Сентябрь 2008

Национальные банки всего мира перекачивали на финансовый рынок миллиарды, пытаясь сохранить ликвидность. Десять крупнейших из них, дабы предотвратить международную биржевую панику, организовали фонд с уставным капиталом в семьдесят тысяч долларов. А «Леман Бразерс» – четвёртый по величине инвестиционный банк США – был признан неплатёжеспособным.

«Похоже, время для начала нового дела не совсем подходящее», – подумала Андреа, когда Эстер Дюбуа положила трубку.

Психотерапевт сдержала слово и позвонила уже через два дня после их совместного ужина, чтобы сделать заявку для «пары пациентов». Андреа согласилась сразу, но сейчас её мучили сомнения. Она курила в зимнем саду, сидя в скрипучем ротанговом кресле, которое они с Дагмар купили на блошином рынке и перекрасили в зелёный цвет.

Вся её жизнь сейчас представлялась ей чередой необдуманных решений. Насколько легко она загоралась новыми идеями, настолько быстро теряла к ним интерес. Учебные заведения и профессии, любовные отношения и места работы – всё в её жизни было спонтанно, случайно и ненадолго. Чего она, собственно, хотела сейчас? Инвестировать часть оставшихся у неё денег в эротический кейтеринг, шансы легализировать который равны нулю.

Они уже заявили о себе и сделали всё, что нужно, для получения разрешения полиции на открытие подобного предприятия. Через месяц эта бумага будет готова. Однако выполнение требований санитарно‑гигиенических норм казалось нереальным. Многочисленным предписаниям, несмотря на безупречную чистоту, не соответствовала ни кухня Маравана, ни её собственная. Но даже если бы им удалось добиться невозможного, экономическая полиция или контроль за качеством продовольствия, пожарная или строительная инспекция в любой момент могли лишить их лицензии через суд. Не говоря уже о том, что, как беженец, Мараван не имел права на предпринимательскую деятельность. Андреа даже не могла предложить ему должность повара. На это место она планировала оформить себя, а тамильца – чтобы не возникло проблем со Службой управления бизнесом – взять, к примеру, кухонным рабочим. Всё это представлялось слишком сложным для проекта, который и без того легко мог провалиться. И кто вернёт ей деньги, если разрешение на открытие дела так и не удастся получить? Оставалось одно: проверить рентабельность их фирмы на практике. А для этого надо для начала поработать нелегально. Первое время, по крайней мере.

По большому счёту ей всё это не нужно. Уже через неделю после увольнения из «Хувилера» Андреа предложили новую работу. Пусть не в таком престижном месте, однако неплохо оплачиваемую и с приятной молодёжной публикой. В итальянском ресторане под названием «Мастроянни», с одной из лучших клубных сцен города. Поскольку контракт предусматривал исключительно ночную смену, сразу стало ясно, что Андреа там не задержится. А потом начались новые поиски.

Андреа затушила наполовину докуренную сигарету и опустила шторы на западном окне. День клонился к вечеру, однако стояла жара. Сквозь выцветшую коричневую ткань пробивался солнечный свет, придающий зимнему саду с его разнородной подержанной мебелью и пыльными искусственными пальмами, несколько старомодный вид. Андреа казалась самой себе фигурой на пожелтевшем от времени снимке.

Может, разумнее всего держаться от Маравана подальше после всего того, что она о нём узнала. Однако их первый совместный ужин навсегда лишил Андреа покоя, и теперь она всячески старалась убедить себя, что дело только в еде.

Казалось, убедительным подтверждением тому явился эксперимент с Франциской, за одну ночь изменившей своим наклонностям. У Андреа не было никаких оснований ставить под сомнение собственную сексуальную ориентацию, равно как и связывать свою судьбу с человеком, заманившим её в эту ловушку. Андреа так и не смогла простить Маравану обмана.

Она вынула последнюю сигарету из пачки с грозным предупреждением о вреде табака. При Дагмар курение в квартире запрещалось. Они одновременно отказались от этой вредной привычки. Однако оставшись одна, Андреа взялась за старое и иногда позволяла себе подымить в зимнем саду за неимением обычного.

Культурные различия между нею и Мараваном также грозили вылиться в проблему. Уже то, что она представила его как «шри» и «гуру», привело к небольшой размолвке.

– Пожалуйста, не надо называть меня так, – мягко, но категорично предупредил Мараван. – Если мои земляки узнают – я погиб.

Нет, вся эта идея никуда не годилась, с какой стороны ни посмотри.

Андреа положила сигарету в пепельницу и следила за тоненькой струйкой дыма, рассеивающейся в кроне пальмы. Может, именно эта картина и вдохновила её на окончательное решение. «Почему бы и не попробовать один раз», – подумала Андреа.

В квартире Маравана жалюзи были опущены, но окна и двери стояли нараспашку, обеспечивая сквозной поток свежего воздуха. Одетый только в саронг, тамилец сидел возле компьютера и читал о событиях на родине.

Правительство Шри‑Ланки потребовало от ООН и других международных организаций покинуть северные провинции до конца месяца. Почти четверть миллиона тамильцев спасались на чужбине. Стране грозила гуманитарная катастрофа.

И вот недавно несколько самолётов армии «тигров Тамил‑Илама» напали на авиабазу и штаб‑квартиру полиции в Вавунии, области, давно уже объявленной правительством освобождённой.

При поддержке артиллерии боевики захватили радиолокационную систему, зенитные пушки и склад боеприпасов, уничтожив при этом неизвестное количество солдат.

В ответ правительственные войска бомбили область Муриканди и национальную автомагистраль А‑9 с окрестными деревнями. Движение по трассе А‑9 в направлении контрольно‑пропускного пункта Оамантай парализовано. Доставка продовольствия и медикаментов прекратилась.

Для Маравана это означало одно: нужно больше зарабатывать. Теперь его семья вынуждена покупать всё необходимое на чёрном рынке, где цены растут день ото дня. Особенно на лекарства.

Вдобавок ко всему ростовщик Ори поднял пеню за неуплату процентов по задолженности и требует денег. А активные действия сторонников ТОТИ могут свидетельствовать о наступлении – вот уже в который раз! – решающей стадии освободительной войны.

Мараван до сих пор не имел постоянной работы, а пособия и того, что он получал за мотагамы, больше не хватало на содержание семьи.

Таким образом, тамилец находился в отчаянном положении, когда Андреа известила его по телефону о первых клиентах «Пищи любви».

– Она женаты? – единственное, о чём спросил Мараван свою напарницу.

– Больше тридцати лет, – насмешливо ответила Андреа.

Больше он не сомневался ни секунды.

Из этого окна видна улица и озеро с грядой холмов на противоположном берегу. Мараван стоит посреди своей белоснежной кухни рядом с гудящей вытяжкой из нержавеющей стали и кондиционером, какие бывают только в дорогих отелях. Большой обеденный стол, окружённый двенадцатью стульями, ещё не накрыт. Блюда будут подаваться из соседней комнаты, просторной гостиной, наполненной произведениями искусства, из которой открывается панорама города и можно выйти на расположенную на крыше террасу. На такого рода свиданиях, «ужинах любви», как называет их Андреа, присутствие повара, конечно, нежелательно.

В этой ситуации Мараван чувствовал себя неловко, как, очевидно, и хозяйка дома. Фрау Меллингер была женщиной под шестьдесят, очень ухоженной и, по крайней мере сегодня, немного застенчивой. Она то и дело под разными предлогами появлялась на кухне и, театрально прикрыв ладонью глаза, кричала: «Я не смотрю! Я не смотрю!»

Господин Меллингер удалился в свой кабинет. Даже он, как видно, чувствовал себя не в своей тарелке. В свои шестьдесят он отличался худобой, коротко стриг седые волосы и носил затемнённые очки в чёрной оправе. Он лишь один раз заглянул на кухню, чтобы, смущённо прокашлявшись, поздороваться с Мараваном. Однако стоило появиться Андреа, как его лицо просияло. Наконец, извинившись и пробормотав: «Ну, не буду мешать, колдуйте дальше», господин Меллингер удалился.

Только Андреа вела себя совершенно непринуждённо. В огромном пентхаусе она чувствовала себя как дома и с ловкостью носила своё золотистое сари. Маравану не нравилось, когда европейские женщины надевают сари, но Андреа, с её блестящими чёрными волосами, индийский костюм шёл, несмотря на белоснежную кожу.

Меню состояло из проверенных блюд.

Мини‑чапати с эссенцией из корицы и листьев карри, поджаренных на кокосовом масле. Переплетённые машевые ленты. «Дамские пальчики» с рисом сали и чесночной пенкой. Цыплёнок с рисом саштика и кориандровой пенкой. Чураа варай с рисом нивара и мятной пенкой. Замороженная шафраново‑миндальная эспума. Сладкие шарики, наполненные маслом гхи. Пряные глазированные раковины из нута с имбирём. Фаллосоподобные фигуры из спаржи и масла гхи, а также лакрично‑медовое эскимо.

Андреа всё‑таки удалось уговорить Маравана на этот эксперимент. Это вняв её уговорам, он придал спаржевой массе форму фаллоса, а вместо красных глазированных сердечек сделал раковины.

Поначалу это показалось Маравану слишком откровенным, и он воспротивился. Однако Андреа сказала:

– Я видела эротические фрески, которые полторы тысячи лет назад нарисовали твои предки на скале в Сигирии. Так что не будь ханжой.

Тамилец сдался, однако прикрыл свои изделия пергаментной бумагой, на случай если фрау Меллингер неожиданно зайдёт на кухню.

По замыслу Андреа, логотипом новой фирмы должен был стать храмовый колокольчик. Пока в соседней комнате супруги Меллингер пытались придать своим отношениям новый импульс, партнёры по бизнесу ждали условного знака на кухне.

Несколько раз Андреа слышался звон, и она прикладывала ухо к двери, но отходила ни с чем.

– Что будем делать, если не сработает? – волновался Мараван.

– Всё пройдёт как надо, – уверяла его Андреа. – А если нет, мы никогда этого не узнаем. Никто не признается в том, что напрасно потратил больше тысячи франков на эротический ужин.

Андреа подала супругам шампанское и закуски и вернулась на кухню, хихикая.

– Фрау Меллингер разделась и сидит, завёрнутая в прозрачную ткань, – сообщила она.

А после машевых лент рассказала:

– По традиции я назвала это блюдо «мужчина и женщина», и он спросил: «Кто из них мужчина, твёрдая или мягкая?..»

Мараван не отвечал и выглядел подавленным.

– Я, конечно, сказала, что обе… – Андреа интригующе замолчала, – и тогда она заметила: «Будем надеяться».

Интервалы между переменами блюд становились всё длиннее.

Андреа вышла на террасу покурить. Смеркалось. В озере отражались огни города, предместья казались разбросанными по отдалённым холмам скоплениями светящихся точек.

После основного блюда колокольчик замолчал. Мараван нервничал. Ему надо было рассчитать время на приготовление конфет. Сладкие шарики нужно варить пять минут, затем ополоснуть холодной водой, наполнить маслом гхи и на двадцать минут поставить в духовку, установив температуру шестьдесят градусов.

Он мог не успеть, и поэтому через десять минут после того, как Андреа подала карри, полностью подготовил конфеты к выпечке. Теперь же боялся, что они потеряют форму, если клиенты задержатся.

– Посмотри, как они там, – вот уже во второй раз попросил он Андреа.

Направляясь к двери, девушка задумалась, удобно ли будет постучаться или достаточно пару раз кашлянуть. Однако уже на полпути до неё донеслись звуки, разрешившие все сомнения.

– Думаю, десерт им не потребуется, – сказала она Маравану, вернувшись на кухню.

Успех с первыми клиентами придал Андреа уверенности.

Выслушав восторженные отзывы четы Меллингер о терапии «Пищи любви», Эстер Дюбуа уже на следующий день предложила новую пару. Чистая прибыль, за вычетом стоимости продуктов и шампанского, составила тысячу четыреста франков. Работалось легко, Андреа не страдала от придирок начальства, а тамилец оказался спокойным, вежливым и ненавязчивым напарником.

Андреа помнила, что воплощение в жизнь идеи «Пищи любви» – её заслуга. Нужно было додуматься использовать кулинарное искусство тамильского гастарбайтера в качестве сексуальной терапии. Равно как иметь связи, чтобы протолкнуть продукцию на рынок.

В работе официантки Андреа недоставало именно творчества. У неё часто возникали идеи, однако не было возможности их реализовать. Теперь всё стало по‑другому, и Андреа гордилась своей изобретательностью. Поскольку дело, ко всему прочему, приносило деньги, никаких причин прекращать его она не видела.

И когда вскоре Эстер Дюбуа предложила новую пару своих пациентов, девушка не думала ни секунды.

У Маравана тоже не возникло вопросов. Кроме одного:

– Они женаты?

В основном к ним обращались супруги старше сорока лет, достаточно состоятельные, чтобы иметь и такую проблему, и средства на её устранение. Мараван познакомился с тем обществом, о котором прежде знал разве что понаслышке, поскольку работа повара в дорогих отелях Шри‑Ланки и южной Индии не предполагала тесных контактов с клиентурой.

Он входил в дома, где стоимость каждого стула или водопроводного крана могла покрыть расходы его семьи за несколько месяцев. Он появлялся в их кухнях как посвящённый в тайны древнего искусства, однако чувствовал себя безбилетными пассажиром межпланетного космического корабля.

Прежде Мараван полагал, что за годы жизни в этой стране сблизился с её жителями, стал понимать их культуру и образ мыслей. И только теперь, заглянув за кулисы, понял, насколько чужды ему эти люди и их проблемы. Его удивляли их жизненные приоритеты, ему казалось странной их манера говорить, одеваться.

Тамилец предпочёл бы держаться от них на расстоянии. Он страдал от того, что был вынужден вторгаться в их частную жизнь.

Маравана и раньше поражало то, что европейцы даже не пытаются оградить свои интимные проблемы и радости от посторонних взглядов. Они целовались на публике, беседовали в трамвае на личные темы. Школьницы одевались как проститутки. В газетах, телепрограммах, кино, песнях главной темой был секс.

Мараван хотел бы не видеть, не слышать, не знать всего этого. И вовсе не из‑за ханжеского воспитания. В стране, где он вырос, женственность почиталась как первичная сила мира. Там боги имели пенисы, а богини – влагалища и груди. И рожали их не девственницы. Нет, его не раздражала сексуальность. Она играла важную роль в культуре, религии, медицине его народа. Но здесь она ему претила, и Мараван знал, почему: потому что общение с этими людьми, несмотря на их внешнюю открытость, оставляло в его душе неприятный осадок.

Тем не менее дело продвигалось. Через месяц после Меллингеров «Пища любви» обслуживала уже пять пар за неделю. А после шестой они впервые подвели итог бухгалтерии.

В конце сентября Андреа и Мараван поделили между собой прибыль. Семнадцать тысяч франков – и никаких налогов.

Date: 2015-09-05; view: 285; Нарушение авторских прав