Глава семнадцатая. Ник брел по дороге, поднимая фонтаны пыли

Ник брел по дороге, поднимая фонтаны пыли. Далеко он уходить не будет. Он не хотел, чтобы мама испугалась за него. Слишком испугалась.

А вот небольшой страх пойдет ей на пользу. Сама она пугала его предостаточно.

По привычке он свернул к дому Дэнни, но потом втянул голову в плечи и прошел мимо. После того, что Дэнни сказал о маме, он не хотел его даже видеть.

Так или иначе, но дом Трухильо – первое место, куда мама позвонит, разыскивая его, а Ник еще не был готов к тому, чтобы его нашли. Он не был готов вернуться назад. Дома делать было нечего. Когда он включал телевизор, там шли сплошные кулинарные шоу и прочий треп взрослых. Скукотище! Какое‑то время Ник смотрел, как там готовили, потому что этим занимался его папа, но на самом деле он уже интересовался отцом не больше, чем тот интересовался им. А внизу была все та же стряпня, все та же болтовня и эти жуткие синяки на шее у его мамы.

От мыслей о синяках на маминой шее в груди у него стало жарко и тесно. Он пошел быстрее, не куда‑то конкретно, а просто уходя… отсюда.

Его мама без умолку твердила, что все хорошо, и делала вид, что все нормально. Это была чушь, думал Ник, потому что, если все действительно о'кей, если теперь она в безопасности, почему около нее постоянно крутится шеф Хантер? И Дилан.

«Я просто присматриваю за твоей матерью», – сказал Дилан, но его глаза и голос были серьезными, как будто при клятве.

От этих его слов Ник почувствовал себя лучше. На некоторое время, по крайней мере.

После поездки в море Ник тоже почувствовал себя лучше, но совсем по‑другому. На воде было спокойно. Никаких тебе взрослых разговоров, даже шума мотора не было, только ветер в лицо и белые буруны волн за бортом. В какой‑то момент, когда лодка при повороте качнулась, а паруса надулись, а потом обвисли, Ник подумал, что сейчас они перевернутся. От одной мысли об этом по коже его побежали мурашки – но приятные. А потом, когда они уже причаливали, Дилан дал ему потянуть за канаты и сказал, что он молодец. Это было круто.

Ник передернул плечами. Только все это, возможно, чушь, потому что Дэнни сказал…

Ник пнул камень ногой и проследил, как тот трижды перевернулся, прежде чем упасть в канаву. Дилан был добр к нему только потому, что ему нравилась мама Ника. Впрочем, это тоже не было правдой, подумал он, засовывая руки в карманы. Не полной правдой. Пальцы его нащупали серебряный доллар. Дилан не просил его обратно, а Ник не хотел его отдавать.

С тех пор как его маму похитили, все перемешалось…

Он услышал шум приближающейся машины и отошел на обочину. Он был очень напуган. И одновременно злился на нее. Хотя на самом деле это была не ее вина… Он продолжал медленно идти вперед. Машина позади него тоже двигалась медленно, как будто водитель боялся его объезжать. Это глупо, потому что на другой стороне дороги нет ни машин, ни людей. Но Ник все равно отступил на траву и гравий, потому что если бы его действительно задела машина, то он бы оказался в беде по‑настоящему.

Двигатель урчал громко и близко. Даже слишком близко. Наверное, водитель заблудился. Наверное, он хочет спросить дорогу. А может, это какой‑то болван, которому просто нравится пугать детей.

Ник уже начал оборачиваться – чтобы предложить помощь? чтобы показать ему средний палец? – как вдруг мир взорвался ослепительной вспышкой красного света.

Затем наступила темнота.

Реджина была в ужасе.

– Вы должны найти его! – воскликнула она. Моего мальчика! Моего малыша! – Найти его прямо сейчас!

На последних словах ее голос практически перешел в крик, и посетители, которые по‑прежнему находились в зале, настороженно вытянули шеи, прислушиваясь к тому, что происходит на кухне, и глядя на нее как на сумасшедшую. Но ей было наплевать на них. Ее сейчас не волновало ничего, кроме того что пропал Ник. Ник похищен. Ник потерялся и нуждается в своей маме.

– Мы сделаем все возможное, – сказал Калеб уверенно и спокойно.

Ее пронзило отчаяние, резкой, острой болью отозвавшееся где‑то в животе.

Дилан не был так спокоен. В его черных глазах горел опасный огонь. Он выглядел так, словно готов был кого‑нибудь убить.

Спасибо тебе, Господи, за Дилана!

Она схватила его за руку.

– Ты должен найти его! Ты должен его забрать! Пока не начался прилив.

Калеб задумчиво почесал подбородок.

– Реджина, мы не уверены, что он в пещерах.

– А куда еще они могли его забрать?

– Кто может его забрать? – спросила Антония. – Мальчик просто ушел, вот и все.

– Вполне возможно. – Калеб посмотрел на Дилана. – Ты что‑то обнаружил наверху?

Дилан покачал головой.

– Никаких следов.

– Когда ты видела его в последний раз? – спросил Калеб у Реджины.

– Час назад. Или полтора… – Она нетерпеливо сжимала и разжимала руки. Почему они ничего не делают? Почему не отправляются искать его? – В любом случае, это было до обеда.

– Значит, после того как отошел паром, – сказал Калеб.

– Думаю, да. Какая разница?

– Это увеличивает шансы, что он все еще на острове.

– Разумеется, он на острове, – сказала Антония.

– Он ничего не говорил насчет того, что куда‑то собирается? – спросил Калеб у Реджины. – Может, в гости к друзьям.

– У Трухильо его нет. Я позвонила туда в первую очередь.

Его нет нигде.

– Он на что‑то надулся, – сказала Антония. – Успокоится и вернется домой.

– Почему он надулся? – спросил Калеб.

Чувство вины захлестнуло Реджину. Он был расстроен из‑за нее. Потому что она оставила его. Сначала она дала похитить себя, потом отправилась в море заниматься сексом, оставив своего такого ранимого восьмилетнего сына одного. Она была ужасной матерью, совершенно ужасной!

– Он… Я…

– Его настроение здесь ни при чем, – сказал Дилан.

– Если только он не сбежал, – заметил Калеб. – Без каких‑то доказательств похищения силой…

– Ему не обязательно быть похищенным силой, чтобы оказаться в опасности, – решительно сказал Дилан. – Вне зоны действия защиты он уязвим.

«О боже!» – подумала Реджина и скрестила руки на животе, словно защищаясь.

– Уязвим для чего? – настойчиво спросила Антония. – Это ведь Край Света, а не какой‑нибудь Нью‑Йорк.

Страх когтями впился Реджине в горло. Ее мальчик не был похищен сексуальным извращенцем. Его забрали демоны. Она с трудом проглотила подступивший к горлу комок.

– Но почему… Ты же сказал, что он вне опасности!

Лицо Дилана было жестким.

– Он не должен был… Он не представляет для них никакой ценности.

Значит, все еще хуже. Если он не представляет для них ценности, они могут его убить.

– А вы не можете ввести… Как это правильно называется? Тревога Амбер?[8]– спросила Реджина у Калеба.

– Как только у нас появится подтверждение того, что Ник похищен, я позвоню шерифу округа Нокс, – пообещал он. – И мы введем его в базу данных. Но сначала нам нужно обыскать квартиру, опросить соседей. Иногда дети просто прячутся. Ты можешь описать, во что он был одет?

– Джинсы. Футболка. Синяя? Ох, мы попусту теряем время, – сказала она, не находя себе места от беспокойства. – Прилив… Он совсем маленький.

– Я пошел, – сказал Дилан.

Живот Реджины горел огнем. Как открытая рана. Она потянула за завязки своего передника.

– Я с тобой.

– Это плохая идея, – сказал Калеб. – Я проведу беглое патрулирование, заеду в лагерь. Кто‑то мог его видеть. А тебе нужно остаться здесь. На случай, если Ник вдруг объявится. Или позвонит.

– Он не сможет позвонить, если его похитили, – отрезала она. Или если он тонет… – Я ухожу.

Дилан покачал головой.

– Без тебя я справлюсь быстрее.

Она еще никогда не чувствовала себя такой беспомощной, такой напуганной. На сердце было тяжело, руки ныли, словно чувствуя на себе вес ее пропавшего малыша.

– Но…

– Доверься мне, – сказал Дилан.

Она поймала решительный взгляд его черных глаз. Должна ли она? Может ли? Она никогда не хотела на кого‑то полагаться, ни на одного мужчину. С другой стороны, таких мужчин, как Дилан, она еще не знала.

Она доверила ему свою жизнь. И свое сердце. Но может ли она доверить ему своего ребенка?

Она протянула к нему руки.

– Прошу тебя. Приведи его назад.

Дилан стоял на прибрежных скалах, сжимая в руке потрепанного плюшевого мишку с грязным красным бантом. Его мишку. Перед уходом Реджина дала ему эту игрушку. Ее голос, ее сердце, ее глаза переполнял страх.

Приведи его назад.

Солнце истекало последней кровью над краем раненого моря, окрашивая облака красным светом, словно окровавленные бинты. Через полчаса станет совсем темно. Дилан мог довольно хорошо видеть в темноте – в отличие от людей, которых Калеб привлек к поискам.

Где‑ то в этой тьме должен быть Ник, совсем один.

По крайней мере, Дилан надеялся, что он будет один.

Перед его глазами возник образ селки Гвинет. Но не такой, какой он знал ее при жизни, – маленькой ненасытной блондинкой с мягким взглядом и белозубой улыбкой. А такой, какой она была, когда он видел ее истерзанное окровавленное тело в последний раз, после того как демон Тан убил ее. Эта картина леденила ему кровь. Он представил себе Ника – человеческого ребенка, сына Реджины – в руках демона, и от этой мысли его прошиб холодный пот.

Его рука крепко сжимала медведя, как будто он пытался выжать из игрушки сведения о местонахождении Ника. Потертый ворс хранил воспоминания, словно въевшийся запах хозяйственного мыла и детского шампуня. Следы Реджины, ее смеха, ее любви, быстрого и беззаботного объятия. Следы Ника, больного или сонного, уютно устроившегося и безмятежного. Но ни одно из этих теплых и туманных впечатлений не давало ключа к месту, где Ник был сейчас. Этот медведь имел какое‑то отношение к Нику, а Дилан – нет. Он не мог использовать эту игрушку, чтобы сосредоточиться на ее владельце, как в свое время использовал крестик Реджины.

Широко расставив руки, он закрыл глаза и попытался вызвать из темноты худенькое лицо мальчика.

Он опустошил себя, отпустив свою силу на землю, словно воду, мучительно стараясь отыскать хоть какой‑то след, знак, намек. Отсутствие Ника пульсировало в его голове, как боль удаленного зуба или ампутированной конечности. Его чувства обострились и расширились. Он слышал шелест ветра среди деревьев, плеск воды у скал, смех чаек и урчание подвесного мотора вдали. Он чувствовал запах можжевельника и душистого перца, аромат водорослей и соленой воды.

Но он не мог почувствовать сына Реджины. Ничто не кричало ему «Ник», ничто не пахло мальчиком. Только удары волн, запах моря…

Дилан затаил дыхание.

Удары волн…

Начинался прилив.

Он похолодел. Он должен найти Ника. Немедленно!

Реджина драила кастрюли и молилась, как будто могла спасти сына одними только просьбами к Всевышнему. Ее руки и мозг были заняты, и это отвлекало от боли в спине и тяжести на сердце.

Радуйся, Мария, благодатная…

Она набрала побольше воздуха и ожесточенно набросилась на покрытую грязным налетом сковородку, стараясь не обращать внимание на молчащий телефон, медленно ползущие стрелки часов, злость и страх, кипевшие в груди.

Это несправедливо! Этого не должно было произойти! С того момента, как акушерка опустила темную, покрытую пушистыми волосиками головку Ника на грудь Реджины, она заключила с Богом сделку. Она готова принять пять месяцев тошноты по утрам, двадцать шесть часов долгих и полных одиночества родовых страданий, все бессонные ночи, годы без секса в обмен на это чудо. Ее мальчика.

Реджина готова была что угодно сделать, что угодно вынести, чем угодно пожертвовать, лишь бы вернуть сына. Что угодно, лишь бы сохранить его! Что угодно, лишь бы он был в безопасности!

Реджина поставила в мойку следующую кастрюлю. Она сама все испортила! У нее был секс. И даже не раз. Она позволила своему ребенку выйти в море с Диланом, а теперь Ник пропал.

Она не уберегла его. Она даже не могла присоединиться к его поискам. Все, что она могла, – это оставаться возле телефона и верить, что Дилан найдет его.

Она терла посуду, пока пальцы не побелели и не сморщились, пока к боли в спине не добавилась тупая и постоянная боль в животе. Лицо покрылось испариной, пот разъедал глаза. А может быть, это были слезы.

Она часто заморгала и закусила губу, когда еще один спазм боли пронзил ее. Плохо дело. У нее такого никогда не было… С Ником у нее такого…

Ох… Она согнулась от боли и схватилась за край мойки.

Дышать. Вдох – через нос, выдох – через…

Ой! Ох…

– Реджина?

Голос ее матери, тусклый и озабоченный.

Реджина сделала вдох. Потом разогнулась, продолжая держаться за мойку.

– Я в порядке.

Она должна быть в порядке!

Антонию это не убедило. Ее темные колючие глаза внимательно изучали лицо дочери.

– У тебя щеки красные. Пойди в ванную и умойся.

Реджина с трудом кивнула.

– Ты должна… Слушай телефон!

– Девочка, я знаю это, черт возьми! Сделай перерыв.

Да. Хорошо. Реджина неуверенными шагами направилась в комнату отдыха – осторожно, словно старушка с палочкой.

Это просто нервы, убеждала она себя. Сейчас она умоется, посидит минутку, и все будет хорошо.

Она толкнула дверь и, прежде чем зайти в кабинку, плеснула холодной воды в лицо и на руки.

С трясущимися ногами она опустилась на унитаз.

Они по‑ прежнему тряслись, когда через несколько минут, покачиваясь, она вернулась в кухню, опираясь одной рукой о стену.

Антония глянула ей в лицо и нахмурилась.

– Реджина? Ребенок? Что случилось?

– Мама… – Голос ее сломался. – У меня кровотечение.

В пещерах Ника не было.

Подгоняемый отчаянием и поднимающимся приливом, Дилан обследовал дыру, куда демон забросил Реджину, а потом и все прилегающие тоннели. Ника здесь не было. Или он находится за пределами слышимости голоса.

Или… Дилан устремил взгляд в сторону темнеющего моря и пурпурного неба, заставляя себя рассмотреть разные варианты. Возможно, Ник не мог ему ответить. Возможно, мальчик связан, с кляпом во рту, мертв.

Или же скоро умрет…

Прилив грохотал по камням, словно серебристо‑черная цепь. Дилан втянул воздух сквозь сжатые зубы. Груз неудачи сдавливал ему грудь, как вода при глубоком погружении. Он не был хранителем или полицейским. У него не было силы Конна или должности Калеба. Но он был здесь. Реджина рассчитывает на него. Он должен отыскать связующее звено, ниточку, которая приведет к Нику.

Или ребенок может погибнуть…

Дилан потер подбородок. Что он знает о связях и связующих звеньях? Последние двадцать лет он провел, избегая контактов с людьми, обрывая все человеческие узы. Здесь он был не в своей стихии, как он сам признался Реджине. В беспомощном состоянии. Но будь он проклят, если он оставит ее тонуть или плыть дальше в одиночестве!

Море, плескаясь у его ног, протягивало свои длинные бледные пальцы через камни. Сквозь облака мерцала луна, словно большая серебряная монета на дне ведра.

У Дилана перехватило дыхание. Словно монета…

– Кровотечение, да, – сказала Антония в телефонную трубку. Реджина мутным взглядом следила за ней с кухонного табурета. – Не знаю, сейчас спрошу у нее. У тебя был выкидыш?

Реджина с трудом глотнула и отрицательно покачала головой. Она не хотела этого ребенка. Это было ошибкой. Неудобством. Катастрофой. Но теперь он был ее ребенком, ее и Дилана. Она скрестила руки на животе, как будто таким образом могла удержать его.

– Нет, рвоты нет, – говорила Антония доктору, намотав телефонный шнур на пальцы так туго, что они посинели. – Нет, температуру я ей не мерила. Хорошо. Да, сделаем. Я ей скажу.

Антония повесила трубку.

– Донна хочет осмотреть тебя в больнице. Через десять минут она заедет за тобой.

Реджина кусала губы.

– А здесь она не может меня осмотреть? Телефон…

Антония нахмурила брови.

– Я помню о телефоне. А ты позаботься о себе.

О себе и о ребенке. Рука Реджины потянулась к крестику на шее и нащупала жемчужину. Ее сын потерялся и сейчас неизвестно где. Но и этого младенца она не должна терять. Небеса не могут быть настолько жестоки к ней.

– Через десять минут?

– Она так сказала. – Губы Антонии превратились в твердую узкую линию. Глаза были темными и сосредоточенными. Она полезла было в карман передника за сигаретами, но потом сунула их назад. – Может быть, тебе что‑то нужно наверху?

Ради матери Реджина выдавила из себя улыбку.

– Спасибо, мама. Я буду хорошей девочкой.

Грубой от работы ладонью Антония погладила ее по голове.

– Самой лучшей, – сказала она.

Еще один спазм боли пронзил Реджину, словно ножом. Она закрыла глаза и опустилась на руки матери.

Дилан звал ветер в свои паруса, пока они не надулись и не стали напоминать луну. Еще один знак, подумал он. Или иллюзия?

Серебряный доллар, который он отдал Нику, подавал устойчивый сигнал, словно маяк на краю острова или точка на карте мира у Конна. Вода пенилась, разрезаемая носом лодки, которая следовала по зову монеты, как стрелка компаса, всегда указывающая строго на север. Волшебные силы вели лодку между тьмой и морскими глубинами, между бескрайним, заполненным жизнью пространством снизу и еще большим, мерцающим звездами пространством сверху. Это была родная стихия Дилана. Зубы его обнажились в зловещей усмешке. Демоны вторглись на его территорию!

Но у побережья штата Мэн есть тысячи островов, и большинство из них, со следами вырвавшейся из разломов земной коры лавы, представляют собой необитаемые крепости из скал и хвойных деревьев. Ник мог быть спрятан где угодно. Либо покоиться на дне моря. Потомки огня могли выбросить его за борт в качестве предупреждения или просто со зла.

С другого берега морские птицы оплакивали кого‑то умершего.

Он не представляет для них никакой ценности.

Прошу тебя. Приведи его назад.

Дилан крепче сжал руль и стал думать о монете. Сконцентрировался на монете. Пока он чувствовал эту тонкую ниточку, он позволял себе надеяться.

– Тебе не в чем себя винить.

В голосе Донны Тома звучали нежность и сочувствие. Но глаза ее были ясными и холодными. Реджина сжала ноги, дрожа под дурацкой бумажной простыней.

– Нет никаких признаков того, что сексуальная активность или стресс могли вызвать преждевременное прекращение беременности.

Не ее вина… Это, конечно, хорошо. Но…

– Выкидыш, – поправила ее Реджина.

Доктор недовольно подняла брови.

– Я выражаюсь медицинской терминологией.

Реджина почувствовала, как лицо ее заливается краской.

– Конечно. Так ты можешь как‑то остановить это?

Донна колебалась.

– Часто преждевременное прекращение беременности – или выкидыш, если тебе так больше нравится, – предотвратить нельзя. И не нужно. Обычно это является индикатором того, что беременность проходит ненормально.

Реджина надеялась, что беременность, когда отец – селки, а мать – человек, обычной никак не назовешь. Но Дилан сказал, что ребенок был нормальным. Человеческим. Пока что.

– С ребенком что‑то не так?

– Возможно.

Единственный раз Реджина пожалела, что рядом нет руки, за которую она могла ухватиться, когда кто‑то приносит дурные вести. Она сжала кулаки, скомкав бумажную простыню.

– Откуда ты можешь это знать?

– К сожалению, мы этого знать не можем.

– Тогда какого черта я здесь? Что ты собираешься делать?

– Нам необходимо получить подтверждение того, что твоя беременность фактически прерывается, – размеренным тоном сказала Донна. – Мы проведем гинекологическое обследование, возможно, на УЗИ. Если матка чистая, больше делать ничего не требуется.

Какой казенный язык! Как холодно! Сердце Реджины сжалось.

– А если это не так?

Донна Тома улыбнулась.

– Давай сначала просто посмотрим, хорошо? Ложись.

Холод пополз по ее спине. Ей определенно не хотелось ложиться. Она и так чувствовала себя открытой и уязвимой. Ей не хотелось класть ноги на металлические опоры гинекологического кресла и раскрывать себя навстречу еще большему разочарованию.

Реджина облизнула пересохшие губы.

– А что, если матка не… Ну, ты понимаешь… Не чистая.

– Мы должны будем предпринять определенные шаги, чтобы избежать заражения.

Шаги… Дурное предчувствие, острое, как очередной спазм, сжало ей желудок.

Уфф…

– Антибиотики?

– Давай сначала закончим осмотр, а потом уже будем строить планы лечения, – сказала доктор.

Логично. Реджина уже открыла было рот, чтобы согласиться. Но за нее ответило сердце:

– Думаю, лучше я приду утром.

Любезная улыбка на лице Донны застыла. Что ж, возможно, ей не слишком нравилось, что ее оторвали от ужина или телевизионной передачи только для того, чтобы Реджина могла отказаться от медицинской помощи.

– Мы можем быть заняты в это время.

– Я записана на прием, – напомнила ей Реджина. – На десять. Тогда и приду.

Донна напряглась.

– Это не очень хорошая идея.

Антония часто заявляла, что самый надежный способ заставить Реджину что‑то сделать – это сказать ей не делать этого. «Такой характер», – говорили о ней учителя. «Сучка», – называл ее Алэн. Любое сопротивление только делало ее более упрямой.

Она находилась в состоянии неопределенности, плохо себя чувствовала, была напугана, но не собиралась отказываться от этого ребенка. Ребенка Дилана. Независимо от того, был ли их ребенок воплощением какого‑то пророчества селки, для нее он был бесценным. И она не сдавалась.

– Я померяю температуру. Если она высокая, я позвоню. Утром, если у меня по‑прежнему будут… – Она сглотнула, превозмогая боль в израненном горле – …проблемы, я приеду.

На мгновение Реджине показалось, что доктор собирается ей возразить, и паника, словно когтями, начала скрести у нее на душе.

Донна вздохнула. Пожала плечами.

– Силой я тебя удерживать не могу. Я сейчас сделаю несколько пометок, а потом подброшу тебя домой. – Она сложила губы бантиком. – Если только нет кого‑то, кто заедет, чтобы забрать тебя.

Половина острова вызвалась помочь в поисках Ника. А ее мать ждала дома у телефона.

Реджина коротко кивнула, чувствуя странную заторможеннось и расслабленность.

– Если ты подвезешь меня, это будет здорово. Спасибо.

Донна что‑то царапала в ее карточке. Реджина села на край стола для обследования и потянулась за своими трусиками.

– Я вернусь через минуту, – сказала Донна и скрылась за дверью.

Реджина сделала глубокий выдох. Руки дрожат, с удивлением отметила она. Что ж, это был длинный день. Полный стрессов. И он еще не закончился.

Вдруг она вспомнила слова доктора: «Нет никаких признаков того, что сексуальная активность или стресс могли вызвать преждевременное прекращение беременности».

Реджина медленно выпрямилась.

– Все готово. – В комнату поспешно вошла Донна с большой стеганой сумкой и бумажным стаканчиком в руках. – Это для тебя.

Реджина опустила глаза на белые шестигранные таблетки, напоминавшие дорожные знаки «стоп». Ее желудок сжался.

– Что это?

– Антибиотики. – Улыбка на лице доктора застыла. – На случай инфекции.

Нет, подумала Реджина.

А почему, собственно, нет?

Она протянула руку, чтобы взять стаканчик.

Спиральная татуировка на ее руке загорелась слабым синим сиянием.

Донна зашипела и отшатнулась.

Сердце Реджины подскочило к горлу. Пульс бешено бился. Она осторожно перевернула руку, чтобы спрятать сияющий знак. Если бы она только смогла сделать вид… Если бы ей удалось уйти отсюда…

Она смяла бумажный стаканчик между большим и указательным пальцами.

– Спасибо, – снова повторила она. Голос ее был хриплым. – Я выпью их, когда доберусь домой.

Если ей удастся добраться домой… Она боком стала передвигаться по краю стола. О Господи, забери меня отсюда!

Донна шагнула вперед и встала между нею и дверью. Глаза ее таинственно блестели.

– Тебе необходимо выпить их сейчас.

– Я… – Черт возьми! – Я хочу пойти домой.

– Выпей их.

– Потом.

– Сейчас.

– Нет!

Взгляды их скрестились. У Реджины засосало под ложечкой. Я под защитой, напомнила она себе. Существо с глазами Донны не могло заставить ее принять эти таблетки. Не могло остановить ее, если она захочет уйти.

Донна – или тот, кто в нее вселился, – пришла в себя и натянуто улыбнулась.

– Что ж, это твой выбор. Думаю, ты все‑таки останешься и выпьешь это лекарство. Или больше не увидишь своего сына!