Кругом одни шпионы

Из-за выгодной позиции Японского флота ситуация в Северном море сложилась взрывоопасная. На деятельность военно-морской разведки, обеспечивавшей проход эскадры, Российская империя потратила 300 тысяч рублей. Директор департамента полиции А. А. Лопухин поручил обеспечивать безопасность эскадры А. М. Гартингу, завербованному агенту контрразведки. Тот организовал сеть из 83 наблюдательных пунктов, зафрахтовал 12 судов для наблюдения, активизировал агентов в Норвегии, Дании, Швеции и Германии, подключил сеть местных осведомителей. Позднее говорилось о том, что обстановка паники и истерии на эскадре была во многом спровоцирована бурной деятельностью Гартинга, заботившегося больше об увеличении собственных средств. Многое в подвигах главного имперского филера было явно преувеличено или нафантазировано. Об этом пытался сигнализировать русский посол в Дании А. П. Извольский, писавший о Гартинге: «Он несколько раз приезжал в Копенгаген и сообщал мне о появлении японских истребителей в европейских водах. Не доверяя ему, я собрал сам справки по этому поводу и вскоре убедился в фантастичности его сведений, причем единственной целью, которую он преследовал, было получение возможно большей суммы от русского правительства. Я считал своим долгом сообщить об этом кому следовало в России, но мои предупреждения остались тщетными»[31].

Рейд эскадры проходил в обстановке крайней секретности, координаты никому не сообщались, об остановках в портах русских военных моряков никого не предупреждали, поэтому государства, мимо которых следовала эскадра, не испытывали к ней дружелюбия.

По сведениям Главного морского штаба, в Северном море эскадру поджидали японские миноносцы, и моряки имели четкую инструкцию не подпускать никакие суда менее чем на десять кабельтовых. Суда были оснащены цветной сигнализацией Табулевича, вся прилегающая территория освещалась прожекторами, и в случае появления в опасной зоне неизвестного объекта было предписано стрелять сразу по носу судна и отдать ему приказ выйти из зоны на период прохода эскадры. В случае неповиновения начальник вахты имел полномочия немедленно открыть огонь на поражение из всех видов орудий.

Повышенная боевая готовность идущей эскадры, ожидание диверсий и недоверие к находившейся поблизости Великобритании, поддержавшей Японию в этой войне, привели к нервозности военных моряков и трагическому происшествию при прохождении русской эскадры вблизи британских берегов.

С самого начала этот поход сопровождали досадные нелепости, и моряки, как люди суеверные, не могли не понять, что это дурное предзнаменование. Флагманский корабль почти сразу сел на мель, а один из крейсеров сопровождения потерял якорную цепь. Пока ждали застрявшего флагмана, а крейсер искал якорь, эсминец случайно врезался в любимый линкор контр-адмирала Фёлькерзама «Ослябя» и протаранил его, поэтому линкор вернули в Ревель на ремонт. Несколько крейсеров[32]и миноносцев[33]отстали от эскадры на Балтийском море и шли вдогонку с сильным опозданием.

Экипаж

Командиром Второй Тихоокеанской эскадры был начальник Главного морского штаба, контр-адмирал Зиновий Петрович Рожественский, известный как боевыми победами, так и журналистской деятельностью: подобно погибшему на броненосце «Петропавловск» вице-адмиралу С. О. Макарову[34], он публиковал в газетах отчеты о неутешительном состоянии Российского военного флота, чем снискал недовольство начальства. Впрочем, на флагманском корабле эскадры «Князь Суворов» с 11 сентября 1904 года находился еще один «критик» – 2-й флаг-капитан Николай Кладо. С апреля 1904 года он был начальником военно-морского отдела штаба командующего флотом Тихого океана и продолжал им оставаться во время похода эскадры, но отношение к нему всегда было неоднозначное. Отношение Рожественского к придиркам Кладо можно было понять: командующий эскадры был не виноват в том, что ему досталась «груда металлолома» и пропащая команда.

Помощниками Рожественского в этом походе были контр-адмиралы Дмитрий Густавович Фёлькерзам и Оскар Адольфович Энквист, младшие флагманы эскадры. Рожественский не питал к ним особенно теплых чувств: Энквиста он называл «пустым местом», а Фёлькерзама – «жирным мешком». В письмах к жене он порой говорил, что Дмитрий Густавович «умница», но «не подходит для самостоятельных действий».

Их экипажи отличались крайней гетерогенностью – от давно утративших навыки прапорщиков запаса до недавно призванных кадетов, окончивших корпус досрочно из-за войны и не успевших получить достаточных знаний. Много было на судах необразованных крестьян из прибрежных районов. Наспех собранные в дорогу юнцы выглядели жалкими и забитыми, старые моряки боялись военных команд и незнакомых им военных приборов. Некоторые вообще никогда не видели моря и страдали от качки. Знакомые с морем гражданские моряки не имели военных навыков. Офицеры-артиллеристы «Князя Суворова» говорили, что «одну половину приходится учить всему, потому что она ничего не знает, другую половину – потому что она все забыла, но даже если хоть кто-то что-то помнит, это уже неважно, потому что все давно устарело».

Около семи процентов эскадры составляли штрафники, отправленные на войну за различные провинности. Им терять было нечего, и этот рейд стал для них почти увлекательным приключением. Попадались среди них и члены революционных групп, пытавшиеся вызвать волнения, поэтому на некоторых судах отмечались случаи саботажа и раздора между членами экипажа.

К середине пути вся эта маргинальная команда испытывала усталость и напряжение из-за невозможности долгих остановок в портах и нехватки топлива.

Нетрудно догадаться о дурных предчувствиях, которые одолевали Рожественского во время этого похода. Его называли «суровым и прямодушным» «бравым моряком», но «ужасно нервным человеком».

Еще 6 июля 1904 года он сообщал начальнику транспортных судов Второй эскадры О. Л. Радлову: «Из различных источников за последнее время получаются беспрерывные известия об организации Японией целой системы предприятий и ряда покушений на суда нашей эскадры во время следования на театр военных действий. Япония фрахтует иностранные быстроходные коммерческие пароходы и яхты для устройства линий беспроволочного телеграфа, причем по некоторым данным можно предположить, что на этих пароходах устанавливается артиллерия и имеются разного рода мины»[35].

Первые сведения о готовящихся диверсиях противника Рожественский получил во время заправки углем возле норвежского мыса Скаген[36]. Ему донесли, что в порту замечены подозрительные передвижения. В строевом рапорте в Морское министерство от 15 октября 1904 года Рожественский упоминал в качестве своего источника «возвращавшийся из северного плавания транспорт «Бакан»», видевший «четыре миноносца, шедших под одними топовыми огнями, чтобы их издали принимали за бота рыбаков». После получения этих сведений контр-адмирал отдал приказ командирам судов усилить бдительность.

Появились данные о том, что японские миноносцы могут поджидать эскадру возле датского побережья, а кроме того следует опасаться подводных лодок. Консул в Гонконге телеграфировал, что еще в июле японцы купили во Франции несколько подводных лодок и зафрахтовали пароход, который вместе с подводными лодками должен поджидать Балтийскую эскадру между Дувром и Кале за сутки до ее прохода чрез Ла-Манш.

Издерганный всем этим Рожественский тут же отменил погрузку в Скагене и велел сняться с якоря, понимая, что им может не хватить топлива.

Слухи о готовящихся диверсиях вызвали у экипажа вспышку массовой истерии. Для ее подавления Рожественский утвердил приказ о том, чтобы с этого момента ни одно постороннее судно не подпускалось к эскадре. Его приказ тут же спровоцировал очередную нелепость: под обстрел попали два рыбацких катера со связными от государя императора, направлявшимися к Рожественскому, чтобы сообщить ему о повышении в звании до вице-адмирала. По счастливой случайности тогда никто не пострадал. Но это был еще не конец.

Date: 2015-09-05; view: 272; Нарушение авторских прав