Белые призраки

Таинственные «фигуры в белом» – герои многих контактных сообщений, полученных мною по почте либо в ходе устных вопросов очевидцев их проделок.

Рассказывает москвичка Ирина Никифоровна:

– Впервые белый призрак появился в моей квартире очень давно. Не помню уже, когда именно. И с той поры принялся навещать меня регулярно – с периодичностью примерно в шесть месяцев.

– Пожалуйста, обрисуйте его последний визит. Кстати, когда он был?

– Ровно неделю тому назад! Я проснулась около трех часов ночи оттого, что меня начало знобить. Между тем в комнате было очень тепло. Встала с постели, шагнула к батарее парового отопления, потрогала батарею рукой. Она оказалась очень горячей. А меня всю так и трясло от холода!… Пошла я на кухню, вскипятила и попила горячего чая. Потом повязала грудь большим пуховым платком и опять улеглась в постель. Вдруг чувствую – кто‑то принялся целовать меня в щеки и в лоб. Затем раздвинул платок на груди и поцеловал в грудь. Я крепко зажмурилась от страха, и поцелуи тут же прекратились. Прошла минута или даже две минуты. Приоткрываю осторожно глаза и вижу – стоит возле постели женщина в белом свободном одеянии. Запомнились длинные волосы до плеч, полностью скрывавшие ее лицо, склоненное надо мною. Я хочу отшатнуться от нее, спрыгнуть с постели, а не могу. Все тело – как парализованное… Внезапно женщина исчезла… После ее очередного визита я всякий раз просыпаюсь утром с сильной головной болью, весь день чувствую себя разбитой, больной.

А вот сообщение инженера Владислава Обедзинского из Ростова‑на‑Дону:

– В 1954 году мне было восемь лет, а моему младшему брату – пять. Наша семья жила тогда в Краснодаре.

Мои бабушка и дедушка по материнской линии жили в селе недалеко от города. В том году родители отправили нас с братом на все лето к ним в село, где мы и проводили счастливо время на вольном воздухе в детских играх. Как‑то раз поздним вечером я долго крутился в постели, никак не мог заснуть, сам не знаю – почему. Я лежал на одной кровати с моим дедом, в тот момент уже крепко спавшим, а младший брат – в другой комнате на одной постели с бабушкой. И брат, и бабушка уже уснули… Вдруг я заметил, что нечто странное стало твориться с иконой, висевшей в углу комнаты. Она начала слабо светиться. Свечение становилось все более и более ярким. Затем внутри свечения на фоне иконы принялся медленно проявляться человеческий силуэт.

От удивления я привстал на постели и протер кулаками глаза – неужели все это мерещится мне?! Вижу, стоит в комнате женщина в белой одежде, ниспадающей с плеч складками до пола. Она постояла там, перед иконой, не более двух‑трех секунд. А потом медленно пошла, вернее – словно бы поплыла через комнату между печью и кроватью, на которой лежали мы с дедом. Я видел ее совершенно отчетливо. Дабы убедиться в реальности происходящего, я решил дотронуться до нее рукой, когда она проплывала мимо кровати. Однако чувствую, не могу пошевелить даже пальцем.

Я очень сильно перепугался. А женщина в белых развевающихся одеяниях повернулась и поплыла в обратном направлении – к иконе. Там ее силуэт стал меркнуть, растворяясь в свечении, по‑прежнему горевшем перед иконой, и вскоре свечение медленно погасло. Я же почувствовал, что мои руки и ноги вновь обрели былую подвижность. Своим криком я переполошил весь дом. Дедушка, выслушав мой сбивчивый рассказ, обозвал меня вралем. Ну а бабушка долго крестилась на ту икону и, низко кланяясь ей, молилась почти до рассвета…

По утверждению Валентины Елисеевой, тоже ростовчан‑ки, некий белый призрак навещал и ее дом тоже.

– Лето было очень жарким, – вспоминает она, – в доме стояла удушающая жара, и я в тот вечер, ложась спать, оставила открытой дверь, ведущую на балкон. Среди ночи просыпаюсь от жуткого ощущения, что рядом со мной находится кто‑то чужой. Открываю глаза и буквально цепенею от ужаса. В изножье кровати высится человеческая фигура как минимум двухметрового роста. Одежда на ней – белого цвета, похожа на хламиду. А глаза горят, как две включенные фары! Кто это был – мужчина или женщина, не знаю.

Не разглядела со страха. Видела лишь громадные светящиеся глаза, похожие на два раскаленных угля. Я хотела закричать, но не смогла. Представьте себе, онемела. Попыталась соскочить с постели – тоже не получилось. Тело оказалось скованным, словно его плотно спеленали бинтами… И вдруг белое привидение с пылающими глазищами растаяло в воздухе.

А паралич перестал сковывать тело. Я попыталась зажечь настольную лампу, стоявшую на прикроватной тумбочке. К моему изумлению, лампа не зажглась. И тут я увидела, как штора, прикрывавшая дверь, отлетела в сторону, как бы отодвинутая незримой рукой, а потом, опадая складками, закачалась. Было такое впечатление, будто некто невидимый вышел на балкон. Я вскочила с постели и кинулась к балконной двери. Захлопнула ее, закрыла на защелку… До утра просидела я на кухне, трясясь от страха, опасаясь вернуться в комнату.

Спустя ровно полгода Валентина Елисеева проснулась опять‑таки глубокой ночью от истошного собачьего лая.

– Наша собака спит на подстилке в прихожей, – говорит Елисеева. – Всполошенная ее лаем, я быстро вышла в прихожую, включила там свет. Подумала, воры лезут в квартиру, и собака учуяла их… Гляжу, псина носится туда‑сюда по прихожей, а ее морда задрана вверх. Она шумно нюхает воздух и лает, и шарит глазами по потолку… Из комнаты, где спят мои сыновья, выходит почти в ту же минуту старший из них.

Увидев нас, собачка стала успокаиваться и вскоре перестала бегать и лаять. А сын отводит меня на кухню и сдавленным голосом, полным ужаса, рассказывает такое, что схватилась за сердце, выслушав его рассказ.

Вот этот рассказ:

– Просыпаюсь как от толчка. Слышу шаги – кто‑то невидимый подходит к моей кровати. Хватает за ноги и начинает неторопливо, крохотными рывками стаскивать с постели на пол. Я хочу крикнуть, позвать на помощь, а не могу. Весь я словно бы окаменел, кровь застыла в жилах. Тут стала лаять собака. Слышу, ты, мама, выходишь в прихожую. Едва раздались твои шаги, как невидимка перестал стягивать меня с кровати.

Возник свистящий звук, и «это» со свистом буквально всосалось в открытую форточку, вылетело сквозь нее из комнаты вон. Когда «оно» смылось, я лежал наполовину на полу, а наполовину на постели. Было очень страшно.

КОЛДУН

Сообщает А. Слепнев из города Кирова:

– Кошмарная история, о которой я хочу поведать вам, приключилась в деревне Садыганово Кировской области. Там живут мои родственники. Вот с их‑то слов я и знаю обо всех деталях невероятного происшествия. Подчеркну, что мои родственники – самые обычные и при этом очень скромные люди, крестьяне, землепашцы. Их никак нельзя отнести к той породе людишек, которые любят приврать ради того, чтобы хотя бы ненадолго привлечь к себе внимание – чтобы все вокруг заохали да заахали, дивясь их удивительным новостям, рассказам… Если мои родственники говорят – мол, это было на самом деле, значит, это было на самом деле. И точка.

А было вот что.

Родственники А. Слепнева жили и по сей день живут на окраине деревни. В соседней избе жила, но сейчас уже там не живет одна дружная семья. Самым старшим по возрасту в той семье был восьмидесятилетний старик – невысокий, худощавый, с короткой седой бородой. Все в деревне знали, что он – колдун. Если в Садыганово кто‑нибудь заболевал, то за помощью обращались сперва к нему, колдуну, и лишь затем к врачу. Да, собственно, дело доходило до врача лишь в редких случаях. Старик шептал какие‑то заговоры, поил больного травяными настоями, и человек, как правило, вскоре выздоравливал. Колдун умел делать и многое другое. К примеру, вызывать дождь. Или, другой пример, он всегда точно указывал место в лесу, где находится корова, отбившаяся от стада, заблудившаяся. Следуя его подсказкам, люди шли в лес и обнаруживали скотину на указанном месте… Ну, и так далее.

Другими словами, это был, судя по всему, настоящий колдун. Человек, наделенный от природы уникальными способностями – грозными в своей таинственности, абсолютно, само собой, непостижимыми.

И вот колдун помер.

Ну, схоронили старика, поплакали, как водится, на поминках и стали дальше жить.

А спустя несколько дней после похорон покойник ровно в полночь вернулся в свой дом. Люди в доме были разбужены громким стуком во входную дверь. Никто из них не успел еще даже встать с постели, дабы подойти к двери и отворить ее, как дверь вдруг распахнулась сама. На ней сам собой щелкнул английский замок, запертый изнутри. Одновременно – тоже сам собой – отъехал в сторону с характерным скрипом засов, расположенный на внутренней стороне двери, которая тут же и открылась. Да так резко, будто ее наподдали ногой.

И в дом вступил мертвец.

Это был не некий туманный расплывчатый призрак, сквозь который можно было бы видеть то, что обреталось у него за спиной. В избу вошел по всем статьям вполне реальный человек. Во вполне реальной одежде – в той самой, в какой и был уложен в фоб. Единственным в его облике, что решительно отличало вошедшего от живых людей, оказалось лицо. Было оно желто‑восковым по цвету, то есть таким, каким и должно быть у покойника. А на лице сияли, как две лампочки, широко распахнутые глаза. Они были словно бы подсвечены изнутри.

Увидев мертвеца, обретавшиеся в доме женщины и дети дико завизжали.

Не обращая на истошные крики никакого внимания, выходец с того света сделал несколько шагов вперед и замер на месте. Остановившимся взором он пялился в одну точку перед собой. Постоял с полминуты, покряхтел. Потом неторопливо развернулся и потопал назад, к двери, продолжая старчески покряхтывать.

Дверь за его спиной – опять‑таки сама собой – захлопнулась. Английский замок на ней щелкнул, закрываясь. А засов, будто двигаемый невидимой рукой, стронулся с места и аккуратно въехал в металлическую петлю на дверном косяке.

Все это свидетели происшествия разглядывали с бесповоротной отчетливостью. За стенами избы висела в безоблачном небе почти полная луна, и ее яркий свет падал в окна дома.

У двух малолетних детей, наблюдавших вместе со взрослыми натуральнейшую эту чертовщину, началась истерика…

Миновали ровно сутки.

Опять наступила полночь. И снова распахнулась сама собой входная дверь – мертвый колдун во второй раз переступил порог своего бывшего дома. По‑прежнему его глаза пылали, как фонари, а взгляд был отрешенным, бессмысленным, упертым куда‑то в пространство. Зрачки в глазах не двигались.

На сей раз, однако, покойник зашел в дом вовсе не на полминуты, как это случилось в минувшую ночь.

Беспрерывно покряхтывая, он принялся бродить туда‑сюда по избе. Казалось, он не видел людей, находившихся в ней, и не слышал плача и причитаний детей, совершенно ошалевших от ужаса. Интересно отметить, что в то же время он то ли видел, то ли каким‑то образом ощущал предметы быта в помещении.

Бесцельно слоняясь среди ночи по дому, он всякий раз аккуратно огибал табуретку, когда приближался к ней. Затем огибал другую табуретку. Обходил стол, не прикасаясь к нему. Ни разу не задел локтем платяной шкаф, высившийся у стены. Ни разу не споткнулся о ящики со всяким барахлом, стоявшие в хаотическом беспорядке возле другой стены.

Словом, покойник отлично ориентировался в пространстве, но людей при этом, повторяю, не замечал. Они для него как бы не существовали вовсе.

Однако не это было самым удивительным. Наиболее поразительным нюансом второго визита мертвеца в его бывшее земное пристанище оказался некий умонепостижимыи сдвиг в психике всех свидетелей визита.

Свидетелей – пятеро. Двое женщин, мужчина и двое детей.

Как бы вы, читатель, поступили на их месте? Думаю, не ошибусь с прогнозом, если скажу, что вы бы, не медля ни секунды, кинулись во весь дух из дома вон – подальше от кошмарного места, по которому шастает туда‑сюда пришелец из‑за гробовой доски.

Все пятеро свидетелей его возвращения в мир живых людей повели себя иначе. Все они… дружно забыли о том, что в избе есть дверь, сквозь которую можно спешно ретироваться из дому. На протяжении второй страшной ночи никому из них не пришла в голову мысль обратиться в бегство. Мысль, согласитесь, очевидная, напрашивающаяся, заведомо вытекающая из возникших обстоятельств.

Вместо того чтобы сломя голову рвануть без оглядки от ожившего покойника прочь, хозяева дома залезли на русскую печь всей семьей – и взрослые, и дети… Возникает впечатление, что некая неведомая таинственная сила заблокировала в их сознании мысль о побеге из дома, вывела идею побега за скобки их поведенческих реакций на происходящее. Отсюда очевиден вывод: зачем‑то мертвецу либо тем силам, которые управляли им, было нужно, чтобы люди оставались в течение всей ночи в доме.

Читатель‑горожанин, представляете ли вы себе размеры полатей деревенской русской печи? Если – нет, то довожу до вашего сведения, что длина этой лежанки на любой русской печи никогда не превышает двух метров, а ширина – полутора метров. Вот на такой крохотной площадке пять человек и просидели ночь напролет в страшной тесноте, млея от ужаса, обливаясь холодным потом.

А мертвый все бродил да бродил по избе – бессмысленно, бессистемно.

Начался рассвет. Раздалось кукареканье, как принято говорить в деревнях, первых петухов – то есть петухи, просыпаясь, прочищая спросонья глотки, подали голос, оповестили всех и вся окрест о том, что уже светает, что близится новый день. Едва послышалось самое‑самое первое кукареканье одного из первых петухов, как колдун‑покойник, шатавшийся без устали час за часом по избе, замер на месте как вкопанный. А потом решительным быстрым шагом направился к двери, ведущей из избы вон. Дверь сама собой открылась, мертвец шагнул через порог, и дверь за его спиной захлопнулась…

– Нужно искать помощи у попа! – возопил хозяин дома, сын колдуна.

Спустя несколько часов рука об руку со своей взволнованной супругой он прибыл на рейсовом автобусе в районный центр, где имелась действующая церковь.

– Батюшка, помогите.

– А в чем, собственно, дело? – осведомился деловито священнослужитель.

– Мертвяк шляется по ночам по избе, – сообщил в ответ мужчина, досадливо хмуря брови, и обернулся к жене: – Расскажи все сама.

Женщина, ломая руки, разразилась потоком слов. Дослушав ее исповедь до конца, батюшка переменился в лице и трижды истово перекрестился.

– С нами крестная сила! – жарким шепотом возвестил он. – Вот вам, люди добрые, флакон со святой водой. Окропите ею все углы и все окна в доме, а самое главное – дверь. И – прощайте. Идите, идите! У меня сегодня много дел.

Никакие уговоры не помогли. Батюшка категорически отказался навестить жуткий дом, по которому бродит по ночам мертвец, и прочитать там какие‑нибудь «очистительные молитвы».

Надо так понимать, перепугался.

Муж с женой вернулись в расстроенных чувствах домой. А там, повздыхав, сделали все так, как и было им велено.

Наступила очередная – третья – ночь. Ровно в полночь щелкнул замок на двери. Отъехал на ней в сторону засов. Мертвый колдун опять вступил в дом.

Дети, естественно, тут же взвыли от страха, а женщины запричитали. И все домочадцы, теснясь и толкаясь, полезли гурьбой на русскую печь. В этот раз тоже они напрочь «забыли» о возможности альтернативного решения, куда более эффективного с психологической точки зрения, – о возможности бегства из избы.

Не буду здесь повторяться. Коротко скажу, что покойник вел себя точно так же, как и в прошлый раз. И точно так же, едва загорланили первые петухи, он поспешно покинул дом.

На четвертую ночь он в дом не вошел. Опять‑таки строго в полночь мертвец возник во дворе перед одним из окон избы – возник внезапно, будто восстал там из‑под земли. Первыми его заметили дети, внезапно и дружно именно в полночь проснувшиеся. Ну, и отреагировали соответствующим образом. Покойник приник желто‑восковым лицом к оконному стеклу, постоял какое‑то время как бы в раздумье, а потом отшатнулся от окна и направился к сараю, видневшемуся на дворе в некотором отдалении от дома.

Люди, в страхе припавшие к окнам, увидели – мертвый колдун вывел из сарая лошадь, которую, кстати сказать, при жизни очень любил, холил ее и лелеял. И стал водить лошадь по двору туда‑сюда, похлопывая ладонью по холке, оглаживая ей бока. Лошадь в ответ, что называется, и ухом не вела! Ходила по двору тихо и спокойно, как ни в чем не бывало.

Занялся рассвет. Прокукарекал петух. Мертвец, вздрогнув, отпрянул от лошади и кинулся со двора прочь. Удаляясь, он шел по деревенской улице очень торопливым шагом, почти бежал. А лошадь так и осталась стоять между сараем и избой…

На пятую ночь мертвец опять вошел в дом. И повторилась знакомая уже нам петрушка: люди – на печи, покойник господствует в доме.

На шестую ночь – то же самое.

На седьмую…

На восьмую…

На девятую…

Хозяева дома не стали делать секрета из жути, творящейся по ночам в их избе. История получила огласку в деревне. На какое‑то время она стала главным предметом пересудов в ней.

Административные руководители колхоза взяли хозяина дома в крутой оборот. Мол‑де, немедленно прекрати заниматься религиозной пропагандой.

У всей этой цепочки событий – в высшей степени занятный финал, предыстория которого покрыта мраком. Нам неизвестно, каким образом хозяину дома удалось убедить рассвирепевших начальников в правдивости своих слов. Здесь можно, например, допустить, что кто‑то из тех начальников сам отправился на ночевку в «дом с привидением». И там, к собственному ужасу, воочию убедился на месте в достоверности показаний своего подчиненного… Внезапно родственникам покойного колдуна был предоставлен новый дом, куда они спешно и переехали.

А двери в старом заколотили досками.

Так тот «дом с привидением» и стоит по сей день с заколоченной дверью, опустевший, нежилой. Его двор густо зарос бурьяном.

«ПОДЗОРНАЯ ТРУБА»

Нина Кругликова, возраст – 30 лет, живет в городе Новотроицке Оренбургской области.

– Это случилось летом года три или четыре тому назад, – рассказывает она. – В воскресенье. Мы с мужем весь день напролет провозились на нашем загородном садово‑огородном участке, пропалывали грядки.

Вернулись домой поздно, около одиннадцати часов вечера. Погода была безветренная, шел мелкий теплый дождь, на городских улицах стояла страшная духота.

В квартире, прокаленной за день солнцем, тоже нечем было дышать. Едва Нина и ее супруг вошли в нее, как женщина тут же распахнула балконную дверь в большой комнате, а ее муж – окна во всех других комнатах.

Кругликова продолжает свой рассказ:

– Я присела на мгновение на тахту, отирая ладонью пот со лба, – душно… Надо идти в ванную, надо помыться… И тут вдруг в комнате появился сильный запах серы!

Я опешила.

Откуда он мог взяться?

Может быть, запах мерещится мне?

Несколько раз я шумно втянула в себя воздух носом. И, втягивая, всякий раз морщилась – серная вонь шибала в ноздри с такой силой, что у меня на глазах даже выступили слезы. В полной растерянности я огляделась по сторонам. Откуда идет пренеприятнейший запашок? Где его источник? Ничего необычного в комнате не обнаружилось. Все вещи стояли на своих привычных местах, никаких посторонних, невесть откуда взявшихся предметов в помещении не было.

Я решила, что серный смрад вдуло в дом сквозняком откуда‑то с улицы. Желая удостовериться в этом, вскочила с тахты и вышла на балкон.

Серную вонь, щекотавшую мой нос, как ножом обрезало! На балконе пахло чем угодно, но только не серой.

В недоумении вернулась я в комнату и почти тотчас же закашлялась. Незримые клубы паров серы, облака ее отвратительного тяжелого смрада с ходу объяли меня… Муж находился в тот момент на кухне. Услышав надсадный кашель, рвавший мои бронхи, он бросился с кухни ко мне – быстрым шагом вошел в комнату и спросил встревоженно:

– В чем дело? Что с тобой?

И замер на месте, шевеля ноздрями и принюхиваясь.

– Чем это здесь так воняет? – озадаченно произнес он после короткой паузы.

В ту же секунду пришла мне на ум одна мысль, от которой волосы зашевелились на голове. Эта мысль настолько ошеломила, встряхнула меня, что я даже перестала кашлять.

Вспомнилось, где‑то в какой‑то книге я читала – согласно народным поверьям, появление черта, дьявола всегда сопровождается крепким запахом серы.

– Это дьявол явился к нам! Дьявол! – в ужасе прокричала я. – Это его зловоние, его специфический дух!

– Да. Смердит серой, – проговорил с запинкой муж, продолжая шевелить ноздрями.

В его голосе прозвучала растерянность. Какое‑то недолгое время мы с супругом стояли молча посередине комнаты, оторопело таращась друг на друга.

– По‑моему, вонь ослабевает, – молвил, поводя носом, мой муж.

Действительно, дышать стало легче. Я была очень напугана происходящим, однако это не помешало мне осознать, что серный смрад медленно, но верно улетучивался куда‑то из дома. Спустя пару минут он полностью исчез…

Миновал почти год. Однажды поздним вечером я легла на постель, не успела задремать, как вдруг знакомый характерный запашок серы обвеял мои ноздри. На сей раз он был слабым, едва улавливаемым.

Я хотела закричать, позвать мужа, да не смогла. Голосовые связки оказались парализованными. Попытка вскочить с постели тоже окончилась ничем. Все мое тело было обездвижено некой неведомой силой.

В следующий момент я ощутила, как чьи‑то очень тонкие, незримые пальцы полезли в мой левый глаз под веки, обхватили глазное яблоко и стали теребить, трепать, крутить его. Чувствую, начинаю терять сознание от ужаса и дикой боли в глазу. А невидимые пальцы – подчеркиваю, я это ощутила очень ясно! – воткнули вдруг в мой глаз какую‑то трубочку и стали ввинчивать ее прямо в глазное яблоко!!! Затем случилось нечто совсем уж непостижимое.

Трубочка, зверским образом вогнанная в мое левое око, оказалась чем‑то вроде подзорной трубы или, если угодно, перископа. Я просто обалдела, когда сквозь дикую боль, раздиравшую глаз, осознала, что у меня появилось что‑то вроде второго зрения.

Правым глазом я видела комнату, залитую падавшим из окна лунным светом. Никого постороннего в ней не было, и значит, надо мной измывался какой‑то невидимый садист. А вот зато левым глазом – сквозь вонзенную в него подзорную трубу! – я отчетливо узрела странную картинку.

Картинка была объемной, цветной.

Я увидела поле черной распаханной земли, тянувшееся до горизонта. Ни единой травинки не было на поле. Небо над ним было синим‑синим, безоблачным. По полю медленно перемещались некие фигуры. Я пригляделась и тихо ахнула. Редкой цепочкой двигались там пахари в длинных белых рубахах‑балахонах. Каждый из них сжимал в руках рукояти плуга, в который была впряжена лошадь.

А где же тракторы, удивилась, помнится, я. Почему у них нет тракторов?

Эта мысль мелькнула в моем сознании и тут же испарилась из него, ибо я приметила нечто, с моей точки зрения, еще более удивительное. Слева, на окраине поля, стояла маленькая хижина – деревянный домишко с плоской крышей и узкой дверью, прорезанной в стене без окон. Перед хижиной сидела на камне… моя мать, скончавшаяся два года тому назад! Мне показалось, она в упор смотрит на меня.

А потом картину заволокло черной непроницаемой пеленой. Я потеряла сознание.

Не знаю, что и думать обо всем этом. Допустим, с помощью таинственной трубки, вставленной в мой глаз, некие высшие силы показали мне загробный мир и мою маму‑покойницу в нем. Но если это так, то что же получается? В потусторонней реальности наличествуют, выходит, поля, которые зачем‑то нужно вспахивать? Причем вспахивать древним как мир крестьянским плугом, который тащит за собой лошадь. А где современная сельскохозяйственная техника? И вообще, зачем им, жильцам той призрачной, так сказать, духовной реальности вспаханные хлебные поля? Они, то есть духи, тоже, как и мы, пекут хлеб, а потом едят его?

Удивляюсь и развожу руками.

Картинка, которую я увидела сквозь подзорную трубу левым глазом, была, подчеркну, необычайно отчетливой, а боль в глазу – просто невероятной, чудовищной. Заведомо это был не сон.