Глава 4. Прошло минут пятнадцать. Сначала — в напряженном молчании

Прошло минут пятнадцать. Сначала — в напряженном молчании. Но долго так не просидишь. Слово за слово, и ледок между нами понемногу начал оттаивать.

— Ты где был в две тысячи двенадцатом? — спросил Влад.

— В шестом добровольческом, — отозвался Грэй.

— Надо же… Почти соседи. А я — в четвёртом!

— Помню. Ярославское шоссе…

— Я кое-кого знал из шестого… — задумался Влад. — Капитана Савеико… Высокий такой, артиллерист?

— Толковый мужик… был.

— Был?

— В ночь перед штурмом — ракетой накрыло… Я его вытаскивал… Его и остальных.

— Нам тоже досталось. Уже утром. Контузило меня… Оклемался — танки прут, от батальона — меньше половины… И ихние снайперы звереют. В общем, мрак…

— А шестой — ночью западнее перебросили, — сказал Грэй, — железную дорогу прикрывать… Думали, будет подкрепление…

— Мы тоже ждали. И дождались… Слышим — гудит… Ну, слава богу. Вертолетный полк из Дмитрова, как вчера обещали… Уже молиться на них были готовы, честное слово. — Лейтенант негромко выругался. — Появляются эти долбаные «вертушки». Едва не орём от радости: давайте, родные, давайте. А они разворачиваются и начинают работать по нам! Долбаные уроды… Уроды… От нас только клочья полетели.

Грэй кивнул:

— Нас тоже хорошо «проутюжили». Две волны, около часу дня…

Влад расстегнул куртку. На лбу у него выступили крупные капли пота.

— Знаешь, я ведь сначала подумал, что это какая-то ошибка… Ну не может быть, чтобы наши вертолеты, с нашими звездами — и против нас. Схватил флаг и выскочил на открытое место — чтоб заметили. Ору, флагом машу: «Что ж вы, гады, делаете! Своих молотите!»

Шрам на щеке лейтенанта белеет. Губы расползаются в кривой усмешке:

— Дурак… Так они по мне врезали — шагов на двадцать отлетел… Почему живой остался — загадка… В левой руке до сих пор осколок сидит… Повезло.

— Повезло, — кивает Грэй.

Целую минуту они молчат. Только это уже не прежняя, враждебная тишина. Они вспоминают… Лица товарищей, их голоса, навсегда растворившиеся в жарком воздухе… Как будто рядом, как будто вчера… Как будто всё ещё продолжаются те несколько дней, которые навсегда отделили их, погибших и живых, от равнодушной человеческой массы.

Я закрываю глаза. В Москве меня тогда не было… Уже тянула срок в питерской тюрьме. А если бы осталась? Вряд ли оказалась рядом с этими двумя… Тогда я просто хотела жить. Любить. Не задумываясь о том, что кто-то должен оплатить кровью это моё такое естественное право…

Встала с ящика.

— Ты далеко? — спросил Грэй.

— Артёма успокою.

Минут двадцать пять прошло. Он, бедняга, заждался. И, наверное, вообразил себе бог знает что…

Я пересекла лестничную площадку и снова оказалась в маленькой прихожей.

Ещё из коридора услышала хотя и приглушенный, но возбужденный разговор. И обиженный голосок Артёма. Чёрт, неужели они за физика взялись…

Вошла в большую комнату, морально готовая к тому, что местных придется раскидывать тумаками.

— Ни фига! Джокер бьет туза!

Артём восседал на матрасе, брошенном прямо на голый бетонный пол, и грозно потрясал веером из замасленных карт.

— Ни фига, — сердито повторил он — я сто раз «резался» со своим компом в эту игру и правила помню!

Местный тощий паренёк что-то доказывал — не очень уверенно.

На полу рядом с Артемом уже лежала горсть монет. Выигрыш.

Третий юный игрок почти не участвовал в споре. Валялся на драном матрасе, болтая ногами, и наблюдал за всем, словно за аттракционом. Вероятно, жизнь в Развалинах, несмотря на постоянный риск, — довольно однообразна. Не каждый день сюда заявляется с гастролями такая личность, как Артём.

Физик заметил меня и сделал в мою сторону выразительный ораторский жест:

— Таня, они играть не умеют! Тёмные люди!

— Зато ты — светлый, — поморщилась я. — Артёмчик, посиди тихо, ладно? И верни ребятам деньги.

Он сердито фыркнул:

— При чём тут это… Важен принцип!

Да уж. Упрямства у него хватит на десятерых.

Я пристально на него взглянула.

Иногда мой взгляд творит с мужчинами чудеса. Даже с Артёмом.

Он неловко усмехнулся, пожимая плечами. Отодвинул от себя монеты.

— Вообще-то, ваш друг прав, — чей-то высокий голос за спиной. — Принцип — это главное.

Я повернулась. Бледный немолодой мужчина с остатками седой шевелюры был серьёзен, как если бы речь не о картах шла, а о главных вопросах мироздания:

— В зависимости от принципов меняется всё. Чем больше новизны в исходных постулатах, тем менее тривиальна выигрышная стратегия. — Он извлёк из кармана потёртый блокнот и шариковую ручку. С надеждой проговорил: — Если вам интересно, я мог бы набросать пару алгоритмов…

Местные засмеялись. Включая тех, кто дежурили у окон.

Широплечий мужик, выделявшийся даже на фоне общей небритости ухоженной черной бородой, сплюнул:

— Опять за своё… Решил отыграться на новых людях, да?

Лысый бесхитростно улыбнулся:

— Я же математик. У меня это получается лучше всего…

— Неправда, — сказал юноша, тот, что валялся на матраце. — Помнишь, как снял полицая? Со ста шагов — и прямо в лоб.

— Это случайность, — отмахнулся лысый. — Я даже мог бы рассчитать вероятность…

— Не надо, — хором попросили остальные.

— Как хотите, — слегка огорчённо развёл руками математик. Но блокнот не спрятал. Начал писать мелким убористым почерком. Кажется, всё-таки формулы.

Владелец ухоженной бороды вздохнул:

— Одни учёные кругом… Придумали бы, как нам выбраться? А?.. Не дождёшься от вас толку… — Окинул меня внимательным взглядом: — А может, наши герои помогут?

Я промолчала.

— В Подполье все такие симпатичные?

Здоровый, сильный мужик. И не дурак. Но чем-то он мне не нравится.

— В Подполье — все разные, — ответила спокойно. В конце концов он не виноват, что я не настроена для флирта.

— А может… пока прогуляемся?.. — Крепкие зубы обнажились в ухмылке. — Вдвоем?

Вот это уже перебор, мальчик… Впрочем, какой он мальчик… Настоящие мальчики, оставив карты, таращились на меня с робким любопытством. Только Артём разглядывал бородача. В глазах у физика плясали едва заметные чёртики.

— И далеко идти? — прищурилась я ласково.

— Рядом, — ухмыльнулся чернобородый. — Или брезгуешь? Не бойся, я не заразный… А хоть и заразный — один хрен помирать. Давай обрадуемся… Напоследок…

— Уверен, что тебе понравится?

— Точно… — осклабился он, прислоняя «калаш» к стене. — Детка, для меня эти минуты будут сказочными…

— Да?… Обычно мало кому нравится подыхать с отстреленными яйцами.

— Стерва, — дернул он головой. Словно боднуть хотел. И отвернулся. — Ничего. Скоро полицаев обслуживать будешь.

— Хватит, Медведь! — выпалил математик, роняя блокнот.

— Шучу я. Юмор такой… Предсмертный.

— Да что ты заладил… И не из такого выпутывались, — вмешался благообразный старичок, до сих пор дремавший с автоматом в обнимку.

— Легко тебе рассуждать, дедуля. Тебе и так на кладбище прогулы ставят…

— Медведь, не надо быть сингулярностью на нашей функции, — поморщился математик. — Заткнись, а? Будь другом.

— Ага, только и хватает ума рот мне затыкать… Я ведь давно предупреждал. Хорошим это не кончится. Ещё Косому говорил… А Косой только Владика слушал. Вот и заработал пулю…

— А что тебе Влад? — удивился старик. — Мало он тебя прикрывал?

— Владик наш молодец, конечно. Только у него после контузии и лагеря мозги в одну сторону повёрнуты. Он думает, что до сих пор воюет. И нас — заставляет. А война давно кончилась.

— То есть как? — вскинулся один из юношей.

— Вот так. Хорошо или плохо — но кончилась. Ещё три года назад.

— А что же сейчас? — пожевал губами старик.

— Разборки, дедуля. Обыкновенные разборки. Мы бьём полицаев. Они нас бьют…

— Это не война?

— Дураков и на футболе убивают. Умные всегда могут договориться.

— Умные?

— Вот именно. Которые с мозгами, теперь не в Развалинах минуты считают, а на квартирах — пиво пьют. Их небось о зачистке за сутки предупредили…

— Кто? — скривился юноша. — Полицаи?

— А хоть бы и так! Договариваться надо! А не на рожон лезть, как наш Владик! Если бы не дурость — всё могли бы иметь. И квартиры, и заработок нормальный. Вон Гончар — Щукинский рынок держит. И с полицаями — никаких проблем.

— Я и не знал, что ты о карьере бандита мечтаешь, — сухо заметил математик.

— Называй как хочешь, — отмахнулся чернобородый. — Только я знаю, что Гончар умеет выживать. А мы — нет. Потому и сдохнем. Наш Владик всё на Подполье надеялся. А у них свои разборки. И на наши — им начхать. Ведь так, красотка?

— Странно, — вздохнула я.

— Что тебе странно?

— Что ты, с таким-то умом… до сих пор в полиции не служишь.

— Ах, ты, тварь! — он бросился на меня с решительностью бульдозера. Правда, юношам и математику удалось его удержать. — Сука… — процедил, переводя дух. — Да отпустите, не трону я её. Мараться неохота… А вы лучше сами спросите… Спросите у неё — помогут они вам? Видите, молчит! Чёрта лысого… Черта… — Он сел на пол у окна. — Ей-богу, этих ненавижу сильнее, чем полицаев… Те хоть честные, по-своему… А эти всё красивыми словами прикрывают. Мы в рванье щеголяем, а они в штатовской экипировочке тусуются. На какие шиши, интересно? Деньги, за всем деньги… А вы, наивные цыплята, понять не хотите… Только деньги…

Я отвернулась.

Так иногда бывает. У здоровых мужиков нервы сдают раньше, чем у хлипких интеллигентов или субтильных юношей. Кем он был до всего, этот Медведь? Пивом торговал? А может, был заурядным работягой. И вполне достойным человеком. К рюмке прикладывался только по праздникам. Получку отдавал жене… Конечно, ругал власть. И прежнюю, наверное, не меньше нынешней… Вероятно, не бедствовал. Жил в своём уютном мирке. И плевать ему было на то, что творилось за этими уютными стенами… Когда однажды стены рухнули, поневоле пришлось взяться за автомат…

Нет, никогда он не был ни воином, ни мстителем. Даже если и погиб кто—то из родных. Он лишь хотел есть, пить, сладко спать… Каждой клеточкой своего большого сильного тела. Ради этого он готов был убивать. И не так уж важно кого…

Подонком Медведь не был. Таких, как он — много. И они — далеко не самые худшие.

В иных обстоятельствах чернобородый, наверное, выглядел бы приятным собеседником. И хорошим товарищем…

Наверное, он и был таким товарищем для собравшихся в этой комнате. Да, им не по душе его слова. Но особой вражды они к нему не испытывают. А лицо того мужика, который весь разговор промолчал у окна, — скорее даже сочувственное.

Пока что у них есть надежда. Маленькая, но все же… Если у Грэя ничего не выйдет, если они поймут, что мы просто уходим… Тогда всё изменится…

И доводы Медведя приобретут беспощадную весомость. То, на что не пошёл бы Влад, многим покажется вполне разумным вариантом. Например, мысль откупиться от смерти головами троих чужаков.

Да, это была бы реальная сделка и не очень большая цена для покупателей. Ведь наши головы стоят куда дороже…

А выглядим мы не слишком опасной добычей. Особенно я и Артём. Кое—кому будет трудно удержаться от соблазна.

Быстро взглянула на часы. Отпущенный Грэем срок неумолимо близится к завершению.

Надо под каким—то предлогом вывести физика из комнаты. Так, чтобы местные ничего не заподозрили.

— Артёмчик, пошли со мной… Влад кое о чем хочет тебя спросить…

Физик опасливо напрягся:

— О чем это?

Вставать с матраса ему явно не хотелось.

— Да так… Кое-что по твоему профилю.

— Надо же… — удивился Артем. — Теория нуль—перехода овладевает массами…

— Как вы сказали? Нуль—переход? — обрадовался лысый математик и проворно вскочил на ноги. — Очень интересное приложение функций Шаи—Линя… Мы могли бы обсудить вместе…

Физик горделиво выпятил грудь и заявил, что это не какое—то приложение, а целая область науки. И к тому же бурно развивающаяся.

А у меня возникло огромное желание укоротить длинный Артёмов язык.

— Нуль—переход тут ни при чем, — сухо заметила я. — В прошлом месяце ты отравился консервами… Рюкзак прихвати с собой — покажешь Владу, какими именно.

— Консервами? — вытаращился Артем.

— Ну да… — Я довольно чувствительно сжала его руку. — Помнишь, неделю в туалет бегал?

— Помню, — сквозь зубы выдавил Артём, одаривая меня ледяным взглядом. Парень он упрямый, но всё-таки не дурак.

Мы двинулись к выходу, спиной ощущая злобное внимание Медведя. И уже у самых дверей будто на невидимую стену налетели. Точнее, налетела я… Физик стоял рядом, озадаченно хлопая глазами. А я цепенела, наливаясь холодным предчувствием…

Удары сердца — медленные и гулкие. Будто тяжёлые камни падают… Камни… Падают…

Шесть этажей над нами — как огромная, повисшая на волоске глыба…

— Артём, прыгай в окно!

Он уставился на меня совершенно круглыми глазами, но с места не двинулся.

— Не тормози, братишка… — умоляюще прошептала я. Толкнула физика к подоконнику и заорала: — Все вон из дома!

— Чего? — угрожающе рявкнул Медведь.

Остальные таращились на меня. С вытянувшимися от удивления лицами. Вероятно, думали, что я неожиданно спятила. Артём, оказавшись снаружи, топтался в нерешительности. Наверное, жалел, что поддался моему психозу.

— На улицу, остолопы! Бегите отсюда! — Сама не знаю, как пистолет оказался в руке. Два раза нажала спусковой крючок. С потолка посыпалась штукатурка. И первым удивительно быстро в окно выпрыгнул щуплый старичок. За ним начали сигать остальные.

Продолжения я не видела, уже бежала по коридору, отшвыривая двери — ржавые завесы взвизгивали, как от боли…

Ссадина на руке. Ничего не чувствую. Я пытаюсь обогнать гулкие удары в ушах…

Камни… Падают…

От моего касания последние двери слетают внутрь. Напарник Влада едва удерживает палец на спусковом крючке. Доктор и лейтенант, рядом на одном ящике, поднимают глаза от экрана… Они же слышали крики, выстрелы — почему они сидят?!.

Да, ясно. Им все-таки удалось…

— Выключи, Грэй!

— Таня! — удивленно бормочет доктор.

— Прыгайте в окно!

Что же это, не силой же мне их выталкивать!

Зрачки Грэя целое мгновение смотрят в мои глаза, Как это долго… Жутко долго…

Он хватает рюкзак. Увлекая за собой лейтенанта, бросается к высокому подоконнику. Они перемахивают его почти одновременно. Следом прыгает второй «переговорщик», Я — последняя…

И уже в воздухе спиной чувствую толчок. Не очень сильный. Но уши вдруг закладывает грохотом, и целые тучи пыли, смешанной с едким дымом, застилают белый свет…

Меня швыряет обо что-то твердое. В глазах темно, а во рту делается солоно…