События нашего городка 30 page. Перл открыла как раз в тот момент, когда Джон Роберт подошел к двери

Перл открыла как раз в тот момент, когда Джон Роберт подошел к двери. Он вошел, миновал ее, слегка хмурясь, и сразу направился в гостиную, где Хэтти, наклонясь, пыталась выудить вторую туфлю из-под кресла. Она попрыгала на одной ноге, обуваясь, потом встала, держа косичку в руке.

Джон Роберт уставился на нее, словно на невероятное видение, потом сказал:

— Не надо меня так бояться.

Перл закрыла дверь гостиной и приклеилась к ней снаружи.

Джон Роберт намеревался отложить визит в Слиппер-хаус, пока не спадет нервное возбуждение и не прояснится в голове. Однако так и не дождался этого и решил, что должен повидать Хэтти. Приняв это решение, он тут же понял, что ему сильнее, чем когда-либо, хочется быть с ней. Он сердился на девушек за то, что они каким-то образом «все это допустили», но, одержимый Джорджем, не обдумал, что именно они, по его мнению, сделали, и не спланировал, каким образом следует их допрашивать. Ему казалось, что просто быть вместе с Хэтти гораздо важнее, чем «потребовать объяснений» или «предпринять шаги». Но вид Хэтти, которая бессознательно пыталась казаться моложе, но поневоле выглядела ослепительно повзрослевшей, еще больше вывел его из равновесия.

— Я не боюсь, — ответила Хэтти и отбросила косичку на спину за плечо, а полузаплетенные волосы с другой стороны — за другое.

Она, конечно, боялась, но, когда дед предстал перед ней так внезапно, почувствовала быстрый прилив раздражения и независимости, так что в ее восклицании была доля правды.

Джон Роберт выбрал стул поустойчивей, избегая бамбукового кресла. Хэтти не села, но облокотилась о каминную полку, держа юбку подальше от газового пламени, которое зажгла, поскольку поздним вечером было прохладно.

— Осторожно, подожжешь платье, — сказал Джон Роберт, — И вообще, зачем тебе огонь в это время года?

Произнося это, он словно услышал голос своего отца.

Хэтти наклонилась, резким движением выключила огонь и вернулась в прежнюю позу.

Джон Роберт внезапно ощутил усталость и даже закрыл глаза.

Хэтти спросила:

— Хотите что-нибудь поесть, лимонаду, кофе или еще что-нибудь?

— Нет, спасибо. Хэтти…

— Да?

В этот момент, в эту краткую долю секунды оба почувствовали, что может случиться что угодно: например, Хэтти ринется к деду в объятия, плача, рыдая, а он будет гладить ее по голове и что-то нежно бормотать; но, конечно, это было невозможно.

Джон Роберт взял себя в руки и сказал:

— Послушай, что тут произошло той ночью? В «Газетт» была очень неприятная заметка. Надеюсь, вы ее не видели.

— Видели, — ответила Хэтти.

— И что же вы сделали?

— Ничего. Что мы должны были сделать? Мы сидели несколько дней и ждали, пока вы придете!

Джон Роберт не собирался спрашивать: «Что вы сделали?» — и даже не мог понять, почему задал этот вопрос. Его потребность допросить девушек слегка утихла даже за последние несколько часов, потому что ему начало казаться, что он разделался с Джорджем и Томом, словно убил их обоих. Когда он шел сюда, у него не было четкого намерения провести расследование, но теперь, конечно, он понял, что обязан это сделать, и прежний неутоленный гнев начал разгораться вновь.

Он сказал:

— Я имел в виду… то, что написано в газете, — это правда?

— Конечно нет! Это ужасные, гадкие выдумки, мы очень расстроились!

— Значит, Джорджа Маккефри не было в этом доме?

— Ну, был, но…

— Так значит, это правда, по крайней мере частично?

— Да, но…

— Ты видела другую статью, в «Пловце»?

— Нет.

— Ты приглашала Джорджа и Тома Маккефри в этот дом?

— Нет!

— Тогда почему Джордж оказался здесь?

— Не знаю…

— Перл его впустила?

— Нет… Перл вышла, но заперла дверь, все двери были заперты…

— Перл вышла и оставила тебя одну?

— Нет, то есть да, я ее попросила пойти…

— Куда?

— Поискать Тома Маккефри.

— Ты послала Перл искать Тома Маккефри? Значит, ты его сюда все-таки приглашала?

— Нет, совсем не так… я имею в виду… я хотела… Я не верила, что это он все устроил нам… нам назло…

— Он все это устроил вам назло?

— Нет, я сказала, что он этого не делал…

— Значит, Перл впустила Джорджа, а потом пошла искать Тома?

— Нет-нет… Я не знаю, как Джордж попал в дом, дверь была заперта…

— Этого не может быть. Когда Джордж был здесь — вы были наедине?

— Да, но только…

— Что-нибудь… что-нибудь… произошло?

Хэтти побагровела.

— Нет! Ничего не произошло! Он вошел, и я сразу же открыла ставни, чтобы все увидели…

— Все? Твои приятели в саду? Том Маккефри?

— Ну, все… я думала…

— Ты открыла ставни, чтобы похвастаться, что ты с Джорджем?

— Нет… не похвастаться… я подумала, что он тогда уйдет… и он ушел… а Том заглядывал внутрь, и… и потом они все запели…

— Хэтти! — сказал Джон Роберт. — Ты была пьяна?

— Нет!

Хэтти топнула ногой. Она отвернулась, беспомощно повернулась вокруг своей оси и встала за креслом, глядя на философа. Лицо ее горело, словно она готова была вот-вот расплакаться.

Джон Роберт глядел на Хэтти пристально, хмурясь. Он спросил:

— Откуда эти газеты узнали… что я хотел, чтобы ты познакомилась с Томом Маккефри?

— Не знаю!

— Ты кому-то рассказала.

— Нет.

— Я не говорил тебе, что это секрет, но я всегда доверял твоей способности различать частное и публичное и не ожидал, что ты будешь сплетничать…

— Я не сплетничала!

— Ты сказала Перл?

— Ну да, но…

— Значит, ты кому-то рассказала.

— Да, но это другое, и она все равно уже знала…

— Почему она уже знала? Разве что подслушивала под дверью.

Джон Роберт встал и рывком распахнул дверь гостиной. Его взору предстала Перл, стоявшая в дюйме от двери.

— Ну-ка, войдите, — приказал он.

Перл вошла, отворачиваясь от Хэтти. Она прошла к закрытому ставнями окну и встала рядом, высоко держа голову, приглаживая волосы и невидяще глядя в другой конец комнаты.

Джон Роберт, который теперь стоял в середине комнаты, произнес, обращаясь к Перл:

— Вы понимаете, какой вред принесли? Вы вступили в заговор с целью выставить меня в смешном свете в этом городе, в этом месте, которое я люблю и куда привез вас, доверившись вам. И кроме того, вы повредили репутации Хэтти, возможно непоправимо. Вы были пьяны?

— Нет, — ответила Перл, ее взгляд метнулся в сторону Джона Роберта, а потом вернулся к прежней мрачной неподвижности.

— Конечно, она не была пьяна! Она ни в чем не виновата! — воскликнула Хэтти.

— Значит, виновата ты?

— Нет! Вы все время выдумываете и даже не слушаете.

— И еще я прочитал в газете, — сказал Джон Роберт, обращаясь к Перл, — что вас видели в саду — вы страстно обнимали и целовали другую девушку.

Перл не ответила.

— Это ты была другой девушкой? — спросил Джон Роберт у Хэтти.

— Нет, — ответила Хэтти. — Я не была в саду. Конечно, Перл не обнимала и не целовала никакую девушку! Она ходила искать Тома, как я сказала…

— Так значит, этого не было? — спросил Джон Роберт у Перл.

Перл секунду поразмыслила, не соврать ли, потом сказала:

— Было, только это была не девушка, а мужчина, переодетый девушкой.

— Ясно, — ответил Джон Роберт, — Вы бесстыдно признаете… хотя теперь это уже не имеет никакого значения…

Он обратился к Хэтти:

— Твоя… твоя горничная… в саду в объятиях развратных девок или развратных мужчин, переодетых девками, — а ты утверждаешь, что она не впускала Джорджа Маккефри.

— Ты же не могла… я не понимаю… — произнесла Хэтти, обращаясь к Перл.

— Быть может, Хэрриет, ты знаешь мисс Скотни хуже, чем думаешь. Я только теперь узнал, что она сестра той проститутки, развратной и падшей женщины, которая… которая также связана с Джорджем. Я полагаю, что это правда?

— Она мне не сестра, она моя кузина, — сказала Перл жестким невыразительным голосом.

— Ну, ваша наперсница.

— Нет, она не…

— Если бы я знал об этой связи, — продолжал Джон Роберт, — я бы никогда вас не нанял. Я вас спрашивал, нет ли в вашей биографии чего-либо, о чем мне следует знать, и вы сказали «нет» — вы солгали.

— У меня нет с ней никаких связей. И это не имело никакого отношения к делу.

— Перестаньте грубить Перл, — сказала Хэтти, — Я ее люблю, и она моя сестра, и я знаю, что она ничего плохого не делала, и я вам расскажу, что случилось. Мы услышали весь этот шум и закрыли ставни, а я попросила Перл найти Тома, потому что хотела ему сказать, то есть хотела, чтобы он мне сказал, я знала, что это не был заговор против нас, и я не хотела думать, что это он… поэтому хотела, чтобы он сказал… о, я не могу объяснить…

— Вижу, что не можешь! Но вот что я тебе скажу. Ты больше не увидишь этого молодого человека. Я ему велел не показываться в Эннистоне.

— Вы ему велели?.. Но я хочу его видеть!

Хэтти вдруг задохнулась от наплыва чувств. Она бессознательно расплела вторую косу и расстегнула ворот платья, переводя взгляд с большого лица Джона Роберта, сморщенного гневом и горечью, на застывшее лицо Перл. Перл упорно не смотрела на нее.

— Ты дитя, — сказал Джон Роберт, — и, кажется, не понимаешь, какое зло причинили тебе этот мальчишка и его брат. Ты не хочешь его видеть. В любом случае — я это запрещаю.

— Это была ваша идея! — ответила Хэтти, — Вы хотели, чтобы я с ним познакомилась! А теперь я хочу его опять увидеть! И увижу! Я хочу, чтобы он объяснил… это была ваша идея.

— Я передумал.

Он повернулся к Перл.

— Идите приготовьте чемодан для Хэрриет.

— Что это значит? Стой! Перл, не уходи!

Но Перл уже прошла мимо, не удостоив ее взглядом, вышла и закрыла дверь.

— Пожалуйста, — сказала Хэтти и на миг удивилась и испугалась тому, что не было имени, каким она могла бы его назвать, — скажите, что происходит, куда мы едем?

— Мы отправляемся в Заячий переулок, — ответил Джон Роберт. — Я не могу оставить тебя беззащитной в этом доме разврата. Я сейчас вызову такси.

Он поднял телефонную трубку.

— Но Перл тоже поедет с нами…

— Разумеется, нет.

Джон Роберт заказал такси, Перл открыла дверь и сообщила, что чемодан собран. Хэтти села в бамбуковое кресло. Она не плакала. Она почти задыхалась, обеими руками дергая воротник платья.

Джон Роберт положил трубку и мрачно воззрился на нее, кусая костяшки пальцев. Потом хриплым шепотом спросил:

— Надеюсь, ты все еще девственница?

Хэтти уставилась на него, потом поднялась на ноги и закричала. Крик услышала Алекс в Белмонте. Хэтти выбежала в прихожую и встала у подножия лестницы. Слезы текли по ее лицу, покрывая его словно тончайшей вуалью.

Через пять минут плачущая Хэтти сидела в такси. Перл, не сказав ни слова, вслед за ней запихнула в машину чемодан и пошла обратно в дом. Джон Роберт стоял на траве в пятне света, падающего из открытой двери. Перл прошествовала мимо него. Потом повернулась в дверном проеме и спросила:

— Так, а мне что делать?

Джон Роберт подошел к двери, все еще кусая костяшки пальцев, Перл отодвинулась в сторону, и они встали рядом друг с другом в прихожей, не закрывая дверь.

Смуглое лицо Перл было жестко, тонкий нос заострился, как нож.

Джон Роберт сказал:

— Можете пока оставаться здесь и, разумеется, соберите остальные вещи Хэрриет. Сделайте все, чтобы можно было освободить дом.

— Куда мы едем? — спросила Перл. Голос ее был тверд, но она дрожала и не могла справиться с этой дрожью.

— Мы никуда не едем, — ответил Джон Роберт, — Мы с Хэрриет возвращаемся в Америку. Вы можете отправляться куда хотите.

— Вы хотите сказать, — отозвалась Перл, — что срок моей службы закончился.

— Я вам с самого начала сообщил, что он закончится, когда Хэрриет вырастет.

— В самом деле?

— Я заплачу вам жалованье за полгода вперед и щедрое выходное пособие.

Теперь Джон Роберт говорил тихо, и лицо его было спокойным, удивленным и усталым, словно он завершил какой-то тяжкий труд, а теперь отдыхал и довольно абстрактно рассуждал о посторонних материях.

— Она не выросла, — ответила Перл. — Кроме того, я ей нужна, она меня любит, у нее никого больше нет…

Джон Роберт произнес тихо, жестоко и отрешенно:

— Ее слишком избаловали, слишком укрывали от мира, вы поощряли в ней зависимость…

— Я делала то, что вы хотели.

— Она стала слишком зависимой, слабой, легковнушаемой, и теперь пора…

— Она не слабая и не легковнушаемая! И в любом случае это не моя вина, вы сами всегда настаивали…

— Теперь не важно, чья это вина. Пора решительно переменить ситуацию. У меня сложилось мнение, на основании, как я полагаю, веских свидетельств, что вы неподходящий человек…

— Потому что вы подумали, что я целовалась с девушкой?

— У вас неподходящие связи. Я вам больше не доверяю. Извините.

— Но я ничего не сделала, вы не понимаете, вы не дали нам объяснить, это просто неудачное…

— Мне надоело, что мне лгут, и я не желаю держать у себя в услужении неудачников.

— Вы не можете меня внезапно уволить, после стольких лет…

— Внезапно — так лучше, лучше для Хэрриет.

— Нет, это нечестно…

— Я понимаю, что вам не хочется терять хорошо оплачиваемую службу. Но вы вряд ли можете пожаловаться, что вытянули из нас недостаточно денег! А когда я думаю, что на мои деньги было куплено…

— Дело не в деньгах, — сказала Перл. — Вы меня сделали, сотворили, вы и Хэтти — моя семья, вы не можете просто так взять и сказать, что все кончилось…

— Не вижу, почему нет. По логике вещей подобная служба должна рано или поздно закончиться. Ваши семейные чувства нас не касаются, это ваше личное дело.

— Хэтти меня любит. Неужели для вас это ничего не значит?

— Не верю. Детские привычки скоро забываются. Она найдет более достойные объекты интереса.

— У меня ничего нет, ничего, а она…

— Без сомнения, именно к этому сводятся ваши семейные чувства. Вы всегда завидовали Хэрриет и стремились стащить ее в грязь.

— Нет-нет, я хотела сказать, что она была моим миром.

— Найдете другие миры. Вы, кажется, уже обжились в некоторых, довольно неблаговидных. Давайте закончим этот разговор. Деньги вы получите по почте.

— Когда я опять увижусь с Хэрриет?

— Никогда. Не приближайтесь к ней. Вы ее больше не увидите. Это окончательное решение.

— Но куда вы ее забираете, вы же не можете быть с ней наедине в том маленьком доме?

— Почему же нет?

— Вы знаете почему.

Усталое спокойствие слетело с Джона Роберта. Он впился в девушку пронзительным взглядом и сказал все так же тихо:

— Вы растленны. Я только надеюсь, что вы не растлили Хэрриет.

— Про это я ей не сказала!

— Вы привели к ней этого человека.

— Нет.

— Мне больше нечего вам сказать.

— А вы ее спросили, девственница ли она!

— Хватит. Вы омерзительны и не приближайтесь к нам. Мы едем в Америку. Вы не увидите больше ни меня, ни Хэрриет.

— Стойте, Джон Роберт, погодите, умоляю, — произнесла Перл.

Произнесенное ею имя страшно поразило их обоих, и мгновение они стояли абсолютно неподвижно, уставившись друг на друга. Затем Перл взяла его за рукав плаща.

— Прошу вас, подумайте, поймите. Хэтти нуждается во мне. Но я хотела сказать другое. Вы — чудо моей жизни. Вы увидели меня, узнали, выбрали и оказались правы. Вы мне доверились, и поступили правильно. Я не растленна, простите мне то, что я только что сказала, просто я очень люблю и вас, и Хэрриет, и я так старалась, ухаживала за вами обоими, как за святынями… а теперь я ужасно испугана и расстроена… я делала все, что вы хотели, служила вам и Хэтти абсолютной верой и правдой. И даже более того. Ну неужели вы не видите? Я люблю Хэтти и вас, я люблю вас как родственница и как влюбленная, я и есть влюбленная. Вы с Хэтти — моя жизнь. Вы — моя жизнь, мое занятие, моя цель, моя любовь так долго трудилась, так долго ждала, неужели теперь ей нельзя выразить себя, выйти на свет? Неужели я не могу наконец сказать вам правду, вы ведь так печетесь о правде? Неужели вы не знаете, что такое любовь, не знаете, как она жаждет высказаться, не может не высказаться? Я так долго молчала, была терпелива и невидима, счастлива быть невидимой, терпеливой, служить вам, в точности выполнять ваши приказания, хорошо выполнять. Прошу, подождите, не торопитесь, не отсылайте меня. Я вам пригожусь. Позвольте мне по-прежнему быть с вами и Хэтти, так же работать для вас, я так много могу делать, я научусь быть чем угодно — только не отвергайте мою службу, мою любовь; я опустошена, я уничтожена, все, что у меня есть, — это вы, все, что я есть, — это вы, не покидайте меня, Джон Роберт, не оставляйте меня, позвольте мне остаться при вас, поверьте мне, поверьте в мою любовь, взгляните на меня ласково, дайте мне каплю ласки, умоляю, я не делала ничего плохого, клянусь…

Розанов смотрел на нее, собирая лицо в хмурые морщины. Большой мягкий рот сжался в безобразную гримасу ненависти. Он сказал почти шепотом:

— Вы мне омерзительны.

Он вырвал у нее рукав и вышел из дома.

Перл прошла за ним по траве до того места, где начиналась тропинка меж деревьев. Она услышала, как хлопнула задняя калитка и завелся мотор такси. Она постояла неподвижно. Потом вернулась в дом. Она посмотрела через дверной проем на прихожую, такую красивую, прибранную, ярко освещенную, и испустила второй вопль, который услышала Алекс в этот вечер; только это был не человеческий крик, а скорее долгий звериный вой. Она вошла в дом и захлопнула дверь с такой яростью, что кусок треснувшего витража в окне лестничной площадки вывалился на траву. Боль пробежала по всему телу, словно вспороли ножом грудь и живот. Перл поднялась к себе в спальню и, как мертвая, упала ничком на кровать.

Том позвонил в дом, где жила Диана. На двери был только один звонок. Адрес Том нашел в старой телефонной книге (в более поздних справочниках Диана не значилась).

— Кто там? — спросила Диана по домофону.

— Джордж, — ответил Том по внезапному наитию.

Диана знала, что это не Джордж — у него был свой ключ, — но все равно нажала кнопку и открыла дверь. Диана уже некоторое время пила в одиночестве, и ей было все равно, кто пришел.

Уэстуолд — небольшой тихий пригород, по общему мнению — скучный (даже в «Трех слепых мышках» после девяти вечера бывает очень немного народу), и Том по дороге почти никого не встретил. Протискиваясь в узкую дверь рядом со входом в магазин ирландского полотна, Том быстро глянул влево-вправо, но на улице никого не было видно.

Он открыл дверь, и, как только начал подниматься по темной лестнице, расположенной сразу за ней, наверху зажегся свет. Том поднялся наверх и оказался лицом к лицу с Дианой, стоявшей у двери своей квартиры.

Она прищурилась. Узнав Тома, она быстро отступила в квартиру. Том резво сунул ноту в закрывающуюся дверь.

— Диана, пожалуйста, я хотел с вами поговорить, на минуту, это насчет Джорджа.

За ногой Том протиснул в щель все тело и начал толкать дверь, в которую с другой стороны упиралась Диана. Он внезапно ощутил волнение, но не счастливое, а неприятное.

Диана сдалась, впустила его, быстро закрыла за ним дверь и сказала:

— Уходите скорей, вам сюда нельзя, я не должна была вас впускать.

Она попятилась из крохотной прихожей в небольшую освещенную комнатку, где из радио звучала поп-музыка. В комнате стоял душный, резкий запах сигарет и вина. Диана забегала, наклоняясь и подбирая вещи, кажется — нижнее белье. Она открыла другую дверь, швырнула туда светлую кружевную охапку и снова закрыла. Выключила радио. Вытряхнула переполненную пепельницу в вазу и пинком загнала под кресло звякнувший пояс для чулок. Теперь в комнате запахло еще и потным нестираным бельем. Том, моргая, рассматривал комнату. Казалось, она была так забита вещами, что им с Дианой придется стоять вытянувшись и держа руки по швам. Сначала он не заметил ни одного стула и не разглядел шезлонга, тоже заваленного одеждой и покрытого шалью с узором «огурцами», скомканной в холмы и холмики. На грязном столике черного дерева стояла бутылка вина, бутылка виски и два стакана. Велюровые занавески были задернуты, две лампы в абажурах с бахромой испускали тусклый розовый свет, и розово светилась узенькая полоска газового огня. Том чуть подвинулся, обнаружил, что его ноге упорно сопротивляется кожаный мастодонт, и, отступив назад, врезался ногой в корзину, полную журналов.

Диана в мягком приторном свете битком набитой комнатки была совсем не похожа на робкую, аккуратную женщину, которую Том встречал в Институте. Здесь она выглядела старше, была ярче, как-то животнее. Волосы, словно лакированные, гладко облегали темную головку и спускались на щеки двумя скобками с острыми кончиками. Желтоватое лицо казалось ненакрашенным, за исключением влажно-алых губ. Глаза ввалились, вокруг них легли тени, обе маленькие ручки побурели от никотина. Диана была в черном платье, которое нравилось Джорджу, старомодном коктейльном платье, купленном в магазине подержанных товаров, с V-образным вырезом, вышивкой из черного блестящего бисера на корсаже и длинной бахромчатой юбкой, из-под которой виднелись блестящие черные остроносые ботиночки на высоком каблуке. Ножки у Дианы тоже были очень маленькие. На худой шее она носила ожерелье из полированных стальных «зубов», плохо подогнанное — зубы врезались в кожу, оставляя красные следы. Она смотрела на Тома, и он тоже смотрел на нее — такую маленькую и трогательную. Он часто видел ее в купальном костюме, но в этом смелом черном наряде и неудобном ожерелье она выглядела гораздо более раздетой. На мгновение он забыл, зачем пришел.

— Уходите, — повторила она, — вам сюда нельзя.

— Вы ждете Джорджа?

— Нет, но он может прийти когда угодно.

— Можно, я побуду минутку? Пожалуйста.

Диана неуверенно села на шезлонг и налила себе еще стакан вина.

— Хотите виски?

Диана плеснула чуть-чуть вина во второй стакан, разлив немного. Том снял плащ и шляпу Грега и взял вино. Он нашел стул — на стуле стоял горшок с цветком, — переставил цветок на пол и сел. Он вдруг почувствовал себя в этой комнате как дома, и его естественная привычная бодрость уже собиралась восторжествовать, когда он вдруг вспомнил все ужасы последних дней. Он сказал Диане:

— Уильям Исткот только что умер, вы знаете? Нет, конечно, вы не могли знать, он умер только что.

— Везунчик, вот бы и мне так, — отозвалась Диана.

Она вытащила из-под стола бутылку джина и плеснула себе в вино.

— Диана, я хотел вас кое о чем спросить, если можно, про тот вечер в Слиппер-хаусе, в ту субботу…

— Неужели это в прошлую субботу было? Я сбилась со счету. А сегодня что?

— Четверг.

Диана не видела Джорджа с того вечера в Слиппер-хаусе, когда, прячась за кустами, слышала пение, смотрела, как Джордж убегает через сад, а потом следила за ним. Она ничего не знала об инциденте с Хэтти, пока не прочитала статью в «Эннистон газетт». На следующий день ей попалась статья в «Пловце». С тех пор эти излияния тревожили и путали ее. Она не забыла шуток Джорджа насчет Хэтти. Теперь она не знала, чему верить. Она мало ела, много пила, проверяла, на месте ли пузырек снотворного, где было достаточно таблеток, чтобы разом со всем покончить, и ждала. Единственное, что ее чуточку подбодрило, — то, что в статье ее назвали «нашей местной мадам Дианой». Джордж однажды прочитал ей шутливую лекцию на тему «Шлюхи в литературе», и она помнила, что там была мадам Диана. Они с Джорджем иногда обменивались им одним понятными шутками об этих литературных дамах, и это помогало Диане чувствовать, что Джордж хоть как-то о ней думает. Клевета на нее и ложь в статье «Газетт» ее совсем не задели, даже слегка польстили.

— Вы читали ту ужасную статью в «Газетт»?

— Да.

— Простите… мне нужно знать: это вы привели туда Джорджа? И… вы… вы свели его с… с мисс Мейнелл?

— Мисс Мейнелл? — переспросила Диана. — А, нуда, я, наверно, пьяна.

На этом она замолчала, и Том спросил:

— Это вы привели Джорджа в Слиппер-хаус?

— Нет, он сам себя привел. А что делала мисс Мейнелл, кому и знать, как не вам.

Она заметно пьянела, но ее чувства, кажется, только обострялись. Навязчивый ужас от мысли, что Джордж может прийти и застать ее с Томом, куда-то делся. Она смотрела на Тома и думала: какой он высокий, и какие у него прекрасные, длинные кудрявые волосы, и ноги длинные в серых брюках, и голубые глаза совсем как у его матери, он такой молодой. И еще она подумала: если бы у меня была обычная жизнь, как у всех людей, я могла бы смотреть на людей и быть с ними. На глаза ей навернулись слезы.

Том, отвечая на ее слова, сказал:

— Нет, я не знаю! — и, заметив слезы, добавил: — Простите меня.

— Вы не женитесь на мисс Мейнелл?

— Нет.

— Вы разорвали помолвку — из-за этого?

— Нет! Мы никогда не были помолвлены!

— Ну, я не знаю, что случилось. Я ничего не знаю. Сижу тут и пропиваю свою жизнь.

«Я с ума сошел, — подумал Том, — как я могу вот так обсуждать Хэтти, это ужасно, какой я грязный человек, мне вообще нельзя было сюда приходить. А какая она маленькая, почти карлица, и такая несчастная. Может, мне все-таки выпить виски?»

Вдохновленный примером Дианы, он плеснул виски себе в вино, пригубил и почувствовал себя престранно. Он спросил:

— Как это случилось?

— Вы про субботу?

— Нет, я хотел сказать, все это, как это началось?

— Как я стала проституткой?

— Слушайте, — сказал Том, — я лучше пойду. Я очень расстроен, куча всего случилась, простите меня…

— Не уходите, — отозвалась Диана, — Я уже неделю ни с кем не говорила. Я стала проституткой, чтобы отомстить мужчинам.

— Что, правда? Не могу себе представить…

— Нет, это я в каком-то журнале прочитала. Я не знаю почему. Я вообще не знаю, почему в моей жизни все так или эдак, все перепуталось, все случайно, жизнь вообще ужасна. Меня заставили позировать голой. Потом, когда я забеременела, бросили. Жаль, мне не хватило смелости родить. У меня никого нету, кроме Джорджа, а он сумасшедший, его надо в больницу и приковать к стене, он меня убьет рано или поздно. Он говорит, что видел, как эта девочка Мейнелл раздевалась.

— Что?! Как, где?

— Не знаю. Он ужасный врун. Я не знаю, что было в ту субботу. Может, Джордж и соблазнил девочку. Он хотел, это точно.

Том вспомнил все свои скорби, ужасную сцену с Джоном Робертом, кошмарное затворничество на Траванкор-авеню, потерю Хэтти, ужасные мучительные сомнения… о чем он думает? Потеря Хэтти? Хэтти никогда ему и не принадлежала, он ее отверг. Разве он забыл? И он видел по ее гордому взгляду, что и она его отвергла. Я должен с ней увидеться, подумал он, должен. Он встал и поставил стакан на верх пианино, сдвинув многочисленные безделушки. Затем опять взял стакан и налил туда еще виски.

Диана протянула свой стакан, Том наполнил и его. Том чихнул.

— Вы простужены, — сказала Диана.

— Да, извините.

— Ну так не заражайте меня, ради бога. Джордж не видится со мной, когда я простужена, он меня просто терпеть не может. Наверное, он меня всегда терпеть не может, но при простуде это проявляется. Вы играете на пианино?

— Нет…

— Странно, почему-то ни один из моих джентльменов не играл на пианино.

— Мне надо идти.

— Где Стелла? Пора бы ей вернуться, присоединиться к общему веселью.

— Я не знаю, где она. Она мне нравится.

— Она боится Джорджа.

— Как и я!

— Мне очень хотелось бы поехать на юг, к Средиземному морю, в Италию, в Грецию, все равно куда. Я никогда не выезжала из Англии, несколько раз была в Лондоне, тоже мне. Я когда-то держала собранный чемодан, вдруг какой-нибудь удивительный возлюбленный явится, прекрасный принц, я мечтала о нем, богач, добрый и милый, и я бы любила его так, как его раньше никто никогда не любил, несчастный человек, а я бы сделала его счастливым.

— Почему бы вам не бросить Джорджа, от него вы все равно толку не добьетесь, а так сможете поехать куда-нибудь и…

— Начать новую жизнь! Вы родились богатым, вам все просто, вы думаете, можно вот так взять и уехать, для вас есть другие места, вы в любом месте будете кем-то, вы видимы, существуете, вы можете заводить друзей, быть с людьми по-настоящему. А если я уеду отсюда, то умру в каком-нибудь углу, высохну, скукожусь и умру, как насекомое, и всем будет наплевать, никто даже не узнает.

— Не говорите так… все можно изменить… если б я мог вам помочь…

— Не можете. Не говорите пустого, неправды. Я… так вот… со мной покончено…

— Если б вы могли поговорить с Уильямом Исткотом, только он умер. Он был хороший человек.

— Если б я была богата, я бы тоже была хорошая.

— Но вы и так хорошая… то есть…

— Не говорите глупостей. Вы хотите добра. Вы всегда смотрели на меня добрыми глазами, словно взглядом говорили что-то.

— Вы правда сестра Перл Скотни?

— Кузина. И Руби. Но они не хотят этого знать. Мадам Диана. Руби, Перл и Диамант — рубин, жемчуг и алмаз. Все — фальшивки. Цыганские дочки.

— Вы правда думаете, что Джордж и эта девушка…

— Да черт с ней. И с вами. Не знаю.

— Диана, мне нужно идти.

— Я вас не приглашаю заходить. Джордж обещал меня убить, если я хоть как-то буду общаться с вами и другим его братом. О боже, если б я только могла говорить с людьми, если б мне можно было хоть кусочек счастья, обычную жизнь…