Быстрый человек, медленно

Транспаранты, флажки и знамена, украшенные ритуальными змеями, развевались на улицах в день фестиваля Быстрых Детей. В последнюю минуту климатическая служба запросила выделить им бюджетные средства, чтобы опустить основные потоки ветра поближе к земле.

Совет пытался возмутиться тем, что этот фестиваль происходит примерно раз в полтора месяца, и так и было на самом деле, но кто‑то старый и медленный заметил: «Не для детей».

Быстрый Человек свернул с пыльной дороги на тропу, ведущую к ферме. Деревянные ворота были украшены резными, пучеглазыми, разевающими рты богами земли, этими пухлыми хранителями сельского хозяйства округа Иао. Когда он замедлился до Родительской Скорости, полевые цветы, казалось, начали раскачиваться точно метроном. Терзаемый ветром луг превратился в неспокойное море, с его потоками и течениями. Над головой стремительно проносились стаи облаков, а дети, готовившиеся к ритуалу Боя С Солнечными Лучами на просторном дворе под хмурыми стенами древней усадьбы, превратились просто в облачка пыли.

В течение трех дней он гулял по вечному холму великого цилиндра, блуждая в красных лесах округа Ахаэа. Быстрый Человек любил много ходить. Он переключался на Детскую скорость, и тогда его окружала ребятня на велосипедах и самокатах, вскоре уносившаяся прочь с криками: «Не такой уж ты быстрый, Быстрый Человек!» Да, он мог бы поймать их и на самом деле легко мог двигаться еще резвее. И они это знали. Знали, что он способен принять облик птицы или облака и улететь от них на другой край света. Каждый в Трех Мирах прекрасно знал Быстрого Человека. Он не нуждался ни во сне, ни в пище, но обожал пряную, овощную кухню Средних округов и их легкое, но душистое пиво, поэтому его каждый вечер видели то в ресторане, то в сельском кабаке. Тогда он замедлялся до Родительской скорости, чтобы побеседовать с местными. Дети были веселыми, очень умными и талантливыми, но для подлинного общения нужны все‑таки взрослые.

Меж стен поместья Тоу Яу метались звонкие детские крики. Сегодня здесь собралось все поселение, включая и самую маленькую, пятилетнюю, постоянно мельтешащую девчушку. Она жила по своему собственному времени. Для ее родителей прошло лишь несколько месяцев; память о ее рождении еще была свежа в их памяти. Самые взрослые из детей уже входили в подростковый возраст. Ноха и Джехау поприветствовали Быстрого Человека, поднеся ему хлеб и воду.

– Храни вас Господь, – благословил он их. Крошка Немаха мельтешила вокруг, точно какая‑нибудь мошкара летним вечером. Он услышал, как модуль повторной речи переводит его слова в детский ритм, разражаясь стремительной трелью. Именно этим и славился Быстрый Человек – он умел разговаривать одновременно в двух временах. Он стал очень важным посредником для Трех Миров.

Три огромных цилиндра колонии Эо Таэа плыли к звезде, обозначенной в анпринских атласах как Сулпис 2157, вот уже пятьдесят Взрослых Лет. Ласковое и небольшое желтое светило, к которому жался газовый гигант. А на орбите газового мира повисла согретая солнцем голубая, словно слеза, планета. Огромные, грубо обработанные астероиды этой флотилии неожиданно возникли на самом краю мощного радара в виде почти незаметных точечек. Они проходили слишком далеко, и, сказать по правде, вряд ли стоило обращать на них внимание. В галактике полно всевозможных разумных подвидов, в основной своей массе совершенно равнодушных к тому, что все они являются частью одного великого и славного Клейда. Обычно они были одержимы какими‑то своими личными проектами и думали исключительно о распространении своих империй. Цивилизации обретают хоть какую‑то ценность, только научившись достигать световых скоростей.

Пустое любопытство и поспешность действий, сгубившая ныне покойный, превратившийся в пар народ Анприн, спасли Джеддена. По правде сказать, в тех планах, что он строил с того момента, как увидел гибель целой цивилизации в пламени сверхновой, с самого начала было куда больше надежд, чем уверенности. Он надеялся, что, высвободив темную энергию и прыгнув в искривленное пространство, пожнет результаты этого поступка лишь столетия спустя. Надежда просыпалась вместе с ним в течение всего долгого путешествия к нейтронной звезде. Малейшая ошибка могла привести к промаху в световые года и столетия реального времени. Сам он не мог погибнуть, но реактивная масса обладала фатальной значимостью для него. Вечное падение мимо звезд – это было бы куда хуже любой смерти. Конечно, он гнал от себя эти страхи, но и тут ему скорее помогала более надежда, нежели слепая уверенность.

Надеясь и сомневаясь, он бросился в гравитационный колодец нейтронной звезды.

Умея надеяться, он умел и плакать; слезы умного льда потекли по нему, когда дальние радары засекли три медленно движущихся объекта менее чем в пяти световых часах. Постоянно перепроверяя свои вычисления, он извел остатки реактивной массы в темную энергию и нагнал флотилию Эо Таэа, входя в ее гравитационное поле. Во всех своих переопределениях и перестройках он так и не смог вновь обрести способность по‑настоящему понимать числа, слышать их шепот. Полтысячи лет отделяло его теперь от жизней, которые он вел на Тей.

В течение десяти дней он передавал аварийный сигнал. «Помогите, я беженец межзвездной войны». Он прекрасно осознавал, что в космосе не действует морской кодекс, использовавшийся на океанических просторах его родного мира, где ни один Аспект, будь он хоть капельку добр, серьезен и вежлив, не оставил бы попавшего в беду. Народ Эо Таэа вполне мог убить его, просто решив не обращать внимания. Но у него имелось, что предложить взамен.

Как и многие деревенские дома дуги Амоа, поместье Тоу Яу имело беседку, расположенную на холмике в двух полях посолонь от старого здания. Воздушная и изящная, сплетенная из тонких ивовых веток, она, как и все похожие на нее строения, стала местом отдыха для взрослых, где те могли общаться на удобной для себя скорости без необходимости использовать эти отвратительные переговорные устройства на шеях. Здесь они собирались, чтобы поболтать, обменяться слухами и при помощи телескопа поглазеть на своих сородичей, живущих на другой стороне мира. Подобные вечеринки были последним писком моды, позволявшим взрослым посидеть вместе и пожаловаться друг другу на детей.

Но сегодня был день именно последних – хотя для них и проходила почти неделя – фестиваль Быстрых Детей, и Ноха Тоу Яу нацелил телескоп не на половину, расположенную позади искусственного солнца, но туда, где команды детей карабкались по опорам этого светила, поднимаясь на десятки километров над землей, бегали по мононитяным растяжкам для транспарантов и устраивали неистовые схватки на воздушных змеях в разреженных слоях атмосферы.

– Вот что я тебе скажу, своим детям ни за что не позволю подобных глупостей, – проворчал Ноха Тоу Яу. – Удивлюсь, если хоть один из этих ребят доживет до Цели.

Быстрый Человек улыбнулся, понимая, что если Ноха позвал его, то Эмоа Тоу Яу затевает нечто куда как более опасное.

Ихау Тоу Яу налила шоколада, густого и в некотором роде пьянящего.

– Лишь бы сын вернулся до Дня Звездолета, – сказала она и нахмурилась, разглядывая поросший буйной зеленью двор перед поместьем, где собрались все окрестные дети, хвастающиеся своими карнавальными костюмами и украшениями, толпящиеся возле подносов с праздничным угощением. Судя по всему, между ними произошла даже сверхскоростная битва едой. – Знаете, я более чем уверена, что дни начали сокращать. Пусть и незначительно, но время определенно стало бежать быстрее. Оно стало просто исчезать впустую.

Несмотря на удивительно сложную модель двигателя, построенного на использовании антиматерии, флот Эо Таэа двигался со скоростью не более десяти процентов от световой, и временные аномалии еще просто не могли ощущаться. Отправляясь в путешествие к Цели – этот народ, как вскоре выяснил Быстрый Человек, питал особую страсть к словам, начинающимся с большой буквы – они могли создать только корабль, рассчитанный на одно поколение. Они собирались достичь Сулпис 2157 в течение жизни одного индивида. Удивительно медленные ответы, принятые кораблем Анприн, не были следствием флуктуаций пространственно‑временного континуума. Тела путешественников, их сознания, восприятие и метаболизм были еще на зачаточном уровне изменены под существование, замедленное до одной десятой от нормальной человеческой жизни. Они все были заточены в похожих на банки кораблях, с внутренним освещением, мягкой гравитацией и практически неизменным климатом, приспособленным к черепашьему ритму их образу жизни. Пожелания доброго утра занимали несколько часов, а само это «утро» превращалось в неделю. Каждый сезон растягивался на то, что в остальной вселенной считалось годами. Триста пятьдесят лет полета должны были показаться пассажирам всего лишь сроком примерно средней трудовой карьеры. Амоа стал миром людей среднего возраста.

Затем появился Быстрый Человек, и все изменилось.

– Он не говорил, куда собирается? – спросил Быстрый Человек. Проблемы всегда возникали именно с мальчишками. Девочки умели переживать конфликты и были несколько более дальновидными.

Ихау показала вниз. Быстрый Человек вздохнул. Мятежный дух серьезно сковывался условиями Амоа, где в какую бы ты сторону ни побежал, все равно вскоре окажешься вновь у собственного порога. Опоры, удерживавшие вытянутое солнце, тоже не давали подняться слишком высоко, только на несколько километров, как бы ты ни старался. Тебя тут же бы нашли при помощи телескопа и спокойно бы ждали, пока не проголодаешься, не вымокнешь насквозь и не устанешь достаточно, чтобы вернуться домой. В Амоа юные бунтари убегали наружу.

Быстрый Человек отставил стакан с шоколадом и начал осторожно перестраивать нити своего пластичного тела. Для четы Тоу Яу это выглядело так, как если бы по его телу пробежала легкая рябь, их собеседника вдруг словно припорошило серебристым тальком или пыльцой с крыльев бабочки. У Ихау от удивления расширились глаза. Каждый в Трех Мирах знал о Быстром Человеке, нашедшим способ приблизить Цель Путешествия, улаживавшим конфликты между поколениями и разыскивавшим убежавших детей. По правде сказать, он был пришельцем.

– Было бы неплохо, если бы они оставляли хоть какую‑нибудь записку о том, куда направляются, – произнес Быстрый Человек. – Мест там не так уж мало. Ну да ладно. Кстати, на вашем месте я бы немного отошел назад.

Сказав это, он театрально взмахнул руками и взорвался роем нитей. Посреди беседки неожиданно распустился огромный ирис, а над цветком возник вращающийся, гудящий цилиндр.

«Вот и поводы для разговоров и слухов тем, кто сейчас наблюдает за нами в телескопы», – подумал он и в мановение ока ушел в землю.

В итоге Быстрый Человек нашел мальчика примерно там, где и ожидалось. На огромной скорости мужчина промчался по мертвому городскому пейзажу коммуникационного блока, двигаясь почти над самой кромкой защитной линзы, и вот – пожалуйста. Объект поисков виден не хуже вспышки сверхновой. Симпатичный, ухоженный паренек сидел на опорной платформе под главной антенной, откуда открывался отличный вид на остальные строения. Мальчишки и здания. Побег из дома стал только частью того образа независимости, который подросток пытался создать в глазах своих родителей. Мальчишки всегда так предсказуемы.

– Ты тут еще не замерз? – спросил Быстрый Человек.

Эмоа вздрогнул, когда в наушниках его шлема раздался чужой голос. Он заозирался, и его шлем задергался из стороны в сторону, когда ребенок попытался найти нежданного гостя в бездонной тени внешнего космоса. Быстрый Человек усилил свечение своей кожи. Он знал, как должен сейчас выглядеть; пылающий огнем обнаженный мужчина, ничем не защищенный от вакуума, попирающий босыми ногами запыленную поверхность корабельного корпуса и чуть наклоняющийся вперед, под влиянием непрерывного вращения колонии. Честно говоря, сам бы он испугался, увидев подростком подобное зрелище, но Быстрых Детей оно впечатляло не больше, чем их собственные потуги казаться взрослыми впечатляли Медленных Родителей.

– Уходи.

Сияние Быстрого Человека озаряло все вокруг. Эмоа Тоу Яу выглядел тощим и вытянутым даже в своем желто‑зеленом скафандре. Он сделал попытку повернуться спиной: смертельное оскорбление для народа Эо Таэа, но не настолько обидное, если смотреть на него с точки зрения этикета Аспектов Тей. Быстрый Человек потянул за трос, не позволявший мальчику улететь в пространство. Тот был в хорошем состоянии, и карабин работал исправно.

– Отпусти.

– На твоем месте я бы не слишком полагался на эти штуковины. Космические лучи разрушают пластик. Потом дернешь чуть посильнее, и они просто лопаются. Причем как раз в тот момент, когда они нужнее всего. О, да, парень, мне доводилось видеть, как срываются люди и как их уносит в пространство.

К Быстрому Человеку повернулся шлем, украшенный ярким узором в виде птиц.

– Ты просто пытаешься напугать.

Одним прыжком сияющий силуэт очутился на небольшой площадке рядом с Эмоа, и тот постарался отодвинуться насколько это было возможно.

– Я не разрешал тебе подниматься ко мне.

– Это свободный корабль.

– Но не твой корабль.

– Верно, – ответил Быстрый Человек.

Он приглушил свое свечение так, чтобы они оба могли полюбоваться видом на работающий двигатель. Сам по себе скалярный привод был достаточно небольшим устройством – во всяком случае, по стандартам Эо Таэа, – обладая размерами примерно со среднюю усадьбу. Он почти скрывался в тени огромных построек: накопительных башен, куполов и переплетения труб транспортной системы, благодаря которой в двигатель поступали вода и антивода, превращавшиеся там в темную энергию. Над всем этим парили на стационарной орбите осветительные корабли; пять маленьких солнц. Быстрый Человек нисколько не сомневался, что сейчас там вовсю кипит работа, но в Детской Скорости картина казалась практически застывшей. Фигуры в расписанных птицами скафандрах, инженеры в своих тяжелых модулях, многочисленные роботы, машины и даже небольшой реактивный самолетик – все это почти не шевелилось, и выделить отдельное движение не получалось, но стоило отвести взгляд, а потом посмотреть обратно, как оказывалось, что пейзаж немного изменился. Так они и сидели, Эмоа и Быстрый Человек, проведя так много времени даже по меркам Взрослых. Позади конструкции были видны уносящиеся прочь звезды.

«Интересно, как это все выглядит для взрослых?» – подумал Быстрый Человек и на мгновение замедлился. И испустил бездыханный, глубоко внутренний вздох удивления, когда увидел, как звезды превращаются в сплошные сияющие полосы. Стройка пришла в движение; повсюду сновали крошечные роботы, выбрасывающие позади себя небольшие струйки реактивного газа.

Десять лет, десять взрослых лет прошло с тех пор, как Быстрый Человек просочился сквозь корпус и собрал свое тело из груды нитей, упавших на землю колонии Га'Ату. И при этом он до сих пор так и не решил, к какому же миру он принадлежит: Детей или Родителей? Впрочем, в те дни еще не было Детей, ни одного из них. Таков был контракт, заключенный рабочими. Только по достижении Цели должны были родиться люди, живущие в старом ритме, быстром ритме, подходящем их новому миру. Все изменилось с появлением Быстрого Человека. В обмен на свое спасение он пообещал, что колонии доберутся до Цели не за медленные годы, и даже не за медленный сезон, но за несколько часов. Но с одним условием: по пути они залетят – минутная задержка для релятивистского флота – в родную систему Быстрого Человека.

Они провели несколько встреч и заключили сделку, высчитав, что сумеют уложиться в крайне стесненный энергетический бюджет. Работы потребовали привлечения всех ресурсов и сил; вся техника была брошена на строительство трех скалярных двигателей. Зато, когда те будут закончены, дальнейший полет должен быть настолько быстро, что и выспаться не успеешь. Кроме того, обитатели колоний распечатали агрикультурные блоки, и на их холмах зацвели обильные леса и простерлись зеленые поля. Все померзли в течение трех дней, все женщины успели забеременеть, и спустя девять Родительских месяцев на свет появился первый Быстрый Ребенок.

– А где твой страховочный трос?

Услышав голос Эмоа, Быстрый Человек переключился на Детскую Скорость. Деятельность, бурлившая на стройке, внезапно застыла, а на небе вновь возникли неторопливо убегающие звезды.

– Мне‑то он к чему? – спросил он. – Я прекрасно знаю всю глубину космоса.

– Они и вправду используют темную энергию?

– Да.

Эмоа подобрал колени, ему становилось неуютно от долгого сидения в этом абсолютном холоде. Быстрого Человека кольнуло воспоминание: замерзшие каналы Дженн, долгие месяцы темноты. Он поежился. Чьей же была та жизнь, кому принадлежали воспоминания?

– Я читал о темной энергии. Это та сила, что заставляет вселенную расширяться все быстрее и быстрее, увеличивая расстояние между всеми объектами. В конце концов все разгонится до такой скорости, что все в мире просто порвется на части и рассыпется на кварки.

– Есть и такая гипотеза.

– Каждая частица будет так далека от остальных, что станет находиться в своей собственной, персональной вселенной. Это создаст бесчисленное множество одиноких вселенных.

– Как я уже и говорил, это только гипотеза. Эмоа, твои родители…

– И вы используете ее в своих двигателях.

– Ваша система материи/антиматерии подчинена законам термодинамики и предполагает тепловую гибель вселенной. Мы все становимся старше, холодней и все более далекими друг от друга. Пойдем, пора уже. Думаю, тебе не очень уютно в этом скафандре.

Защитные костюмы Эо Таэа походили скорее на яркие танцевальные костюмы, чем на подобающее облачение для космических работ, хотя на самом деле их ткань была создана при помощи хитрых молекулярных технологий и обладала способностью к переработке отходов, очистке воздуха и самовосстановлению. Но Быстрый Человек отлично знал, как они натирают кожу и как пахнут после пары дней ношения.

– Тебе не следует быть здесь, когда наступит День Звездолета, – предупредил Быстрый Человек. – Плотность частиц тут не слишком высока, но и этого вполне хватит, чтобы изжарить тебя на месте, когда мы приблизимся к световой скорости.

– И тогда мы все станем Медленными, – произнес Эмоа. – Для нас пройдет лишь несколько часов, но во внешней вселенной минуют года.

– Все относительно, – сказал Быстрый Человек.

– И когда мы прибудем на место, – продолжал Эмоа, – мы распакуем посадочные модули и спустимся к этому новому миру, Великой Цэ Эли, но наши мамы и папы останутся на Трех Мирах. Мы станем трудиться, отстраиваться, заведем детей, и они тоже родят детей. Быть может, мы еще успеем увидеть новое поколение, потом умрем, а наши родители, оставшиеся на небесах, даже не состарятся.

Быстрый Человек потер колени руками.

– Ты же знаешь, они любят тебя.

– Знаю. И понимаю. Но ведь это еще не все. Неужели ты думаешь, что этого достаточно? Если так, то ты просто дурак. И что все в тебе нашли, если ты не понимаешь? Это ведь… в чем смысл этого?

«Ни в чем, – подумал Быстрый Человек. – И во всем. Пойми же ты, сидящий в этом своем желто‑зеленом костюме и смешном птичьем шлеме, в этой вселенной ровно столько смысла, сколько необходимо».

– Знаешь, – произнес он вслух, – как бы тебе ни было тяжело, но им куда сложнее. Все, кого они любили, состарятся и умрут, не успеют они и глазом моргнуть. И они не смогут ни поддержать, ни помочь. Они заточены здесь. Да, думаю, их участь куда более печальна.

– Ага, – вздохнул Эмоа. – Что‑то стало прохладно.

– Вот и пойдем. – Быстрый Человек поднялся и протянул свою серебряную руку. Эмоа принял ее. Под звездным куполом неба они вместе отправились к шлюзу, возвращаясь в мир цилиндр, возвращаясь домой.