Юнкер Л. Г. Гусарского Полка Лермантов

♦ Вы прочитали ученическое сочинение М.Ю.Лермонтова, в то время он был Вашим ровесником. Найдите любимое Вами место в городе, с которого Вы смотрите на город, попытайтесь описать его панораму. Помните, что одно из значений слова “панорама” — это “вид местности (обычно с возвышенного места), простирающейся на далекое пространство”.

III. Открытие Москвы

Каждое утро, сидя в автобусе, каждый из нас мысленно, а то и вслух повторяет слова из известной песни: “Здравствуй, столица!”, “Здравствуй, Москва!”

Выйдем из автобуса. Хотя бы четверть часа постоим на обзорной площадке возле университета.

Прекрасен отсюда наш город. Неоглядная панорама его смягчена легкой дымкой, тающей в отдалении... На переднем плане – круглая чаша Большой спортивной арены. Слева матово поблескивают, будто запотевшие на холоде, золотые купола Новодевичьего. Голубоватые стрельчатые силуэты высотных зданий.

И вот – Пушкин в печальной, величавой задумчивости... Он возвышается над одной из самых многолюдных, самых шумных площадей Москвы.

Налево – огромный козырек кинотеатра “Россия”. Направо – липовая аллея Тверского бульвара. Прямо – плавный спуск вниз, по улице Горького, с одного из Московских холмов... А дальше, там, в далекой перспективе, – за светло-серой громадой гостиницы “Москва”, за остроконечными башенками Исторического музея, за угадываемым простором Красной площади, -- похожие на бутоны сказочных цветов купола Василия Блаженного.

Все это – издавна знакомое. И неожиданно новое, удивительное, будто только что увиденное.

Стремительно летящая к высоким белым облакам стрела – первый воздвигнутый жителями Земли памятник в честь освоения космоса. Справа от него – знакомые, как любая принадлежащая лично тебе вещь, будто отлитые из темного серебра мухинские “Рабочий и колхозница”. Слева – тоже уже ставшая обязательной для Москвы – игла Останкинской телевизионной башни.

Да, это – Москва!

(По Б.Евгеньеву)

IV. История Москвы

Сквозь угрюмые стены нынешнего ГУМа как бы просвечивает прелестная ампирная колоннада торговых рядов С.И.Бове, на месте которых строил Померанцев. Бове строил на месте грандиозных гулких галерей, возведенных Екатериной. Та строила, сломав “дивные каменные Государева гостиного двора ряды”, возведенные еще при Федоре Иоанновиче и достроенные при Михаиле. Их строили, сломав деревянные ряды – “иконные, ветошные, чесночные, зелейные, обжорные, самопальные, жемчужные”... В ряду стригунов слой волоса застилал улицу и по нему, как по войлоку, ехали телеги.

Ряд этот назывался “вшивым”.

Перестраивались не только ряды. Великий визави – Кремль, огражденный кирпичной стеной с “ласточкиными хвостами” зубцов работы Антонио Солари и Марка Фрязина постоянно ломал прошлые палаты, возводя новые. Вот что пишет дореволюционный исследователь: “Но другое бедствие, столь же стихийное, не раз обрушивалось на кремлевскую старину. Это бедствие – глубокое непонимание ценности исторического прошлого, стремление бюрократической России везде наводить “порядок”, т.е. разрушать своеобразную и прекрасную старину и заменять ее холодной казармой”.

Николай I снес терема, чтобы позабавиться казарменной линейкой. Наполеон велел взорвать Блаженного, это понятно. Хуже, когда наши соотечественники пытались взорвать его. К счастью, исследователь не видел Дворца съездов. Возражающий против его постройки главный архитектор Москвы Чечулин сразу впал в немилость. Когда-то и мне, что греха таить, нравилась идея построить на холме что-то новое...

(А.Вознесенский)

V. Дома Москвы

Я был в сомнениях и спорил с собой. “Ну и что? – говорил себе. – Но ведь и они Москва. И они теперь наши, нынешние дома. И хорошо, что стоят!” Да, и они для меня были именно Москва. Сами по себе, в отдельности, пусть и не красавцы, что правда, то правда, но вместе они, разные, со своенравием характеров и обличий, все же оказывались на Сретенке красивы, а оттого, что среди них я не чувствовал себя мелочью и чужим и все для меня здесь было по-домашнему, я готов был признать и то, что они приветливы, и человечны, возможно, и душевны. И отчего же не посчитать и улицу эту и дома на ней своей родней? И они, дома эти, могли оказаться для меня живыми существами. Отчего же нет? Сколькими людскими судьбами они пропитаны, сколько страданий и радостей людских они вобрали в себя и держат в себе, сколько житейской энергии осталось в них – отчего же им не ожить для меня и не заговорить со мной? А память их? Не одну лишь свою историю должны были помнить они. Не одно лишь людское копошение на подходах к Сухаревскому рынку. Дома, палаты, избы и усадьбы, бывшие здесь прежде, передали им и свои истории и свою память. И все, что видели и знали деревья, травы, росшие вдоль дороги на Троицу, Переславль и Владимир, еще не ставшей улицей Сретенкой, помнили они. Могли помнить они! И о том, как у Северных ворот Белого города встречали москвичи образ Владимирской Божьей матери в простодушной и нерушимой надежде, что она поможет им выжить, устоять и уберечь свой город от воинства Хромого Тимура. И о том, как возвращались в Москву русские полки, одолевшие Казанское ханство. И о том, какие люди жили в Новой Сретенской слободе – кафтанники, сусальники, кузнецы, ветошники, дегтяри, сабельники, лубенники, шапочники, холщовники, подошвенники, луковники, кисельники, ножевники, калачники, москательщики, рудометы... А потом, что в особенности дорого мне, – печатники, чье место трудов было за китайгородской стеной. И еще – стрельцы полка стольника Сухарева. И пушкари – они-то как раз между Головиным и Просвирниным переулками. Жили труженики, жили воины. Они и в сорок первом из дома номер одиннадцать, где теперь уже нет военкомата, уходили на фронт. Они уходили, но не ушли. Так отчего же теням всех этих людей, нет, и не теням, а их жизням не остаться на Сретенке, не наполнить ее собой?

(В.Орлов)

Задание 46. Составьте таблицу: “Функциональные типы речи”. На основе информации таблицы проанализируйте тексты, предложенные в задании. На какие особенности использования функциональных типов речи Вы обратили внимание?

I. Родина, Отечество, Отчизна.

Может, впервые за свою долгую жизнь он так зримо увидел красоту родной земли. Красоту не только внешнюю, не только золотую звонь осенних берез и задумчивую ширь лесных далей, где в лучах невысокого солнца тихо струился хрустальный воздух, прогретый еще не остывшей землей. Он как-то по-новому, сердцем и разумом ощутил красоту и величие России в ее завидной судьбе, в большом, в исторически целом и философски сложном плане. Он смотрел с кургана в необозримый простор, глаза видели Бородинское поле, а душа чувствовала, как ширится и раздвигается горизонт, уходит в безбрежье, и там – на юге, на западе, на востоке, на севере – встают другие поля эпическими полотнами живой и немеркнущей истории – ледяное поле Чудского озера, Куликово и Марсово, плацдарм у перекопа, Мамаев и Малахов курган, заснеженное поле Подмосковья и фашистские танки на Волоколамском шоссе. И поля в тяжелых колосьев хлебов, цветущего льна, в котором, кажется, отражается небесная синь, леса, очарованные птичьим оркестром, и опять поля, и снова леса сквозь многие меридианы до самого Тихого океана.

Это – Родина, Отечество, Отчизна.

И почему-то подумалось Сергею Кондратьевичу: а чувствует ли Родину его сын Константин вот так же, как чувствует ее отец? <...> А внук Коля? Что он видит за кратким словом “Родина”? Каким звоном это слово звучит в его душе? Верно говорят: соприкосновение с высоким деянием рождает великие дела. “Доблесть родителей – наследие детей”. Не в этом ли философский общечеловеческий смысл библейского “во имя отца и сына”?!

(И.Шевцов)

II. Тризна через шесть веков.

Что же скрыто в глубинах народной памяти, что сохранилось, пережглось, превратилось в уголь, в руду, в нефть? История живет в книгах, а историческая память – в языке и в том, что принято называть душою народа. Никто, кроме структуралистов, не может в точности объяснить, что есть душа, но необъяснимое существует, и в этом необъяснимом существует другое необъяснимое – память, – и тут мы находим донесшиеся из 600-летней дали слова: “Мамаево побоище”. От многовекового употребления словосочетание это стерлось, потускнело, оплыло, как древний пятак, из него вытекла кровь и отлетел ужас. “Ребята! – говорят родители детям. – Что вы здесь Мамаево побоище устроили? А ну прекратите сейчас же!” Но сохранились другие слова: ярлык, асан, аркан. И в них – железный стук, рок, нет спасенья.

“Бог бы казнит рабы свои, – говорит летописец, – напастьми различными, и водою, и ратью: и иными различными казнями; хрестьянину бо многими напастьми внити в царство небесное”.

Спустя столетия все видно просторнее. Да что же было? В Италии только что ушли из жизни Боккаччо и Петрарка. Во Франции кипела Жакерия, вспыхнула и погасла первая Коммуна, в Англии проповедовал Джон Виклиф, воспитанный на Роджере Бэконе, предтеча Реформации, считавший, что “опыт – главный метод всякого знания”, и Чосер писал свои “Кентерберийские рассказы”. В Праге и Кракове открылись университеты...

Летописец не мог угадать того, что увидел четыре века спустя Пушкин: “России определено высшее предназначение... Ее необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились в степи своего Востока”. Варвары возвратились, оставив аркан на горле русской земли, и ханы в Орде напрягали его, то ослабляя, то сжимая петлю, почти два с половиной века. А русский народ не знал о сонетах к Лауре и не слышал о “Кентерберийских рассказах”, но, возможно, его страдания связались с ними – с рассказами и сонетами – какой-то другой, отдаленной и незримой петлей? Да уж если про то, надо вспомнить более давнее, домонгольское: почти два столетия боролась Русь со степняками, заслоняя им вход в южные земли Европы – без умысла, лишь обороняя себя, – и изнемогла в борьбе, и стала отрываться от степняков на север. Монголы накатились на уже изнемогшую Русь. Жизнь при монголах непредставима. Все было, может быть, не так ужасно, как кажется. И все было, может быть, много ужасней, чем можно себе представить. Есть ученые, полагающие, что иго при всех его тяготах, поборах, невыносимостях имело некоторые положительные стороны: оно принесло на Русь своего рода порядок. “А все же при них был порядок!” – говорили какие-нибудь дьяки, откупщики в конце пятнадцатого века. Ну да, монголы устроили ямскую службу, чинили и охраняли дороги, ввели перепись населения на Руси, противились самочинным судам и всякого рода бунтам, но все это – для удобства угнетения. Еще приводят такое соображение: иго содействовало объединению русских земель, укреплению Москвы. Но это все равно что говорить: спасибо Гитлеру, если бы не он, наша армия не стала бы в короткий срок такой мощной. Монгольское владычество, конечно, сплачивало народ и князей, страдавших от общей беды – хотя князья, духовенство страдали куда меньше народа, – но оно же развращало, выдвигало худших, губило лучших, воспитывало доносчиков, изменников, вроде рязанского князя Олега, который ради ханских подачек не раз предавал своих братьев. А каким унижениям, глумлениям, а то и пыткам подвергались русские князья, совершавшие многотрудные поездки в Орду, чтобы выпросить ярлык или ханскую милость в какой-нибудь распре с таким же горемыкой! И все это происходило не бесследно для того необъяснимого, о чем мы говорили выше и что, за неимением лучших слов, называется душой народа. Карамзин писал: “Забыв гордость народную, мы выучились хитрым низостям рабства”.

Неисцелимые раны нанесены, вековая боль опалила, но потомки никогда не прочувствуют этих ран и не поймут этой боли. Потому что все состояло из малого, из ничтожного, из каждодневного сора, из того, что потомкам не увидеть никаким зрением и фантазией. Ведь самое ужасное было то, что иго вышло – долгое. Люди вырастали, старели, умирали, дети детей тоже старели, умирали и все длилось – тамга, денга, ярлык, аркан. Конца было не видать, и люди понемногу стали дичать в лютом терпении – привыкали жить без надежды, огрубели их сердца, остудилась кровь. Хитроумный Калита возвратился в 1328 году из Орды, выпросив послабления для Руси. Летописец: “Бысть оттоле тишина велика по всей Русской земле на сорок лет и пересташа татарове воевати землю Русскую”.

Время с 1328 по 1368 год, когда напал на Русь Ольгард Литовский, считалось порою отдыха для народа. Но монголы этой передышкой сделали роковой промах – они допустили народиться поколению, которое не знало страха. С ним монголы и встретились на Куликовом поле.

Смысл Куликовской битвы и подвига Дмитрия Донского не в том, что пали стены тюрьмы – это случилось много позже, – а в том, что пали стены страха. Все верно, Мамая уничтожил не Дмитрий Донской, и Тохтамыш, тот же Тохтамыш спустя два года разорил Москву, мстя за поражение на Дону, и опять затягивался аркан, и все как будто бы возвращалось к прежнему, но – пали стены страха, и прежнего быть не могло. Русские увидели вековечного супостата битым и бегущим с поля боя. Чтобы истинно оценить происшедшее в излучине Дона и Непрядвы, надо хоть глазом, по грубой карте, сравнить противников: крохотное московское княжество вкупе с несколькими соседними и – безграничная империя, протянувшаяся от берегов Волги до желтых китайских рек. (Усобицы между улусами, сотрясавшие империю, в расчет не берем, усобиц и на Руси хватало). И можно ли было решиться вступать в бой с исполином? По трезвому разумению – нет! В порыве безрассудной отваги, а точнее сказать, в порыве освобождения от страха – можно. Летописец писал про Дмитрия: “Аще книгам не учен сын добре, но духовные книги в сердце своем имяше”. Гениальность Дмитрия заключалась в том, что он почувствовал то, чего сами монголы еще не понимали – страховидное чудовище уже скрипело суставами, уже качалось. Никакие набеги ордынцев на Москву не могли уже остановить крепнущей, молодой силы, а начало тому положило бесстрашье на поле Куликовом.

Есть еще другой смысл, проникновенный и сердечный, в памяти о Куликовом поле. И этот, другой, еще глубже вкоренился в народную душу, чем горделивое сознание победы и будущего величия Москвы, – жалость к убитым. “Задонщина” – плач по жертвам побоища. “Грозно бо и жалостно, брате, в то время посмотрети, иже лежат трупи крестьянские аки сенныи стоги у Дона великого на брезе, а Дон река три дни кровию текла”. Современников битва потрясла прежде всего изобилием крови – громадный пласт народа был вырван из жизни, и ведь погибшие были не просто молодые люди, а лучшие люди Руси.

Сразу по окончании битвы князь Дмитрий велит считать: сколько воевод нет и сколько молодых людей нет? Горестным списком заканчивается “Задонщина”. “Господин князь великий Дмитрий Иванович! Нет, государь, у нас сорока бояр московских, двенадцати князей белозерских, тридцати бояр новгородских посадников, двадцати бояр коломенских, сорока бояр серпуховских, тридцати панов литовских, двадцати бояр переяславских, двадцати пяти бояр костромских, тридцати пяти бояр владимирских, пятидесяти бояр рязанских, тридцати четырех бояр ростовских, двадцати трех бояр дмитровских, шестидесяти бояр можайских, тридцати бояр звенигородских, пятнадцати бояр угличских. А посечено безбожным Мамаем двести пятьдесят три тысячи”.

По ним, не забытым, совершается теперь тризна через шесть веков немилосердной русской истории. Прочнее всего в народной памяти – скорбь.

Задание 47. Определите тексты из задания 46, как соответствующие речевому заданию выбора стиля, жанра, темы, идеи, выбора языковых средств. Аргументируйте речевые действия автора: а) почему из группы синонимов он выбрал данное слово, словосочетание; б) почему предпочел эти лексические средства или данное по синтаксической структуре предложение из возможных; в) с чем связано употребление вводных слов и предложений данной семантики и т.д.

Задание 48. Составьте таблицы:

А. Жанры публицистического стиля речи.

Б. Жанры научного стиля речи.

В. Жанры официально-делового стиля речи.

Г. Жанры художественного стиля речи.

Д. Жанры обиходно-разговорного стиля речи.

Самостоятельно подберите тексты-иллюстрации или в соответствии с заданием преподавателя по вариантам.

Проведите его анализ по схеме. Запишите.

Схема анализа.

1. Жизненный материал. Тема. Идея.

2. Функциональные типы речи. Отношение текста к функциональному стилю речи.

3. Определение жанра.

4. На какие языковые особенности вы обратили внимание:

а) Каков лексический состав текста. Употребляются ли фразеологизмы?

б) Каков морфологический состав текста.

в) Каков синтаксический строй текста.

г) Назовите лексические и семантические повторы в тексте.

д) Вспомните, какой может быть связь предложений в тексте, нарисуйте схемы связей предложений в данном тексте

Задание 49. Составьте таблицы “Связи предложений в тексте”.

Прочитайте и проведите анализ текста Лосева А.Ф. «Дерзание духа».Как связаны между собой предложения в тексте. Запишите схемы в одном из вариантов.

Об интеллигентности

1. Что не есть интеллигентность. Интеллигентность не есть ни большое накопление знаний, ни владение какой-нибудь профессиональной специализацией, ни участие в общекультурном прогрессе, ни просто моральное поведение или художественная способность, ни просто какое-нибудь общественно-историческое происхождение, ни просто принадлежность к некоторой общественно-политической прослойке. Все эти качества и особенности либо являются выражением интеллигентности, но не самой интеллигентностью, либо нейтральны к интеллигентности, либо даже враждебны к ней.

2. Интеллигентность и личность. В первую очередь интеллигентность есть та или иная жизнь личности, или, вообще говоря, функция личности. Но что такое личность? Личность есть индивидуальный сгусток (узел, связь, структура, система, тождество или какая-нибудь единичная закономерность) природных, общественных и исторических отношений. Но интеллигентность не только это, потому что и всякий человек, даже самый неинтеллигентный, всегда тоже есть какая-нибудь личность, хотя и ничтожная.

3. Интеллигентность и идеология. Ясно, что интеллигентность есть функция личности, возникающая только в связи с той или иной идеологией. Такой термин редко употребляется в характеристиках того, что такое интеллигентность. Обычно это заменяется употреблением тех или иных частных и более или менее случайных признаков. Говорят, например, что интеллигентный человек – это умный, начитанный, добрый и внимательный к другим людям, вежливый, услужливый, мыслящий, симпатичный, живущий своей особой внутренней жизнью, помогающий людям в их добрых делах и в их бедах, надежный, бескорыстный, духовно благородный, широкий в своих взглядах, неэгоист и т.д. Такие характеристики часто бывают правильными и даже существенными, часто же необязательными и случайными. Но самое важное то, что всякая характеристика всегда бывает слишком частной и лишена необходимой здесь обобщенности. А необходимая здесь обобщенность ясно относится уже к сфере идеологии. И опять-таки не к идеологии вообще. Такая общая идеология тоже свойственна всем, и даже неинтеллигентным. И вообще никогда не существует человека без идеологии. Самый ничтожный, самый низкий и узкий, самый далекий от последовательного мышления человек не имеет, конечно, какой-нибудь сознательной идеологии, но эту идеологию мы можем за него и вместо него сформулировать самым точным образом и всесторонне. Какова же в данном случае идеология интеллигентности?

Делая предельно общий вывод и подводя итог всем частностям, необходимо сказать, что интеллигентен тот, кто блюдет интересы общечеловеческого благоденствия. Интеллигент живет и работает в настоящее время так, как в будущем станет жить и работать человек в условиях общечеловеческого благоденствия. И при этом вовсе не обязательно, чтобы интеллигент сознавал это в подробностях и чтобы вообще это сознавал. В этом смысле интеллигентность почти всегда бессознательна. Наоборот, чересчур большая сознательность в этом деле может только помешать интеллигентности как живому процессу жизни. А в такой интеллигентности есть свои глубины, но совершенно необязательно, чтобы интеллигент это понимал. И в такой интеллигентности есть своя красота; но плох тот интеллигент, который понимает это совершенно точно; и еще хуже тот, кто это свое внимание выражает для других напоказ. Лучше будет сказать, что интеллигент не мыслит свою интеллигентность, но дышит ею, как воздухом. Ведь дышать воздухом не значит же понимать воздух только химически, а дыхание – только физиологически. Идеология интеллигентности возникает сама собой и неизвестно откуда; и действует она, сама не понимая своих действий; и преследует она цели общечеловеческого благоденствия, часто не имея об этом никакого понятия.

4. Интеллигентность и переделывание действительности. Культурную значимость интеллигентности, всегда существующей среди общественно-личных и природных несовершенств, в наиболее общей форме можно обозначить как постоянное и неуклонное стремление не созерцать, но переделывать действительность. Интеллигентность, возникающая на основе чувства общечеловеческого благоденствия, не может не видеть всех несовершенств жизни и не может оставаться к ним равнодушной. Для этого интеллигенту не нужно даже много размышлять. Интеллигентность есть в первую очередь естественное чувство жизненных несовершенств и инстинктивное к ним отвращение. Можно ли после этого допустить, что интеллигент равнодушен к несовершенствам жизни? Нет, здесь не может быть никакого равнодушия. У интеллигента рука сама собой тянется к тому, чтобы вырвать сорную траву в прекрасном саду человеческой жизни. Культура интеллигенции, как того требует само значение термина “культура”, включает переделывание действительности в целях достижения и воплощения заветной и тайной мечты каждого интеллигента работать ради достижения общечеловеческого благоденствия.

5. Интеллигентность и культура. Латинское слово “культура” означает “обработка”, “разработка”, “переработка”, “возделывание”. Это значит, что культура никогда не может быть наивной. Она всегда есть сознательная работа духа над своим собственным совершенствованием и над упорядочением всего того, что окружает человека. В этом смысле интеллигентность уже перестает быть просто наивной. Интеллигентность наивна только в своей основе; но в реально-жизненных функциях она всегда сознательна, предприимчива, предусмотрительна и, где надо, осторожна, а где надо, решительна. Человеческая личность погружена в конкретные природные, общественные и исторические условия. Эти условия часто оказываются благоприятны для личности, но чаще бывают враждебны к ней. Поэтому интеллигентность существует только там, где есть вооруженность против всякого рода природных, общественных и исторических несовершенств. Но для этого необходима длительная подготовка, а для нее – идеологически ознаменованный труд.

Быть интеллигентом – значит постоянно и неустанно трудиться. И притом интеллигентность не есть просто вооруженность, но и готовность вступить в бой. А чтобы вступить в бой, надо ориентироваться в общественно-исторической обстановке. Но так как подобная ориентация требует уже критического подхода к действительности, то интеллигентность свойственна только такому человеку, который является критически мыслящим общественником. Интеллигент, который не является критически мыслящим общественником, глуп, не умеет проявить свою интеллигентность, т.е. перестает быть интеллигентом. При этом вступать в бой для интеллигента часто даже и нецелесообразно. Еще надо знать, когда вступать в бой, а когда не вступать. Все эти вопросы интеллигент решает на основе своей общей идеологической направленности и на основе критического понимания общественно-исторической обстановки. Это и есть культурное дело интеллигентности. Такой культурный труд не есть печальная необходимость, но всегдашняя радость, всегдашняя духовная легкость и всегдашний праздник. Для интеллигентного человека труд есть праздник вечной молодости и радостного служения общечеловеческому счастью.

6. Интеллигентность и общественно-личный исторический подвиг. В истории весьма редки и непродолжительны такие периоды, когда можно быть интеллигентом и в то же самое время быть уверенным в своей полной безопасности. Чаще и продолжительней те периоды, когда интеллигентность заставляет людей заботиться о себе и о своей культуре, когда она вынуждена обстоятельствами заботиться о своем вооружении и о своей защите. Однако еще чаще, еще продолжительней такие периоды, когда наступает необходимость боя. Да и не только в истории как в общей картине человеческого развития. Самый обыкновенный быт, самая мирная с виду обывательская жизнь всегда полны забот и тревог, опасностей и потерь, всегда бурлят неизвестно какими возможностями. Поэтому подлинная интеллигенция вооружена не только ради открытого в полемическом споре обнаружения истины, но и ради необходимости бороться со всякого рода скрытыми несовершенствами жизни.

Но это значит, что подлинная интеллигентность всегда есть подвиг, всегда есть готовность забывать насущные потребности эгоистического существования; не обязательно бой, но ежеминутная готовность к бою и духовная, творческая вооруженность для него. И нет другого слова, которое могло бы более ярко выразить такую сущность интеллигентности, чем слово “подвиг”. Интеллигентность – это ежедневное и ежечасное несение подвига, хотя часто только потенциальное.

7. Интеллигентность и простота. Если подвести итог всему сказанному, можно наметить такую предварительную форму интеллигентности.

Интеллигентность есть индивидуальная жизнь, или функция личности, понимаемой как сгусток природно-общественно-исторических отношений, идеологически живущей ради целей общечеловеческого благоденствия, не созерцающей, но переделывающей несовершенства жизни, что повелительно требует от человека потенциального или актуального подвига для преодоления этих несовершенств.

Этот итог звучит слишком сложно. Тут много разных подробностей, которые возникли на основании попытки не перечислять основные признаки интеллигентности, но выбрать из них существенные и систематизировать их. Однако еще далеко не конец. Ведь то, что мы сказали сейчас, есть логический анализ интеллигентности, а не просто сама интеллигентность. Сама интеллигентность не знает этих расчленений, сопоставлений, классификаций, обобщений и логически последовательных элементов, необходимых для получения их определенной системы. Это есть анализ интеллигентности. Подобно этому, например, детская психология тоже анализирует разные моменты, из которых складывается душевная жизнь ребенка. Но отсюда не следует, что сам ребенок умеет расчленить эти моменты и тоже занят их систематизированием. Они у него даны сразу, единовременно и нерасчлененно. Поэтому что касается интеллигентности, то интеллигентен также вовсе не тот, кто умеет производить тот или иной анализ интеллигентности, пусть даже максимально правильный. Все указанные нами отдельные признаки интеллигентности существуют в ней безо всякой раздельности и расчлененности, существуют как неделимая единичность, как некая духовная простота. Подлинный интеллигент всегда прост и незатейлив, всегда общителен и откровенен и не склонен аналитически вдумываться в свою интеллигентность. Интеллигент тот, кто, как сказано, всегда целесообразно трудится; но он всегда настолько просто душой, что даже не чувствует своего превосходства над людьми неинтеллигентными. В этом смысле интеллигентности нельзя научиться, но она требует длительного воспитания и самовоспитания. Она не есть философский трактат об интеллигентности; но она есть та культурная атмосфера, которою дышат люди; и она есть простота, которая где-то и когда-то и часто неизвестно почему сама собой возникает в человеке и делает его интеллигентным.

Вот почему интеллигентность не может получить свое определение от тех частных ее свойств, с которых мы начали свое сообщение. Естественно поэтому возникает проблема уже чисто воспитательного характера, но как воспитывается интеллигентность – это уже предмет совсем другого рассуждения.

8. Об осуществимости интеллигентности. В заключение мне бы хотелось ответить на один вопрос, который возникает у многих при ознакомлении с моей теорией интеллигентности. Говорят, что такая интеллигентность чересчур уж высока, чересчур недосягаема и потому практически неосуществима. На это я должен сказать, что для большинства людей учебник дифференциально-интегрального исчисления тоже очень труден, тоже требует больших усилий для усвоения и многих лет учебы в области элементарной математики. При этом одни усваивают такого рода учебник глубоко и даже становятся профессиональными математиками. Другие с успехом применяют математику в астрономии и технике. Третьи усваивают такой учебник с большим трудом – лишь бы сдать этот предмет на экзамене. Наконец, четвертые – а их подавляющее большинство – и вовсе не приступают к изучению этой науки. Значит ли это, что специалист-математик не имеет права писать свои трудные учебники? Быть интеллигентом в моем смысле слова – это, конечно, нелегко, и тут требуется длительный ряд лет самовоспитания. Но я исхожу из того, что теория интеллигентности должна быть принципиальной, логически последовательной и систематически обработанной. Не забудьте: математика требует максимально больших усилий для своего усвоения, но зато она абсолютно бесспорна. Теория интеллигентности реальна не в смысле буквальной и моментальной осуществимости, но в смысле терпеливого и неуклонного воспитания, и если многолетнего, то пусть многолетнего (А.Ф.Лосев)

Тема V.
Устный русский текст

Задание 50. Что отличает устную речь от письменной? Соотнесите свой ответ с мнением И.Л.Андроникова.

<Устная речь> Она всегда адресована – обращена к определенной аудитории (к конкретному человеку). Если аудитория перед вами… вам легче построить речь… Вам ясно, как и что сказать… В устной речи любое слово мы можем подчеркнуть интонацией. И не меняя порядка слов, сделать ударение на любом слове, изменяя при этом смысл фразы, Можно произнести: «Я сегодня дежурю» (а не ты), «Я сегодня дежурю» (а не завтра), «Я сегодня дежурю» (в кино идти не могу). В письменной речи для этого необходимо поменять порядок слов во фразе или же каждый раз выделять ударное слово шрифтом.

… Устная речь сопровождается выразительным жестом. Говоря «да», мы утвердительно киваем головой. «Нет» сопровождаем отрицательным «мотанием» головой… Все поведение говорящего человека – паузы в речи, … удивленные жесты, нахмуренные брови – все это расширяет емкость звучащего слова… Но для того, чтобы говорить …нужно уметь публично мыслить.

… К выступлению надо готовиться тщательно. …Слова сразу подкрепят живые, непридуманные интонации, появятся жест, пауза, обращенный к аудитории взгляд – возникнут контакт и та убедительность, которая бывает только у этого слова, в этот момент, в этой аудитории…

Задание 51. Прочитайте текст Д.С.Лихачева. Расставьте словесное и логическое ударение в тексте. В каких словах вы сомневаетесь? Выпишите их, проверьте их произношение по орфоэпическому словарю или словарям ударения.