Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Вторая глава





Маяк

 

 

Длинным, чреватым важными событиями вечером ветер медленно летел к востоку. Он начал дуть сразу же после двенадцати, а отплытие намечалось перед заходом солнца. Море было теплое, глубокого голубого цвета, такого же, как в стеклянном шаре. Вся пристань была завалена багажом до самой купальни, где подпрыгивала на волнах лодка. Паруса были подняты, а на верхушке мачты горел штормовой фонарь. Муми‑тролль тащил через линию прибоя садки для рыб и тралы. На берегу было уже сумеречно.

– Конечно, мы рискуем, дожидаясь ночи, – сказал папа. – Можно было отплыть сразу же после завтрака. Но понимаешь, в этом случае нам пришлось бы ждать захода солнца, ведь великое отплытие так же важно, как и первые строки в книге. Они определяют все.

Он уселся на песке рядом с мамой.

– Посмотри на лодку, посмотри на наше «Приключение», – сказал он. – Лодка ночью – это нечто удивительное. Вот так и надо начинать новую жизнь – с горящего на верхушке мачты штормового фонаря. Береговая линия исчезает у тебя за спиною, весь мир спит. Путешествовать ночью – самое лучшее на свете.

– Верно, ты прав, – сказала мама. – Днем лишь прогуливаются, но путешествуют ночью.

Она очень устала, упаковывая все эти вещи и постоянно беспокоясь: а вдруг что‑то важное забыто. Когда багаж лежал на мостках купальни, казалось, его много. Но мама знала, как мало его будет, когда все распакуют. Семье нужно страшно много всего, чтобы хоть один день прожить по‑настоящему.

Но теперь, разумеется, все было иначе. Теперь настоящим было как раз то, что они начинали все совершенно с самого начала. И то, что папа добывал все, что им нужно, заботился о них и опекал. Им, вероятно, было слишком хорошо. «Как странно, – огорченно думала мама, – как странно, что становишься грустным и злым оттого, что тебе хорошо. Но как есть, так и есть. И в таком случае, пожалуй, лучше начать с другого конца».

– Тебе не кажется, что уже достаточно темно? – спросила она. – Твой фонарь выглядит по‑настоящему красиво на глади неба. Может, нам пора отчаливать?

– Подожди немного. Я сосредоточусь, – сказал папа.

Он развернул на песке карту и осмотрел одинокий остров, обозначенный в самой середине моря. Папа был очень серьезен. Он долго нюхал ветер, пытаясь сосредоточиться и пораскинуть своим личным чутьем, которым так долго пренебрегал. Предкам его никогда не приходилось заботиться о том, чтобы сразу же все угадать. Все шло само собой. Но инстинкт, к сожалению, со временем притупляется.

Через некоторое время папа почувствовал, что точно определился. Направление известно, можно плыть. Поправив шляпу, он сказал:

– Теперь мы поплывем. Но ты ничего не поднимай. Все самое трудное сделаем мы. Ты только поднимешься на борт, понятно?!

Мама кивнула и поднялась. Теперь море стало фиолетовым, а опушка леса – одной сплошной мягкой тьмой. Маме очень хотелось спать, и она вдруг подумала: все, что сейчас происходит, нереально. Как замедленная, фантастически окрашенная греза – как будто идешь по тяжелому песку и никуда не приходишь.

И вот они уложили в лодку груз, лежавший на мостках.

Раскачивался штормовой фонарь, силуэты мостков и купальни походили на длинного иглистого дракона в вечернем небе. Она слышала хохот малышки Мю, а за спиной – голоса ночных птиц, проснувшихся в лесной чаще.

– Красиво! – самой себе сказала мама. – Красиво и удивительно. Теперь, когда у меня есть время чувствовать и ощущать, я вижу, что все – просто потрясающе. Интересно, оскорбится папа или нет, если я немного посплю в лодке.

 

Морра прокралась в сад после захода солнца, но в этот вечер лампа на веранде не горела. Гардины были опущены, а бочка с водой перевернута вверх дном. Ключ висел на своем месте, на гвозде рядом с дверью.

Морра привыкла к заброшенным домам, она тотчас поняла, что здесь очень долго никто не зажжет свет.

Медленно и тяжело побрела она обратно по склону вверх, в гору. Стеклянный шар на минуту отразил ее, как в зеркале, а потом снова наполнился своей голубой призрачностью. Вздох ужаса всколыхнул лес, когда проходила Морра, кто‑то спасался бегством во мхах, трепетали от ужаса ветки, повсюду угасали маленькие светящиеся глаза. Морра привыкла и к этому. Не останавливаясь, поднималась она на южный гребень горы и смотрела оттуда на море, темневшее к ночи.

Штормовой фонарь на мачте парусной лодки «Приключение» виднелся очень явственно, одинокая звезда скользила мимо крайних островов и все двигалась и двигалась вперед. Морра долго разглядывала ее – она никогда не торопилась. Ее время было бесконечно, оно было медленно, смутно и определялось лишь светом лампы, которую зажигали к осени, – светом редким и случайным.

И вот она уже скользит через ущелье к берегу. Ее следы на песке широки и не имеют очертаний – словно огромный тюлень ползет вперед, к воде. Волны опускаются обратно в море и в нерешительности останавливаются, вода блестит и успокаивается вокруг темных с каймой юбок Морры и постепенно замерзает.

Морра долго ждет, пока ее окутает снежный туман. Иногда она медленно поднимает ноги, лед трескается, разбивается на мелкие осколки, становится все толще и толще. Морра строит себе собственный маленький островок изо льда, чтобы пробиться вперед, к горящему свету. Он исчез там, за островами, но она знает, что он есть. И если даже угаснет, прежде чем она успеет пробраться туда, это ничего не значит. Она может подождать. Они зажгут новый огонь, в другой вечер. Они всегда делали это прежде, раньше или позже.

 

Папа Муми‑тролля вел лодку. Он постоянно держал руль в лапе, сжимал его с чувством тайного взаимопонимания и был абсолютно в мире с самим собой.

Его семейство казалось таким же маленьким и беспомощным, как в стеклянном шаре, и он уверенно вел его по безбрежному морю сквозь голубую тихую ночь. Штормовой фонарь обозначал их путь, словно папа решительно провел светящуюся линию через карту и сказал: «Отсюда – и сюда. Вот здесь мы будем жить. Здесь земля вращается вокруг моего маяка, гордого и прямого, окруженного всеми опасностями, какие только таит в себе море».

– Ну как, вы не мерзнете?! – весело воскликнул он. – Ты закуталась в одеяло?! Видите, мы прошли последний остров. Скоро наступит ночь, самое глухое время. Плыть ночью очень трудно, нужно каждую секунду быть начеку.

– Конечно, милый, – сказала мама. Она лежала, свернувшись калачиком. – Это очень большое переживание.

Одеяло чуточку промокло, и она осторожно подвинулась к наветренному борту. Шпангоуты все время мешали ее ушам.

Малышка Мю сидела на носу лодки и вполголоса монотонно мурлыкала что‑то себе под нос.

– Мама, – прошептал Муми‑тролль, – что с ней случилось, почему она такая злая?

– Кто?

– Морра. Наверно, кто‑то причинил ей зло, раз она стала такой?

– Этого никто не знает, – ответила мама, вытаскивая хвост из воды. – Вероятнее всего, никто ей ничего не сделал. Мне кажется, никому до нее дела нет. И едва ли она помнит или размышляет об этом. Она все равно что дождь, или тьма, или камень, который надо обойти, чтобы двигаться дальше. Хочешь немного кофе? Он в термосе, в белой корзинке.

– Сейчас не хочу, – сказал Муми‑тролль. – У нее маленькие желтые глазки, такие же стеклянные, как у рыбы. Она умеет говорить?

Вздохнув, мама сказала, что говорить с Моррой не следует. Ни говорить с ней, ни говорить о ней. Иначе она начнет расти и явится за тем, кто болтает. И не нужно жалеть Морру.

– Ты думаешь, она тоскует по горящему свету? Вовсе нет, ей просто хочется сесть на него, чтобы он погас и никогда больше не горел. А теперь я почти уверена, что немного посплю, – добавила мама.

На небе появились блеклые осенние звезды. Муми‑тролль, лежа на спине, смотрел на штормовой фонарь, но думал он о Морре. Если на свете есть такое существо, с которым никогда не говорят и о ком никогда не говорят, то его надо мало‑помалу уничтожить и не надо даже думать, что Морра существует. Муми‑троллю было любопытно, может ли здесь помочь зеркало. Ведь благодаря множеству зеркал тебя может стать сколько угодно, а быть может, эти многочисленные «ты» даже заговорят друг с другом. Быть может…

Стояла мертвая тишина, лишь слегка поскрипывал руль. Все спали, а папа был совершенно наедине со своим семейством. Он совсем не хотел спать, не хотел спать больше, чем когда‑либо прежде…

 

А далеко отсюда ближе к утру Морра решила уйти из долины. Остров под ней был черный и прозрачный, завершавшийся тонким бушпритом льда, указывавшим прямо на юг. Песчаное дно прибрежья, скользя, уходило вдаль. Она собрала свои темные юбки, висевшие на ней, как листья на стебле увядшей розы, – они распахивались и шуршали, они поднимались, как крылья… Так началось странствие Морры по волнам.

Юбки взлетали вверх, взметались и опускались, словно движения гребца в стылом воздухе, вода отступала, поднимая испуганные волны… Вот так и плыла Морра вперед и все дальше и дальше на рассвете, сопровождаемая хвостом снежного дыма в кильватере. На фоне горизонта она казалась огромной, качающейся на волнах летучей мышью. Медленно и трудно, но она странствовала. У Морры было время. У нее не было ничего, кроме времени.

Семейство плыло до самого утра и весь следующий день, и снова настала ночь, а папа по‑прежнему сидел у руля и ждал, что вот‑вот увидит свой маяк. Однако ночь была все такой же голубоватой, а свет маяка не мигал на горизонте.

– Курс верный, – сказал папа. – Я знаю, он выбран правильно. С таким ветром, как сейчас, мы должны приплыть на остров ближе к полуночи и уже в сумерки увидеть свет маяка.

– А может, какой‑нибудь мошенник погасил его, – предположила малышка Мю.

– Ты думаешь, маяк можно погасить? – возразил папа. – Если есть на свете что‑либо надежное, так это свет маяка. В мире есть абсолютные вещи: морские течения и времена года. И то, что по утрам восходит солнце. И то, что маяки светят.

– Вероятно, все так и будет, – сказала мама.

Множеству мелких раздумий просто не хватало места у нее в голове. «Хоть бы маяк горел. Папа так рад. Хоть бы там был маяк, а не мушиное дерьмо… совершенно невозможно снова плыть домой… после такого торжественного отплытия… Ракушки бывают и розового цвета, но белые очень красивы на черной земле. Интересно, приживется там роза или нет…»

– Эй! Я что‑то слышу, – крикнула сидевшая на носу малышка Мю. – Заткнитесь на минутку, ой, что будет!

Подняв мордочки, они уставились в ночь. Тихо‑тихо доносились звуки ударов весел. К ним очень медленно приближалась какая‑то лодка, и вот она уже выскользнула из темноты, маленькая и серая. Гребец перестал грести и смотрел на них без всякого удивления. Он показался им очень спокойным и неухоженным. Его большие голубые глаза светились, прозрачные, как вода. На штевне лодки лежала удочка.

– Клюет ночью? – спросил папа.

Глядя мимо, Рыбак пожал плечом. Он не желал разговаривать.

– Нет ли здесь поблизости острова с большим маяком? – продолжал папа. – И почему не горит маяк? Мы уже давно должны были увидеть свет маяка.

Лодка Рыбака проскользнула мимо. И они едва расслышали его слова, когда он наконец ответил:

– Кто его знает… Плывите обратно домой… Вы слишком далеко забрались…

И он исчез за их спиной. Они прислушивались к ударам весел, но стояла уже глубокая тишина.

– Ну разве он не странноватый! – неуверенно произнес папа.

– Он был очень странный, – заверила малышка Мю. – Решительный. Наверное, хорошо играет в мяч.

Мама вздохнула и попыталась вытянуть ноги.

– Но ведь большинство из тех, кого мы знаем, именно такие, – сказала она. – Более или менее.

Ветер утих. Папа сидел у руля, прямой, как свеча, подняв нос кверху.

– Наконец‑то, – сказал он. – Я знаю, что мы уже на месте. Мы причаливаем к острову с подветренной стороны. Но не могу понять, почему погашен маяк!

Воздух вокруг был теплым, пахло вереском. Стояла абсолютная тишина. И вот из ночи выступила гигантская тень. Остров склонился над ними, внимательно их рассматривая. Они почувствовали его жаркое дыхание, когда лодка врезалась в песок и остановилась, почувствовали, что их разглядывают, и сжались, сидя на банках и не смея шевельнуться.

– Послушай‑ка, мама! – прошептал Муми‑тролль.

Легкие ноги промчались галопом по берегу, слабо плеснула вода и все стихло.

– Наверное, это всего‑навсего Мю спрыгнула на берег, – сказала мама.

Сбросив с себя пелену молчания, мама начала копаться среди корзин и попыталась перенести ящик с розой через поручни.

– Абсолютное спокойствие, – возбужденно произнес папа. – Я позабочусь об этом. Все нужно правильно организовать с самого начала. Сначала лодка… Лодка важнее всего… Не суетись и будь спокойна.

Мама снова покорно уселась в лодку и попыталась не мешать, когда спускали парус и гик, который ездил то туда, то сюда, пока папа метался в лодке и все организовывал. Штормовой фонарь осветил только круг белого песка и черной воды, везде царила тьма. Затем папа и Муми‑тролль вытащили на берег матрац, один угол которого совершенно промок. Лодка накренилась, и голубой сундучок прижал розовый куст к поручням.

Мама сидела, закрыв мордочку лапами, и ждала. Вероятно, все было так, как надо. Видимо, ей нужно приучаться к тому, что о ней заботятся, и это должно ей нравиться. Может, она немного и вздремнула.

Папа стоял у кромки воды, держа в руке фонарь.

– Теперь можешь идти. Все ясно.

Он был бодр и весел, шляпа съехала у него на затылок. Чуть повыше, на берегу, он соорудил палатку из паруса и весел, похожую на огромное присевшее на корточки животное. Мама попыталась разглядеть, есть ли хоть несколько ракушек на новом берегу, но в темноте она видела плоховато. Ей обещали ракушки, большие и необычные, какие, наверное, бывают далеко в море.

– Вот, – сказал папа. – А теперь твое дело – спать. Я буду караулить на берегу всю ночь, вам нечего беспокоиться. Завтра ночью будете спать уже в моей башне. Лишь только станет светло, я отыщу маяк, и мы переселимся туда. Непонятно, почему он не горит?! Надеюсь, там внутри тепло.

– Здесь прекрасно, – восхитилась мама, залезая под парус.

Малышка Мю, как всегда, болталась где‑то сама по себе, но это, пожалуй, ничего. Она, похоже, справляется лучше всех в их семье. Кажется, все идет хорошо.

Муми‑тролль видел, что мама ворочается с боку на бок на влажном матраце. Потом она нашла ямку, в которой спала, и, слегка вздохнув, уснула. Из всего нового и чуждого самым удивительным было то, что мама заснула на новом месте, не распаковав вещи, не постелив им постель и не оделив всех карамельками. Она даже бросила на прибрежном песке сумку. Это пугало, но вместе с тем внушало надежду: ведь все происходящее означало перемену, а не только Приключение.

Муми‑тролль поднял мордочку и выглянул из‑под паруса. Папа сидел на берегу и караулил, перед ним стоял штормовой фонарь. Папина тень была очень большой и длинной, а сам папа казался гораздо крупнее, чем обычно. Муми‑тролль снова свернулся калачиком и подтянул лапки под теплый живот. И голубые, как ночное море, сны убаюкали его.

Постепенно приближалось утро. Папа был наедине со своим островом, и с каждым часом тот все больше и больше становился его собственным. Но вот небо поблекло, а перед ним поднялась гора со всеми своими большими, карабкающимися ввысь откосами, а над ними он увидел наконец маяк, огромный и черный на глади серого неба. Маяк был гораздо больше, чем представлял себе папа. Было то время ночи, когда все становится подозрительным и опасным, если ты одинок и бодрствуешь, предоставленный самому себе.

Папа погасил фонарь, и берег исчез. Папа не хотел, чтобы маяк еще видел его. С моря потянуло холодным утренним ветром. Где‑то за островом кричали морские птицы.

Все выше и выше поднимался маяк перед папой, стоявшим на берегу у подножия горы, он напоминал его собственную модель маяка, ту, что никогда не будет по‑настоящему завершена.

Папа долго рассматривал его, этот темный заброшенный маяк, и постепенно тот стал меньше и занял подобающее место среди мыслей и картин, которые были у папы раньше.

«Во всяком случае маяк – мой, – подумал папа, зажигая трубку. – Я завоюю его. Я отдам его моей семье и скажу: „Здесь вы будете жить“. Пожалуй, когда мы окажемся там, внутри, нам не страшна будет никакая опасность».

 

Мю сидела на лестнице маяка и смотрела, как наступает утро. Перед ней лежал полуосвещенный остров, похожий на огромного серого кота, который потягивается, выпустив когти. Лапы кота покоятся в море, а хвост – длинный узкий мыс – тянется вдаль. Шерсть на спине у кота стоит дыбом, а глаза прикрыты.

– Ха! – воскликнула малышка Мю. – Это необычный остров! Он спускается к морскому дну совсем не так, как обычные острова. Ну и дела пойдут! Уж я‑то знаю!

Свернувшись калачиком, она ждала. Солнечный луч поднялся над морем. Остров расцветился красками и тенями. Он принял свою собственную форму и убрал когти. Все засветилось, а морские птицы, белые как мел, поплыли над мысом. Кот исчез. Но поперек острова, словно широкая темная лента, легла тень маяка, спускавшаяся до самого берега, где причалила лодка.

И вот появилось все семейство. Далеко внизу они походили на мелких муравьев. Папа и Муми‑тролль тащили с собой столько, сколько в силах были унести, они шагнули из зарослей ольхи и очутились в тени маяка. Там они стали еще меньше. И вот они – три белые точки – остановились и подняли мордочки, чтобы разглядеть маяк.

– Какой он большой! – сказала мама, и ей стало холодно.

– Большой?! – воскликнул папа. – Он огромный! Это, вероятно, самый большой маяк на свете. А думали ли вы о том, что это самый крайний остров? Никто за нами не живет – там только море! Мы смотрим морю прямо в лицо, а далеко за нами обитают другие, те, кто живет в шхерах. Разве это не удачная мысль?

– Удачная, папа! – воскликнул Муми‑тролль.

– Можно мне понести корзину? – спросила мама.

– Нет, нет и нет! – ответил папа. – Ты не должна ничего носить. Ты должна войти прямо в твой новый дом… подожди, тебе нужны цветы, так принято – подожди немного… – Свернув в осинник, он начал собирать цветы.

Мама оглянулась. Какая скудная здесь земля! И как много камней! Кучи камней повсюду! Нелегко будет разбить здесь сад, да, нелегко!

– Мама, что это за тревожный звук?! – прошептал Муми‑тролль.

Мама прислушалась.

– И правда, – согласилась она, – тревожный. Но это просто осины. Они всегда так шумят!

Там, среди камней, росли маленькие, колышущиеся на ветру осинки; их листья непрерывно шелестели от легкого ветерка, доносившегося с моря. Они сильно дрожали, их все время бил озноб…

Сегодня остров был совершенно другой, он равнодушно отвернулся. Он больше не разглядывал осинки так, как в ту теплую ночь…

Теперь он смотрел далеко‑далеко через море.

– Ну вот, – сказал папа. – Цветы жутко мелкие, но они, верно, распустятся, если ты поставишь их на солнце… А теперь пойдем. Постепенно здесь ляжет хорошая дорога наверх, прямо от берега, где причаливают лодки. А для «Приключения» построим причал. Здесь масса дел!

Подумать только, подумать только, строить всю свою жизнь и переделывать остров до тех пор, пока он не станет совершенным, пока не станет чудом!..

Взяв корзины, папа поспешил вперед, прямо по вересковой пустоши к своему маяку.

Перед ними поднимался хребет горы докембрийской породы с дерзкими, карабкающимися ввысь откосами, которые громоздились обрывами один за другим – серые и пересеченные расселинами.

«Здесь все слишком большое, – подумала мама. – Или же я слишком маленькая…»

Только дорога была такой же маленькой и неуверенной, как она сама. Они вместе ощупью пробирались между скалами и одновременно поднялись на гору, где на тяжелом подножии из бетона их ждал маяк.

– Добро пожаловать домой! – сказал папа.

Их взгляды скользили ввысь, все выше – маяк был бесконечно высоким, совершенно белым, титаническим, он был совершенно невообразим. Высоко‑высоко наверху летала взад‑вперед с головокружительной быстротой, описывая кривые, тучка испуганных ласточек.

– У меня начинается легкая морская болезнь, – слабым голосом произнесла мама.

Муми‑тролль посмотрел на папу. Папа торжественно взбирался вверх по лестнице маяка и уже протягивал лапы к двери.

– Она заперта, – сказала за его спиной малышка Мю.

Папа обернулся и непонимающе посмотрел на нее.

– Она заперта, – повторила Мю. – Ключа нет.

Папа дернул дверь. Он вертел и крутил ручку. Он колотил в дверь. Он даже пнул ее. Но под конец он сделал шаг назад и стал рассматривать дверь.

– Вот гвоздь! – сказал он. – Совершенно ясно, что это гвоздь для ключа. Вы сами видите! Я никогда не слышал ни о ком, кто бы, заперев дверь, не вешал аккуратно ключ на гвоздь. Особенно если он – Смотритель маяка.

– А может, ключ под лестницей? – спросил Муми‑тролль.

Под лестницей ключа не было.

– Теперь чтоб было тихо! – потребовал папа. – Совсем тихо. Я должен подумать. – Опустившись на вершину горы, он сел, обратив мордочку к морю.

Ровно и спокойно пронесся над островом зюйд‑вест, воздух стал теплее. И день был совершенно такой, настоящий, словно предназначенный для того, чтобы вступить во владение маяком. От разочарования у папы стало пусто в животе, и он не мог собраться с мыслями. Другого места для ключа, кроме как на гвозде и под лестницей, не было. Перед лестницей все было гладко и голо – никаких дверных косяков, никаких подоконников, никаких плоских камней перед лестницей, все было гладко и голо.

Мысли вяло бродили в голове у папы, и он все время сознавал, что семейство, стоя за его спиной и затаив дыхание, ждет. В конце концов он крикнул через плечо:

– Я немного посплю!

Это ведь обычное дело, что сложная проблема разрешается во сне. Голова работает лучше, если ее оставить в покое. Свернувшись калачиком в расселине, он надвинул на глаза шляпу. С поразительной легкостью погрузился он в сон и темноту.

Муми‑тролль прошел вперед и заглянул под лестницу.

– Здесь только мертвая птица, – сказал он.

То был маленький хрупкий скелет, совершенно белый. Муми‑тролль положил его на лестницу, где скелет подхватило ветром и сдуло вниз.

– Я видела много таких внизу в вереске, – с энтузиазмом сказала малышка Мю. – Это напоминает мне Месть Забытых Костей. Изумительная история!

Некоторое время было тихо.

– А что будет теперь? – спросил Муми‑тролль.

– Я все думала об этом Рыбаке, которого мы встретили ночью, – сказала мама. – Он, видимо, живет где‑то на острове. Может, он что‑нибудь знает.

Открыв мешок с постельными принадлежностями, она вытащила оттуда красное одеяло.

– Накрой папу, – велела она. – Нехорошо спать прямо на скале. А потом обойди остров и поищи Рыбака. Захвати на обратном пути немного морской воды, будь добр; медный чайник лежит в лодке. И картошка тоже.

Прекрасно было отправиться по какому‑то делу. Повернувшись спиной к огромному запертому маяку, Муми‑тролль брел по острову. Под горой стояла летняя тишина, на склонах красными неподвижными волнами цвел вереск. Земля была твердая и горячая. Цветы пахли хорошо, но не так, как у них дома в саду.

Только теперь, оставшись один, Муми‑тролль мог по‑настоящему видеть остров и вдыхать его запахи, ощупывать его лапками и, навострив уши, прислушиваться к нему. Если не считать ровного шума моря, остров был тише долины, совершенно молчалив и ужасно стар.

«Его нелегко понять, – подумал Муми‑тролль. – Это остров, который хочет, чтоб его оставили в покое».

Вересковая пустошь спускалась вниз к маленькому зеленому торфяному болотцу посреди острова, потом снова взбиралась ввысь и исчезала в низком ельнике и среди карликовых березок. «Как странно, что придется жить там, где нет ни единого высокого дерева!» Все, что росло, было низким, ползло густой порослью по земле, пробиралось ощупью через гору… Муми‑тролль решил, что ему тоже надо опуститься на четвереньки и сделаться маленьким. Он помчался к мысу.

 

Далеко в глубине западного мыса стоял маленький домик, сложенный из камней, спаянных цементом. Он цепко держался за гору множеством железных скоб. Крыша у него была круглая, словно спина тюленя, и домик смотрел на море сквозь очень крепкое оконное стекло. Домик был такой маленький, что уместиться в нем можно было еле‑еле, да и то если ты был не слишком рослым, а Рыбак построил домик для себя. Лежа на спине и держа руки под головой, он разглядывал медленно странствующие по небу тучи.

– Доброе утро, – поздоровался Муми‑тролль. – Это ты живешь в этом домике?

– Только когда штормит, – отчужденно ответил Рыбак.

Муми – тролль серьезно кивнул головой. Именно так и надо жить, если любишь высокие волны. Сидеть посреди бурунов, видеть нашествие огромных зеленых водяных гор и слышать, как море грохочет над твоей крышей. Муми‑тролль мог бы спросить: «Нельзя ли мне тоже иной раз войти в твой дом и посмотреть на волны?» Но этот домик был явно построен только для одного.

Он сказал:

– Мама просила передать привет и спросить про ключ от маяка.

Рыбак не ответил.

– Папа не может туда войти, – огорченно объяснил Муми‑тролль. – Так что мы думали, быть может, Смотритель маяка…

Снова наступила тишина. На небе поднялись ввысь новые тучи.

– Там, верно, был Смотритель маяка? – спросил Муми‑тролль.

Рыбак наконец‑то повернул голову и посмотрел на него голубыми водянистыми глазами.

Он сказал:

– Нет, я ничего ни о каком ключе не знаю.

– Он погасил маяк и уехал? – продолжал расспрашивать Муми‑тролль.

Никогда раньше не доводилось ему встречать таких, кто только соизволял бы отвечать на вопросы. Это взвинтило Муми‑тролля и даже немного озадачило…

– Не помню хорошенько, – ответил Рыбак. – Я забыл, как он выглядел…

Поднявшись на ноги, он, весь серый, мятый и легкий, как перышко, побрел на другую сторону горы. Он был очень маленький и не испытывал ни малейшего желания говорить.

Некоторое время Муми‑тролль смотрел вслед Рыбаку. Затем, повернувшись, пошел обратно к мысу. Сократив путь, он спустился наискосок к берегу, где была пришвартована лодка, чтобы взять медный чайник. Им надо было позавтракать. Мама собиралась сложить очаг среди камней и накрыть стол на лестнице маяка. А потом все как‑то уладится.

 

Песчаный берег был совершенно белый. Простираясь от одного мыса к другому в виде узкого серпа тончайшего песка, он вбирал в себя все, что морские вихри наметали с подветренной стороны острова. Сплавной лес громоздился довольно высоко на линии прибоя под зарослями ольхи, однако еще ниже песок был нетронут и гладок, как стол. Ходить по нему было приятно. Если идти по кромке воды, следы лапок превращаются в маленькие колодцы, которые тотчас заполняются водой. Муми‑тролль искал ракушки для мамы, но те, что валялись на берегу, все были ломаные. Может, их разбили волны.

Но вот что‑то блеснуло на песке: это была не ракушка, а очень маленькая лошадиная подковка из серебра. Совсем рядом на песке тянулся след, ведущий прямо вниз, в море.

– На этом самом месте в море прыгнула лошадь и потеряла одну из своих подков, – серьезно констатировал Муми‑тролль. – Так оно, верно, и было. И лошадь совершенно необычная, маленькая. Интересно, лошадка посеребрила свою подковку или она с самого начала была серебряная? – Подняв подковку, он решил подарить ее маме.

Чуть дальше следы выбегали прямо из моря. Значит, это Морская лошадка, таких он никогда не видел. Они водятся только далеко‑далеко в море, там, где головокружительная глубина. Муми‑тролль надеялся, что у этой Морской лошадки дома были запасные подковки.

Лодка лежала в стороне со свернутыми парусами, и, казалось, ей никогда больше не захочется плавать. Ее вытащили слишком высоко на берег, и ничего общего с морем у нее больше не было.

Муми‑тролль стоял, молча глядя на «Приключение». Ему было немного жаль лодку, но, может, она спала. И вообще им надо как‑нибудь вечером закинуть сеть.

Но вот тучи начали свое шествие над островом, спокойные, плывущие рядом тучи, серо‑голубые вплоть до самого горизонта. Берег был очень уединенным, и Муми‑тролль подумал: «Я иду домой». А дома перед маяком была лестница. Долина же, где они жили, внезапно оказалась слишком далеко. Кроме того, он нашел серебряную подковку, принадлежавшую Морской лошадке. Это как‑то решало дело.

 

– Но он же не мог все забыть? – повторял папа. – Ведь он же знал Смотрителя маяка. Они жили на одном острове. Должно быть, были друзьями!

– Он ничегошеньки не помнит! – сказал Муми‑тролль.

Малышка Мю вдохнула носом воздух и выдохнула между зубами.

– Этот Рыбак настоящий растеряха с водорослями вместо мозгов, – сказала она. – Я сразу это увидела. А если двое растерях живут на одном острове, они либо знают друг о друге все, либо не желают знать друг друга. Тут, вероятно, и то и другое. Думаю, второе – благодаря первому. Поверьте мне, я ведь жутко умная.

– Только бы не было дождя, – пробормотала мама.

Окружив Муми‑тролля, они смотрели на него; теперь, когда солнце скрылось, стало совсем холодно. Все были как‑то растеряны, смущены, и у Муми‑тролля пропало желание рассказывать о доме, построенном для того, чтобы смотреть на волны. И было совершенно невозможно именно сейчас, когда все стояли в такой нерешительности, отдать маме лошадиную подковку. Он решил отдать ее чуть позднее, может, когда они останутся одни.

– Только бы не было дождя, – снова повторила мама. Она отнесла медный чайник к очагу и поставила цветы, сорванные папой на берегу, в воду. – А если пойдет дождь, – продолжала она, – мне придется вычистить одну из кастрюль и набрать в нее дождевой воды. Если здесь только есть какие‑нибудь кастрюли…

– Все это я выясню! – жалобно воскликнул папа. – Потерпите, все уладится! Мы не можем думать о еде, дожде и других мелочах, пока я не найду ключ!

– Ха! – воскликнула малышка Мю. – Этот Рыбак швырнул Смотрителя маяка вместе с ключом в море, уж поверьте мне. Здесь творились большие кошмарные дела, уж поверьте мне! А будет еще хуже!

Папа вздохнул. Обойдя маяк кругом, он вышел на скалы, обращенные к морю, где никто не мог его видеть. Семейство иногда мешало ему, все они не могли серьезно заниматься делами. Интересно, всем ли папам приходится так трудно, как ему.

Итак… Идея выспать во сне ключ или искать его была ошибочной. Его надо было вычувствовать. Папе надо попытаться настроить себя на тот же лад, на какой настраивал себя когда‑то его тесть. Теща всю свою жизнь теряла и разбрасывала вокруг все, что у нее было, а остальное просто забывала. Тогда тесть мысленно сплетал в своей голове воедино целую цепь разных деталей. И больше ничего не требовалось. Он всегда находил. А потом ласково говорил: «Старая ты рухлядь!»

Папа попытался последовать примеру тестя. Он бесцельно слонялся среди скал и пытался сплести в своей голове воедино цепь из окружавших его деталей. В конце концов ему показалось, что все, чем была занята его голова, он перетряхнул в памяти, и все детали начали прыгать, как горошины в банке. Но больше ничего не случилось.

Его лапы отыскали протоптанную дорожку, извивавшуюся среди больших камней и глыб в низкой, сожженной солнцем траве. Пока папа ходил там, пытаясь сплести вместе все детали, он вдруг подумал, что, возможно, именно Смотритель маяка протоптал эту тропинку. Должно быть, этот Смотритель множество раз ходил этой дорогой. Давным‑давно. И, должно быть, выходил прямо на прибрежные скалы, точь‑в‑точь как это делал папа. Тропинка кончилась, ничего, кроме пустынного моря, там не было.

Папа подошел к краю скалы и посмотрел вниз. Гора здесь отвесно и причудливо спускалась вниз, одна крутизна сменяла другую – сплошное танцующее сочетание резких изгибов, крутых поворотов и красивых коварных линий, сочетание, тянущееся глубоко‑глубоко вниз. Вокруг подножия горы бормотал прибой, огромные массы воды поднимались и падали, ударялись о скалы и снова падали навзничь, словно огромные, бредущие ощупью существа. Черная вода лежала внизу, в тени.

Папины лапы дрожали, и чуточку кружилась голова. Он быстро сел, но не мог заставить себя не смотреть вниз; это было огромное море, глубочайшее море, совсем иное, чем то, которое, играя у них дома вокруг причала, выбрасывало волны на берег. Сильно наклонившись, папа увидел маленький уступ как раз ниже вершины. Как‑то само собой получилось, что он соскользнул вниз в гладкую пещерку в отвесной скале, полую и круглую, как стул. Миг – и он оказался совершенно одинок и изолирован от мира, вокруг него были только небо и море.

Здесь, должно быть, сиживал Смотритель маяка. Он сиживал здесь часто. Папа задремал, вокруг него все было головокружительно величественно, и шум в голове был сильнее, чем когда‑нибудь. Иногда Смотритель маяка приходил сюда, когда на море начиналось сильное волнение… Он видел, как чайки плыли по ветру к грозовому небу, а брызги прибоя летели вверх – они летели под ним и перед ним, словно тучи снега. Круглые жемчужины воды поднимались и какое‑то мгновение отдыхали в воздухе, прежде чем опуститься, опуститься в черноту и грохот там, внизу…

Папа открыл глаза и задрожал. Он прижался спиной и лапами к каменной стене, где в трещинах горы росло множество мелких белых цветов. Подумать только, цветы! А в самой широкой трещине светилась рыжая ржавчина – там лежал тяжелый железный ключ.

Что‑то снова сплелось в цепочку в голове у папы Муми‑тролля. Конечно, все совершенно ясно. Это было место одиноких раздумий Смотрителя маяка, место размышлений. Именно здесь он и оставил ключ, чтобы папа нашел его и принял на себя маяк. С величайшей торжественностью, силой волшебства папа был избран владетелем и охранителем маяка.

 

– О нет, не может быть, как чудесно! Ты нашел его! – воскликнула мама Муми‑тролля.

– Где он был? – закричал Муми‑тролль.

– О, точно сказать не могу, – таинственно произнес папа. – Мир полон великих замечательных явлений для того, кто готов к встрече с ними. Быть может, самая большая и самая белая чайка в мире передала мне ключ…

– Ха! – воскликнула малышка Мю… – Обвязанный шелковой ленточкой, под звуки оркестра, правда?!

Поднявшись по лестнице, папа вставил ключ в скважину. Медленно, с жалобным скрипом отворилась могучая дверь, но внутри была лишь кромешная тьма. Малышка Мю, подобно молнии, взлетела ввысь, но папа остановил ее, схватив за волосы.

– Ну нет, не ты, – сказал он. – На этот раз – не ты! Смотритель маяка теперь я, и я войду первым, чтобы все проверить.

Он исчез в темноте, сопровождаемый малышкой Мю.

Мама медленно подошла ближе и заглянула в открытую дверь. Маяк был полый, будто сгнивший древесный ствол, и внутри от самого дна до верхушки тянулась неустойчивая винтовая лестница. Она тяжело взбиралась ввысь, взбиралась вокруг стен все более узкими и узкими спиралями, треща и скрипя под тяжелыми шагами папы Муми‑тролля. Он был уже едва виден наверху. Сквозь смотровые оконца в толстых стенах просачивался слабый дневной свет. В каждом оконце вырисовывалась неподвижная тень огромной птицы. Птицы смотрели на них.

– Надо учесть, что сейчас облачно и пасмурно, – прошептал Муми‑тролль. – Ты ведь знаешь, все кажется чуточку мрачным, когда заходит солнце.

– Конечно, – ответила мама.

Перешагнув порог, она остановилась. Внутри было сыро и очень холодно. Между лужами с водой виднелась земля – черная и мокрая, несколько толстых досок были перекинуты через лужи к лестнице. Мама заколебалась.

– Послушай‑ка, – сказал Муми‑тролль. – У меня для тебя кое‑что есть.

Взяв в руки серебряную лошадиную подковку, мама долго смотрела на нее.

– Какая красивая! – сказала она. – Какой прекрасный подарок! Подумать только, что на свете есть такие маленькие лошадки…

– Пойдем, мама! – весело закричал Муми‑тролль. – Побежим наверх, в саму башню!

 

Наверху в дверях стоял папа, на нем была чужая шляпа с мягкими свисающими вниз полями и неровной бугристой тульей.

– Как вам нравится? – спросил он. – Я нашел ее на гвозде перед дверью. Должно быть, она принадлежала Смотрителю маяка. Входите! Входите! Здесь все точь‑в‑точь как я представлял себе.

То была большая круглая комната, с низким потолком и четырьмя окнами. Посредине стояли на полу некрашеный стол и несколько пустых ящиков. А у очага – узкая кровать и маленький комод. Железная стремянка вела ввысь к люку в крыше.

– Наверху зажигается огонь маяка, – объяснил папа. – Я зажгу его вечером. А разве белые стены не красивы? Как здесь величественно, свободно и пусто! А если выглянуть из окна, все точно так же – величественно, свободно и пусто! Ну как?!

Он взглянул на маму, а она, расхохотавшись, сказала:

– Ты прав. Просто потрясающе, как здесь пусто и свободно!

– Кто‑то здесь ужасно злился, – заметила малышка Мю.

На полу было множество осколков стекла, а над ними на белой стене – большое желтое пятно лампового масла, которое, стекая вниз, застыло, образовав на полу лужу.

– Кто это мог бросить лампу и вдребезги разбить стекло? – удивилась мама, подняв с пола медную лампу, закатившуюся под стол. – Ведь потом он сидел тут в темноте…

Она провела лапой по столу. Поверхность его была изрезана и покрыта сотнями, а может, и тысячами мелких зарубок и насечек; их было всегда шесть в одном ряду – седьмая пересекала остальные. Семь? Это, конечно, неделя. Множество недель, и все одинаковые. Кроме одной. В ней было всего пять зарубок. Мама двинулась дальше, она притрагивалась к чашкам и кастрюлям, она читала надписи на пустых ящиках: изюм из Малаги, шотландское виски, обычные финские хрустящие хлебцы… Приподняв одеяло, она увидела, что под ним лежит простыня. Комод она не открывала.

Все остальные с любопытством смотрели на нее. В конце концов папа спросил:

– Ну что?

– Он был очень одинок, – ответила мама.

– Да, но что думаешь ты?

– Я думаю, здесь очень уютно, – сказала мама. – В этой комнате можно жить всем вместе.

– Так и сделаем! – воскликнул папа. – Я соберу остатки досок на берегу и смастерю для всех кровати. Я проложу дорогу и построю мост. О, здесь великое множество дел! Но сначала надо поднять сюда вещи, ведь может пойти дождь. Нет, нет, только не ты. Тебе надо остаться здесь в уюте и покое и чувствовать себя как дома.

Обернувшись в дверях, малышка Мю сказала:

– Я собираюсь спать на берегу. И, стало быть, без кровати. Кровати – просто дурость.

– Пожалуйста, – разрешила ей мама. – Если пойдет дождь, можешь прийти сюда.

Оставшись одна, мама повесила лошадиную подковку на гвоздь над дверью. Потом подошла к окну и выглянула наружу. Она переходила от одного окна к другому. Повсюду было только море, море и кричащие ласточки, а суши не было видно.

На подоконнике последнего окна лежал фломастер с несколькими обрывками веревки и крючок, которым вяжут сети. Мама поиграла фломастером, рассеянно нарисовала маленький цветок на подоконнике и красиво заштриховала лепестки, ни о чем особом не думая.

 

Папа стоял прямо в очаге, сунув голову в дымовую трубу.

– Здесь птичье гнездо! – закричал он. – Поэтому дым не выходит.

– Там кто‑нибудь живет? – спросила мама.

Лицо у папы было ужасно черным, когда он вылез из очага.

– Какая‑то лысуха, – сказал он. – Но ее нет дома. Вероятно, улетела на юг.

– Но она снова прилетит весной! – воскликнул Муми‑тролль. – И должна найти свое гнездо, когда вернется домой! Мы ведь можем готовить еду не дома, не в башне!

– Всю жизнь? – осведомилась малышка Мю.

– Ну да, можно ведь постепенно передвинуть гнездо, – пробормотал Муми‑тролль.

– Ха! Похоже на тебя! – воскликнула малышка Мю. – По‑твоему, лысуха узнает, передвинули ее гнездо сразу или постепенно? Ты придумал это, чтобы с чистой совестью выжить ее.

– И всю свою жизнь мы будем есть не дома? – ошеломленно спросил папа.

Все посмотрели на маму.

– Сними гнездо, мой милый, – попросила она. – Мы повесим его за окном. Иногда тролли важнее лысух.

Мама сунула посуду под кровать, чтобы в комнате было уютнее, и вышла поискать землю. Это был очень важный для нее поход.

Остановившись у лестницы маяка, она плеснула немного морской воды на розу. Та по‑прежнему ждала в своем ящике из‑под сахара, в земле из долины. В саду должна быть тень. Сад надо разбить как можно ближе к маяку, и чтобы большую часть дня там светило солнце. И там должен быть глубокий слой хорошей земли.

Мама все искала и искала. Она отправилась на поиски вдоль горы, на которой стоял маяк, через вересковую пустошь вниз к торфяному болотцу, она обошла низкоствольный лесок, попала в осиновую рощу, она брела и брела по теплому, посыпанному песком торфяному берегу, но нигде не находила землю.

Мама никогда прежде не видела столько камней. За осиновой рощей земля была сплошной камень. Пустынное поле, покрытое круглыми серыми камнями, каменистое поле. Посреди поля кто‑то любопытный вырыл большую яму. Мама прошла вперед и посмотрела. Там, внизу, не было ничего, кроме других камней, таких же круглых и серых. Интересно, что искал здесь Смотритель маяка? Может, что‑нибудь особенное. Может, он пытался немного поиграть?! Он собирал один камень за другим, они снова скатывались вниз, а потому он устал от всего и ушел.

Мама пошла дальше к песчаному берегу. И наконец‑то там внизу нашлась земля. Черный могучий пояс глубокого чернозема окаймлял береговую линию под ольшаником. Крепкие зеленые растения пробивались между камнями и вспыхивали золотым и фиолетовым, словно нежданные джунгли пышной растительности.

Мама запустила лапы в землю и почувствовала, что она заполнена миллионами растущих и поглощающих влагу корней, которым нельзя мешать. Но это было неважно. Во всяком случае землю она нашла, и только теперь можно было поверить в реальное существование острова.

Она позвала папу, который собирал доски среди водорослей. Она подбежала к нему в хлопающем на ветру переднике и закричала:

– Я нашла землю!

Папа поднял голову.

– Привет, привет! – сказал он. – Что ты думаешь о моем острове?

– Он ни на что во всем мире не похож! – оживленно заверила его мама. – Земля внизу, на самом берегу, вместо того чтобы быть где‑то посреди острова!

– Я тебе объясню, – сказал папа. – Ты всегда должна спрашивать меня, если чего‑нибудь не понимаешь: я знаю все, что имеет отношение к морю. Видишь ли, это водоросли, которые выбросили на берег волны. Мало‑помалу они превращаются в землю, настоящую землю!

Папа засмеялся и сделал широкий жест лапами, словно даря маме все колышущиеся во всем море заросли водорослей.

И мама стала их собирать. Она таскала их целый день и складывала в горную расселину, которой мало‑помалу предстояло превратиться в садик. У водорослей был такой же глубокий теплый цвет, как и у земли у них дома в долине, с пурпурно‑оранжевой искоркой, словно у апельсина.

Мама была спокойна и счастлива. Она мечтала о морковке, редиске и картошке. Она представляла, как они округляются и растут внизу в тепле. Она мысленно видела, как появляются зеленые листики, как они становятся пышными и крепкими. Она видела, как колышутся на; ветру растения над гладью голубого моря. Как они сгибаются под тяжестью помидоров, гороха и бобов, которые так нужны их семье. Все это, правда, произойдет следующим летом, но это ничего не значит. У нее есть о чем мечтать.

И в глубине души мама мечтала о яблоне.

День клонился к сумеркам. Удары молотка около маяка уже давным‑давно смолкли, и ласточки стали спокойней. Мама, посвистывая, пошла домой через вересковую пустошь с полной охапкой дров, выброшенных морем. У горы, на которой стоял маяк, папа приладил перила, чтобы помочь ей подниматься наверх, а у входной двери уже стояли две деревянные кровати и маленькая бочка, которую он выудил из моря. Она была совсем целая и когда‑то зеленая.

Винтовая лестница почему‑то теперь не так пугала. Лишь остерегайся смотреть вниз, а когда поднимаешься, лучше думай о чем‑нибудь приятном. Муми‑тролль сидел у стола и сортировал мелкие круглые камешки.

– Привет! – сказала мама. – Где папа?

– Он наверху, зажигает маяк, – ответил Муми‑тролль. – Он не разрешил мне пойти с ним. Он там уже страшно долго.

Пустое птичье гнездо стояло на комоде. Складывая дрова рядами под очагом, мама все насвистывала. Ветер уже стих, солнце заглянуло в окно на западе и отбросило багряные лучи на пол и на белые стены.

 

Когда огонь загорелся в очаге, сквозь дверную щель прокралась малышка Мю и, как кошка, прыгнула к окну. Прижав мордочку к стеклу, она стала строить безобразные гримасы ласточкам.

Внезапно с грохотом распахнулся люк в потолке, и папа Муми‑тролля спустился по железной стремянке.

– Хорошо горит? – спросила мама. – Какие удобные кровати ты смастерил! Я думаю, бочка пригодится, чтобы солить рыбу. Мне жаль держать ее только для дождевой воды.

Папа подошел к окну, выходящему на юг, и выглянул наружу. Мама быстро посмотрела на него снизу вверх. Да, так и есть: хвост совершенно одеревенел, а кисточка раздраженно качается. Подложив побольше дров, она открыла баночку с селедкой. Папа выпил чай, не произнося ни слова. Убрав со стола, мама поставила штормовой фонарь и сказала:

– Я как‑то слышала, что такие маяки горят с помощью газа. Когда газ кончается, их совершенно невозможно зажечь.

– Там есть баллоны с газом, – мрачно сказал папа. – В башне их полным‑полно. Но их никак не смонтировать.

– Может, не хватает какою‑то винтика, – предположила мама. – Я лично никогда не доверяла газу. Он опасен и неприятен. Я думаю, тебе надо бросить все эти хлопоты, а не то мы можем взлететь на воздух.

Папа встал из‑за стола и закричал:

– Ты что, не понимаешь? Ведь я теперь Смотритель маяка! Маяк должен гореть! Вся идея – в этом! Ты думаешь, можно жить в маяке, который не горит?! А что будет со всеми судами и лодками, которые плывут по морю в темноте и могут в любую минуту пойти ко дну и утонуть прямо у нас на глазах…

– Это верно, – согласилась малышка Мю. – А утром весь берег будет усеян тонущими филифьонками, мюмлами, хомсами… и все они одинаково бледные и зеленые от водорослей…

– Не дури, – сказала мама. И повернувшись к папе, добавила: – Если тебе не удастся зажечь маяк сегодня вечером, ты сделаешь это завтра. Или в другой день. А если маяк вообще не загорится, мы повесим в окне фонарь на случай дурной погоды. Всегда найдется кто‑нибудь, кто увидит лампу и поймет, что здесь надо держать ухо востро, если хочешь плыть дальше. Ну а если отвлечься от этого, то я все думаю, не надо ли нам поднять кровати наверх, пока не стемнело. Я не очень‑то полагаюсь на эту скрипучую лестницу.

– Я сам принесу их, собственноручно, – пообещал папа и снял шляпу с гвоздя.

 

На маячной горе было почти темно. Папа тихо стоял, глядя на море, и думал: «Сейчас она зажигает наверху фонарь. Она подкручивает пламя, глядя на него некоторое время, так, как всегда. У нас есть целый бидон керосина…»

Все птицы уже спали. Скалистые островки на западе казались черными на фоне неба. Солнце село. На одном островке был навигационный знак, а может, это просто груда камней. Папа поднял одну кровать и застыл, прислушиваясь.

Издалека донесся слабый стонущий вой, необычный одинокий звук, не похожий ни на какие другие звуки, которые папе приходилось слышать. Звук невероятного одиночества пронесся над водой. В какой‑то миг папе показалось, что гора задрожала под его лапами. И снова все стихло.

Он подумал, что это, должно быть, птица. Только они могут так удивительно кричать. Он поднял на спину кровать, хорошую, крепкую кровать, без всяких изъянов. Однако кровать Смотрителя маяка наверху, в башне, – его собственная, никто другой не должен спать в ней.

Папе снилось, что он бежит вверх по бесконечной лестнице. Темнота вокруг полна хлопающих крыльев, бесшумно летающих птиц, лестница трещит и подгибается под его шагами. Она громко стонет, а ему надо спешить, ужасно спешить. Ему надо подняться наверх и зажечь маяк, пока еще не очень поздно; необычайно важно заставить маяк гореть. Лестница становится все уже и уже, теперь она гремит, как железо, под его лапами, и вот он уже наверху, рядом с фонарем, ожидавшим его в круглом футляре из стекла.

Сон развертывался медленно, папа пробирался ощупью вдоль стен, он искал спички. Большие изогнутые диски из цветного стекла закрывали ему путь и отражали море за окнами маяка, красное стекло окрашивало волны в красный, как огонь, цвет, а сквозь зеленое стекло море становилось изумрудным, холодным и отдаленным, место которому было, быть может, где‑то на луне или вообще не было на свете. Теперь надо было очень спешить, но у папы пошло все медленнее и медленнее. Он спотыкался о баллоны с газом, валявшиеся на полу, они накатывались, как волны, а птицы прилетали снова и снова и бились крыльями о стекло. Все мешало ему зажечь маяк. Папа громко кричал от ужаса, а цветное стекло лопалось и разлеталось на множество светящихся осколков. Море поднималось над крышей маяка, и папа падал все ниже и ниже… А потом проснулся где‑то далеко на полу – голова его была закутана в одеяло.

– Что случилось? – спросила мама Муми‑тролля.

Комната со своими четырьмя окнами на глади ночи казалась спокойной и голубой.

– Мне снился сон, – сказал папа. – Это было ужасно.

Мама поднялась и подбросила несколько сухих щепок на угли в очаге. Щепки загорелись, и теплое золотистое пламя затрепетало в темноте.

– Я дам тебе бутерброд, – сказала она. – Здесь ведь совершенно новое место.

Папа сидел на краю кровати и, пока страх не исчез, ел бутерброд.

– Я не думаю, что виновата комната, – сказал он. – Виновата кровать, это она навевает жуткие сны. Я смастерю новую.

– Я тоже так думаю, – сказала мама. – Ты заметил, что здесь чего‑то не хватает? Не слышно леса.

Папа прислушался. Они слышали, как море бормочет вокруг острова, и вспоминали, как обычно по ночам шумели лесные деревья у них дома.

– Вообще‑то звуки довольно приятные, – сказала мама, натягивая на уши одеяло, – но другие. Теперь, надеюсь, тебе ничего ужасного не приснится?

– Едва ли, – ответил папа. – Обычно очень полезно съесть ночью бутерброд.

 

Date: 2015-09-05; view: 280; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию