Глава восьмая. В спальне было темно, но я не стала зажигать свет

В спальне было темно, но я не стала зажигать свет. Мне есть о чем беспокоиться, кроме темноты.

В ванной я приняла горячий душ. К тому времени как нагретая вода закончилась и я вышла из‑под душа, я поняла несколько вещей. Во‑первых, у меня совсем немного времени до того, как придется посмотреть в лицо Адаму. Иначе он бы уже ждал меня, и моя спальня не была пуста. Во‑вторых, я до завтра ничего не могу предпринять ни относительно Зи, ни относительно Адама, так что лучше выспаться.

Я расчесала и высушила волосы, так что они оставались лишь чуть влажными. Потом заплела, чтобы расчесать утром.

Дернула одеяло и уронила на пол посох, лежавший на кровати. До того как у меня поселился Сэмюэль, летом я спала не укрываясь. Но он включал кондиционер, так что становилось даже холодно, особенно по ночам.

Я легла, натянула одеяло до подбородка и закрыла глаза.

Почему у меня на кровати лежал посох?

Я села и посмотрела на пол, на дорожный посох. Даже в темноте я видела, что это тот самый посох, который я нашла в доме О'Доннелла.

Стараясь не наступить на него, я встала и зажгла свет.

Серый кривой посох неприметно лежал на серых носках и грязной футболке. Я присела и осторожно коснулась его. Древесина под пальцами жесткая и прохладная, ни следа магии, какую этот посох излучал в доме О'Доннелла. На мгновение мне показалось, что это самый обычный посох, но тут я ощутила легкую волну магии, которая, впрочем, сразу исчезла.

Я нашарила телефон и позвонила по номеру, с которого звонил дядюшка Майк. Трубку сняли очень нескоро.

– Бар дядюшки Майка, – отозвался веселый незнакомый голос, едва различимый сквозь какофонию «тяжелого металла», голосов и неожиданного грохота, как будто кто‑то уронил поднос с тарелками. – Merde. Убери. Что вам нужно?

Я решила, что мне адресовано только последнее высказывание.

– Дядюшка Майк здесь? – спросила я. – Передайте ему, что звонит Мфси и что у меня есть для него кое‑что интересное.

– Подождите.

Кто‑то произнес несколько слов по‑французски, потом крикнул:

– Дядюшка Майк, к телефону!

Вслед за тем очень низкий бас произнес:

– Попробуй убрать отсюда этого тролля. Я съем твое лицо и выплюну зубы.

И тут же послышался жизнерадостный ирландский голос дядюшки Майка:

– Дядюшка Майк у телефона. Чем могу быть полезен?

– Не знаю, – ответила я. – Кто‑то оставил на моей кровати некий дорожный посох.

– Правда? – очень тихо спросил он. – Посох?

– Что мне с ним делать? – спросила я.

– То, что он позволит тебе сделать, – очень странным тоном ответил он. Потом откашлялся и заговорил своим обычным добродушным голосом: – Я понимаю, о чем ты спрашиваешь. Думаю, мне следует кое‑кому позвонить и узнать, что им нужно. Вероятно, к тебе придут и снова его заберут. Но сейчас уже поздно ждать визита. Просто выставь посох наружу. Ничего страшного, если кто‑нибудь его заберет. Если его заберут, то не станут тревожить ни тебя, ни волка.

– Вы уверены?

– Да, девочка, А теперь мне пора заняться троллем. Оставь посох снаружи.

И он повесил трубку.

Я оделась и вынесла посох наружу. Сэмюэль пока не вернулся, и в доме Адама еще горел свет. Я несколько минут смотрела на посох, гадая, кто оставил его у меня на кровати и зачем. Наконец прислонила его к новой обшивке своего дома на колесах и вернулась в кровать.

Когда я вышла на следующее утро, посох исчез, а Сэмюэль спал. Я едва не разбудила его, чтобы узнать, что он рассказал Адаму или не видел ли он, кто забрал посох… но он ведь работает в приемном покое больницы скорой помощи, и там ему достается. И если он не проснулся, когда я на него смотрела, значит, сон ему необходим. Я и так скоро узнаю, что произошло.

Я подъехала к мастерской. У входа стояла спортивная машина Адама. Я припарковалась как можно дальше от нее, на дальней стороне стоянки – там я обычно паркуюсь.

Когда я подъезжала, он вышел из машины и ждал меня, прислонившись к ней.

Никогда не видела вервольфа, который был бы не в форме или слишком тучным: для этого волк слишком подвижен. И все же Адам был намного круче других, хотя без угловатости и неловкости. Кожа у него светлее моей, но сильно загорелая, а длина темно‑каштановых волос лишь чуть выходит за рамки военных стандартов. Скулы широкие, поэтому рот кажется узковатым, но это не портит красоту лица. Адам не похож на греческого бога… но если бы существовали славянские боги, у него оказались бы серьезные недоброжелатели. Сейчас эти узкие губы были изогнуты в улыбке.

Я подходила осторожно: хотелось бы знать, что сказал ему Сэмюэль. Начала что‑то говорить, и вдруг заметила, что с дверью что‑то не то. Прежний замок на месте, а вот рядом с ним новая черная коробка кодового замка! Адам молча ждал, пока я разглядывала сверкающие серебряные кнопки.

Я скрестила руки на груди и повернулась к нему.

Через несколько минут Адам улыбнулся, хотя его взгляд оставался напряженным.

– Ты жаловалась на охрану, – объяснил он.

– Почему ты установил систему сигнализации, не спросив меня? – сдержанно поинтересовалась я.

– Это не просто система сигнализации, – сказал он; улыбка сошла с его лица, словно ее никогда не было. – Безопасность – мой хлеб с маслом. Тут много камер, и внутри гаража тоже.

Я не стала спрашивать, как он вошел. Он ведь сказал, что безопасность – его бизнес.

– По‑моему, ты обычно работаешь по заказам правительства. И с более важными объектами, чем мастерская, где чинят фольксвагены. Наверно, кто‑нибудь может вломиться и обчистить сейф. Взять долларов пятьсот, если повезет. А может, захотят стащить трансмиссию для «жука» семьдесят второго года? Как ты думаешь?

Он и не подумал ответить на мой саркастический вопрос.

– Если откроешь дверь, не используя кодовый ключ, сработает сигнал тревоги и об этом сразу узнает один из моих людей. – Он говорил быстро, деловым тоном, так, словно я вообще ничего не сказала. – У тебя две минуты на переустановку. Потом мои люди позвонят, чтобы убедиться, что это сделала ты или Гэбриэль. Если ты не переустановишь код, они тут же известят полицию и меня.

Он помолчал, словно дожидаясь ответа. Поэтому я подняла бровь. Вервольфы вечно всем недовольны. Я много лет жила с ними, но так и не привыкла.

– Код состоит из четырех чисел, – сказал он, – Если наберешь день рождения Джесси – месяц‑месяц‑день‑день, отключишь сигнал тревоги. – Он не спросил, знаю ли я дату ее рождения. Конечно, я знала. – Если наберешь свой день рождения, это насторожит моих людей, и они позвонят мне. Я пойму, что у тебя неприятности, но ты не хочешь, чтобы об этом знала полиция.

Я стиснула зубы.

– Мне не нужна охранная система.

– Далее камеры, – продолжал он, не обращая внимания на мои слова. – Пять на стоянке, четыре в мастерской и две в офисе. С шести вечера до шести утра камеры включаются от датчиков движения и начинают снимать, только если что‑нибудь движется. С шести утра до шести вечера камеры отключены – но это можно изменить, если захочешь. Запись идет на DVD. Тебе придется раз в неделю менять диски. Сегодня во второй половине дня я пошлю кого‑нибудь показать тебе и Гэбриэлю, как все это работает.

– Можешь прислать, чтобы все сняли, – сказала я.

– Мерседес, – сказал он. – Сейчас ты мне не нравишься. Не доводи меня.

Какое у него право быть мной недовольным?

– Ну и прекрасно! – рявкнула я. – Ты мне тоже не нравишься. Все это мне не нужно.

Я показала на камеры и щиток с кнопками.

Адам оттолкнулся от машины и пошел ко мне. Я знала, что он недостаточно сердит, чтобы ударить меня, но на всякий случай попятилась – и наткнулась на дверь гаража. Он уперся руками по обе стороны от меня и нагнулся, так что я ощутила на лице его дыхание.

Никто не скажет, что Адам не умеет припугнуть.

– Может быть, я ошибаюсь, – холодно начал он. – Возможно, Сэмюэль неверно тебя понял, и ты не занята расследованием для малого народа без их сотрудничества и даже без одобрения Зи и дядюшки Майка, которые в противном случае могли бы за тобой присматривать.

Тепло его тела не должно быть таким приятным. Он сердит, все его мышцы напряжены. Как будто ко мне прислонился очень тяжелый теплый кирпич. Чрезвычайно сексуальный кирпич.

– Может быть, Мерседес, – продолжал он ледяным тоном, – ты не пойдешь, завтра вечером на встречу со «Светлым будущим»? Ведь ты связана с недавними насильственными событиями настолько, что малый народ, который за тобой следит, будет очень озадачен – особенно потому, что ты вынюхала некоторые его тайны. Я уверен, малый народ сильно порадуется, когда узнает: ты рассказала сыну Маррока все, что знаешь о резервации, – то, что должна была хранить в тайне.

К тому времени как он умолк, холод из его голоса исчез, и он чуть ли не рычал мне в лицо.

– Хм‑м, – сказала я.

– Даже в лучшие времена малый народ не склонен к сотрудничеству, но даже он не решится что‑нибудь сделать с тобой, если вмешаемся Сэмюэль или я. Надеюсь, ты доживешь до нашего вмешательства.

Он наклонился еще ниже и крепко поцеловал меня. Поцелуй кончился, едва начавшись. Собственнический и почти карательный. Ничего такого, что могло бы заставить мое сердце так биться…

– И не думай, что я забыл о вампирах: у них ведь тоже есть основания быть очень недовольными тобой.

И Адам снова поцеловал меня.

Как только его губы коснулись моих во второй раз, я поняла, что Сэмюэль, пересказав Адаму все услышанное от меня, добавил, что он больше не интересуется мной как своей возможной парой.

Я не понимала, как сильно Адаму приходилось до сих пор сдерживаться.

Когда он отодвинулся, лицо у него было красное, и дышал он так же тяжело, как я. Протянув левую руку, он нажал четыре кнопки.

– Рядом с твоей кассой – буклет с инструкцией, если захочешь прочесть. Или мой человек ответит на твои вопросы, когда придет.

Голос его стал слишком низким, и я поняла, что он вот‑вот утратит самоконтроль. Когда он отошел и сел в свою машину, мне полагалось бы испытать облегчение.

Я стояла неподвижно, прислонившись к стене, пока не перестала слышать его машину.

Если бы он захотел взять меня прямо сейчас и здесь, я бы позволила. Я сделала бы все ради его прикосновения, все, чтобы доставить ему удовольствие.

Адам пугал меня больше вампиров, больше малого народа. Потому что Адам мог отобрать у меня больше, чем жизнь. Адам – единственный Альфа из всех известных мне, включая самого Маррока, кто способен заставить меня действовать по его желанию вопреки моей воле.

Вставить ключ в скважину я смогла только с третьей попытки.

Понедельник у меня самый занятой день, и этот не стал исключением. Мои клиенты знают, что неофициально мастерская почти всегда открыта по выходным и уикендам. Сотрудник фирмы Адама – кстати, не волк, – пришел вскоре после ланча. Он показал мне и Гэбриэлю, как менять DVD.

– Они гораздо лучше кассет, – сказал он мне с детским энтузиазмом, которого я не ожидала от пятидесятилетнего мужчины с татуировкой морского пехотинца на руках. – Люди обычно недостаточно часто меняют кассеты, так что изображение получается слишком плохое и не может помочь или регистрируются незначительные происшествия. DVD гораздо лучше. Эти диски переписать нельзя. Когда диск заполнен, происходит автоматическое переключение на запасной. Так как вы активируете их, только когда вас нет, вероятно, за неделю весь первый‑диск не заполнится. Просто меняйте их раз в неделю – большинство делает это по понедельникам или пятницам. Храните диски несколько месяцев, прежде чем выбросить. Если что‑то случится с вашей системой здесь, у босса тоже автоматически производится запись.

Ему определенно нравилась его работа.

Добавив несколько дополнительных указаний и рекламных замечаний, человек Адама ушел, помахав нам рукой.

– Не волнуйся, – сказал Гэбриэль, – я сам буду их менять.

Он был рад новой игрушке не меньше, чем техник.

– Спасибо, – кисло ответила я. Слова «у босса тоже автоматически производится запись» мне не понравились. – Займись этим, а я попробую ликвидировать течь в «пассате»[40].

Когда около двух поток посетителей иссяк, Гэбриэль пришел в гараж. Я время от времени учила его. Конечно, он пойдет в колледж и не станет механиком, но ему нравилось учиться.

– Какая ты недовольная для человека, который только что потратил кучу денег на установку системы безопасности, – сказал он. – Может, есть неприятности, о которых мне следует знать?

Я отбросила с глаз прядь волос, несомненно оставив след смазки, которая покрывала каждый дюйм этого тридцатилетнего двигателя и уже начала покрывать каждый дюйм моего тела.

– Не те неприятности, что должны тебя тревожить, – ответила я немного погодя. – Если возникнут проблемы, я предупрежу. Просто Адам действует слишком энергично.

Вот уж точно – слишком, решила я, после того как все утро обдумывала положение. Только умственно отсталый способен поверить, что я вступаю в «Светлое будущее», чтобы протестовать против малого народа, – и почему‑то я была уверена, что такой глупый иной долго не проживет. Если поговорят с дядюшкой Майком иди Зи (пусть он на меня сердит), сразу поймут, что я по‑прежнему пытаюсь снять обвинение с Зи.

Я, конечно, знаю о малом народе такое, чего не должна знать, но если бы иные хотели моей смерти, я была бы уже мертва.

Гэбриэль присвистнул.

– Отец Джесси установил эту систему, даже не спросив тебя? Очень напористо. – Он озабоченно посмотрел на меня. – Он мне нравится, Мерси. Но если он подсматривает за тобой…

– Нет. – Он уйдет, если я попрошу. – Он считает, есть основания.

Я вздохнула. Положение становится все более запутанным. И я не могу вовлекать Гэбриэля в эту путаницу.

– Это имеет какое‑то отношение к аресту Зи? – Гэбриэль рассмеялся, увидев мое лицо. – Джесси вчера предупредила меня, что ты будешь занята. Конечно, Зи ни при чем.

Уверенность в его голосе свидетельствует, насколько Гэбриэль невинен: ему и в голову не приходит, что Зи не убил О'Доннелла исключительно потому, что кто‑то убил его раньше.

– Адам боится, что я разворошила осиное гнездо, – сказала я. – И, вероятно, он прав.

На самом деле я была не против этой системы. Просто слишком дорого для меня, а идея действительно хорошая.

Я всегда сержусь, когда мне страшно, а Адам приводит меня в ужас. Когда он рядом, я с трудом удерживаюсь от того, чтобы бегать за ним и ждать приказов, как хорошая овчарка. Но я не хочу становиться овчаркой. И надо отдать ему должное – Адам тоже этого не хочет.

Этого говорить Гэбриэлю не нужно.

– Прости, что брюзжу. Меня беспокоит Зи, а система безопасности дала мне повод поворчать.

– Все в порядке, – сказал Гэбриэль.

– Ты пришел помочь мне с двигателем или просто поговорить?

Гэбриэль посмотрел на машину, над которой я работала.

– В ней есть двигатель?

– Где‑то внутри, – вздохнула я. – Занимайся бумагами. Я позову, если понадобится помощь, но если ты мне не нужен, тебе нет причин пачкаться.

– Да я не возражаю, – сказал он.

Гэбриэль никогда не жалуется, какую бы работу я ему ни предложила.

– Все в порядке. Я справлюсь.

Минут пятнадцать спустя зазвонил мой телефон, но руки у меня были слишком грязные, поэтому я решила прочесть сообщение потом, когда достаточно очищу двигатель и пойму, где протекает масло.

Уже пора было закрывать, и я отправила Гэбриэля домой, когда в раскрытые двери гаража вошел Тони.

– Привет, Мерси, – сказал он.

Тони наполовину итальянец, наполовину венесуэлец и может быть тем, кем в данный момент хочет. Обычно он работает под прикрытием, потому что он хамелеон. Однажды он выполнял задание в кенневикской средней школе, выдавая себя за ученика на десять‑пятнадцать лет моложе, и Гэбриэль, который хорошо знал Тони, потому что мама Гэбриэля работает в полиции диспетчером, тем не менее Тони не узнал.

Но сегодня Тони был воплощенным копом. Сдержанное выражение лица означало, что он здесь по делу. Высокая женщина в джинсах и футболке взяла Тони под руку. В другой руке у нее был поводок золотистого ретривера. Собаки иногда доставляют мне неприятности. Наверно, чуют койота – но собаки‑поводыри слишком дружелюбны и добродушны, чтобы быть проблемой. Пес помахал хвостом и принюхался.

У женщины светло‑каштановые волосы, мягкие, волнистые, длиной до плеч. Лицо ничем не примечательное, если не считать непрозрачных очков.

Она слепа, и она из малого народа. Угадайте, с кем из слепых малого народа я недавно встречалась. Она не похожа на ворона, но и я ведь не похожа на койота.

Я ждала волны силы, которая в тот раз пришла от ворона, но ничего подобного не произошло. Для всех моих органов чувств женщина то, чем старается быть.

Плечом рабочего комбинезона я вытерла пот со лба.

– Привет, Тони. Что случилось?

– Мерседес Томпсон, позволь представить тебе доктора Стейси Олтман с кафедры народного творчества Орегонского университета. Она наш консультант по этому делу. Доктор Олтман, это Мерседес Томпсон. Она, несомненно, пожала бы вам руку, если бы не была вся в смазке.

– Рада познакомиться.

Снова.

– Мисс Томпсон, – сказала она. – Я попросила Тони познакомить нас. – Называя его имя, она потрепала его по руке. – Мне сказали, что вы не считаете виновным иного, задержанного полицией. Хотя у него был и мотив, и средства, и возможность – и он был схвачен возле только что убитой жертвы.

Я поджала губы. Не понимаю, какую игру она ведет, но я не дам ей отправить Зи за решетку.

– Совершенно верно. Я слышала это от другого представителя малого народа, который в то время находился с ним. Зи не обалдуй без опыта. Если бы он убил О'Доннелла, никто бы об этом не узнал.

– Полиция застала его врасплох. – Голос у нее холодный и внятный, с легким акцентом. – Кто‑то из соседей услышал стрельбу и вызвал полицию.

Я подняла брови.

– Если бы это был Зи, соседи ничего не услышали бы, а если бы услышали, Зи исчез бы оттуда задолго до появления полиции. Зи не делает глупых ошибок.

– На самом деле, – с легкой улыбкой сказал Тони, – сосед, который нам позвонил, видел, что машина Зи подъехала уже после того, как он позвонил в полицию и сказал, что в доме кричат.

Женщина‑доктор, она же Серый Повелитель, не знала о соседе до того, как Тони рассказал нам обеим. Я увидела, как она гневно поджала губы. Тони она, должно быть, не нравилась: с теми, кто ему нравится, он такую шутку никогда бы не сыграл.

– Почему вы так стараетесь обвинить Зи? – спросила я у нее. – Разве полиция не должна найти настоящего виновника?

– А почему вы так стараетесь его защитить? – ответила она. – Потому что он был вашим другом? Он как будто не ценит ваши усилия.

– Потому что он не виноват, – ответила я, словно удивившись такому глупому вопросу. Судя по тому, как она напряглась, вывести ее из себя так же легко, как Адама. – А вы о чем беспокоитесь? Кому будет хуже, если полиция немного поработает дополнительно? Или вы считаете, что оставить одного из малого народа в руках полиций лучше, чем искать в резервации истинного виновника?

Ее лицо напряглось, волна магии пронеслась в воздухе. Именно поиски в резервации она старается предотвратить, подумала я. Ей нужна быстрая казнь – например, Зи должен повеситься и спасти всех от неловкости открытого суда – когда полиция начнет совать нос в дела резервации. Она здесь, чтобы побыстрее закрыть это дело и не допустить никаких утечек.

Как и я.

Я обдумала все это и повернулась к Тони.

– Вы приставили к Зи постоянную охрану? Малый народ плохо переносит металлические решетки.

Он покачал головой. Доктор Олтман поджала губы.

– Доктор Олтман сказала, что мистер Адельбертсмайтер гремлин, а значит, легко переносит железо. Но если ты считаешь, что нужно постоянное наблюдение, я его организую.

– Пожалуйста, – сказала я. – Я очень тревожусь.

Конечно, гарантии нет, но так им будет труднее убить его.

Тони очень внимательно посмотрел на меня, потом перевел взгляд на доктора Олтман. Он слишком хороший полицейский, чтобы не заметить подводных течений между нами. И, вероятно, даже, понял, что меня беспокоит вовсе не самоубийство.

– По‑моему, вы говорили, что у вас есть несколько вопросов к Мерседес Томпсон, доктор Олтман? – спросил он с обманчивой мягкостью.

– Конечно, – ответила она. – Местная полиция как будто уважает ваше мнение о малом народе, но не знает, на чем она основывается – только на том, что вы работали с мистером Адельбертсмайтером?

Ага, попытка дискредитировать меня. Если она пробует вывести меня из равновесия, она плохо меня знает. Каждой женщине‑механику известно, как отвечать на такие попытки.

Я искренне улыбнулась ей.

– Я – дипломированный историк и много читаю, доктор Олтман. Например, я знаю, что никаких гремлинов не существовало, пока Зи не решил так назваться. Если вы меня извините, я лучше вернусь к работе. Я обещала сегодня закончить эту машину.

Я повернулась, чтобы заняться работой, и споткнулась о лежавший на земле посох.

Тони подхватил меня под руку и не дал упасть.

– Лодыжку не вывихнула? – спросил он.

– Нет, все в порядке, – ответила я, глядя на дорожный посох малого народа, неожиданно оказавшийся на полу в моем гараже. – А вам лучше уйти, если не хотите запачкаться.

– Ничего. Немного грязи производит впечатление на новичков.

– Что случилось? – спросила доктор Олтман, как будто ее слепота действительно не давала ей понять, что случилось. Я была уверена, что это не так. И заметила, что ее собака пристально смотрит на посох. Может, именно через собаку она все видит.

– Она споткнулась о трость. – Тони, который оставил доктора Олтман, чтобы подхватить меня, наклонился, взял посох и положил на стойку. – Прекрасная работа, Мерси. Что этот старинный посох делает на полу в твоем гараже?

Будь я проклята, если знаю.

– Он не мой. Кто‑то оставил его в мастерской. Я пытаюсь вернуть его владельцу.

Тони снова посмотрел на посох.

– Выглядит очень старым. Владелец с огромной радостью вернет его себе.

В его голосе звучал вопрос – едва ли доктор Олтман его расслышала.

Не знаю, насколько Тони чувствителен к магии, но он умен, и его пальцы быстро нащупали кельтский рисунок на серебре.

Я встретилась с ним взглядом и коротко кивнула. Иначе он держал бы посох так долго, что даже слепая из малого народа поняла бы, что он заметил гораздо больше, чем должен.

– Да, наверно, – сказала я. – Но посох еще здесь.

Он задумчиво улыбнулся.

– Если у доктора Олтман все, мы тебя оставим, – сказал он. – Мне жаль, что Зи недоволен тем, как ты его защищаешь. Но я прослежу, чтобы его не засадили.

Или не убили.

– Будь осторожен, – сказала я ему совершенно серьезно.

Не делай глупостей.

Он приподнял бровь.

– Я осторожен не меньше, чем ты.

Я улыбнулась и вернулась к работе. Что бы я ни говорила владельцу, до завтра работу не закончить. Я закрыла машину чехлом, вымыла руки и взяла телефон. Я пропустила два звонка. Второй от Тони: он звонил из участка, прежде чем привести консультанта по малому народу. Первый был с незнакомого номера, и это был междугородний звонок.

Когда я набрала номер, ответил Тед, сын Зи.

Тед был моим первым подносчиком инструментов, но потом он поступил в колледж и бросил меня – точно так же, как через год или два сделает Гэбриэль. Именно Тед когда‑то меня нанял. Он работал один, когда я заехала в мастерскую, потому что моему «кролику» понадобилась новая ременная передача (я только что провалила интервью в средней школе Паско: там нужен был тренер. А я‑то думала, их беспокоит, как в школе преподают историю), и я помогла ему с клиентами. Думаю, тогда ему было лет девять. Его мать только что умерла, и Зи перенес это плохо. В следующем месяце Тед еще трижды нанимал меня, пока Зи не смирился со мной – женщиной и, как он сначала думал, человеком.

– Мерси, где ты была? Я с утра субботы пытаюсь связаться с тобой. – Он не дал мне возможности ответить. – Дядюшка Майк сообщил, что отец арестован за убийство. Я смог вытянуть из него только, что это связано с убийствами в резервации и что по приказу Серых Повелителей я должен оставаться на месте.

Мы с Тедом одинаково не любим власти и не доверяем им. Вероятно, у него в руке билет на самолет.

– Не приезжай, – сказала я после короткого напряженного размышления. Серым Повелителям нужен виновник, и им все равно, кто это будет. Они хотят, чтобы дело быстро закрыли, и всякий, кто встанет между ними и их целью, окажется в опасности.

– Но что случилось? Я ничего не могу узнать?

Судя по голосу, он злился не меньше, чем я.

Я рассказала ему, что знала, начиная с просьбы Зи вынюхать убийцу и заканчивая слепой женщиной, только что побывавшей у меня с Тони, не умолчав и о том, что Зи недоволен мной – слишком много рассказала полиции и адвокату. Мой взгляд упал на посох. Я и его добавила к общей путанице.

– Человек убивал иных? Минутку, минутку. Убитый охранник, этот О'Доннелл, он был смуглый, рост примерно пять футов десять дюймов? И его звали Томас?

– Да, так он выглядел. Не знаю, как его звали.

– Я говорил ей, что она играет с огнем, – сказал Тед. – Черт возьми. Она считала забавным, что он делает ей такое одолжение, а она его обманывает. Он ее забавлял.

– Кто она? – спросила я.

– Коннора… библиотекарь резервации. Она не любила людей, а этот О'Доннелл был просто ужасен. Ей нравилось играть людьми.

– Он убил ее, потому что она с ним играла? – спросила я. – Но за что он убил остальных?

– Вот почему его не рассматривали как убийцу. Он никак не был связан со вторым убитым. К тому же Коннора не владела большой магией. Человек мог ее убить. А вот Хендрика…

– Кто такой Хендрик?

– Парень с лесом на заднем дворе. Он из Охотников. Его смерть, по сути, исключает людей из круга подозреваемых. Он был очень силен. – Послышался громкий треск. – Прости. Проклятый проводной телефон. Я стащил его со стола. Минутку. Минутку. Посох? И все время оказывается у тебя?

– Верно.

– Можешь описать его?

– Примерно четыре фута длиной, из какой‑то узловатой древесины, серый наконечник. Внизу серебряное кольцо, вверху серебряный набалдашник с кельтским рисунком. Не понимаю, зачем кто‑то все время приносит его мне.

– Не думаю, что тебе его кто‑то приносит. Думаю, он сам следует за тобой.

– Что?

– У старых вещей бывают неожиданные свойства. Сила рождает силу и все такое. Некоторые из этих вещей созданы тогда, когда мы были гораздо сильней, и теперь их поведение непредсказуемо. Они делают то, чего не должны делать.

– Например, повсюду таскаются за мной. Думаешь, посох шел за О'Доннеллом до его дома?

– Нет! О нет. Я думаю, это исключено. Дорожный посох создан для тех людей, которые помогают малому народу. Он следует за тобой, вероятно, потому, что ты пытаешься помочь папе, когда все остальные зажали нос.

– Значит, О'Доннелл украл его.

– Мерси… – Он словно подавился. – Черт побери, Мерси, я не могу тебе сказать. Мне запрещено. Заклятие. Как сказал дядюшка Майк, чтобы защитить малый народ, меня и тебя.

– Это связано с нынешним положением твоего отца? – Я напряженно думала. – Этот дорожный посох… Были украдены другие вещи? Может кто‑нибудь сказать мне? Кому я могу позвонить и спросить?

– Послушай, – медленно заговорил он, словно ждал, что его снова остановит заклятие, – в Ричленде, в молле Верхнего города, есть антикварный книжный магазин. Попробуй поговорить с его владельцем. Он может помочь тебе узнать об этом посохе больше. Но обязательно скажи, что тебя прислал я… и подожди, пока он не останется в магазине один.

– Спасибо.

– Нет, Мерси, тебе спасибо. – Он помолчал и голосом девятилетнего ребенка, каким я его впервые увидела, сказал: – Мне страшно, Мерси. Они ведь хотят выставить его убийцей, правда?

– Да, – сказала я, – но, думаю, они опоздали. Полиция не принимает улики на веру, а мы нашли ему очень хорошего адвоката. Я немного покопаюсь в других делах О'Доннелла.

– Мерси, – негромко сказал он, – черт возьми, Мерси, ты понимаешь, что выступаешь против Серых Повелителей? Ты ведь знаешь, кто эта слепая? Ее послали, чтобы убедиться, что все будет так, как они хотят.

– Малому народу все равно, кто это сделал, – ответила я. Как только полиция решила, что О'Доннелла убил кто‑то из малого народа, Серым Повелителям поимка убийцы стала не нужна. Им нужно, чтобы кого‑нибудь поскорее наказали, тогда они сами смогут искать настоящего убийцу, не привлекая к этому внимание всего человечества.

– И хоть мой отец сделал все, чтобы уговорить тебя отказаться от поисков, ты не собираешься их бросать, – сказал он.

Конечно. Конечно.

– Он старается держать меня в стороне, – прошептала я.

Наступила короткая пауза.

– Не говори, что он правда на тебя рассердился.

– Он требует отдать долг, – ответила я, чувствуя, как медленно рассасывается комок боли. Зи знал, как поступит малый народ, и пытался удержать меня в стороне.

Как он выразился? Ей лучше надеяться на то, что я не выйду. Потому что если я его вытащу, Серые Повелители будут недовольны мной.

– Конечно. Мой отец умен, он старше земли, но он безрассудно боится Серых Повелителей. Он считает, что остановить их невозможно. И как только он понял, откуда ветер дует, постарался удержать всех остальных подальше от опасности.

– Тед, оставайся в колледже, – сказала я. – Ты ничего не можешь сделать, только сам попадешь в неприятности. Серые Повелители надо мной не властны.

Он фыркнул.

– Хотел бы я посмотреть, как ты скажешь им это. Только мне ты больше нравишься живая.

– Если приедешь сюда, тебя убьют – и чем тогда ты поможешь отцу? Порви билет, а я постараюсь сделать, что смогу. Не одна. Адам знает, что происходит.

Тед уважает Адама. Я надеялась, что сделала верный ход.

– Хорошо. Я останусь здесь. Пока. Давай посмотрим, не могу ли я тебе еще немного помочь. И далеко ли заходит заклятие, которое наложил на меня дядюшка Майк.

Наступила долгая пауза: он думал.

– Ладно. Думаю, можно рассказать тебе о Нимейн.

– О ком?

– Дядюшка Майк назвал ее Пожирательницей Падали, верно? Думаю, что он говорил не просто о птицах, которые живут на островах и питаются падалью. Нет, он говорил о самой Пожирательнице.

– Да. Кажется, важно, что у нее на голове три белых пера.

– Значит, это Нимейн.

В его голосе звучало удовлетворение.

– А это хорошо?

– Очень, – ответил он. – Есть такие Серые Повелители, которые первым делом убивают всех, кто связан с проблемой. Нимейн не такая.

– Ей не нравится убивать?

Тед вздохнул.

– Иногда ты ужасно наивна. Не знаю никого из малого народа, кто на каком‑нибудь уровне не наслаждался бы кровопролитием, а ведь Нимейн из числа Морриган, кельтских богинь войны. Ее задачей было наносить смертельный удар героям, умирающим на поле битвы, чтобы прекратить их страдания[41].

– Звучит не очень оптимистично, – прошептала я.

Тед услышал.

– Особенность старых воинов в том, что у них есть чувство чести, Мерси. Бессмысленная или несправедливая смерть для них под запретом.

– Она не станет убивать твоего отца, – сказала я.

Он мягко поправил:

– Она не станет убивать тебя. Боюсь, что в отличие от тебя мой отец – приемлемая потеря.

– Я попробую это изменить.

– Достань книгу, – сказал он и закашлялся. – Нелепое проклятие! – В его голосе звучал искренний гнев. – Если это будет стоить мне отца, я все равно поговорю с дядюшкой Майком. Раздобудь книгу, Мерси, и попробуй найти что‑нибудь такое, из‑за чего можно будет поторговаться.

– Ты останешься?

– До пятницы. Если ты до тех пор ничего не добьешься, я вернусь домой.

Я с трудом воздержалась от возражений и просто попрощалась. Тед – сын своего отца; мне еще повезло, что он согласился ждать до пятницы.

Молл Верхнего города – это множество заведений, объединенных в торговый центр. Здесь есть пекарня, где жарят пончики, галантерея, бары, рестораны и даже магазин домашних животных. Найти книжный оказалось нетрудно.

Я была здесь два‑три раза, но так как мои читательские вкусы скорее склоняются к дешевым книжкам в мягких обложках, чем к коллекционным книгам, этот магазин не из тех, куда я хожу регулярно. Я смогла припарковаться прямо перед входом, рядом с местом, отведенным для инвалидов.

Вначале мне показалось, что магазин уже закрыт. Шел седьмой час, и снаружи магазин казался пустым. Но дверь легко отворилась под мелодичный звон колокольчиков.

– Минутку, минутку, – сказал кто‑то из‑за полок.

– Не беспокойтесь, – ответила я и глубоко вдохнула, чтобы понять, что говорит мне нос, но запахов было слишком много, чтобы разделить их: ничто так не сохраняет запахи, как бумага. Я чуяла сигареты, различные сорта трубочного табака и духи.

Человек, вышедший из‑за полок, оказался выше меня. Лет ему было что‑нибудь между тридцатью пятью и пятьюдесятью. Тонкие светлые волосы с проседью. Выражение лица веселое, но сразу сменилось профессиональной доброжелательностью, когда он увидел незнакомку.

– Чем могу помочь? – спросил он.

– Мой друг Тед Адельбертсмайтер сказал, что вы можете помочь мне решить одну проблему, – сказала я и показала посох, который прихватила с собой.

Он пристально взглянул на него и побледнел, утратив всякую доброжелательность. Запер входную дверь, повернул старинную табличку надписью «ЗАКРЫТО» наружу и закрыл ставни на окнах.

– Кто вы? – спросил он.

– Мерседес Томпсон.

Он бросил на меня острый взгляд.

– Вы не из малого народа.

Я покачала головой.

– Я механик по «фольксвагенам».

На его лице мелькнуло понимание.

– Подопечная Зи?

– Верно.

– Могу я взглянуть на него? – спросил он, протягивая руку к посоху.

Но я не отдала.

– А вы из малого народа?

Его лицо стало холодным и бесстрастным – что само по себе было ответом, верно?

– Малый народ не считает меня своим, – резко ответил он. – Но дед моей матери был из них. Во мне совсем немного от малого народа, только легкая магия прикосновения.

– Что такое магия прикосновения?

– Я могу дотронуться до предмета и узнать, насколько он старый и кому принадлежал раньше. Такого рода вещи.

Я протянула ему посох.

Он взял его и долго осматривал. Наконец покачав головой и вернул мне.

– Никогда раньше его не видел. Только слышал о нем. Это одно из сокровищ фей.

– Для фермера, разводящего овец, может быть, – сухо сказала я.

Он рассмеялся.

– Вы правы, тот самый. Хотя иногда старые вещи способны удивить. Во всяком случае, это магия, на которую они больше неспособны, магия, навсегда меняющая действительность. Поэтому такие вещи малый народ считает драгоценными.

– А о чем, по мнению Теда, вы можете мне рассказать?

Он покачал головой.

– Если вы знаете историю этого шеста, то знаете не меньше меня.

– Так что вам сказало прикосновение к нему?

Он рассмеялся.

– Ничего. Моя магия действует только на обычные предметы. Я просто хотел немного подержать посох. – Он помолчал. – Тед вам сказал, что я могу найти сведения о нем? – Он внимательно посмотрел на меня. – И это не имеет никакого отношения к неприятностям его отца? Конечно, нет. – Глаза его улыбались. – Думаю, я точно знаю, что должен узнать для вас. Чего хотел башковитый Тед. Идемте.

Он провел меня в небольшую нишу, где книги стояли в закрытых шкафах.

– Здесь я держу самое ценное – книги с автографами и старинные редкости.

Он вытащил скамью и встал на нее, чтобы открыть самую верхнюю полку, почти пустую, вероятно, потому что до нее трудно добраться.

С этой полки он снял толстую книгу в светлом кожаном переплете с золотым тиснением.

– Наверно, у вас не найдется тысячи четырехсот долларов, чтобы заплатить за это?

Я сглотнула.

– В данный момент нет. Но за несколько дней я могла бы собрать…

Он покачал головой и протянул мне книгу.

– Не надо. Только обращайтесь с ней бережно и не забудьте вернуть, когда закончите. Книга лежит у меня пять или шесть лет. Не думаю, что на следующей неделе на нее вдруг объявится покупатель.

Я взяла книгу осторожно: не привыкла обращаться с книгами, которые стоят дороже моей машины (конечно, я не хочу сказать, что у меня такая уж дорогая машина). На переплете и на корешке золотом вытиснено название «Сделано магией».

– Я одалживаю вам эту книгу, – медленно заговорил он, тщательно подбирая слова, – потому что в ней немного рассказывается о дорожном посохе… – Он помолчал и со значением добавил: – И еще о кой‑каких интересных предметах.

Если посох был украден, могли быть украдены и другие вещи. Я крепче сжала книгу.

– Зи мой друг. – Он закрыл книжный шкаф, слез со скамьи и убрал ее на прежнее место. Потом с явной непоследовательностью небрежно добавил: – Вам, конечно, известно, что некоторые темы нам запрещено обсуждать. Но я знаю, что здесь есть история дорожного посоха. Можете начать с нее. Кажется, она в пятой главе.

– Понимаю.

Он оказывал мне помощь, какую мог, не нарушая правила.

Он провел меня через магазин к выходу.

– Поосторожней с этим посохом.

– Я пытаюсь его вернуть, – ответила я.

Он повернулся и отступил на несколько шагов, не отрывая взгляда от посоха.

– Правда? – тут он тихо рассмеялся, покачал головой и снова пошел к выходу. – Иногда эти старые вещи поступают по‑своему.

Он открыл передо мной дверь, и я задержалась на пороге. Если бы он не сказал мне, что отчасти принадлежит к малому народу, я бы поблагодарила его. Но признание долга перед иным может иметь неожиданные последствия. Я достала одну из карточек, напечатанных для меня Гэбриэлем.

– Если у вас будут неприятности с машиной, загляните ко мне. Я работаю в основном с немецкими машинами, но обычно могу заставить хорошо мурлыкать и другие.

Он улыбнулся.

– Может быть. Удачи.

Когда я вернулась, Сэмюэля не было, но он оставил записку, что ушел на работу и что еда в холодильнике.

Я открыла холодильники увидела накрытую фольгой стеклянную банку с энчиладами[42]. Я поела, накормила Медею, вымыла руки и с книгой пошла в гостиную.

Я не думала, что найду в ней страницу с текстом «Вот кто убил О'Доннелла», но все бы ничего, не будь каждая страница этого шестисотстраничного тома исписана от руки поблекшими чернилами, мелким почерком. Но, по крайней мере, по‑английски.

Полтора часа спустя я вынуждена была остановиться: в глазах плыло.

Я сразу открыла пятую главу и с трудом одолела примерно десять страниц и три истории. Первая как раз о дорожном посохе, чуть подробнее, чем я прочла в Интернете. Там так же подробно описывался посох. Автор явно принадлежал к малому народу, и я впервые читала книгу, написанную с точки зрения иных.

Вся пятая глава посвящалась вещам вроде дорожного посоха, то есть подаркам малого народа. Если О'Доннелл украл посох, он мог украсть и что‑нибудь еще. А убийца, возможно, в свою очередь украл эти вещи у него.

Я отнесла книгу в спальню и положила в сейф с оружием. Не лучшее место для хранения, но вероятность, что ее заберет случайный вор, стала чуть меньше.

Потом я мыла посуду и размышляла о книге. Не столько о ее содержании, сколько о том, что мне пытался сказать о ней Тед.

Человек из книжного магазина сказал, что малый народ высоко ценит эти вещи, пусть даже в современном мире они бесполезны.

Это я могла понять. Для малого народа обладать тем, что связано с утраченной магией, означает силу. Сила для малого народа – это безопасность. Если у иных есть перечень таких волшебных вещей, Серые Повелители могли следить за их сохранностью и распределять среди тех, кого выберут. Но малый народ любит тайны. Не могу себе представить, чтобы иные составили список и передавали его друг другу.

Я выросла в Монтане, где старое незарегистрированное ружье ценится гораздо выше нового, происхождение которого можно проследить. Конечно, это не значит, что все владельцы незарегистрированных ружей в Монтане собирались совершать преступления – просто им не нравится, когда федеральное правительство знает о каждом их шаге.

Так что если… если О'Доннелл украл несколько магических предметов и никто не знает, у кого они были или даже что они такое? Потом кто‑то из малого народа понял, что украл О'Доннелл. Кто‑то с таким же чутьем, как мое, или тот, кто видел охранника, а может, следил за ним до самого дома. Этот иной мог убить О'Доннелла и присвоить украденное им.

Может, убийца специально рассчитал все так, чтобы поймали Зи: он понимал, что Серые Повелители будут довольны, если отделаются одной жертвой.

Найти бы убийцу и украденные им вещи… Тогда я могла бы сделать эти вещи своими заложниками и добиться оправдания и освобождения Зи.

Я понимала, зачем посох малому народу, но зачем он О'Доннеллу? Может быть, он не знал точно, что это такое. Но он должен был что‑то знать, иначе зачем взял? Собирался продать назад малому народу? Но вряд ли кто‑то давно знакомый с малым народом может надеяться долго прожить, воруя у него.

Конечно, О'Доннелл мертв, верно?

Кто‑то постучал в мою дверь – а я не слышала, чтобы кто‑нибудь подъехал. Может, кто‑то из вервольфов пришел от дома Адама. Я глубоко вдохнула, но дверь помешала учуять какой‑нибудь запах.

Я открыла дверь: на пороге стояла доктор Олтман. Ее глаза – собака – исчезла, и на подъездной дороге не было машины. Она сюда прилетела?

– Вы пришли за посохом? – спросила я. – Можете забрать его.

– Могу я войти?

Я мешкала. Я была уверена, что заклятие порога действует только на вампиров, но кто знает…

Она напряженно улыбнулась, сделала шаг вперед и остановилась на коврике.

– Отлично, – сказала я. – Входите.

Взяла старый посох и протянула ей.

– Почему вы это делаете?

Я сознательно истолковала ее вопрос неверно.

– Потому что он мне не принадлежит, да и овец у меня нет, так что он мне не нужен.

Она раздраженно посмотрела на меня.

– Я не про посох. Я хотела спросить: зачем вы суете нос в дела малого народа? Вы подорвали мой авторитет в глазах полиции – а для полиции это в конечном счете может оказаться опасно. Моя работа – охранять безопасность людей. Вы не понимаете, что происходит, и можете причинить столько неприятностей, что сами не справитесь.

Я рассмеялась. Не смогла сдержаться.

– Мы с вами обе знаем, что Зи не убивал О'Доннелла. Я только позволила полиции понять, что в убийстве виновен кто‑то другой. Я не бросаю своих друзей на виселице.

– Серые Повелители не позволят вам слишком много узнать о нас.

Агрессивная напряженность ее плеч прошла, женщина расслабилась, уверенно прошагала по гостиной и села в большое мягкое кресло Сэмюэля.

А когда снова заговорила, в ее голосе звучал чуть слышный кельтский акцент.

– Зи упрямый болван, и я тоже его люблю. Больше того, не так уж много осталось тех, над кем не властвует холодное железо, чтобы мы могли его потерять. В любом другом случае я могла бы делать что заблагорассудится и спасла бы его. Но когда вервольфы заявили о себе, они вызвали новую волну страха, и мы не можем допустить, чтобы положение ухудшилось. Быстро раскрытое преступление, закрытое разбирательство, согласие полиции держать в секрете состояние жертвы – все это не вызовет большого шума. Зи это понимает. Если вы знаете столько, сколько полагаете, вы должны знать, что иногда жертва необходима для безопасности всех остальных.

Зи предложил в жертву себя. Он хотел обозлить меня, чтобы я оставила его гнить за решеткой, потому что знал: иначе я никогда не сдамся, никогда не соглашусь, чтобы его принесли в жертву, чего бы это ни стоило малому народу.

– Сегодня я пришла за Зи, – сказала гостья искренне, глядя сквозь меня слепыми глазами. – Не осложняйте его положение. Не допустите, чтобы это стоило жизни и вам.

– Я более или менее знаю, кто вы, Нимейн, – сказала я.

– Тогда вы должны знать, что немногие получают предупреждение, прежде чем я ударю.

– Я знаю, что вы предпочитаете правосудие убийству.

– Я предпочитаю, чтобы выжил мой народ, – сказала она. – И если придется устранить несколько невиновных, но очень упрямых личностей, это не отяготит мою совесть.

Я ничего не ответила. Не предам Зи, не могу его предать. Если я скажу ей это, она убьет меня на месте. Я чувствовала, как вокруг нее собирается сила, точно грозовая туча. Я смотрела на нее и видела, как эта туча разрастается слой за слоем.

Я не стану лгать, а правда меня убьет – и никто тогда не сможет помочь Зи.

В это мгновение по гравию подъездной дороги зашуршали шины. Машина Сэмюэля.

Я поняла, что должна сделать, но будет ли этого достаточно? И чего это будет стоить?

– Я знаю, кто вы, Нимейн, – прошептала я. – Но вы не знаете, кто я.

– Вы ходящая, – ответила она. – Вы меняете облик. Зи объяснил мне это. Осталось не так уж много местных сверхъестественных существ. Вы ни к кому не принадлежите. Вы не малый народ, не вервольф, не вампир – никто. Вы одна.

Выражение ее лица не менялось, но я чувствовала ее печаль и сочувствие. Она тоже одна. Не знаю, хотела ли она, чтобы я поняла это, или не знала, что я могу понять по ее запаху.

– Я не хочу вас убивать, но убью.

– Не думаю. – Слава богу, подумала я, слава богу, что я все рассказала Сэмюэлю. Ему не придется догадываться. – Зи рассказывал вам обо мне, но не все. – Может, подумал, что она не станет убивать меня, узнав о моем одиночестве. – Вы правы, я не знаю других таких, как я, но я не одна.

И в этот миг Сэмюэль открыл дверь. Глаза его покраснели, выглядел он усталым и грязным. Я чуяла запахи крови и дезинфектантов. Сэмюэль остановился на пороге, разглядывая доктора Олтман.

– Доктор Олтман, – вежливо сказала я, – позвольте представить вам доктора Сэмюэля Корника, живущего в моем доме. Сэмюэль, познакомься с доктором Олтман, консультантом полиции, Пожирательницей Падали. Малому народу она известна как Нимейн.

Глаза Сэмюэля сузились.

– Вы вервольф, – сказала Нимейн. – Сэмюэль Корник. – Пауза. – Маррока зовут Бран Корник.

Я продолжала смотреть на Сэмюэля.

– Я как раз объясняла доктору Олтман, почему со стороны малого народа было бы неразумно устранять меня, хотя я и сую нос в их дела.

В его глазах вспыхнуло понимание, и он посмотрел на Нимейн.

– Убийство Мерси было бы ошибкой, – зарычал он. – Мой отец вырастил Мерси в своей стае и не мог бы любить ее больше, даже будь она его родной дочерью. За нее он объявит малому народу открытую войну и пошлет к дьяволу все последствия. Можете позвонить ему и спросить, если сомневаетесь в моих словах.

Я ожидала, что Сэмюэль будет защищать меня: малый народ не посмеет тронуть сына Маррока, если ставки не поднимутся еще выше. Я считала, что таким образом обеспечу безопасность Сэмюэля и в то же время лишу его возможности вмешиваться. Но Маррок…

Я всегда считала, что раздражаю его: ведь я единственная, на чье безусловное повиновение он не может рассчитывать. Да, он защищал меня и защищает до сих пор – именно инстинкт защищать и делает его доминантом. Я считала себя лишь одной из многих, о ком он заботится. Но невозможно усомниться в словах Сэмюэля, как невозможно поверить в то, что он ошибается насчет Брана.

Я была рада, что Сэмюэль смотрит на Нимейн, которая встала, когда он заговорил. Пока я утирала с глаз дурацкие слезы, она оперлась на посох и спросила:

– Это так?

– Адам Хауптман, Альфа стаи бассейна Колумбии, назвал Мерси своей парой, – мрачно продолжил Сэмюэль.

Нимейн неожиданно улыбнулась, и эта улыбка придала ее лицу тонкую красоту, которой я не замечала раньше.

– Вы мне нравитесь, – обратилась она ко мне. – Вы ведете тонкую незаметную игру – и, как койот, сотрясаете основы мира. – Она рассмеялась. – Настоящий койот. Это хорошо. Хорошо для вас. Не знаю, во что еще вы ввяжетесь, но я передам Остальным, с кем мы имеем дело. – Она дважды ударила посохом по полу. И как будто про себя пробормотала: – Может быть… может быть, катастрофы и не будет.

Она подняла посох и в знак приветствия коснулась его концом своего лба. Сделала шаг вперед и исчезла для всех моих чувств – между одним мгновением и следующим.