Работать в России? Мои дорогие русские коллеги!

Россия 2000-х годов пережила феноменальный экономический подъем. Вначале это задело только крупные города европейской части страны, потом Юг и Восток, а потом включилась и остальная территория — кроме разве что сельской местности и небольших деревень. Для многих иностранных компаний русский рынок был настоящим раем: они выиграли на экономическом буме, так как потребление товаров резко возросло. В 2006, 2007 или 2008 году (до кризиса) Россия для хотя бы минимально находчивых или неплохо специализированных иностранцев была страной, в которой легко было найти работу. Приехав в Москву в 2006 или 2007 году, можно было в течение нескольких недель подобрать себе работу на хорошие деньги и поселиться где-нибудь в центре Москвы с другими такими же иностранцами. Для многих французов игра стоила свеч, да они почти ничем и не рисковали: не сложится на одной работе — можно легко подобрать другую, благо есть из чего выбрать.

Прежде чем устроиться в России, я работал на руководящем посту во французском филиале большой итальянской промышленной группы, производителя средств автоматизации. Небольшой динамичный филиал, который на конкурентном и напряженном французском рынке должен был бороться за свое место. Я управлял одновременно отделом продаж и персоналом.

Опыт работы в нескольких странах позволил мне легко устроиться в Москве летом 2008 года. Отправляя резюме во вторник, я получил ответ в четверг; встречу назначили на вечер того же дня, а на следующий, в пятницу, я уже вышел на работу. Это нормально для москвичей, но по-настоящему шокирует иностранцев. Во Франции устроиться на работу — это процесс. Мы проходим несколько интервью, нас проверяют, и мы пытаемся проверить работодателя…

Вскоре я столкнулся тем, как тут управляют людьми.

Я признаю, что как менеджер получил европейскую подготовку. Для меня «ответственность работника» и «активное участие» — это не просто слова. Я работал в Западной Европе, Сербии, Китае, много путешествовал и жил за границей, работал с иностранцами — так что считал себя человеком, который легко адаптируется к любой стране. Но мой опыт в России оказался исключительным.

Офис рекрутинговой компании, которая приняла меня на работу, располагался в одним из многочисленных бизнес-центров. Шел 2008 год, русский экономический бум продолжался уже восемь лет. С тех пор я побывал и в других бизнес-центрах и всегда удивлялся качеству инфраструктуры. Высокие красивые девушки, охранники на каждом этаже, есть уютные кухни для обеда; многие бизнес-центры работают круглосуточно — можно приходить на работу в любое время, — и в них есть кафетерии. Работать в таких условиях приятно, и почти три года каждое утро я ходил на работу с удовольствием. Во Франции компания, в которой я работал, обосновалась за пределами Либурна, в Сан-Дени-де-Пиль, выкупив под свои нужды заброшенный заводик; и условия там были совсем не московские, одни туалеты чего стоили. Зимой, когда температура падала примерно до –6° или –8° градусов, высокая влажность делала здание невозможным для обогрева, и мы сидели в офисе в теплых свитерах.

Иностранный генеральный директор компании в России обычно не может управлять русскими сотрудниками и пытается нанять максимум иностранцев на все возможные должности. Так было и с моим непосредственным начальником, и когда я начал работать, то сразу понял, что мне нужно будет заниматься и этим тоже. Консультанты нашей компании, Даша и Вера, молодые девочки, таким образом переходили в мое негласное подчинение. Они обе приехали в столицу из провинции, и для них Москва была своего рода футбольным полем, где они должны были забивать голы: преуспеть, выйти замуж и быть в теме. Не знаю, были ли у них какие-то моральные ценности — за время работы девушки их никак не обнаружили. Даша и Вера были убеждены, что они, такие юные, красивые и грациозные, обязательно преуспеют как минимум на телеэкране, а нынешняя их низменная работа — временная и вкладываться в нее не нужно. Директора никогда не было, Даша и Вера сочли офис своей вотчиной и делали все по-своему. Они не соблюдали рабочее расписание, удлиняли время обедов и почти не работали. Я говорю «почти», имея в виду, что они могли иногда ответить на телефонный звонок клиента, который сам позвонил, но разговаривали не особенно вежливо и совсем не заинтересованно. Их дни проходили в болтовне по ICQ, в личных разговорах по телефону и бесконечных чаепитиях. Они обязаны были проводить собеседования с кандидатами, которых нужно было сначала найти, а потом устроить на работу. Но даже здесь девушки развлекались: приглашали молодых мужчин, чтобы познакомиться и, может быть, развлечься позже. Они также физически овладели офисом: их рабочие шкафы были заполнены личными вещами настолько, что туда невозможно было втиснуть ни папку, ни карандаш. Для Даши и Веры их офис был их личной собственностью.

В наших первых стычках мои коллеги иногда делали вид, что не понимают моего несовершенного русского языка, а иногда отговаривались личными проблемами или тысячей других причин, чтобы продолжать бездельничать.

Когда я начал работать с ними, девушки испытывали ко мне смешанные чувства: с одной стороны, я был менеджером, которого следовало опасаться, с другой — европейцем и холостяком тридцати лет, то есть потенциальной добычей.

Для Даши было только два правила поведения в повседневной жизни: делать что хочется и не работать.

Честно говоря, меня удивило то, как русские смешивают личную жизнь и работу. Думаю, что Россия является единственной страной, где можно всю неделю слушать о том, как коллеги проводят свободное время. Россия также, пожалуй, единственная страна, где вы должны просить образованных и вроде бы воспитанных людей не описывать свои сексуальные похождения так громко, потому что это могут услышать другие сотрудники, кандидаты или клиенты, которым вообще-то нет до этого никакого дела.

Вот это мне кажется большой проблемой работы с русскими. Меня неизменно шокировало то, что мои коллеги — не приятели и не друзья, а люди временные, — могут так откровенно говорить о своей личной жизни, делая интимное — публичным. Во Франции, например, работу не смешивают с личной жизнью, и если вы начнете это делать, то поставите себя в невыгодное положение по отношению к коллегам и начальству. Это правило, на мой взгляд, простое и важное, но здесь мало кто думает так же.

Даша и Вера немедленно начали расспрашивать меня о том, зачем я приехал в Россию, женат ли я, какие девушки меня интересуют — а на встречные вопросы не ответили. Одна сказала, что это неприлично — откровенничать вот так сразу, вторая попыталась изобразить одинокую и непорочную девицу. Ха-ха! Мой русский язык, здорово развившийся после трех месяцев учебы в МГУ, позволял мне понять то, о чем девушки говорили между собой.

Это золотое для них время (сидеть, ничего не делать, ждать звонков от клиентов и получать зарплату) продолжалось лишь до конца 2008 года. Когда наступил кризис, клиенты перестали звонить — стало нужно искать их. Тогда я обнаружил, что мои коллеги не только не мотивированы и не вовлечены в рабочий процесс, но к тому же закомплексованы и некомпетентны. Изначально мы интервьюировали кандидатов и предоставляли их резюме клиентам, теперь же стали неким call-центром: обзванивали десятки, сотни компаний, пытаясь найти те, которым нужно подобрать персонал. Эта конкретная работа внезапно стала для меня тяжелым испытанием; я столкнулся с русским телефонным синдромом, который до сих пор не могу понять.

Иностранцев неизменно шокирует манера русских говорить по телефону: вам звонят, вы снимаете трубку — а из нее уже несется: «Але? Але?!» — и повторяется, так что вам некуда и слово вставить. Вы понимаете, что собеседник вас уже не слушает. Вы начинаете говорить — и вроде бы вас слышат; но стоит собеседнику хоть что-то недорасслышать — он снова заводит свое «але-але» вместо того, чтобы помолчать и подождать, пока связь восстановится, или просто переспросить.

А еще профессиональные телефонные разговоры в России обычно сухие и короткие и действительно утомительные. Я не понимаю, как это возможно. Я звоню в сервисный центр, получаю ответ, открываю рот, чтобы поблагодарить — а консультант уже бросил трубку; или — другой вариант: я настойчиво прерываю его прощание, чтобы спросить еще о чем-то или сказать «спасибо». Я не понимаю резкого тона в телефонных разговорах. Мои русские друзья пытались убедить меня в том, что по телефону невежливы только необразованные люди — но я многократно убеждался в обратном. По-прежнему пытаюсь разгадать эту загадку.

Обе мои коллеги-консультанта за несколько месяцев не смогли позвонить надлежащим образом ни одному клиенту и эффективно «обработать» его. Я не знаю, откуда внезапно взялась их болезненная застенчивость в телефонных разговорах. Возможно, они боялись резких ответов… В один прекрасный день я услышал, что Вера звонит клиентам из туалета, чтобы ее коллега этого не слышала. Для апреля 2009 года — когда легко можно было найти на ее место действительно высококлассного специалиста, это было уже чересчур, и я решил начать конфликт.

Вере перестали платить зарплату. Но она не изменила своего легкомысленного отношения к работе, усугубляя ситуацию. Она ждала лета и продолжала работать без оплаты; она почти три месяца не получала зарплату. Я смотрел на эту уникальную ситуацию — и только потом понял: в офисе был Интернет и чистая кухня, где Вера чувствовала себя хорошо, и хождение на работу структурировало ее день. Однажды я заметил, что она флиртует с мальчиком из конкурирующей компании. Это оказалось последней каплей; я уволил Веру без предварительного уведомления и в тот день понял, что ее личные вещи нужно будет вывозить из офиса на машине. Обувь, коробки, косметика, одежда, книги… мне пришлось просить охранников о помощи — один я не справился.

Вскоре после того Даша, вихляя бедрами сильнее обычного, пришла в мой кабинет и заявила, смущенно опуская глаза, что наш самый крупный клиент больше не желает с нами работать. Мой гнев и мои крики не развеяли ее апатии — девушка ушла к себе в кабинет, заперлась там и провела весь день, по-видимому, болтая по ICQ. В тот день я твердо решил уволить Дашу, но у нее уже несколько недель было секретное оружие: беременность. Забеременев, девушка немедленно объявила нам об этом с плотоядной улыбкой, даже принесла снимок с УЗИ. И с этого дня вела себя так, будто у нее есть какие-то особенные права.

Закон в России действительно щедр. У женщин может быть до 20 недель отпуска по беременности и родам с сохранением 100 % заработной платы; затем в течение 78 недель ей выдают 40 % заработной платы, а рабочее место сохраняется за ней в течение трех лет. На мой взгляд, это гениальный закон, правительства всех стран Евросоюза обязаны его принять.

Русские женщины не понимают, насколько им повезло. Декретный отпуск в Германии — 14 недель с сохранением 100 % заработной платы. Во Франции — 16 недель с сохранением 100 % заработной платы, 3 недели до родов и 13 недель — после. А потом нужно вернуться на работу или уволиться. В таких условиях французской маме весьма непросто кормить ребенка грудью!

На место Веры мы взяли Алину, русскую из США, ей было 35 лет. Она свободно владела двумя языками, была восприемницей двух культур. Прекрасно образованная, она вернулась на родину после развода с, как сама говорила, «русским уродом из Америки». А ее бывший привез себе из Твери молодую и свежую двадцатилетнюю девушку фотомодельной внешности.

Я представлял себе «бизнес-ориентированную» англосаксонку, с которой будет приятно работать. Алина оказалась немного другой, она особенно нуждалась в подругах, и ее личная жизнь стала главной темой разговоров в офисе. Конечно, Алина работала более или менее правильно и относилась к своим обязанностям по-европейски, но для нее офис стал основной частью жизни, и снова личное и профессиональное оказались тщательно перемешаны.

На протяжении года нашей совместной работы Алина тратила примерно 15 % рабочего дня на телефонные разговоры с мамой. Я не понимаю этой привычки русских матерей названивать своим дочерям по тридцать-сорок раз на дню и давить на них, не считаясь ни с их личной, ни с профессиональной жизнью.

Еще одной проблемой была неспособность Алины выполнять рабочие задания сразу. Это тоже удивило меня в России: люди не умеют решать задачи немедленно и выдерживать стресс. Любая просьба что-то сделать немедленно озадачивала и смущала моих коллег. Конечно, эти три «курочки» на зарплате европейского уровня не были всеми моими русскими коллегами. Я нанимал в эту компанию и других сотрудников, иногда это были русские из-за границы, и работали они получше Веры, Даши и Алины — но эти особенности поведения я видел и у них, и у работников компаний наших клиентов. Об этом же говорили и мои приятели и клиенты-европейцы.

Так что можно говорить о форме «глубокого чувства одиночества» иностранного менеджера в России, сталкивающегося с командой, которой часто очень трудно управлять, в которой все работают по своему графику и смешивают личные проблемы с рабочими.

Западные менеджеры слишком часто считают, что работа интересует молодых москвичей меньше всего. В конце концов, зачем стесняться и особенно увлекаться работой? — считают русские. Москва переживает феноменальный экономический рост; если работа не нравится, ее можно легко поменять. Для многих менеджеров среднего звена работа — это нечто неинтересное, а офис — лишь место, куда нужно приходить в десять часов утра, не особенно включаясь в жизнь компании. Легко менять место работы даже при небольшом опыте, когда уровень безработицы в столице близок к 1 %, что позволяет устроиться в течение нескольких дней.

Москва, вероятно, одно из немногих мест в мире, где финансовый директор, желающий получать девять тысяч долларов в месяц, отклоняет предложение крупной компании, обещающей платить восемь с половиной. Я сам сталкивался с такими ситуациями. Я также видел русских кандидатов на должность менеджера по продажам крупной структуры, которые настаивали на служебном автомобиле представительского класса. Во Франции рынок труда совершенно другой. В июне 2012 года официально уровень безработицы во Франции составил 12 % против 6 % в России. Во Франции человек, меняющий работу, ищет новую примерно год.

Есть и другие существенные различия, в частности, в производительности труда. Во Франции на своем предыдущем месте я руководил семью людьми в течение четырех лет. Работая в этом небольшом французском филиале крупной итальянской промышленной группы, я всегда был загружен делами. У меня не было времени, чтобы поговорить по телефону с Евгенией. Кофе-брейк (эквивалент чая в России) строго регулировался: пять минут перерыва в 10:30, еще пять — в 15.45. Мы работали в стрессе, двенадцать человек на пятнадцати или шестнадцати позициях. В России часто десять человек занимают семь или восемь фактических позиций. Другое принципиальное отличие в том, что во Франции кодекс поведения на работе ясный и он соблюдается всеми. Работник многим обязан своей компании и поэтому должен все делать для нее. В любом случае, даже если он этого не хочет, давление высокого уровня безработицы заставляет его молча исполнять требуемое. Но никто ни в коем случае не переносит свои рабочие дела в дом, а домашние — на работу. И в любом случае — я настаиваю на этом — не может и не должно быть никакой путаницы между домом и работой. Во Франции личная и профессиональная сферы действительно разделены.

В конце концов, это, вероятно, единственный способ заставить сотрудника восемь или десять часов подряд эффективно работать, поддерживать компанию и зарабатывать для нее деньги.

Мой день во Франции начинался так: я вставал в 6:00, приезжал на работу около 7:30 и уходил около 18:30 или 19 часов, приезжал домой около восьми вечера. Я никогда не позволил бы сотруднику, пришедшему на работу утром, зевая, говорить «хочу спать»; мои московские коллеги повторяют это почти каждое утро. Никогда работник во Франции не будет заканчивать работу небрежно в таких хороших условиях, как наш московский бизнес-центр.

Однажды, когда не было генерального директора, я вернулся в офис и застал Дашу и Веру дремлющими в креслах. Я, иностранец, возвращался со встречи с клиентами на метро зимой, а они спали в офисе! Как говорят в таких случаях, «я развел руками», когда перед моим ошеломленным взглядом Вера сделала вид, что ничего особенного не произошло. Я чувствовал, что она хочет продолжить дремать, и, вероятно, этим она и занималась бы до конца рабочего дня, если бы я не прервал ее.

Я думаю, что небольшим компаниям в России нелегко заработать деньги, и правильная организация рабочего процесса облегчила бы дело. В марте 2012 года мне нужен был человек, который в конкретные сроки и за нормальные деньги сделает веб-сайт. Я нашел одну компанию в бизнес-центре возле своего дома. Мой первый собеседник заверил меня, что это их работа и что они могут сделать это без проблем, бюджет их устраивает и мне не нужно больше ни о чем беспокоиться. Мы договорились, что я отправлю ему макет с техническим заданием в тот же вечер, а он вышлет мне портфолио фирмы и назовет точную стоимость работы. Я свое обещание выполнил вечером четверга, но ни в пятницу, ни в понедельник, ни во вторник не получил ответа. В среду я позвонил этому человеку — а он ответил, что не получал моего письма. Я сверил с ним адреса электронной почты, получил еще один, резервный, и попросил этого человека прислать подтверждение о прочтении письма. Тем же вечером снова отправил письмо, уже по двум адресам, и в пятницу (то есть через неделю после оговоренного срока) не получив ответа, позвонил снова. Человек ответил, что получил мое письмо и да, собирается написать мне. Я напомнил ему о важности сроков. В понедельник поздним утром я получил письмо с запросом моих реквизитов для составления счета-фактуры. Я ответил, задав те же вопросы, что и в предыдущих двух письмах: мне нужно было портфолио, окончательная цена, хостинг и подобные вещи. Мне казалось, что уж теперь-то этот человек действительно ответит сразу! Еще через неделю, в среду, я снова позвонил и спросил, насколько серьезен мой собеседник и собирается ли он заработать тысячу долларов за создание простого сайта. Человек ответил, что выслал мне все материалы, попросил подтвердить мой адрес электронной почты (тот самый, с которого он уже получил письмо на прошлой неделе!), сказал, что заново отправит все материалы… И да, отправил. Тот самый первый э-мейл с запросом моих реквизитов и без ответов на мои вопросы. Только стоимость работы там была указана уже выше. Конечно, я решил, что не буду сотрудничать с фирмой, представляемой этим человеком, но еще раз отправил ему письмо с вопросами. Ответа нет до сих пор.

Как такое стало возможным? Я уверен, что этому человеку нужны были деньги. Я также верю, что он был способен сделать сайт. Но оказалось, что он не в состоянии вести дела, договариваться с клиентом и действовать быстро.

Соседний офис, компания «Терминус» — своего рода холдинг индивидуальных предпринимателей: несколько молодых бизнесменов, каждый со своим делом, взяли помещение в общую аренду. Я хотел сделать визитные карточки — моих знаний хватило, чтобы подготовить оригинал-макет, оставалось только напечатать. Когда я пришел с этим вопросом в «Терминус», консультант показал мне различные виды бумаг. Рядом с нами стоял пустой стол с двумя стульями для посетителей, но консультант предпочел показать мне все по-быстрому, перед входом, что мешало другим клиентам входить. Когда я выбрал бумагу, дизайнер захотел проверить мой макет.

— Логотип в нижней части визитки должен быть на миллиметр левее, — сказал он.

— Хорошо, так подвиньте его.

— Нет, это должны делать вы сами, — сказал дизайнер, вытаскивая флешку.

Я вернулся домой разочарованный, быстро поправил файл и отправил электронной почтой. Какая бессмысленная трата времени!

Два дня спустя я позвонил в «Терминус» и узнал, что мои визитки еще даже не начали печатать.

— У вас логотип не там, где нужно, мы вам все откорректируем всего за 100 рублей, — сказал мне тот же дизайнер.

Я не выдержал и закричал на него; какое-то время я выплескивал свое раздражение, наконец дизайнер сказал мне, что все в порядке и что визитки будут готовы завтра.

Получая свои визитки, я столкнулся с еще одним примером неорганизованности рабочего процесса. Представьте себе комнату в десять квадратных метров с пятью сотрудниками и пятью компьютерами. Нам нужно было распечатать счет-фактуру; для этого одному из сотрудников требовалось встать со стула и перейти в другую часть кабинета, переступая практически через чей-то стол, открыть ящик, взять оттуда бумагу и положить в лоток принтера. Да, только один лист, я не знаю, почему. Пока мой менеджер шел на свое место, один из его коллег отправил на печать свой документ и использовал этот лист. Мой менеджер встал, вновь перешагнул через чей-то стол и в этот раз положил в лоток принтера целых два листа. Счет распечатался, но на нем не хватало одного элемента, и пришлось его перепечатать. На этот раз принтер зажевал бумагу. Менеджер встал в третий раз и вставил лист бумаги уже в другой принтер, не сетевой, а подключенный непосредственно к его компьютеру. Счет успешно распечатали, менеджер подписал его и протянул коллеге справа, который должен был поставить печать. Я понимаю, что в России генеральный директор жаждет делегировать все, что только может, различным менеджерам, но все же между нами говоря… Маленький блондин схватил счет, хотел было поставить печать, но там не было чернил. Теперь уже он должен был пройти в дальний конец кабинета, переступая снова через чей-то стол, чтобы найти вторую печать. Когда это было сделано, он схватил степлер и попытался прикрепить чек к счету, но скобок не оказалось. Блондин открыл два ящика своего стола, порылся в бардаке, который там царил, но искомого не нашел и позвонил кому-то с требованием скобок для степлера. Через несколько секунд появился высокий блондин — дизайнер, и теперь уже он прошел в глубь кабинета, открыл другой ящик, достал оттуда открытую коробку со скобами и передал их маленькому блондину, который накормил степлер. Щелк — и распечатанный счет с прикрепленным чеком у меня в руках? Не тут-то было! Маленький блондин сунул бумагу бухгалтеру, а та встала, чтобы собрать все документы и мои визитки, и передать мне. Думаю, что мой взгляд был достаточно красноречивым, однако я взял визитки и поблагодарил.

— Пожалуйста, ждем вас снова, — сказал руководитель бюро.

Вышел я от них совершенно вымотанный неорганизованностью и потерей времени (почти 35 минут на то, чтобы просто забрать визитки!). Этим молодым парням всем было около тридцати лет, в своих хорошо сшитых костюмах они походили на западных менеджеров, но отличались главным: неумением работать.

В тот же вечер я рассказал соседке Еве о дезорганизации этой компании и полном отсутствии логики обустройства рабочих мест, а также о веб-мастере, к которому клиент пришел с тысячей долларов в руке и с нею же и ушел через две недели.

— Да, здесь так бывает, — скала Ева.

— И вас это устраивает?!

— Не знаю. Мы привыкли.

Должен признать, что меня шокировал ее ответ. Это нормально, что компании, чья единственная функция зарабатывать деньги, не делает этого?

Еще одна из моих соседок сказала, что она понимает и разделяет мои чувства — у нее тоже опускаются руки в таких ситуациях, и именно поэтому она всерьез хочет уехать из России.

— Вот почему я пошла на Болотную: показать, что я недовольна поведением государства, ну и, конечно, действиями некоторых своих сограждан.

Эти две небольшие фирмы в моем районе абсолютно неконкурентоспособны. Чем вообще они живут, чем зарабатывают, за счет чего существуют?.. Управлять небольшой компанией не означает носить хороший костюм и ездить на большой черной машине. Это означает каждый день биться на общем рынке, держать свою лодку на плаву и пытаться выжить. Я не думаю, что Россия может сейчас быть серьезным игроком на постоянно расширяющемся мировом рынке, где с каждым днем все больше конкурентов. Мне кажется, что вряд ли возможно достичь эффективной и продуктивной работы, проводя 15 % рабочего времени в личных телефонных разговорах, а еще 15 % — в за чаепитием. Мне кажется, что трудно продавить конкурентов тем, когда вручение готового заказа клиенту занимает тридцать пять минут и требует трех человек. В этом смысле вступление в ВТО может сыграть злую шутку с русскими компаниями; и если вы спросите меня — то я все больше и больше против. Во всяком случае, наши русские друзья из компании «Терминус» не смогут конкурировать с подобными же американскими или китайскими фирмами, действительно умеющими работать.

Евгения сказала мне на это:

— Теперь представь себе компанию с генеральным директором «Терминуса», веб-мастером в роли его заместителя и с сотрудниками типа Веры и Даши. Теперь ты понимаешь, почему в успешных русских компаниях управляющие кричат на своих сотрудников? Они работают на терроре и насилии, потому что обычного русского нужно заставлять работать.

— Но ведь Советский Союз улетел в космос раньше всех! Железные дороги, не имеющие аналога в мире, были построены силой рук в районах, непригодных для большинства стран мира! Как это получилось? Люди, которые строили БАМ, утром зевали и говорили, что хотят спать?

— Не знаю, — вдохнула моя невеста. — Может, они работали за идею, за что-то большое, что в принципе соединяло, организовало и мотивировало их. Но мне кажется, что в основном у них не было выбора: их вынуждало руководство страны.

Офисные работники в Москве совершенно оторваны от реальности жизни, они просто парят в облаках. Для многих молодых россиян «открыть фирму» автоматически означает «сразу получать много денег», а не «очень много работать с ничтожной поначалу прибылью».

В 2012 году государство спонсировало (то есть использовало деньги налогоплательщиков) амбициозную образовательную программу. Русские студенты, дескать, должны обучаться за рубежом в самых престижных университетах мира, чтобы вернуться работать в Россию и привезти с собой заграничные дипломы и методы. Обозреватели всячески подчеркивали то, что именно этим способом Петр Первый модернизировал страну в конце XVII — начале XVIII века.

Мне это кажется не вполне правильным. Россия является страной с, возможно, наиболее талантливыми людьми в мире и с огромным интеллектуальным потенциалом. Я не уверен, что русские должны учиться работать, как китайцы, или подражать западному образцу. Я считаю, что новые идеи могут прорастать и в России. Я чувствую, что русские принципиально не согласны с западной либеральной системой. Мне кажется, что России необходимо разработать собственную модель, адаптированную к своей территории, своей культуре и особенно к своему народу. Модель, которая не приведет страну в катастрофическую экономическую ситуацию.

Date: 2015-09-19; view: 279; Нарушение авторских прав