Февраль 2009

Сейчас Мараван больше работал во второй половине дня, однако ближе к обеду уходил на небольшой перерыв, чтобы встретиться с Санданой. Обычно он ждал её возле бюро путешествий, а потом они шли в кафе, ресторан или закусочную на вокзале. Они хотели как можно больше рассказать друг другу о себе и своём прошлом и использовали для этого каждую свободную минутку.

Однажды Сандана спросила его:

– Как вы думаете, что бы мы сейчас делали, если бы находились на Шри‑Ланке?

– Вы имеете в виду прямо сейчас? – уточнил Мараван.

Девушка кивнула:

– Да, прямо сейчас, в половине первого пополудни.

– По местному времени? – улыбнулся Мараван.

– Да.

– Там должно быть жарко, но без дождя.

– Да, но что мы бы делали?

– Я представляю нас вдвоём на берегу, – ответил Мараван. – На берегу, под пальмами, прохладнее. Океан спокоен. В феврале обычно так.

– И мы там одни?

– Я не вижу вокруг ни одного человека.

– А почему мы под пальмами, а не в воде?

– У нас нет купальников. Только саронги.

– Но ведь в них тоже можно плавать?

– Да, но, промокнув, они становятся прозрачными.

– И вас это смущает?

– Нет. Если рядом вы – нисколько.

– Ну, тогда давайте зайдём в воду.

В другой раз Мараван рассказал ей об Улагу и Нангай. О том, что она значила для него и что он чувствует себя виноватым в её смерти.

– Разве вы не говорили, что без лекарства она всё равно бы усохла?

Мараван кивнул.

– И разве ваша сестра не сказала, что она умерла внезапно?

Они сблизились. Общаясь, едва касались друг друга, однако при встрече и на прощанье целовались, как принято в Европе.

Сандана по‑прежнему жила у коллеги, очень милой жительницы Бернер Оберланда,[41]которую Мараван видел только один раз, столкнувшись с ней в бюро путешествий. С родителями Сандана по‑прежнему не общалась.

Однажды вечером Мараван, рано покончив с работой в Соколином переулке, сидел в Интернете, просматривая интересующие его информационные сайты. Вести с родины день ото дня становились всё более удручающими. Созданная для беженцев зона безопасности, по сообщениям ТОТИ и разных международных организаций, подвергалась бомбардировкам. Среди гражданского населения имелись многочисленные жертвы. Многие предрекали скорую победу правительственных войск. Однако Мараван, как и большинство его земляков, знал, что победа ещё не гарантирует мира.

Вдруг кто‑то яростно зазвонил в дверь. На часах было около одиннадцати.

В «глазок» Мараван увидел тамильца средних лет.

– Что вам нужно? – спросил он незваного гостя как раз тот момент, когда тот отпускал кнопку звонка.

– Открывай! – закричал мужчина.

– Кто вы такой?

– Я её отец. Сейчас же открой, или я вышибу дверь.

Мараван открыл и только теперь узнал отца Санданы, который тут же устремился в квартиру.

– Где она?

– Если вы имеете в виду Сандану, то её здесь нет.

– Я знаю, что она здесь.

Мараван жестом пригласил мужчину осмотреть квартиру. Махит прошёлся по всем комнатам, заглянул в ванную и на балкон, однако никого не нашёл.

– Где она? – угрожающе зарычал он.

– Дома, вероятно, – ответил Мараван.

– Дома она уже давно не живёт!

– Тогда, полагаю, она у подруги.

– Ха! У подруги! – воскликнул Махит. – Она живёт здесь!

– Это она вам сказала?

– Мы с ней больше не разговариваем!

До сих пор он почти кричал, но потом вдруг словно опомнился и повторил уже спокойно:

– Мы с ней не разговариваем.

Мараван увидел в глазах у мужчины слёзы. Он положил ему на плечо руку, однако Махит сбросил её рывком.

– Присаживайтесь, – предложил Мараван. – Я сделаю вам чаю.

Он указал на стул перед монитором. Махит покорно сел, всхлипывая, и закрыл лицо ладонью.

Когда Мараван вернулся с подносом, отец Санданы уже пришёл в себя. Он поблагодарил хозяина и принялся пить чай маленькими глотками.

– Почему она, дав нам понять, что собирается жить здесь, переехала к подруге?

– Она не хочет замуж за человека, которого вы ей навязываете, – ответил Мараван.

Махит покачал головой.

– Но это хороший человек. Мы с женой долго искали, поверьте, это не первый встречный.

– В Европе девушки предпочитают сами выбирать себе мужей.

Махит снова разозлился.

– Но она не европейская девушка! – закричал он.

– При этом она никогда не была на Шри‑Ланке, – добавил Мараван.

Отец Санданы кивнул, а потом на его глаза снова навернулись слёзы. Теперь он уже не пытался их скрыть.

– Проклятая война! – всхлипывал он. – Эта проклятая война…

Допив чай, Махит успокоился, извинился и ушёл.

Теперь Мараван не мог работать как раньше. Почти каждый день после обеда он уходил. «Перекусить», – как объяснял он Андреа.

Возвращался он всегда в хорошем настроении, чего с ним не бывало со дня получения известия о смерти Нангай.

Клиент, попробовавший в тот вечер другой вариант меню, попросил себе того же самого ещё раз, с очередной женщиной, однако Мараван категорически ему отказал.

– У нас запланировано это, – велел он передать через Андреа.

– Да, но то прекрасно работало! – возразил клиент.

– У нас другие блюда, – настоял Мараван.

На этом тему закрыли.

Мараван не хотел открывать Андреа истинную причину изменений меню в тот вечер, а она ни о чём не спрашивала. Не хотела его раздражать, тем более что в последнее время всё шло хорошо.

В его тайну она проникла случайно. Македа получила заказ на обслуживание участников конференции ООН в Женеве, и Андреа, посадив её на поезд, зашла на вокзале в буфет. Там она и увидела Маравана.

Он сидел за одним из столиков рядом с симпатичной тамилкой. Оба не сводили друг с друга глаз. Андреа помедлила, однако потом всё же решилась нарушить их уединение.

– Простите, что помешала, – сказала она, приблизившись к столу.

Девушка перевела вопросительный взгляд с неё на Маравана. Тот словно язык проглотил.

– Я Андреа, деловой партнёр Маравана, – представилась Андреа.

В ответ тамилка протянула ей руку и улыбнулась.

– А меня зовут Сандана.

Она говорила на швейцарском диалекте совершенно без акцента.

Поскольку Мараван не пригласил Андреа сесть, та немедленно удалилась. «Пока!» – сказала она Маравану. А Сандане – «Приятно было познакомиться».

– Почему ты не сводил бедняжку в какой‑нибудь более‑менее приличный ресторан, – выговаривала она тамильцу уже на кухне в Соколином переулке.

– Она работает в бюро путешествий и выскочила на несколько минут на обед, – ответил он.

Андреа улыбнулась:

– Теперь мне всё ясно: любовь.

Мараван покачал головой.

– Думаю, ты ошибаешься, – пробурчал он, не отрываясь от работы.

– Во всяком случае, не в отношении неё, – ответила Андреа.

А на следующее утро в центре внимания делового мира оказалось ещё одно известие, связанное с «Кугагом»: Ханс Штаффель, всё ещё «руководитель года», лишился своего кресла. «Из‑за разногласий с руководством компании по вопросу стратегии развития предприятия», – гласило официальное заявление.

Однако комментаторы связывали это увольнение с загадочным решением Штаффеля организовать совместное предприятие с главным конкурентом «Кугага».

– Смотри‑ка, знакомое лицо! – воскликнула Македа, притягивая Андреа газету с портретом Штаффеля.

Этот снимок сделал отнюдь не дешёвый фотограф в лучшие для Штаффеля времена для годового отчёта предприятия. Андреа пролистала газету, которую только что купила вместе с круассанами к завтраку. Македа вопросительно смотрела на подругу: она не читала по‑немецки.

– И что про него пишут? – поинтересовалась эфиопка.

– Его выгнали с работы, – ответила Андреа, просмотрев статью.

Македа удивлённо взглянула на газету.

– Выгнали? Я считала его гением!

– Что‑то сглупил с одной голландской фирмой, – пояснила Андреа.

– А тот, что с ним приходил тогда ужинать, был разве не голландец? – вспомнила Македа.

– Голландец, – согласилась Андреа и задумалась.

В той же газете Маравана заинтересовало другое. Более десяти тысяч его соотечественников вышли на демонстрацию перед зданием ООН в Женеве. Они требовали немедленного прекращения боевых действий.

На родине обстановка накалялась с каждым днём. Кольцо вокруг армии ТОТИ сжималось. Сейчас «тигры» контролировали территорию вокруг населённого пункта Путиккудийруппу, общей площадью не более ста пятидесяти квадратных метров. Города Килипоччи, Муллайтиву и Чалай, а также Слоновий перевал находились в руках правительственных войск. По оценкам Красного Креста, вместе с десятью тысячами боевиков ТОТИ в окружении оказались почти двести пятьдесят тысяч мирных жителей, которые снова и снова попадали под обстрелы.

И в то время как в Женеве соотечественники Маравана требовали возвращения к мирной жизни, в Коломбо их правительство отмечало с военным парадом шестьдесят первую годовщину независимости Шри‑Ланки.

– Я убеждён, что в ближайшее время «тамильские тигры» будут разгромлены окончательно, – заявил президент Махинда Раджапаске.

Он призывал всех граждан Шри‑Ланки, покинувших страну из‑за войны, вернуться.

В газетах опубликовали не заслуживающие доверия снимки двухэтажного бункера лидера «тигров» Прабхакарана, который тот якобы оставил, бежав из страны.

И только отложив газету в сторону, Мараван заметил портрет человека, которого обслуживал в прошлом месяце в Соколином переулке, когда Андреа выскочила в бар за спичками. Подпись под снимком гласила: «Сенсационное увольнение: руководитель года Ханс Штаффель».

Ближе к обеду, когда они с Андреа всё ещё лежали в постели, Македа неожиданно вспомнила:

– Он его фотографировал.

– Кто? – не поняла Андреа.

– Голландец. Когда этот тип пошёл с Сесилией в соседнюю комнату, голландец приоткрыл дверь, достал что‑то из кармана и так стоял, заглядывая в комнату, пока Сесилия не наорала на него.

– А откуда ты знаешь, что он их фотографировал?

– Сесилия закричала: «Эй! Фото только за дополнительную плату!»

Мараван и Андреа снова обслуживали супружескую пару. Люди искусства, обоим лет по сорок пять, наблюдались у доктора Дюбуа. Андреа понятия не имела, кто дал им её телефон и адрес. Вероятно, слухи об их фирме до сих пор ходили среди пациентов Эстер.

Супруги жили в частном доме с огородом, и жена потребовала от Маравана клятвенного подтверждения того, что он использует только натуральные продукты. Мараван уверил её в этом, хотя в отношении некоторые ингредиентов молекулярной кухни это было и не совсем так.

– Ты слышал, этого Штаффеля уволили, – сказала Андреа Маравану на кухне.

– Кризис, – пожал плечами тамилец.

– Македа говорила, что голландец сфотографировал его с одной из её коллег.

– Мне это неинтересно, – оборвал Андреа Мараван.

– Неужели ты не понимаешь? – продолжала Андреа, не обращая внимания на его слова. – Он снимает Штаффеля с проституткой, а потом тот неожиданно заключает странную сделку с конкурирующей фирмой.

Мараван снова пожал плечами.

– И как ты думаешь, в какой стране находится эта фирма?

– В Голландии? – догадался Мараван.

Не один Мараван ходил те дни влюблённым. Дальманн – впервые за бог знает сколько лет – тоже потерял голову. Его больным сердцем завладела та, кому оно, пожалуй, меньше всех было нужно. Македа, девочка по вызову из Эфиопии и подруга Андреа, администратора «Пищи любви».

Дальманн снова и снова заказывал ужин с нею. И вовсе не потому, что не мог насытить свой сексуальный аппетит. Нет, в этом отношении он чувствовал и свой возраст, и сердце, и весь свой ежедневный коктейль медикаментов. Просто ему нравилось общество Македы. Он любил её юмор, её подчас непостижимую иронию. И главное, он не мог на неё насмотреться.

Именно поэтому Дальманн платил немалые деньги за самые немудрёные развлечения: приглашал её к себе домой, смотрел с ней телевизор и часами напролёт сидел за нардами, безнадёжно проигрывая.

Она казалось Дальманну непохожей на его прежних подруг: никогда не требовала, чтобы он показывался с ней в обществе, и вообще как будто не имела намерения извлечь из их отношений хоть какую‑нибудь практическую пользу.

Поначалу Дальманну это нравилось, однако потом стало беспокоить. Его не переставал мучить один и тот же вопрос, который он время от времени задавал Македе:

– Неужели я тебе хоть чуточку нравлюсь?

И каждый раз Македа отвечала одно и то же:

– Хоть чуточку? I absolutely worship you.[42]

Эта необязательность их отношений привела в конце концов к тому, что Дальманн стал дарить ей подарки. Сначала жемчужное ожерелье, потом так гармонирующий с ним жемчужный браслет, потом чёрное, как ночь, норковое манто.

Дело дошло до того, что он появился с ней в «Хувилере».

Македа равнодушно расправилась с меню «Большой сюрприз», как будто ела такое каждый день. И постоянно пила шампанское, что огорчало Фрица Хувилера как повара, но не могло не радовать как бизнесмена. Потому что Дальманн всё равно пил вина, оставляя их выбор за сомелье.

На кухне сразу заговорили о Дальманне и его очаровательной спутнице. Работники ресторана один за другим выглядывали в зал, чтобы потом высказать своё мнение по поводу того, кто она: танцовщица, модель или проститутка?

Строго говоря, Дальманн не мог позволить себе сейчас даже такой экстравагантности, как Македа. Акции крупнейшего в стране банка, в которые были якобы надёжно вложены его деньги, и не думали расти. Напротив. Это поддерживаемое государством финансовое учреждение объявило об убытке в двадцать миллиардов франков за истёкший год – беспрецедентное падение в истории страны.

Клиенты сняли со своих счетов двести двадцать шесть миллиаров франков, стоимость акций за год упала на две трети. Американская налоговая служба пригрозила лишить банк лицензии, если он откажется выдать ей информацию о нескольких сотнях клиентов – американских граждан, подозреваемых в уклонении от уплаты налогов.

А без американской лицензии швейцарскому банку рассчитывать было не на что.

В сложившейся ситуации сделка Штаффеля и ван Гендерена казалась большой удачей. Новое руководство фирмы, пытаясь её расстроить, оказывало на Штаффеля давление со стороны акционеров. Однако Дальманну было всё равно. Комиссионные он получил, уже через другой, более успешный банк.

Дальманна удивляло, как быстро этому ван Гендерену удалось окрутить беднягу Штаффеля. Подробностей он не знал, хотя кое‑какие подозрения на этот счёт у него имелись. Слухи о том, что жена Штаффеля подала на развод, проникшие в местную прессу из ежедневной зальцбургской газеты, их подтверждали.

В любом случае, к делам Дальманна это уже не имело никакого отношения.

Успех намечался и в другой области, а именно тайско‑пакистанских контактов, с Ваеном и Раззаком. Оба уже договорились с Карлайслом о продаже оружия в Таиланд и Пакистан через США. Вполне возможно, что груз уже вывезен из Америки. Тайская часть неофициально погружена на корабли ТОТИ в Бенгальском заливе, пакистанская совершенно легально отправлена в Коломбо.

Всё это, конечно, уже не в компетенции Дальманна. Он всего лишь оказал услугу за вполне разумный процент. В конце концов, не он, так кто‑нибудь другой. И полученная Дальманном за это сумма уже поступила на его счёт в одном маленьком, но заслуживающем больше доверия, чем упомянутый выше, банке.

Это была всего лишь небольшая сделка, одна из тех, благодаря которым Дальманн ещё мог кое‑что себе позволить.

Около девяти часов вечера два небольших самолёта поднялись в воздух с окружённой правительственными войсками территории и взяли курс на Коломбо. В их кабинах сидели два знаменитых «чёрных тигра»: подполковник Рообан и полковник Сириттиран. Они взлетели прямо с городской автотрассы. Рообан оставил на прощание письмо, в котором призывал юношей вступать в ряды «тигров освобождения».

Незадолго до приземления их пути разошлись. Один самолёт полетел в направлении авиационной базы Катунайаке, другой взял курс на штаб командования ВВС в Коломбо.

В двадцать минут девятого, когда столица Шри‑Ланки погрузилась в темноту, завыли сирены.

Новость застала Маравана в тамильском магазине. Внезапно из служебного помещения послышалось улюлюканье и аплодисменты. Потом радостный владелец магазина выбежал в торговый зал.

– Мы бомбим Катунайаке и Коломбо! Ещё ничего не потеряно!

Мараван взял рис сали, индонезийский перец и пальмовый сахар и стоял в очереди в кассу, когда и покупатели, и продавцы вдруг словно с ума посходили. Катунайаке и Коломбо! Бомбардировки! А нам говорят, что «тигры» побеждены! Ничего ещё не потеряно!

Мараван подошёл к хозяину.

– А Раждапаксе говорит, что мы полностью разбиты! – кричал тот, захлёбываясь от счастья.

– Я хотел бы оплатить товар, – обратился к нему Мараван.

– А Прабхакаран покинул страну! В Интернете его фото с двумя пилотами!.. Ха!

– Пожалуйста, возьмите у меня деньги, – настаивал Мараван.

– Ты что, не радуешься? – подозрительно посмотрел на него владелец магазина.

– Я буду радоваться, когда наступит мир, – ответил Мараван.

Весь следующий день тамилец допоздна экспериментировал с коричными запахами для ароматизации блюд. Вечером, в очередной раз открыв дверь на балкон, чтобы проветрить комнату, он снова услышал аплодисменты и крики радости.

Мараван вышел посмотреть, что случилось.

На соседнем балконе стоял Муруган, отец большого семейства, и курил. Заслышав Маравана, он тотчас поднял голову.

– Что случилось? – спросил его Мараван. – Опять бомбардировка?

– Нет, «Миллионер из трущоб», – махнул рукой Муруган.

– «Миллионер из трущоб»? – переспросил Мараван.

– Это фильм о нищем индийском мальчике из Мумбаи, который выиграл миллион в телешоу, – пояснил сосед. – Завоевал кучу «Оскаров». Они чествуют Мани Ратнама.[43]

– Но разве Ратнам индус? – недоумённо спросил Мараван.

– Скорее индус, чем швейцарец, – отвечал сосед.

Дальманна не занимали ни события на Шри‑Ланке, ни церемония вручения «Оскара». Он был деловым человеком и – видит бог – имел достаточно оснований для беспокойства.

Банк, за который Дальманн молился каждый вечер, попросил у правительства разрешения на разглашение информации о трёх сотнях своих американских клиентов, обвиняемых чиновниками США в уклонении от уплаты налогов. Таким образом, был вбит последний гвоздь в крышку гроба банковской тайны.

«Сааб» – шведское предприятие, часть переживающей не лучшие времена компании «Дженерал моторc», разорился. Дальманн не то чтобы удивился или расстроился – он никогда не питал особых симпатий к расхожим маркам «автомобилей для интеллектуалов», – однако тот факт, что правительство допустило это банкротство, его насторожил.

Германия отказалась от конъюнктурной программы на пятьдесят миллиардов евро, а её государственный долг вырос до рекордного уровня.

А тут ещё Шеффер. Его звонок застал Дальманна в постели, пахнущей духами Македы, где он с удовольствием повалялся бы ещё.

Он заставил своего помощника ждать почти час и вышел к нему, побрившись, приняв душ и распространяя вокруг себя необыкновенно приятный аромат.

Шеффер сидел в комнате для завтрака с чашкой чая и гирляндами яблочной кожуры на тарелке.

– Что‑нибудь срочное? – недовольно спросил Дальманн, не поздоровавшись.

Он сразу почувствовал, что его помощник пришёл сообщить ему нечто действительно важное.

– Речь пойдёт о противниках экспорта оружия, – ответил Шеффер.

– Какое мне до них дело?

– Они вышли на Ваена.

– И что?

– Они узнали, что он перекупил проданные в США самоходные гаубицы.

– В этом нет ничего противозаконного, и ты знаешь это не хуже меня.

– Но они пронюхали, что Ваен продал их «тамильским тиграм».

– Это его проблемы.

– Рад, что ты можешь оставаться таким спокойным.

– А ты нет?

– Представь себе, что они опубликуют это в своей газетёнке, а потом какой‑нибудь журналюга начнёт копать и выйдет на тебя.

– В связи с Ваеном?

– С Ваеном и Карлайслом. Ведь это ты их свёл.

– Мне всё равно.

Дальманн не выказывал беспокойства, однако оба они знали, что он не может допустить упоминания своего имени в связи с этим грязным делом.

– Я всего лишь хотел предупредить тебя, – сказал Шеффер, поднимаясь со стула.

– Подожди, не торопись.

Шеффер снова сел.

– Что мы можем сделать? – спросил Дальманн.

– Боюсь, немного, – вздохнул Шеффер.

– А именно?

Шеффер замолчал, делая вид, что задумался.

– Ведь дело касается СМИ, а в этой среде мы имеем некоторое влияние, – ответил он наконец.

Дальманн кивнул. Только это и оставалось.

– У тебя есть конкретные планы? – спросил он.

– Я сдам им Карлайсла, при условии, что они оставят в покое тебя, – ответил Шеффер.

Всё‑таки он был хороший человек, хоть временами и раздражал Дальманна.

– А что, если найдутся какие‑нибудь другие журналисты и начнут копать? – поинтересовался тот.

– Журналисты не копают друг под друга, – возразил Шеффер.

С этими словами он попрощался, а Дальманн, немного успокоившись, приступил к завтраку.

Андреа напрасно прождала Македу до утра. Около одиннадцати часов следующего дня она уже нажимала кнопку домофона на двери её дома. Подруга предупреждала, что будет у Дальманна, однако обычно её свидания не затягивались на всю ночь.

Они давно договорились не требовать друг от друга никаких отчётов. Каждая их встреча должна быть приятной неожиданностью. Однако, как и все влюблённые, девушки часто нарушали заключённые соглашения.

Они решили обойтись без лишних вопросов, и каждая имела право на свои небольшие тайны, если они не касались другой. Но иногда Андреа не выдерживала. Даже не спрашивая напрямик, она могла сказать в присутствии Македы, как бы рассуждая вслух:

– Конечно, это не моё дело, где ты провела полночи…

Однако Македа никогда не реагировала на её намёки и сама не допускала ничего подобного в адрес Андреа.

Наконец, в домофоне послышался сонный голос эфиопки:

– Да?

– Это я, Андреа.

Раздался щелчок – и Андреа вошла в подъезд. Подруга поджидала её у двери своей квартиры на третьем этаже.

Андреа быстро поцеловала Македу и вошла в дверь.

– Кофе? – предложила эфиопка.

Только что Андреа была в ярости, однако вид подруги, такой милой, элегантной, весёлой, вмиг успокоил её.

– Давай, – кивнула она и улыбнулась.

Македа приготовила две чашки эспрессо, поставила их на маленький столик между двумя креслами, села напротив гостьи и заложила ногу за ногу.

– Это всё Дальманн, – начала она, пренебрежительно махнув рукой.

– Не слишком ли его много? – спросила Андреа в тон подруги и повторяя её жест. – Дальманна, я имею в виду.

– Он хорошо платит и не слишком напрягает, – пожала плечами Македа.

– Он старый противный мешок и нечист на руку, – ответила Андреа, раздражаясь. – Это он устроил встречу голландца с «руководителем года», на которой того сфотографировали.

– Откуда ты знаешь? – удивилась Македа.

– Голландца привёл один из его людей.

– Шеффер? – догадалась эфиопка. – Это интересно.

– Я знаю, что нарушаю соглашение, но всё‑таки скажу тебе одну вещь, – продолжала Андреа. – Мне не нравится, что ты проводишь столько времени с Дальманном. Мне это противно.

– Но это моя работа – проводить время с мужчинами, которые неприятны другим женщинам, – оправдывалась Македа.

– Дальманном мог бы заняться кто‑нибудь из твоих коллег, – заметила Андреа.

– Он – постоянный клиент Кули и надёжный партнёр, как утверждает тот, – ответила Македа.

На лице Андреа появилось страдальческое выражение.

– Ах, Македа, – вздохнула она, – если бы ты знала, как мне тяжело.

– Но он не может заниматься сексом, – утешила подругу эфиопка.

Андреа молчала, ожидая пояснений.

– У него сердце, он принимает кучу таблеток, и пьёт к тому же.

– Что же вы с ним делаете?

– Это запрещённый вопрос.

– Я знаю, тем не менее.

Македа пожала плечами:

– Разговариваем, едим, смотрим телевизор. Совсем как пожилая супружеская пара.

– И это всё?

Македа засмеялась.

– Иногда ему нравится смотреть, как я раздеваюсь. А я должна делать вид, будто не замечаю, что он подглядывает. Он вуайерист.[44]

– Боже, какая гадость! – воскликнула Андреа.

– Да, но это лёгкие деньги, – пожала плечами Македа.

Андреа встала с кресла, подошла к подруге и страстно поцеловала её.

Еженедельный журнал «Пятница» под заголовком «Продано на лом» опубликовал материал противников экспорта оружия о торговле подержанными гаубицами.

Рядом со снимками боевых машин и картой Бенгальского залива, испещрённой кораблями и стрелками, на видном месте красовались два блока фотографий американского бизнесмена Карлайсла и его таиландского партнёра Ваена. О сделке удалось узнать немного: Карлайсл по бросовой цене и совершенно легально закупил самоходные гаубицы от имени фирмы‑производителя и переправил их в США, откуда с большой выгодой для себя продал Ваену. Далее след М‑109 терялся.

Однако у журналистов имелись основания полагать, что Ваен приобрёл их не для себя. На «плавающих складах» – так назывались в статье грузовые суда, – стоящих на якоре в Бенгальском заливе, машины ждали своих основных заказчиков. А ими, как утверждали авторы расследования, оказались «тамильские тигры», приезжавшие за гаубицами незадолго до бомбардировок портовых городов Муллайтиву и Чалай.

Довольный, Дальманн отложил журнал в сторону и взял ежедневную газету. Из неё он узнал, что за день до того под тяжестью снега обвалилась крыша одного из спортивных комплексов в Санкт‑Галлене. До открытия тренажёрного зала оставалось совсем немного. Никто не пострадал.

Сандана работала в окошке номер «двенадцать». Андреа не сразу узнала её в форменной блузке с пошловатым шарфиком.

В фойе бюро путешествий сидели клиенты с номерками в руках и ждали очередного гудка, при котором на табло менялась цифра.

На всякий случай Андреа взяла несколько номерков, не следующих непосредственно друг за другом. Ей надо было попасть именно в двенадцатое окошко.

Появление Андреа в бюро путешествий объяснялось всё той же её привычкой вмешиваться в жизнь других людей. Македа вздумала устроить в один из свободных вечеров ужин с эфиопской кухней и мимоходом обмолвилась, что неплохо бы пригласить и Маравана с его подругой.

Андреа эта идея понравилась, однако она была почти уверена, что Мараван её отвергнет. Во‑первых, потому что тамилец до сих пор отказывался называть Сандану своей девушкой. Во‑вторых, потому что отношения Андреа с Македой он не то чтобы не одобрял, но как будто игнорировал.

Обстановка на родине тревожила Маравана. Однако Андреа полагала, что и с Санданой у него не всё гладко. Да и работа «сексуальным поваром» – как с грустью Мараван называл себя – также не делала его счастливым.

«Может быть, ужин вчетвером поможет улучшить климат в рабочем коллективе», – подумала Андреа.

Итак, она хотела обойти Маравана. Пригласить Сандану, а потом поставить тамильца перед фактом.

Уже первый её номерок выпал на двенадцатое окошко. Сандана узнала Андреа и даже вспомнила её имя.

– Чем я могу вам помочь? – спросила она.

– Я к вам по личному вопросу, – ответила Андреа. – Моя подруга завтра устраивает ужин с эфиопской кухней, на который приглашает вас и Маравана. Будем рады вас видеть.

Сандана как будто смутилась.

– А Мараван хочет, чтобы я пришла? – спросила она.

– Да, – ответила Андреа, ни секунды не сомневаясь.

– Тогда я с радостью принимаю приглашение.

– Вот и прекрасно.

После обеда дул порывистый ветер – отголосок прошедшего по стране антициклона «Эмма». Андреа открыла форточки, и пламя свечей то и дело вздрагивало, угрожая погаснуть. Они сидели за столом. Македа и Андреа курили, Сандана и Мараван пили чай. У всех было хорошее настроение, к какому располагает вкусная еда.

Изысканное общество собралось в ту ветреную ночь в квартире Андреа. Македа надела вышитый тибеб[45] до пят, Сандана – голубое сари, хозяйка – вечернее платье с глубоким вырезом. Всех удивил Мараван, явившийся на ужин в костюме и при галстуке.

Как и следовало ожидать, сначала он отверг приглашение Андреа.

– Жаль, – вздохнула та, – Сандана тоже придёт.

– Мне трудно себе это представить, – ответил Мараван. – Сандана – порядочная тамильская девушка.

Андреа засмеялась:

– Тогда тебе тем более нужно за ней присмотреть.

До сих пор Мараван не пожалел, что пришёл. Ужин ему понравился. Еда походила на то, что готовят на его родине. Такая же острая, так же приправлена луком, чесноком, имбирём, кардамоном, гвоздикой, куркумой, пажитником, тмином, ЧИЛИ, мускатным орехом и корицей. Было здесь и масло гхи. Только в Эфиопии оно называлось «нитер кибех» и подавалось с приправами.

Пользоваться вилками и ложками тоже не полагалось, как, собственно, и посудой вообще. На столе, устланном белой бумагой вместо скатерти, Македа разложила большие лепёшки из бездрожжевого теста, приготовленного из перемолотых зёрен теффа – особого сорта проса, выращиваемого только в Эфиопии. Они назывались «инджеры» и использовались вместо тарелок. Гости отрывали от лепёшек куски и заворачивали в них еду.

– Иногда делают одну большую инджеру размером со стол, – объясняла Македа. – Но в европейской духовке такую не приготовишь.

Общество тоже понравилось тамильцу. Все его опасения оказались напрасными. Сандана не была шокирована ни отношениями между хозяйками вечера, ни профессией Македы, которую та и не думала скрывать. Девушки беседовали откровенно, как старые подруги. Мараван расслабился.

Поведение Санданы помогло ему забыть все свои предубеждения насчёт Македы. Еда тоже способствовала этому: плохой человек не может так готовить.

Наконец девушки подняли тему, которая не могла оставить тамильца равнодушным.

– Мараван говорит, что у вас родители решают, за кого их дочери выходить замуж, это так? – спросила Андреа Сандану.

– К сожалению, да, – ответила та.

– И как же они выбирают вам мужей? – поинтересовалась Македа.

– Выясняют всё, что нужно, через родственников и знакомых, иногда подключают свою агентуру, даже пользуются Интернетом. Помимо всего прочего, важно, чтобы совпадал гороскоп и кандидат принадлежал нужной касте.

– А любовь?

– Считается, что на это полагаться не стоит.

– И вы согласны?

Сандана посмотрела на Маравана, который, казалось, целиком сосредоточился на изучении блюд, и покачала головой.

Налетел ветер. Шторы заколыхались, задребезжали стёкла.

– Здесь можно выходить за кого хочешь, – заметила Андреа.

– Конечно, – кивнула Сандана, – если только не боишься навлечь позор на своих родителей и лишить братьев и сестёр возможности создать нормальные семьи.

Девушка замолчала.

– И разбить сердца отца и матери, – добавила она наконец.

– А как же своё собственное сердце? – спросила Андреа.

– Это не столь важно, – вздохнула тамилка.

На некоторое время все задумались. Только форточка стучала под порывами ветра.

Наконец Македа обратилась к Сандане:

– Как же так получилось, что ты оставила семью?

Сандана опустила глаза.

– Для меня моё сердце оказалось важнее, – прошептала она.

Нависла неловкая пауза, вскоре прерванная оживлённой репликой Македы:

– Значит, чтобы спать друг с другом, вам необязательно выходить замуж или жениться.

Сандана покачала головой.

– Нет, так нельзя. Это так же плохо, как брак между разными кастами, и тоже навлекает позор на родных, в том числе и на тех, кто остался на Шри‑Ланке, – тут она задумалась. – Хотя, если всё пойдёт, как сейчас, скоро краснеть за нас будет некому.

– Ещё чаю или, может, чего‑нибудь другого? – по‑хозяйски осведомилась Андреа.

Мараван вопросительно посмотрел на Сандану. Он решил выпить ещё чашечку, если она согласится.

Но Сандана не ответила Андреа. Вместо этого она выпрямилась на стуле и сказала, сдвинув красивые брови, нечто неожиданное для всех:

– Об этой войне никто нигде не пишет, её не показывают по телевизору, политики о ней тоже не говорят, да и для застольной беседы эта тема, пожалуй, не слишком подходит.

Мараван положил руку на плечо девушки. На лице Андреа появилось виноватое выражение.

– Это Третья мировая, – кивнула Македа. – Я тоже видела войну, о которой никто ничего не говорит. Третья мировая касается только стран третьего мира.

– Кроме того, это бизнес, – тут Сандана схватила сумочку, которая висела на подлокотнике её кресла, порылась в ней и вытащила свёрнутую бумажку. Это оказалась статья, вырезанная ею из журнала «Пятница».

– Вот, – Сандана протянула листок Андреа. – Они продают списанные гаубицы. А те, кто бежал в Европу от войны, понятия не имеют обо всём этом.

Пока Андреа читала статью, Македа заглядывала ей через плечо.

– Я знаю их, – эфиопка показала на снимки Ваена и Карлайсла.

Андреа и Сандана удивлённо округлили глаза.

– Откуда?

– Угадайте с трёх раз, – вздохнула Македа.

Мараван встал и тоже заглянул в мятый листок. Андреа расправила бумажку, а Македа пододвинула включённую лампу. С фотографий на них смотрел азиат в круглых очках и грузный американец.

– Это они, – ещё раз подтвердила Македа. – И знаете, кто их свёл? – тут она оглядела компанию, словно в надежде, что кто‑нибудь догадается. – Дальманн и Шеффер!

– Простите меня, – вздохнула Сандана.

Они стояли под козырьком остановки, дожидаясь двенадцатого трамвая. Здесь Сандана должна была делать пересадку, а Мараван вышел, чтобы составить ей компанию. Холодный ветер до сих пор не утих. Оба мёрзли.

– За что? Вы всё сделали правильно, – успокоил девушку Мараван.

– Кто такие эти Дальманн и Шеффер?

– Клиенты.

– Ваши или Македы?

– И её, и наши.

– А почему «Пища любви»?

Весь вечер Андреа и Македа повторяли это название, словно речь шла о Макдоналдсе или другой не менее известной марке. Мараван удивился, что Сандана не задала этот вопрос ещё за ужином.

– Просто красиво звучит, – ответил он.

Но девушка, похоже, не поверила.

– Ладно уж, скажите, Мараван, – усмехнулась она.

Тамилец посмотрел на дорогу в надежде, что покажется трамвай. Но там было пусто.

– Я готовлю… – замялся он, подбирая слова, – такую еду…

– Возбуждающую аппетит? – подсказала Сандана.

Мараван не мог понять, подтрунивает она над ним или нет.

– Что‑то вроде того, – пролепетал он, смутившись.

– И где вы этому научились?

– У Нангай. Я всему научился у Нангай.

Новый порыв ветра опустошил ящик для прессы. Бесплатные газеты разметались по улице.

Тамильца спас подошедший трамвай.

Поднимаясь на подножку, Сандана несколько неловко поцеловала Маравана в губы.

– Приготовьте и мне что‑нибудь такое! – успела крикнуть она, прежде чем захлопнулись двери.

Мараван, улыбаясь, кивнул ей.

Трамвай тронулся. Сандана стояла на задней площадке и махала ему рукой.