбором – либо он, либо Гарри… Такого сковывающего и всепоглощающего страха она не испытывала давно. И почему-то на краю сознания вдруг мелькнуло: «Почему я не приходила раньше? Он наверняка подумает, что я чувствую себя виноватой…»
Собравшись с духом, Гермиона сделала нерешительный шаг в сторону ширмы и тут же замерла. Из-за светло-зеленой ткани послышался голос. Его голос. Уставший, хрипловатый, слегка раздраженный голос.
- Зачем ты вообще пришла?
Гермиона оцепенела от этих слов. Больше всего она боялась услышать именно их. И хоть здравый смысл тихонько подсказывал, что Драко не видит ее через ширму, но буря эмоций, поднявшаяся в душе девушки, быстро заглушила все доводы разума. Гермиона открыла рот, силясь выдавить из себя хоть какое-то подобие звука, но так и не смогла справиться с голосом, только беспомощно сжала плечи руками.
Правда, ответ и не потребовался. Потому что Драко обращался вовсе не к Гермионе, которую, действительно, не видел за ширмой.
- Думаешь, я ничего не понимаю?
Самоуверенный, едкий, слегка надменный и слегка скучающий женский голос. Пэнси Паркинсон.
Первое, что подумалось Гермионе, так это «надо поскорее отсюда убираться, пока эта фурия меня здесь не увидела…». Второе же, о чем подумала гриффиндорка: «И какого черта эта Паркинсон постоянно вертится вокруг него?! Вот заноза!» Ревность темным обжигающим потоком поднялась из глубины души и в одно мгновение затопила не только остатки здравого смысла, но и все прочие чувства, что еще секунду назад переполняли Гермиону. Воображение тут же с легкостью нарисовало парочку весьма пикантных картинок с участием «сладкой парочки» слизеринцев. Передернув плечами, Гермиона уже собралась сделать решительный шаг в сторону выхода из лазарета, как вдруг притихший голос Драко заставил ее остановиться.
- Я больше не собираюсь обсуждать с тобой Грейнджер, ясно?
Гермиона замерла, прислушиваясь. Да, она не любила подслушивать. И понимала, что это совсем невежливо, что сейчас как раз самое время уйти, но что-то не давало оторвать ноги от пола и удалиться. Видимо, потому, что разговор на этот раз касался ее самой.
- Драко, - голос Пэнси прозвучал немного взволнованно. – Как же ты не поймешь, я ведь всего лишь беспокоюсь о тебе. Я вижу, что с тобой что-то не так. Ты… ведешь себя по-другому в этом году. Словно это и не ты вовсе. Когда ты перестал посвящать нас в свои дела – я не сказала тебе ни слова. Когда переложил на меня все твои обязанности старосты – я не стала возмущаться…
Драко едва слышно фыркнул.
- Даже когда ты настоял на том, чтобы мы расстались, - продолжала, не замечая, Паркинсон, - я приняла это, потому что знала, что тебе тяжело, что у тебя есть особая миссия. Но сейчас все совершенно не так. Все так… как не должно быть. Эти постоянные вызовы… и родители пишут… Драко, я желаю тебе только добра, как же ты не поймешь? Просто… дай мне помочь тебе.
- Мне ничего от тебя не нужно, - сухо сказал Драко и тут же добавил, смягчившись. – Пойми, Пэнс, я не хочу втягивать тебя во все это. Это просто… не твое дело, вот и все. Из уважения к твоей семье, к тебе… мы с детства друг друга знаем! Только поэтому я все еще слушаю тебя и не пытаюсь выставить за дверь, только потому, что ты… этого не достойна. Но у всего есть предел, Пэнс. Я не собираюсь терпеть твое занудство бесконечно.
- Занудство?! – тут же вспыхнула Паркинсон. – Значит, по-твоему я зануда, да, мистер Малфой?!
- Пэнси, не начинай…
- Нет уж, позволь мне, все-таки закончить! – Видимо, Драко в своей отповеди переступил какую-то незримую черту, и теперь вся сдержанность и нарочитая холодность Паркинсон улетела к черту на рога. Остались только искренняя злость, возмущение и желание высказать ему все, все что она о нем думает… - В тот день, когда этот выскочка Поттер чуть не убил тебя, я не смогла молчать, но подумала, что ты слишком слаб для таких разговоров, что нужно подождать и дать тебе время поправиться. Во второй раз ты пытался уйти от неприятной темы, как пытаешься и сейчас! Но я не настолько глупа, чтобы не понимать, что с тобой происходит, Драко! Мы выросли вместе, я знаю тебя, как облупленного, по твоим глазам могу прочитать, что ты скажешь в следующую минуту! Не делай из меня дурочку, Драко Люциус Малфой! Я вижу, КАК ты на нее смотришь! Вижу, с какой неохотой говоришь о компании Поттера, будто тебе не просто до чертиков надоел этот четырехглазый, а потому, что не хочется при нас говорить о НЕЙ!!! Я не права, Драко? Разве я не права? Между вами что-то есть, причем уже давно, потому что я не могу представить, будто бы Грейнджер удалось сменить твой гнев на милость за пару дней! И я начинаю подозревать, что ваша пламенная любовь разгорелась на углях НАШИХ отношений! Скажи мне, вы давно с ней встречаетесь?!
За ширмой наступила звенящая тишина. После гневных выкриков Паркинсон тишина казалась почти осязаемой. Гермиона прижала ладонь к губам в предчувствии того, что Драко сейчас должен что-то ответить. Боялась ли она? Вряд ли. Скорее, волновалась. Надеялась, что он скажет все правильно. И тогда не придется разговаривать с друзьями самой, ведь Паркинсон непременно разнесет новость по всей школе. Трусливая мысль, но именно она почему-то пришла в голову Гермионы перед решающим моментом. А потом…
- Если ты о том, как давно мы с ней спим…
- Так вы еще и спите вместе?! – раздается визг Паркинсон.
- Не визжи, Пэнс, - недовольный голос Малфоя. – Да, мы спим с ней. Это ничего не доказывает. Ты сама минуту назад твердила, что из тебя не стоит делать дурочку. Так вот пошевели мозгами, Пэнс, и ответь, неужели мне нужны какие-то там, как ты громко их назвала, отношения, чтобы затащить глупенькую девочку в постель?
- И все равно, - упорно продолжает верещать Паркинсон, - я не поверю ни единому твоему слову, если ты не объяснишь, почему эта чертова гриффиндорка, подружка Поттера, оказалась на моем месте!!!
- Во-первых, не на твоем, - бросил Малфой с издевкой. – А во-вторых, если тебе нужны объяснения, то я предлагаю еще раз как следует поработать серым веществом. Неужели ты думаешь, что меня может что-то связывать с магглорожденной всезнайкой, которая, к тому же, похожа на потрепанное помело? Конечно же, ничего! Кроме… Поттера.
- Причем тут Поттер? – спросила Пэнси недоверчиво, но тон все-таки сбавила.
- Да притом! – зло откликнулся Малфой. – Притом, что она – его лучшая подруга. Кому он станет верить, как не ей? При всем уважении, Пэнс, ты сегодня очень туго соображаешь.
- Наверное, потому, что ты не слишком доходчиво объясняешь, - язвительно откликнулась Паркинсон.
- Ну, тогда объясняю для самых недогадливых, - прошипел Малфой, выходя из себя. – Один раз и с особой четкостью. Темный Лорд поручил мне очень важное, тяжелое и опасное задание, связанное с Хогвартсом. Я должен его сделать так, чтобы никто не смог мне помешать. А так как Дамблдора постоянно нет в школе, то единственной помехой остается Поттер, который вечно сует во все свой длинный нос! Он подслушал наш разговор в «Хогвартс-экспрессе» и наверняка кое о чем догадался. Единственный способ нейтрализовать Поттера – это занять его внимание чем-то не менее важным. Вот мне и пришлось сыграть роль этакого сентиментального добрячка, романтического злодея и… подобраться к Поттеру через Грейнджер. Она довольно тяжелый материал, упертая и недоверчивая, к тому же слишком правильная, как все гриффиндорцы. Вот мне и пришлось немножко поиграть с ней, заставить ее поверить в то, что она мне нравится, даже провести с ней пару… ночей, так сказать, чтобы все выглядело максимально похожим на правду. Ясно теперь?
- То есть, - проговорила Пэнси неестественно тихо, и в голосе ее сквозило удивление и восхищение, - ты просто использовал ее, как прикрытие? Попользовался заучкой Грейнджер, а она этого даже не заметила?
- Именно так, - ответил самодовольный голос слизеринца.
Паркинсон мстительно расхохоталась.
Гермиона вздрогнула, поняв, что все еще находится в больничном крыле, что все еще стоит у светло-зеленой ширмы, скрывающей кровать и двух слизеринцев, один из которых всего пару минут назад казался ей самым дорогим человеком на всем белом свете. Ради него она готова была разрушить все, что только у нее было, потерять уважение преподавателей и сокурсников, доверие друзей, а может, и саму дружбу. И вот прошло каких-то две минуты. А мир вдруг переменился. Словно небесный свод, не удержавшись, всей своей тяжестью рухнул на ее хрупкие плечи. В ушах стоял звон от неестественного смеха Паркинсон. А в голове – туман, и тупая игла застряла где-то в сердце, мешая вздохнуть, не позволяя думать ни о чем другом, кроме того, что он только что сказал. «…Пришлось немножко поиграть с ней, заставить ее поверить в то, что она мне нравится…». Он всего лишь… поиграл… как с куклой.
Гермиона сжала виски руками, словно хотела прогнать из своей головы его голос, его запах, цвет его глаз… словно не желала осознавать то, что услышала. Она могла бы предположить, что он просто солгал, прикрывая саму Гермиону от огласки, от ненависти Пэнси Паркинсон. Могла бы подумать логически и найти массу причин тому, что он только что сказал. Но слишком уж правдиво звучали его слова, слишком многое объясняли, чтобы быть обычной отговоркой… И как назло именно сейчас разум Гермионы умчался куда-то за грань реальности, оставив ее один на один с разрывающимся на части сердцем.
Сжав зубы, Гермиона развернулась и неспеша пошла прочь из больничного крыла. Она не заботилась о безопасности, не пыталась скрыть свое пребывание у постели слизеринца, тем более что он и его подруга детства, похоже, начали что-то бурно обсуждать. Им не было дела до тихих шагов и скрипа старой двери. Им не было дела до тоненькой фигурки, сжавшейся в комочек, той, что покидала приветливые стены больничного крыла. И ей больше не было дела до них.
Она продолжала идти, передвигая ноги, словно какой-то автомат. Она до боли в костяшках пальцев сжимала собственные плечи и не осознавала этого. Не видела тускло освещенных скупым серым светом коридоров. Не видела холла и мистера Филча, который пытался что-то ей сказать. Не слышала рева болельщиков и обрывков комментариев, доносившихся со стадиона. Она словно не жила. Перестала видеть, чувствовать, дышать. Единственное, что она осознавала, так это его слова и ядовито-холодный смех Паркинсон.
На берегу Озера, у старой кряжистой ивы, Гермиона остановилась, прислонилась к теплому шершавому стволу и сползла на землю. Девушку трясло. По лицу текло что-то горячее и мокрое. Она не замечала этого. Она перестала замечать. И кажется, навсегда.

Если ад на земле возможен, то я как раз в его середине…

***

Утро начиналось безмятежно и довольно скучно. После громкой победы ни один студент Гриффиндора не вспомнил о том, что капитан-то в решающем матче и не участвовал. Все знакомые и незнакомые ребята в красно-желтых галстуках и с нашивками с гербом Гриффиндора на мантии считали своим долгом при встрече кивнуть, улыбнуться или сказать что-то одобрительное Гарри Поттеру. Примерно столько же улыбок и похвал досталось и Рону, тем более что он чаще всего был рядом с Гарри. Даже Лаванда, в последнее время строившая кислую физиономию при появлении в поле ее зрения Золотого Трио, удосужилась поздравить Гарри и одарить Рона снисходительно-ревнивым взглядом.
- Как приятно пожинать плоды славы, - с довольной улыбкой пробормотал Рон, растягиваясь на диване в гостиной сразу после завтрака. – Все девчонки тебе улыбаются и, держу пари, готовы прыгнуть тебе на шею, если ты только позволишь себе посмотреть в их сторону.
- Да ты просто ловелас, Рон, - усмехнулся Гарри, перелистывая учебник по Трансфигурации. В отсутствие учебника Принца, который он так привык вертеть в руках, Гарри пытался чем-то компенсировать недостачу.
Рон полуобиженно – полуодобрительно фыркнул и уставился в потолок, расписанный потускневшими от времени фресками.
- И все-таки жизнь хороша, - заметил он. – Представляешь, даже равенкловцы меня сегодня поздравляли. Ну, Луна, там, еще пара человек…
- Угм, - кивнул Гарри. – Особенно Луна.
- При чем тут это? – вспыхнул Рон и швырнул в Гарри диванной подушкой.
Гарри со смехом отбросил Трансфигурацию, поймал пущенный снаряд и прижал его к животу. Посмотрел на Рона понимающе. И вдруг почувствовал, как в гостиной стало светлее, будто в узкое стрельчатое окно заглянуло приветливое летнее солнышко. Обернувшись, он увидел вошедшую через портретный проем Джинни.
- Привет, - буркнул Рон, напустив на себя строгий вид.
Джинни усмехнулась.
- Привет, - ответила она и уселась прямо на пол у камина, прислонившись спиной к ногам Гарри. При этом сердце Мальчика-Который-Выжил сделало сальто-мортале, а на губах заиграла неосознанная счастливая улыбка.
- Эй-эй! – возмутился Рон. – Полегче!
- Вот еще, - повела плечом Джинни. – Ты-то со своей Лавандой не сильно стеснялся.
Рон пожалел, что запустил подушкой в Гарри. Сейчас в качестве снаряда могла послужить только стоящая на столе чернильница, но Рон не рискнул испытывать нервы сестрицы на прочность.
- Кстати, - вдруг встрепенулась Джинни. – А где Гермиона? Вы видели ее на завтраке?
- Я – нет, - тут же откликнулся Рон. – Меня осаждала толпа второкурсников с просьбой дать им автограф.
- Ты невыносимо тщеславен, Рональд Уизли, - Джинни возвела глаза к потолку.
- Я тоже ее не видел, - заметил Гарри немного обеспокоенно. – А ты?
Джинни покачала головой. Они с Гарри пару секунд смотрели друг другу в глаза и, не сговариваясь, встали. Рон удивленно перевел взгляд с сестры на друга.
- В чем дело? – спросил он.
- Кажется, я не видел ее со вчерашнего вечера, - проговорил Гарри еле слышно. – Рон, ты видел Гермиону после матча?
- В гостиной ее не было, - ответил Рон, все сильнее нервничая. – А что случилось-то? Я думал, она как всегда в библиотеке или уроками занята…
- Я тоже ее не видела, - перебила Джинни, в упор глядя на Гарри.
- Да хватит вам в гляделки играть! – наконец, вскипел Рон, вскакивая. – Объясните мне, что тут происходит!
- Сядь, Рон, - осадила брата Джинни. – Ничего не происходит. По-крайней мере, я на это надеюсь.
- Подумай, - вдруг выдавил Гарри. – Кого вчера не было на матче, да и быть не могло?
Джинни пожала плечами:
- Филча. Мадам Пинс. Снейп сидел с тобой. И… все.
- Нет, не все, - совсем тихо сказал Гарри, но Джинни услышала. Тут до нее дошел смысл его опасений. Глаза ее начали медленно расширяться от осознания.
- Только не говори, что думаешь то же, что и я… - прошептала она и прижала ладонь к губам.
- Да что, черт побери, происходит?! – подал голос Рон с дивана.
- Сейчас мы это и выясним, - ответил в одно мгновение помрачневший Гарри, и направился к комнатам девочек.
- Стой, Гарри! – крикнула вслед Джинни. – Лучше я. Ты все равно не сможешь. Лестница заколдована.
Гарри остановился, поняв, что Джинни права – мальчикам в спальни девочек вход был закрыт. Гарри выжидающе посмотрел на Джинни. Девушка вздохнула и направилась в комнату Гермионы.
На стук никто не откликнулся. Джинни вспомнила, что видела Лаванду и Парвати у дверей Большого зала – они направлялись к главному холлу, значит, в комнате их быть не могло. Следовательно, Гермиона одна. Если она вообще в своей комнате.
Джинни нерешительно толкнула дверь, боясь того, что за ней увидит. «Черт, черт, черт! – думала она при этом. – Ну, кто просил меня встревать в это дело?! Кто меня за язык тянул? Что теперь будет?..» В спальне шестого курса было сумрачно из-за задернутых штор и… пусто. Только разбросанные по комнате вещи, смятое одеяло на кровати. Джинни почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Пустота. Значит, Гермиона не приходила. Значит, не ночевала здесь… холодок пробежал по спине рыжей ведьмочки. Но тут Джинни увидела… нет, скорее почувствовала каким-то седьмым чувством, что в комнате кто-то есть. Приблизившись к кровати Гермионы, Джинни пискнула от ужаса и зажала рот рукой. То, что она приняла за сбившееся одеяло, было… Гермионой.
- Герми… она… - хрипло выдавила Джинни. – Как ты?
Отвечать на этот вопрос было необязательно. Джинни все поняла по лицу. По бледной коже, влажным дорожкам на щеках, по темным кругам под покрасневшими от слез глазами. По судорожно сжимающим рукава мантии пальцам. Гермиона, кажется, не раздевалась со вчерашнего дня. Кажется, она и спала в одежде, если предположить, что она вообще спала.
Джинни глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки и ни в коем случае не думать, что в том, что творится сейчас с ее лучшей подругой, есть доля и ее, Джинни, вины. Подошла к окну и резко одернула шторы. В комнату брызнул яркий солнечный свет, тут же отразившись гурьбой солнечных зайчиков от флакончиков и склянок на туалетном столике Лаванды. Свет проник и под полог Гермиониной кровати. Девушка сощурилась и прикрыла глаза рукой.
- Закрой, - выдавила она.
Джинни содрогнулась. Еще никогда за все шесть лет знакомства она не слышала, чтобы голос лучшей ученицы Гриффиндора звучал так… обреченно.
Не позволив сантиментам диктовать свои условия разуму, Джинни подошла к подруге и, взяв ее за плечо, сказала как можно спокойнее:
- Гермиона, что бы там ни произошло… вчера или сегодня… ты должна встать.
Гермиона отвернулась, сжала губы. Она даже не подозревала, как в это мгновение была похожа на НЕГО. Джинни вздохнула, но отступаться не собиралась. Упрямства дочери Молли и Артура Уизли было не занимать.
- Если я сказала, что тебе нужно встать, значит, тебе придется это сделать, Гермиона Грейнджер! – четко проговорила Джинни и, не давая возможности жалости просочиться сквозь поставленный разумом барьер, потянула волшебную палочку из кармана. – Увы, придется умыться и привести себя в порядок – это можешь считать маленьким бонусом к тому, что доставишь мне удовольствие лицезреть тебя на ногах, а не в постели. Подъем!
- Уходи, - глухо пробормотала Гермиона.
- Обязательно! – немного нервно усмехнулась Джинни. – Только вместе с тобой! Прости, но так надо. Агуаменти!
На Гермиону обрушился холодный душ. Взвизгнув, девушка подскочила с кровати и, в ярости сжав кулаки, уставилась на Джинни.
- Ты спятила! – закричала промокшая Гермиона. – Чего тебе от меня надо?! Неужели мало того, что ты уже сделала?! Оставь меня в покое!..
- Я не знаю, о чем ты, - слукавила Джинни. – Может, я и сделала что-то не так, но это не дает тебе права держать твоих друзей в неведении относительно твоего самочувствия. Они беспокоятся о тебе. Рон и… Гарри. Они не видели тебя вчера вечером и сегодня за завтраком. Поэтому советую тебе привести себя в порядок и спуститься вниз, каким бы паршивым не было твое настроение. Поверь, самоедство еще никого до добра не доводило.
Гермиона бросила недоверчивый взгляд на подругу и проговорила:
- Хорошо, я… спущусь. Если они беспокоятся…
- Да, Гермиона, они, то бишь, твои лучшие друзья, уже готовы поднять на уши весь Хогвартс, разыскивая тебя. Так что я бы советовала не задерживаться. Если не спустишься через десять минут, клянусь, Гарри поднимется сюда на метле!
Гермиона невесело усмехнулась. Джинни, во время дискуссии отчаянно жестикулировавшая руками, успокоилась и убрала волшебную палочку.
- Мы тебя ждем, - сказала она и развернулась, чтобы уйти. Но вдруг остановилась и, не зная, делает она лучше или хуже, сказала. – Гарри все знает. Ему Макмиллан рассказал. Не я, - зачем-то добавила Джинни и, бросив последний взгляд на подругу, окончательно вышла.
Гермиона, как и обещала, спустилась через десять минут. Умывшаяся, причесавшаяся, переодевшаяся и… неживая. Гарри сразу заметил этот взгляд – опустошенный, безжизненный, - тот самый, который напоминал ему действие Империуса или поцелуй дементора. Внутри все содрогнулось при мысли о том, что же нужно было пережить, чтобы взгляд стал таким. Гарри это было известно не понаслышке. Сердце болезненно сжалось, и захотелось просто обнять эту хрупкую, отчаявшуюся девушку, наговорить ей приятных глупостей и увидеть ее улыбку. Настоящую, живую. Сейчас он был готов простить ей все на свете. Даже молчание. Даже ложь. Даже… Малфоя.
- Привет, - тихо сказала Гермиона, не глядя на друзей. Она присела на краешек дивана и принялась старательно изучать свои изгрызенные ногти.
- Привет, - отозвался Гарри, чувствуя, как в носу защипало от ее голоса. Что же с ней творится, Мерлин?
- Что случилось? – взволнованно спросил Рон.
Гермиона покачала головой. Сил на ответы не осталось. Они все ушли на то, чтобы перестать жалеть себя, подняться, собраться и выйти к ним, в гостиную.
- Гермиона, ты можешь все нам рассказать, - продолжал увещевать Рон, искренне надеясь, что это всего лишь очередной срыв из-за уроков. Но что-то подсказывало, что случилось что-то намного страшнее.
Гермиона не ответила. Она продолжала смотреть на свои руки. Джинни нервно заерзала на стуле, перехватила взгляд Гарри и, тут же вскочив, затараторила:
- Рон, ты не мог бы уделить мне минутку внимания? Нам нужно поговорить. Наедине. Ничего не случится, если ты на секундочку отвлечешься, ведь так? Здесь Гермиона в безопасности, ничего страшного не происходит, а Гарри и сам может с ней поговорить, правда?
Гарри рассеянно кивнул в ответ.
Рон недовольно пробормотал что-то про несносных девчонок и дурацкие депрессии, но все-таки взял сестру за руку. Вдвоем они покинули гостиную.
Повисла неловкая тишина. Гарри смотрел на Гермиону настороженно, пытаясь понять, что могло произойти с его подругой за каких-то двадцать четыре часа. Что могло случиться ТАКОГО, что вся остальная жизнь вдруг показалась ей чем-то… незначительным? Нет, конечно, он мог бы потребовать ответа, сказать, что считает себя преданным и больше не желает слышать лживых отговорок или молчания… но что-то удерживало Гарри от такого разговора. Он не мог найти в себе силы, чтобы… обвинить. Потому что должен был защищать. И тут осознание полоснуло разум раскаленным лезвием. Гарри побледнел, сжал кулаки. Не может быть, чтобы все было именно так… Вздохнув поглубже, он положил руку Гермионе на плечо и как можно более участливо спросил, хотя голос его при этом дрожал от гнева:
- Это из-за него, Гермиона? Ответь. Это из-за… Малфоя?
Гермиона не проронила ни слова. Только немного больше напряглась и, кажется, чуть-чуть отодвинулась. Гарри сглотнул комок, подступивший к горлу. Что ж, гулять, так гулять.
- Что он сделал, Гермиона? Мне важно знать. Скажи. Я пойму. Он… тебя обидел? Что-то сказал? Или сделал?
С ужасом Гарри увидел, как по щеке Гермионы скатилась одинокая слеза и упала на ее сцепленные руки. При этом выражение ее лица оставалось непроницаемым. «Как кукла…» - подумал Гарри и передернулся от пришедшей мысли. Нет, здесь что-то больше, чем просто «обидел» или «что-то сказал». Здесь читалась целая трагедия – в этом застывшем, как камень, лице, в этих слезах, которые не удержать никакими усилиями воли. Что же произошло между ними? Неужели Малфой… ее бросил?
Гермиона вскинула голову, посмотрев на Гарри с отчаянием и мольбой.
- С чего ты взял? – спросила она хрипло.
Гарри растерялся. Неужели он произнес это вслух? Значит…
- Значит, вы в самом деле… - не сдержался Гарри, но, увидев, как всколыхнулась в глазах подруги нестерпимая боль, замолчал, проклиная сам себя. – И что ты теперь намерена делать?
- Ничего, - выдохнула Гермиона еле слышно.
- Значит, ты просто оставишь все, как есть? Будешь вот так убиваться, ходить, как зомби и делать вид, что тебя все устраивает?
- А что я могу сделать, Гарри?! – вдруг вскрикнула Гермиона.
Гарри вздрогнул. Чувство бесконечной жалости к этой запутавшейся, израненной, нуждающейся в помощи девушке заполнило его и перелилось через край. Гарри сел рядом с ней и, притянув ее к себе, крепко обнял. От сомнений не осталось и следа – он твердо решил, что никогда не станет ставит ей в упрек ее молчание и обман. Она сама достаточно себя наказала. Но вот разобраться с Малфоем ему никто не может помешать…
Через полчаса, согретая теплыми руками друга, выплакавшаяся, напоенная горячим чаем и успокоительным зельем Гермиона отдыхала в своей комнате. Она так и не сказала, в чем причина ее траурного настроения, но Гарри и так все было ясно. Не говоря ни слова Рону (Джинни торжественно поклялась охранять Гермиону в комнате, пока та будет спать), Гарри сжал кулаки, стиснул зубы и направился прямиком в больничное крыло.
Он даже не подумал о том, что там наверняка будет мадам Помфри, да еще Паркинсон или кто-нибудь другой из слизеринцев. Не подумал, чем может обернуться эта «беседа» для него самого, для Гермионы, для остальных. Его гнала вперед слепая ненависть и жажда отомстить. Наконец-то отомстить. За все. За Гермиону. За себя. За Министерство и за Сириуса. За шесть лет унижений. За то, что однажды мальчик по имени Драко Малфой появился на свет.

Date: 2015-09-05; view: 291; Нарушение авторских прав