Пособие по выживанию в борьбе с русской администрацией

Когда я приехал, меня спрашивали об одном и том же и иностранцы, и русские: зачем я приехал? Что мне больше всего нравится и не нравится в России?

Самым невыносимым для меня был климат. Моя первая зима стала настоящим испытанием. После восемнадцати лет жизни в Африке с родителями я переехал во Францию и поселился в Бордо, на юго-западе страны. Это место, где большинство жителей Европы хотели бы жить на пенсии. В Бордо почти никогда не бывает минусовых температур, а хорошая погода длится шесть месяцев в году. В середине марта можно сидеть на террасе кафе и попивать аперитив, греясь в солнечных лучах. Переезд в Москву все изменил, а каникулы мы проводили в Карелии, где было еще холоднее. Но с тех пор я адаптировался к русской зиме и недостатку света. Теперь, когда мне задают вопрос о том, что я больше всего ненавижу в России, я отвечаю не сомневаясь: администрацию и бюрократию.

Россияне считают, что сложно получить шенгенскую визу. Это они русскую не пробовали получить!

Для поездки в Европу гражданину России нужно собрать много документов, но их перечень есть на сайте всех визовых центров и требования абсолютно ясны. Получение визы в Россию — это проблема совсем другого рода. Вы сталкиваетесь с несоответствиями, еще не приехав. Нужен ли тест на СПИД? Нужна ли страховка, и если да, то какая и на сколько дней? Консульства трактуют правила как хотят. И как это часто бывает с официальными предписаниями в России, нельзя найти никакой изначальной информации.

Как только вы приземляетесь в России, бюрократическое давление начинается с заполнения миграционной карточки. Бланк, как правило, но не всегда, дают в самолете, или его можно найти в аэропорте. Часто на столах с бланками нет ничего пишущего, поэтому нужно (как всегда!) стоять в очереди — на этот раз за ручкой.

Приезжающему иностранцу Москва подготовила замечательный сюрприз: ему необходима регистрация! Если честно, я не понимаю смысла регистрации, если ее в Москве на каждом шагу предлагают сделать фиктивно. Честный гражданин вроде меня, конечно, зарегистрируется у своих знакомых, через которых его всегда можно найти. Но я сомневаюсь, что злостного бандита, который может купить регистрацию, можно будет так просто разыскать в квартире с двадцатью гастарбайтерами. Для многих иностранцев, которые вынуждены выезжать из России несколько раз в неделю в командировки, регистрация была настолько тяжелым вопросом, что ее никто не оформлял. Сколько раз я встречал людей, которые говорили: «Я живу в России четыре года, и я никогда не регистрировался и не снимался с регистрации». Со своей стороны, я решил скрупулезно выполнять утомительные процедуры, но знал, что в дальнейшем не пожалею об этом.

До середины 2008 года для любого иностранца, который хотел работать в России, было два способа пребывания в стране. Получение рабочей визы было легальным и официальным методом. Для этого компания должна была предварительно сделать запрос и получить разрешение на прием иностранца на работу. Она должна была также получить квоту на привлечение иностранцев по странам и видам рабочих позиций. Но в то же время было легко получить бизнес-визу, которая позволяла 365 дней в году оставаться на территории России. Самое удивительное в том, что эти платные приглашения для получения бизнес-визы выдавались гипотетической компанией, которую, как правило, никто и никогда не посещал. Многие компании использовали бизнес-визы для работы своих сотрудников либо полностью «в черную», либо на достаточно долгий период. Затем компании решали, стоит или не стоит начинать долгий и дорогостоящий процесс получения разрешений на работу для этих конкретных специалистов.

В ноябре 2007 года гении европейской комиссии приняли несправедливый в отношении русских закон, предотвращающий выдачу бизнес-визы гражданам России для пребывания в странах Евросоюза более 90 дней в течение полугода. Россия ответила тем же для европейцев. Очевидно, что число европейцев, работающих в России по бизнес-визе, исчислялось десятками тысяч, а число россиян, работающих в Европе, было очень низким. Европейская комиссия вновь ущемила своих собственных граждан. Самое удивительное в том, что несколько месяцев спустя, когда я начал работать в России, разразился финансовый кризис. Экономические последствия не заставили себя ждать, и Россия приняла защитные меры по отношению рынка труда, что было очень разумно и оправдано.

Компаниям стало очень трудно получить рабочую визу в Россию для своих иностранных сотрудников. В результате большинство европейцев, уже работающих в России, стали нелегалами без реальной возможности исправить свое положение. Многие компании тогда нанимали иностранцев, которые прибыли в Россию, не зная закона или которые были уволены в связи с кризисом и искали новую работу. Эти компании говорили, что у них есть возможность получения рабочей визы, а зарплаты платили мизерные. Конечно, никто не получал никаких виз; иностранцу платили «черную» зарплату и могли уволить в тот же день, что очень полезно работодателю в период кризиса. Когда компании могли получить разрешения на работу, работодатели входили в другую схему: они пытались официально декларировать ничтожную часть зарплаты, чтобы платить меньше налогов и таким образом якобы покрывать затраты на получение разрешения на работу.

Некоторые мои знакомые русские французы писали во французскую налоговую службу. Для того чтобы подтвердить свой статус резидента в России, они были вынуждены приложить к своим письмам официальную налоговую справку от работодателя, например 2НДФЛ, с заработной платой в двести или триста долларов в месяц. Такие суммы были смешными даже в кризис (для сравнения — аренда однокомнатной квартиры на окраинах города стоила от восьмисот до тысячи долларов). Кроме того, возникала дополнительная проблема у тех сотрудников, которые были вынуждены один раз в квартал переделывать деловые визы на три месяца. Транспортные расходы поглощали значительную часть их зарплаты.

Что касается меня, Россия позволила мне жениться, и в этом смысле я стал привилегированной персоной не только как мужчина, который нашел любовь всей своей жизни, но и как француз, который может получить легальное разрешение на временное проживание (а в дальнейшем — и вид на жительство) как супруг гражданки России. Мои русские друзья предупредили:

— О-ля-ля, ФМС! Вы понятия не имеете, что это такое! Есть хорошие и плохие, но в целом они очень коррумпированные. Будет лучше, если вы обратитесь в специализированную фирму, которая за плату оформит вам разрешение.

Один друг мне даже сказал, что невозможно было получить документы в ФМС без взятки.

— Почему ты хочешь вид на жительство в России, Саша? — спросил меня Тимур. — Ты экстремист или сумасшедший?

— Я просто хочу жить в России, — ответил я. — Хочу иметь «документы», которые позволят мне спокойно жить здесь. Хочу, чтобы мне не нужно было каждые три или шесть месяцев выезжать из страны, чтобы оформить новую визу.

У меня было очень смутное представление о том, что такое ФМС и как оно работает. Когда я был в МГУ, им каким-то образом удалось меня зарегистрировать. Потом меня легализовал мой работодатель. А когда мы переехали, владелец нашей квартиры предложил зарегистрировать Евгению у себя дома в Балашихе.

Меня смогут понять только те, кто был в этом отделе ФМС в 2008 году. Мы пошли туда однажды утром. Какой сюрприз! Нужно было записаться в очередь на лист белой бумаги, которую держал гастарбайтер, де-факто назначенный ответственным за порядок. Здание было закрыто, и когда его открыли, плотная и несвязанная толпа хаотично двинулась в единственную дверь. Пустые кабинеты ждали нас. Евгения постучала в дверь, ей открыл мужчина, грязный, небритый и в военной форме. Он посмотрел на толпу народа и прокричал: «Приходите завтра!» Я подумал, что он шутит, но подавленные лица гастарбайтеров и других людей убедили меня в том, что это правда. На выходе я остановился, чтобы осмотреться — помещение было грязным и таким запущенным, что это почти невозможно описать словами. Даже на лавки для ожидания невозможно было сесть.

Я вышел и сказал Евгении:

— Это невозможно.

— Да, могло бы быть и хуже, — спокойно ответила она.

Вот то, что я узнал о ФМС, наивно, но настороженно начав получать заветное разрешение на временное проживание в России.

Во-первых, я должен был найти место, чтобы зарегистрироваться на три года вперед. Получить прописку с ограниченным сроком действия уже само по себе было подвигом. Но мой Бог! Я не мог себе представить, что даже после того, как найду человека, который соизволит прописать меня, стану зависеть от ФМС в его районе и мои документы должны оформляться там, даже если фактически я живу в другом месте. Более прозаично: я не понимаю, почему так трудно найти кого-то, кто готов сделать прописку. Мы опросили всех своих русских друзей, приятелей, а затем и просто знакомых — не согласятся ли они прописать меня на три года у себя дома. И все, решительно все из них ответили отрицательно! Именно в это время, в октябре 2009 года, я начал понимать синдром русской прописки и все, что с ним связано. В западных странах нет ничего подобного.

Нет, ни один русский не пропишет у себя дома ни иностранца, ни русского, даже своего родственника! Ничто не помогало, наши знакомые смотрели на нас с ужасом, ожидая, видимо, что как только я буду прописан, вероятно, отниму у них часть квартиры. Может, так и делают, но мне-то нужно было просто оформить документы!

И наконец наша подруга Ирина по доброте душевной и, вероятно, по собственной безалаберности согласилась прописать меня на юге столицы, то есть сравнительно далеко от нашего района. Во время моего первого визита в ФМС, от которого я теперь зависел, мы с Евгенией попросили список документов, которые требуются для получения разрешения на временное проживание.

Офис ФМС расположен на одной из больших улиц столицы, но достаточно далеко от метро. Нам нужно было сперва проехать через весь город, а потом найти маршрутку, которая довезла нас до места, где не было ничего, кроме океана новостроек — как и почти везде на юге Москвы. Посередине этого океана стояло здание ФМС.

Красочная и шумная толпа желающих получить документы сгрудилась перед стойками, где сидели инспекторы, сплошь женщины. Пробиться к инспекторам было практически невозможно (как и им — выйти наружу). Желая выйти из кабинета, инспектор кричала, толпа раздвигалась, а потом, пропустив официальную даму, смыкалась и снова блокировала двери кабинета.

Женя в конце концов проскользнула через все это; когда она спросила о документах, инспектор захотела на меня посмотреть. Интересно, зачем ей это было нужно? Думала ли она, что я старый развратник, женившийся на наивной девушке? Так что я пошел сквозь толпу и подошел показаться — и тогда наконец мы получили список необходимых документов. Их нужно было запрашивать из Франции, переводить, заверять и ставить апостиль; также нужно было медицинское обследование и заветная прописка или по крайней мере соглашение владельца квартиры о моей регистрации, заверенное нотариусом. В конце концов, это казалось более или менее реализуемым.

Документы были собраны и заполнены, контракты подписаны. Нужно было предоставить выписку из домовой книги и финансово-лицевой счет менее чем двухнедельной давности, документы с коротким сроком действия для ФМС — а оформляли их только раз в неделю. Сбор документов был нелегким, но, будучи полностью законопослушным, я делал требуемое. Конечно, на это ушло время — особенно жаль того, которое я провел у нотариуса за бесчисленными заверениями и переводами (если бы я был русским, то, думаю, обогатился бы, открыв сеть нотариальных контор). Ирина, которая согласилась сделать мне прописку, жила в полутора часах езды от моего дома и также полутора часах езды от моего офиса. Я прокатился по этой дороге — без преувеличения — раз сорок. За документами, за контрактом прописки (его переделывали трижды, потому что не было соответствующих бумаг на квартиру), за финансово-лицевым счетом и так далее, и тому подобное. Я потратил эти сотни часов на документы, отрывая их от работы; я принял это как необходимость — мой работодатель был все равно не в состоянии оформить рабочую визу.

Потребовалось три месяца, чтобы собрать все необходимое и подать заявку на разрешение на временное проживание сроком на три года. Только россияне или иностранцы, тоже прошедшие через этот процесс, могут понять, что это такое. Собрать документы — это один процесс; подать их в ФМС — совсем другой.

С чего начать? С обязательности личного визита в ФМС, который находится в полутора часах езды от вашего дома или работы? С глупых требований «отмечаться в списках»? С необходимости записываться в те же списки на сутки вперед и постоянно быть неподалеку, чтобы никто не вычеркнул вашу фамилию? Рассказать про «перекличку»? Я не знаю, я не понимаю безумия, которое царит в России на этом уровне. Думаю, что сильнее всего на свете ненавижу эти очереди. Как только вы встаете в очередь, человек, стоящий перед вами или встающий после вас, просит «запомнить» его — и отходит в сторону. Я никогда не пойму этой русской привычки постоянно убегать. Почему они не могут усидеть на месте, просто подождать, не уходить куда-то делать что-то другое? Почему оформлять документы нужно так сложно и неорганизованно?

Я не могу полностью объяснить, что чувствовал — я, иностранец, почти не говорящий по-русски, — кроме глобального одиночества среди серых высоток в начале русской зимы. Евгения все это время ходила со мной: моего знания языка не хватало, чтобы отвечать на вопросы, понимать процесс и особенно чтобы заполнить бланк на подачу документов. Те, кто бывал в ФМС на юге Москвы, поймут мои страдания.

ФМС переполнены запросами, Россия привлекает все больше и больше мигрантов. Может быть, поэтому мне семь раз отказывали, не принимая мои идеально заполненные абсолютно законные документы? РВП, разрешение на временное проживание, как мне сказали потом, это своего рода испытание для иммигрантов. Может быть, существуют инструкции, предписывающие мешать заявителям, а может, это попытка создать фильтр для десятков, а то и сотен тысяч запросов, которые проходят через ФМС Москвы? Не знаю. Я не могу объяснить семикратный отказ принять мои документы и привычку русских бюрократов придираться к мелочам. То бланк неправильно заполнен, то имена не в том порядке, то запятые, то индекс… При этом нигде не было ни единого образца заполненных документов. Конечно, каждый раз нужно было запрашивать новую выписку из домовой книги и финансово-лицевой счет, так как их срок действия истекал. А время не стояло на месте, а документы, полученные из Франции, и апостиль на справке о несудимости был действителен только три месяца.

Какая прелесть! Мне нужно было семь раз получить отказ и семь раз уйти разочарованным потерей времени и безумием бюрократической системы и полной дезорганизацией процесса. Но более всего меня выводили из себя не отказы, а повторные подачи документов. Каждый раз я приезжал к зданию ФМС в 6.30 утра, чтобы пройти перед инспектором во второй половине дня. Переполненные работой, инспекторы вместо того, чтобы дидактически четко объяснить, как правильно заполнить документы с первого раза, ухудшали положение, крича на посетителей и унижая их. Люди ошибались, возвращались, увеличивая толпу…

Мы должны были ждать. Сначала на улице, у еще закрытого здания ФМС, потом — в коридорах, постоянно «отмечаясь» в списках. В полдень здание ФМС закрывается на обед, и те, у кого нет автомобилей, должны ждать снаружи, в дождь, снег или ветер. Мне очень повезло: среди серых высоток я нашел гастроном, где продавали хлеб и сыр. Годом ранее один из моих хороших друзей, тоже подававший документы в ФМС, не нашел рядом со своим отделением ничего похожего и просто стоял снаружи. Страдая, я понимал, что нахожусь не в самом худшем положении. А вечером мы слышали роковое: «Все! Приходите завтра!» — и расползались по домам, чтобы назавтра снова ждать, ждать, ждать… Каждый раз я уходил вымотанный борьбой с ФМС, как после боксерского поединка. В моей голове воцарялся хаос. Не было смысла, не было сил, не было времени, не было никакой логики в словах инспектора ФМС.

Честно говоря, я не понимаю, что мешает инспектору нормально разговаривать с посетителями. Конечно, это может быть вопросом эпохи. Мне сказали, что во Франции в шестидесятых годах прошлого века чиновники были еще сварливее, чем в ФМС России сегодня, но мне трудно в это поверить.

Инспектор говорил со мной так, будто я был собакой или другим животным. Я люблю животных и никогда не говорю с ними плохо; речь об общем отношении. Никогда в жизни никто не обращался со мной так, как инспекторы ФМС. Конечно, я понимаю, что инспекторы срывают свой гнев и горечь на иностранцах. Но принципиально не следуя логике, ничего не объясняя, не создавая простых и понятных шаблонов, они сильно усложняют свою работу и создают еще больше проблем. Умом Россию не понять, и особенно не понять ФМС.

Однажды я стал свидетелем удивительной сцены. Украинец, который жил в Бутово, в районе на юге Москвы, стукнул кулаком по столу как по барной стойке и заявил инспектору:

— Мне нужны документы на проживание на пять лет, а не на три года.

Я ошеломленно смотрел на него. Вот именно такие идиоты были источником раздраженности, усталости и в общем поведения всех инспекторов ФМС. Но я ничего подобного не делал — а меня снова отправляли стоять в очереди по восемь часов в день.

Когда мы в седьмой раз пытались подать мое досье, в одном документе не хватало индекса города, но было место, чтобы его подписать. Инспектор могла бы дать нам просто написать шесть цифр, которых не хватало. Но нет, она перечеркнула красной ручкой две страницы бланка и написала большими буквами: ИНДЕКС. Я смотрел на нее не двигаясь. Было пять часов вечера пятницы, мы ждали с раннего утра и теперь должны были переписать все заново. Ад предстал передо мной. И что я делал бы, если бы у меня была работа, которая не позволяла бы мне терять так много времени?

Опять нужно было идти, ловить машину, чтобы доехать до метро, проехать пятнадцать станций до дома и готовиться к новой неделе походов в ФМС, говорить моему боссу, что я снова отъеду на целый день, и Евгения должна тоже отпроситься на работе, а этот день нам никто не оплатит. Насколько я ненавижу этот период моей жизни и его влияние на наши зарплаты! Скажите мне, как поступают русские, вынужденные часто делать различные бумаги?

Однажды старый грузин столкнулся с молодым инспектором в джинсах с заниженной талией и пирсингом в пупке, которая пыталась объяснить ему, что Советского Союза больше не существует. Я не знаю, была ли это шутка или нет, но тогда мне в очередной раз отказали в приеме моего досье из-за того, что я поставил кавычки там, где, по мнению инспектора, их не должно было быть. И тут беспрецедентное разочарование и злость ударили мне в мозг. Я вспоминал сценку из комедийного сериала — пожилая пара снова и снова приходит в ФМС, и каждый их визит заканчивается фразой робота-инспектора: «У вас не хватает справки из…» На пятый или шестой раз они отдали инспектору вместо досье — гранату, вначале выдернув из нее чеку. Забавно и радикально, но самое главное — вполне адекватно для того, кто бывал в ФМС.

На восьмой раз у меня наконец приняли документы на разрешение на проживание. Почти шесть месяцев спустя, в марте 2010 года, я позвонил в ФМС — мне сказали, что документ готов. На следующий день я побежал за ним и узнал, что он готов, но не совсем. Я должен зарегистрироваться и предоставить новые документы.

— Все это будет в районном ФМС, а не в окружном, — сказала инспектор, поставив штамп РВП в мой паспорт.

Рассмотрев штамп, я увидел орфографические ошибки в своем имени.

— У вас есть семь дней, чтобы зарегистрироваться! — рявкнула инспектор.

Был вторник. Я помчался в районный ФМС, чтобы узнать, как получить заветную регистрацию. Меня встретил молодой флегматичный крупный блондин, инспектор по имени Юрий, почти погребенный под грудой документов, громоздившихся на его рабочем столе. Он зачитал мне список документов, которые я должен был ему принести, он даже смог приспособиться к моему неидеальному русскому.

В тот день я стал свидетелем удивительной сцены. После встречи с Юрием я сидел в коридоре и записывал все, что он мне сказал, чтобы не забыть ни одного документа. В этот момент Юрий вышел из своего кабинета и стремительно двинулся к выходу из здания.

Он вернулся в сопровождении десятка молодых азиатов (видимо, гастарбайтеров, вероятно, арестованных потому, что они были без документов). Он громко раздал приказы и провел их в камеру возле своего кабинета. Я не мог поверить своим глазам. В России инспектор ФМС может посадить двенадцать взрослых мужчин в клетку единственно звуком своего голоса и страхом, который он внушает. Такое невозможно во Франции. Двенадцать иностранцев линчевали бы инспектора службы миграции, не задавая вопросов, и нужно было бы как минимум двенадцать полицейских, чтобы им помешать. Но, очевидно, Юрий чувствовал собственную безнаказанность.

В среду ФМС не работал; пятница была последним днем, когда я мог получить выписку из домовой книги. В понедельник был праздник 8 Марта, вторник оставался единственным днем, когда я мог зарегистрироваться. Я собрал все документы и за час до открытия пришел в районный ФМС в сопровождении Ирины. Она должна была присутствовать и подписывать официальные документы заинтересованных сторон. Молодая мама, она должна была провести со мной весь день в переполненном ФМС. Во время открытия Юрия не было на месте. Все утро его помощник периодически появлялся в коридоре, каждый раз мы спрашивали его о Юрии и получали неизменный ответ: «Да-да, он скоро будет». Потом пришло время обеда. После обеда коридорчик заполнился людьми, некоторые теряли терпение и уходили. В четыре часа вечера помощник вышел и сухо сказал:

— Лейтенанта Юрия сегодня не будет.

Я стоял ошеломленный, с ужасом представляя себе, что мне придется переделывать все досье.

Ирина буквально прыгнула на заместителя, объясняя нашу ситуацию. Флегматичный товарищ неопределенно ответил, что нужно подойти в следующий четверг, хотя срок для регистрации уже истечет. Ирина сказала мне следовать за ней, и мы пошли в офис по соседству, кабинет главы ФМС.

Было без двадцати пять, и эта женщина приняла нас. Есть Джоконда, есть Моника Белуччи, а также есть начальница этого районного ФМС, завершающая трио. Нервный и потный, вымотанный физически и морально, я предстал перед ее сверхъестественной красотой. Она казалась не очень занятой, но ее взгляд говорил о желании покинуть офис и уйти домой. Ирина объяснила ситуацию:

— Нам нужно просто штамп в паспорте.

Это прекрасное создание несколько секунд рассматривало меня, потом с недовольным видом достало печать. В этот момент зазвонил её телефон Vertu, она посмотрела на мобильник, схватила его — ее декольте показалось мне бесконечным, а к правой груди прилип крупный золотой крест. Затаив дыхание, я поднял глаза — и увидел портрет президента России Дмитрия Медведева, с серьезным лицом и в темном костюме. Опустив глаза, я увидел, что у прекрасного создания, болтающего по телефону, восхитительное тело: длинные ноги и красивые формы. Увешанная украшениями, начальница ФМС казалась похожей на восточную принцессу. С французской точки зрения она была воплощением коррупции с заглавной буквы «К», злом в его самом лучшем виде. Но это зло поставило мне штамп в паспорте, и я почувствовал, что заключил пакт с дьяволом.

Я получил свое РВП и стал в какой-то степени русским гражданином.

Штамп мне поставили в последний легальный час последнего легального дня дозволенного срока. Очень часто в России все делается в последний момент, когда ситуация кажется совершенно безвыходной. Когда я получил РВП, то узнал, что для выезда из страны мне нужна виза. Платная. Вы себе можете такое представить? Еще лучше: ее нужно ждать две недели! Мне не нужно было часто выезжать из страны, и я был этому очень рад, а вскоре закон изменился, стало возможным оформить многократную визу для выезда.

Довольно странно быть вынужденным платить за право выезда из страны, в которой живешь как иностранец.

После РВП мне нужно было получить разрешение на работу — разумеется, самостоятельно. Через неделю я пошел по адресу, где счастливые обладатели вида на жительство могли получить разрешение на работу, и получил «приятный» сюрприз. Здание, расположенное на Арбате, было пусто. Пытаясь понять, куда ушли все люди, я встретил русского, который сказал, что этот ФМС переехал на север города. Я вернулся на работу и нашел адрес, по которому и отправился на следующий день.

Новое помещение ФМС было расположено на севере столицы, на полпути между последними станциями двух линий метро, оранжевой и серой, то есть в крайне труднодоступном месте. Я сел в автобус около станции метро «Алтуфьево», вышел недалеко от ФМС и спросил дорогу у пожилого русского мужчины, который вместо ответа плюнул на мои ноги. Он, похоже, не был рад потоку иностранцев…

В новом здании было грязно. Когда я пришел, на входе ждало несколько тысяч людей, большинство из них — азиаты. Ничего не было организовано, и говоря это, я имею в виду «не было даже туалета». Те, кто ждал целый день, мочились на улице вокруг здания.

Очередь до окна инспектора заняла у меня четыре дня. Четыре дня. По десять часов очереди в день, чтобы, наконец, подать документы.

Эти четыре дня показались мне еще более драматичными, чем ожидание разрешения на временное проживание. На этаже, где я должен был подавать документы, очередь была дезорганизована между двумя окнами: РВП без квоты и РВП с квотой. Несмотря на то что двое людей организовали два списка, все превратилось в постсоветский бардак, которому нет равных на планете. Некоторые люди ждали по пять дней. Во второй половине четвертого дня моего ожидания внезапно вспыхнула драка, люди начали кричать и ругаться. В конце концов всех утихомирили вопли сотрудников ФМС, которые вышли из своих кабинетов.

Когда двери закрылись, молодая женщина, инспектор ФМС, буквально сошла с ума: встала посреди холла и начала кричать:

— Вы все сумасшедшие, все, вы посмотрите, вы как тараканы ведете себя, как стадо тараканов, я вас ненавижу, я не могу больше!..

Я решил снять эту сцену на мобильный телефон; некоторые русские, увидев это, поступили так же. Один из участников потасовки спросил меня:

— Нет, но вы же не снимаете сейчас?

— Представьте себе, я не только снимаю, но и выложу это сегодня в Интернет.

Концерт оскорблений и потасовка перед дверью продолжались, пока не подошла моя очередь войти, а затем представить свои документы. Получение разрешения на работу производилось без очереди. В тот день, когда я вышел из того кабинета, приемная была почти пуста, потому что я прошел почти последним.

Выйдя из ветхого здания, я впервые почувствовал, что мне стыдно быть здесь и участвовать в этом. Как власти позволили такому существовать?

За те шесть месяцев, что я подавал свои абсолютно легальные документы, оформляя РВП и разрешение на работу, делал все в соответствии с процедурами, я потратил, наверное, полный месяц в ожиданиях, дорогах туда и обратно, а также различных административных процедурах. Как это возможно?

Новое испытание ждало меня, когда я получил разрешение на работу, многократную визу и затем наконец мог успокоиться.

После одного года РВП можно запрашивать и получать вид на жительство — самый лучший документ для иностранца. Это не только реальный паспорт для иностранца, но и возможность легально работать, и он действует в течение пяти лет. ВНЖ дает своему владельцу такие же права, как белорусу в России. Если бы кто-то сказал мне, восемнадцатилетнему серфингисту африканского побережья, что через четырнадцать лет я захочу претендовать на права белоруса в России, я бы не поверил. Однако в начале 2011 года я решил получить вид на жительство. Процедура была по существу такой же, как и для РВП, мне просто пришлось все переделывать с нуля и оформлять новый контракт с владельцем квартиры — уже на пять лет.

Прежнее свидетельство на собственность Ирины стало недействительным, и она была вынуждена заменить его, получить более современную версию. Время шло, проходил срок действия для некоторых других документов. Несколько раз мы собирали документы с ограниченным сроком действия. Снова меня поглощал стресс: с одной стороны, мучили все эти бумажные дела, а с другой — нападал мой разъяренный работодатель. Я дошел до такого состояния, что даже думал бросить работу для того, чтобы спокойно подать все документы. Иногда мне казалось, что я схожу с ума…

Для получения ВНЖ нужно было пройти новые медицинские тесты, более углубленные и серьезные. Их делали в разных клиниках, и я должен был пройти их один за другим, чтобы в конце концов получить единый сводный сертификат и предоставить его при подаче документов.

Зима выдалась особенно холодной. На юге столицы, на Севастопольском проспекте, в одной больнице занимались рентгенами снимками, анализами мочи и крови. Когда я пришел сдавать анализы, то надеялся управиться за один день, а потом доктор сказала, что я должен вернуться на следующее утро. Я не все разобрал в речи этой пожилой женщины и попросил ее повторить, она разозлилась и швырнула мне через стол мой паспорт. Он упал на пол, что, казалось, совсем не обеспокоило доктора. Она повернулась ко мне спиной. Мой французский паспорт валялся на полу. Я думал о том, что мне снова придется ехать два часа до дома, звонить боссу и говорить, что мне нужен еще один отгул, чтобы сдать анализы; начальник разъярится; мне снова нужно будет встать в пять утра и тащиться по тридцатиградусному морозу черт знает куда, чтобы успеть попасть туда с семи до семи тридцати. Прибавьте к этому то, что анализы сдают на голодный желудок.

На следующее утро я приехал пораньше, за сорок пять минут до начала работы больницы. Помещение было незаперто, но мы обязаны были ждать снаружи. В сердце промышленной зоны я должен был сорок минут торчать на улице в минус двадцать пять по Цельсию! Может, для кого-то из русских это и не лютый холод, но за последние двадцать минут ожидания я просто заледенел. А потом оказалось, что не только замерз, но и простудился.

Этот день был одним из самых холодных в году. Я пытался не дышать, а, начиная двигаться, замерзал еще больше. Я так стремился успеть вовремя подать документы, что с ужасом думал: «Неужели придется возвращаться?!» Мне нужно было быть настойчивым, но я много раз спрашивал себя, что я здесь делаю.

Наконец нас запустили внутрь. Медсестра взяла у мня кровь из пальца, поблагодарила меня, и это было все. Мой палец обтекал кровью, но мне не дали ничего, чтобы ее стереть, — ни ваты, ни бумажного платка. Я надел перчатку прямо на кровоточащий палец и пошел дальше.

Мне нужно было отнести баночку с мочой в комнату, где было темно. Подсветив себе экраном мобильника, я увидел другие баночки с мочой, расставленные на столе, каждая — поверх листочка с именем пациента. Забеспокоившись, как бы мои анализы не перепутали с мочой курильщика каннабиса, я решил переставить все баночки мочи, около пятнадцати, в один конец стола, оставив, таким образом, половину пространства для своей тары. И когда я усердно переставлял баночки почти в полной темноте, голос спросил меня:

— Вы что тут делаете?

И вдруг включился свет. Комната была разделена на две части стеклянной стеной, из-за стекла на меня с ужасом смотрела медсестра. Я поставил баночку с мочой и смущенно сказал:

— Нет, ничего, все хорошо, спасибо, до свидания!

Подача документов для ВНЖ была еще большим кошмаром, чем все пройденные мной. Мне понадобилась неделя, чтобы подать документы. Стоял крайне холодный март — во Франции зимой не бывает так холодно. Почему-то со мной обращались очень странно. Инспектор ФМС добавляла к списку все новые и новые документы: сперва требовала один, а потом, когда я приносил его, выстояв в очереди часов пять, велела принести другой, которого тоже не было в изначальном списке, потом третий. Это с какой целью? Чтобы я возвращался четыре раза?

Нет проблем! Я упрям, а ВНЖ стал одной из моих ключевых задач: я хотел окончательный статус, свой грааль, чтобы стать почти гражданином России.

Во время подачи документов на ВНЖ я просто не смог заполнить бланк, это было слишком сложно. Около ФМС мне предложили заплатить за заполнение, и я отдал 1500 рублей, сэкономив себе десяток часов жизни и неисчислимое количество сил.

По непонятным причинам в финансово-лицевом счете появился номер моего старого паспорта, и это после того, как я побывал в ЖЭКе и попросил внести изменения. Так что я был вынужден вернуться в ЖЭК и там «ругаться». Работник ЖЭКа явно запаниковал от того, что неправильно зарегистрировала иностранца, и совершил непоправимое: скопировал мой новый номер паспорта с ошибкой. Я не проверил, правильно ли она скопировала шесть цифр и три буквы, отнес документы в ФМС — вторая ошибка и второй отказ. Я снова вернулся в ЖЭК, проверил номер паспорта, и теперь его написали верно… Но по необъяснимой причине сотрудник ЖЭКа изменила мое имя с Александра на Александру. Почему? Только Бог может объяснить.

Мне понадобилось три попытки, три похода в ЖЭК и ФМС и огромное самообладание, чтобы получить и сдать финансово-лицевой счет. Мой Бог! мой Бог! Сколько потерянного времени!

Как это возможно, что в России ни нотариус, ни сотрудники, казалось бы, обученные работать с документами, не могут скопировать десяток данных без ошибки?

Самое удивительное было еще впереди. Досье для подачи документов было довольно толстым, и у меня были все необходимые бумаги, сложенные по списку. Мне казалась, что так будет логичней: инспектор откроет папку, возьмет список и проверит документы один за другим.

День был напряженный — пятница — и серая масса людей, желающих вида на жительство, бурлила особенно оживленно и беспорядочно. Инспекторы пребывали в очень плохом настроении. Тот, который взял мое досье, посмотрел на меня и крикнул:

— Что ты здесь стоишь?

На его языке это означало: «Дай мне твои документы». Я подошел и передал папку, он резко схватил — и все бумаги, которые я разложил по списку для того, чтобы облегчить ему работу, разлетелись. «О нет, все, теперь точно придется возвращаться на следующей неделе», — подумал я. Но нет, инспектор поднял документы и разложил их один за другим, громко жалуясь на свою работу и зарплату.

Изнуренный очередями на морозе, недельным ожиданием права просто передать документы, я представил себе, как во Франции в такой же ситуации хватаю инспектора за воротник, встряхиваю и говорю: «Перестань мучить меня, делай свою работу, или я убью тебя на месте». Или, может быть, я дождался бы его на улице и избил бы, как в «Бойцовском клубе».

Но я был в России, и мне пришлось терпеть, с большой буквы «Т».

Особенно внимательно инспектор проверял анкету, в которой нашел и ошибки, и неточности — и хотел было вернуть ее мне, но я сказал, что этот документ заполнял их сервисный центр и что я заплатил за это. Заметно расстроившись инспектор наконец, решился взять мои документы.

В России, безусловно, все возможно.

К метро я шел в смешанных чувствах. Конечно, я настоял на своем, добился чего-то важного с огромным трудом, но если я выберу жить в России, мне всегда придется так мучаться?

К счастью, ФМС Петрозаводска вернул мне веру в то, что чиновники могут быть нормальными людьми. В Карелии эта система хорошо организована и работает быстро. Когда мы с Евгенией рассказали, как работает ФМС Москвы, людям из соответствующей организации в Петрозаводске, они смущенно извинились перед нами от имени правительства России. Не рушится ли Москва под большим объемом мигрантов?

Получая вид на жительство, я будто видел свет и чувствовал тепло солнца, как во время своей первой православной службы. Инспектор протянул мне документ, поздравил меня (!) и даже улыбнулся. Это было как явление солнца среди полярной ночи.

В Москве я снова отправился за регистрацией. Нужно было поставить штамп в паспорте, но Юрий ушел в отпуск. И снова в последний легальный день после семи часов ожидания в районном ФМС помощник Юрия проставил штамп в моем драгоценном ВНЖ.

Было около четырех часов прекрасного ноябрьского дня 2011 года. Помощник Юрия протянул мне документ и пожал руку. Рассмотрев его запущенный кабинет и решетку камеры, расположенной рядом, я посочувствовал людям, работающим здесь.

Тем не менее я думаю, что стал фээмэсофобом. Меня охватывает нервный зуд при одной мысли о том, что мне когда-нибудь нужно будет переделать какой-либо административный документ. То, что я ненавижу больше всего в России, — это ФМС Москвы. Один мой друг тоже оформлял РВП; мы ехали в его машине, разговаривали — и я спросил:

— Ну как, все ли у тебя получается?

Мой друг притормозил и припарковался на обочине.

— Ты почему остановился?

— Знаешь, — ответил он, — эта тема настолько выводит меня из себя, что я не могу одновременно вести машину и говорить об этом.

Очевидно, что ФМС создало тяжелую психологическую травму у большого числа иностранцев в России.

Но вспомните, что различные русские и французские друзья говорили мне, когда я начал легализовываться: «Даже если у тебя все в порядке с документами, у тебя ничего не получится, все коррумпировано, и ты должен будешь платить». Это оказалось неправдой. Система работает. У меня на руках есть все необходимые документы, хотя и давшиеся мне огромным трудом, и ни один инспектор за время всей процедуры не просил у меня ни рубля. Кроме того, вне Москвы эта система может работать вполне нормально: в Петрозаводске, например, можно записываться на прием в ФМС через Интернет, нет никаких очередей или беспорядка, а инспекторы вежливые и доброжелательные.