Обратный отсчёт: 13

Я скоро обнаружил различие между Канадой и Соединёнными Штатами. Мои американские коллеги, начиная карьеру, как я, с должности ассистент‑профессора, могли ожидать первого гранта в размере от $30 000 до $40 000. Канадский же Национальный Совет по Исследованиям, как мне сказали, выдаёт гранты от $2500.

Дэвид Судзуки, канадский генетик (род. 1936)

Я родился в год, когда «Аполлон‑11» совершил посадку на Луну. Мне исполнился сорок один год, когда Канадский Национальный Совет по Исследованиям предложил мне участвовать в путешествии во времени. Я ожидал, что эта экспедиция будет сродни полёту на Луну: на передовые технологии не жалко никаких расходов. Однако в области фундаментальных исследований больших денег не крутилось уже давно – даже в Штатах, большинство технологических усилий которых были направлены на борьбу с опустыниванием Среднего Запада. Оказалось, что наука большого бакса была короткоживущим феноменом середины двадцатого столетия, начавшись Манхэттенским проектом и завершившись с распадом Советского Союза.

Научное сообщество к этому концу эры оказалось совершенно не готово. Но в начале 1990‑х был закрыт проект Сверхпроводящего Суперколлайдера, оставивший после себя лишь огромную яму в земле. Примерно в это же время закрыли SETI – проект поиска сигналов внеземных цивилизаций с помощью радиотелескопов. Проект Международной Космической Станции, которую предполагалось назвать «Freedom», был сокращён настолько, что ходила шутка о том, что его надо бы переименовать во «Fred», потому что для полного названия на корпусе просто не хватит места; а потом, когда проект покинули многие страны‑участницы (включая Канаду), ссылаясь на пустую казну, те несколько модулей, что успели вывести на орбиту, пришлось законсервировать. Предполагаемый полёт на Марс, который первоначально планировался на 2019 год, пятидесятую годовщину «маленького шажка» Армстронга, также постоянно сокращали и откладывали. Попрошайничество, долги и воровство стали основными пунктами повестки дня в научных лабораториях мира; большие государственные гранты остались в нежно лелеемых воспоминания о старых добрых временах.

О, тонкая струйка военных денег некоторое время капала в направлении проекта Чинмэй Чжуан. Ястребы видели в путешествиях во времени стратегическое оружие истинно превентивного удара. На деньги военных Чинмэй удалось построить генератор Чжуан‑эффекта и приличных размеров электростанцию для его питания. Уже был почти готов «Галлифрей»[15]– кодовое название прототипа обитаемого модуля, ставшего впоследствии «Стернбергером» – когда следствия уравнений Чинмэй стали очевидны всем. Она с самого начала честно говорила Департаменту Национальной Обороны, что количество энергии, необходимое для путешествия во времени, зависит от дальности переброски. Чего она им не говорила, так это того, что оно обратно пропорционально этой дальности.

Чтобы переместиться на 104 миллиона лет – теоретический предел Чжуан‑эффекта (для более древних времён уравнения имели только отрицательные решения) – энергия практически не нужна. Перемещение на 103 миллиона лет уже требует незначительной энергии, на 102 – ещё немного больше и так далее. Наша заброска на 65 миллионов лет требовала огромного количества энергии. Любая попытка переместиться в исторические времена, хотя бы на тысячу лет, потребовала бы всей энергии, производимой на Земле за столетие, а для перемещения на пару десятков лет едва хватило бы энергии взрыва сверхновой.

Таким образом, машина времени оказалась бесполезной абсолютно для всех, кроме палеонтологов.

К сожалению, в палеонтологии больших денег не было вообще никогда. Организация раскопок, а не полёта на Луну, стала моделью нашего проекта. Мы собирали оборудование на коленке, заключали спонсорские договора с частными компаниями, уреза́ли расходы везде, где только можно, и сумели наскрести на пробную пилотируемую экспедицию из двух человек.

Но даже при таких условиях нам приходилось беречь каждый доллар. Вот почему мы забрасывались в феврале, когда в район Ред‑Дир никто в здравом уме не сунется – тамошние тридцатиградусные морозы позволили нам сэкономить на охлаждении сверхпроводящих батарей, ключевого элемента генератора Чжуан‑эффекта.

Сейчас, когда мы с Кликсом собирались покинуть окрестности «Стернбергера», мне бы хотелось это сделать на футуристическом вездеходе с огромными упругими колёсами, тарелками локаторов и ядерным двигателем. Вместо этого у нас был обычный джип, пожертвованный председателем совета директоров «Крайслер‑Канада», который сохранил воспоминания детства о членстве в Субботнем Утреннем Клубе Королевского музея. В машине не было ничего необычного – серийная модель 2013 года прямиком из Детройта, даже со стереоприёмником AM/FM и антизапотевателем заднего стекла – в наших условиях вещами абсолютно бесполезными.

Вывести джип из его крошечного гаража было непросто. «Стернбергер» сидел на гребне кратерного вала, и ворота гаража выходили прямо на крутой склон. Нам ещё повезло, что они смотрели на северо‑восток и выходили на наружный склон кратера, а не внутрь него. Нам никогда не удалось бы вывести джип из кратера, хотя в этом случае было бы легче спустить его на уровень земли, не разбив.

Изнутри жилой зоны «Стернбергера» я распахнул дверь номер два в пятиметровой задней стене. Четыре ступеньки привели меня к крошечной двери в гараж. Я протиснулся между правым боком машины и стеной и вполз в кабину.

Пристёгиваясь, я посмотрел на приборную панель. Я чувствовал себя как Снупи на «Кэмеле»[16]: «Я проверил приборы. Все на месте.» Перед Заброской я практиковался в вождении джипа четыре недели, но то, что научившись водить с автоматической трансмиссией, переучиться на ручную практически невозможно, оказалось истинной правдой. Я нажал на вмонтированную в приборную панель кнопку, и автоматические ворота – серийная модель из «Сирс»[17]– сложились гармошкой и поднялись к потолку.

Со своего места за рулём я не мог видеть дорогу прямо перед машиной – кратерный вал обрывался так круто, что капот джипа не давал мне его увидеть. Вместо этого я видел грязевую равнину далеко впереди и внизу. Может быть, лучше ограничиться пешими перемещениями?

Я повернул ключ зажигания. В этой жаре мотор завёлся моментально. Если я поеду медленно, передние колёса выедут за порог, и повиснут в воздухе без сцепления. Это значило, что машину будут толкать только задние колёса, а она будет в это время скрести днищем по порогу. В конце концов машина может перевернуться носом вниз и зарыться в землю кратерного вала.

Я посмотрел вперёд и увидел крошечную фигурку Кликса, стоящего далеко на грязевой равнине. Он сжимал в руке рацию. Я подхватил свою с пассажирского сиденья и включил.

– Мне кажется, тебе придётся выезжать на газу, – сказал он.

К сожалению, мне казалось ровно то же самое. Я снял машину с парковочного тормоза, прибавил оборотов, и выжал сцепление.

– Захватывающее дух зрелище, – так позже Кликс, который всё записывал на видео, охарактеризовал мой манёвр. Он безусловно вышиб из меня дух. Благодаря низкой гравитации первоначальное ускорение выбросило меня дальше, но земля всё равно приближалась слишком быстро, и когда машина ударилась о кратерный вал и, подпрыгивая, помчалась по нему вниз, я чувствовал себя баскетбольным мячом во время дриблинга. Я мчался вниз, к грязевой равнине, а моё сердце стучало почти так же часто, как и двигатель.

В момент, когда машина съехала со склона, я ударил по тормозам. Слишком рано! Корму джипа повело, и я увидел Кликса, удирающего от вихляющей машины во все лопатки. Я налёг на руль, и машина резко вильнула, направляясь теперь к озеру. Я снова вдавил педаль тормоза в пол, и джип снова закрутило; когда он остановился, его задние колёса были в воде. Я вывел машину на сушу. Подбежал Кликс; я опустил боковое стекло.

– Подбросить? – спросил я, ухмыляясь.

Кликс упёр руки в боки и сокрушённо покачал головой.

– Думаю, лучше я сяду за руль, – сказал он.

Тем лучше для меня: из всех поездок на автомобиле именно в этой я более всего предпочёл бы любоваться видами. Я перебрался на пассажирское сиденье, он сел за руль, и мы поехали в мезозой.

Date: 2015-09-18; view: 377; Нарушение авторских прав