Граничный слой. Можете ожидать от меня поисков истины, но не находок

Можете ожидать от меня поисков истины, но не находок.

Дени Дидро, французский философ (1713–1784)

Дневник путешественника, рассказывающий о путешествии в конец мезозоя, мог быть только фальшивкой. Чем ещё? О, его стиль письма на первый взгляд напоминал мой. В сущности, кто бы ни был его автор, он явно читал мою книгу «Драконы севера: Динозавры Канады». Когда я готовил рукопись для этой книги, то от курсива меня начало тошнить. Видите ли, ещё Линней решил, что биологическая классификация должна быть на латыни, а в современном английском иностранные слова принято печатать курсивом. Кроме того, Линней решил, что название рода должно писаться с большой буквы: Tyrannosaurus rex. Поскольку не существует обычных, обиходных названий для отдельных разновидностей динозавров, в популярных книгах, которые рабски следуют обоим правилам, каждое десятое слово либо начинается с большой буквы, либо напечатано курсивом – пытка для читательских глаз.

Коллеги потом долго мне этим попрекали, но в «Драконах севера» я послал оба правила лесом. При первом упоминании мезозойской твари я следовал линнеевскому стандарту, но дальше я употреблял её название, словно обычное английское слово, как «кошка» или «собака», без заглавных букв и курсива. Так вот, кто бы ни сляпал этот липовый дневник, он воспроизвёл по крайней мере эту часть моего стиля.

На моём палмтопе была предустановленная программка проверки грамматики, хотя до сих пор я ей ни разу не пользовался. Мой дневник за прошлый год всё ещё хранился на встроенной таблетке оптической памяти. Я открыл его в отдельном окошке рядом с липовым дневником и запустил проверялку грамматики на поиск общих стилистических черт в двух текстах. Программа выдала около дюжины графиков, в числе которых – «индекс читаемости Флеша–Кинкейда», «среднее количество слов в предложении» и «среднее количество предложений в абзаце». Вывод был однозначный – оба дневника, мой и путешественника во времени, были написаны в практически одинаковом стиле.

У программы проверки грамматики была ещё одна функция, которой я раньше никогда не находил применения: выдача алфавитного списка упомянутых в документе слов. Я применил её к обоим дневникам и отфильтровал список, оставив только слова, которые были в дневнике путешественника и отсутствовали в моём дневнике за прошлый год. Я подумал, что фальсификатор, возможно, выдаст себя использованием слов, которые я обычно не употребляю.

Я просмотрел список. Он включал множество слов, таких как «археоптерикс» и «выкашлял», но это всё были такие слова, которые я вполне мог употребить и сам. Лишь одно или два из них – как, например, «окоём» – звучали совершенно на меня непохоже, но у меня, в конце концов, есть диск с тезаурусом Роже.

Нет, всё было очевидно. Без одного из японских репликаторов с искусственным интеллектом и доступа к большому количеству написанной мной всячины в машинно‑читаемой форме только один человек мог написать этот дневник путешественника во времени.

Я сам.

Если дневник подлинный, значит, должны существовать упомянутые в нём люди. И ту, которая, по‑видимому, стояла у истоков всей этой чепухи, звали Чинмэй Чжуан.

Я сел за свой видавший виды рабочий стол, вероятно, помнивший ещё Гордона Эдмунда на посту куратора, и заговорил, обращаясь к настольному терминалу:

– Поисковый режим, – сказал я. – Чжуан, Чинмэй.

– Пожалуйста продиктуйте оба искомых термина по буквам, – ответил компьютер.

Я сделал, как сказано, и экран монитора моментально заполнился ссылками. В мире было по крайней мере три Чинмэй Чжуан. Одна из них вроде была ведущим экспертом по картофельным чипсам. Вторая – каким‑то авторитетом в китайско‑американских отношениях. Третья…

Третья несомненно была той, кого я искал: физик, судя по названиям найденных поисковиком работ, и…

Ага, вот это интересно: «Профессора арестованы при разгоне беспорядков в кампусе».

– Показать номер семнадцать, – сказал я.

На экране появилась заметка «Канейдиан Пресс» от 18 ноября 1988. Чинмэй Чжуан, в то время профессор на контракте, вместе с пятью другими профессорами была арестована в Университете Далхаузи в Галифаксе во время протестов против сокращения исследовательских фондов. В заметке говорилось, что она сломала голень одному из сотрудников университетской полиции. Вспыльчивая женщина.

– Назад, – сказал я. На мониторе снова появился список. Я стал просматривать его дальше – и улыбнулся. Надо же, она, как и я, тоже написала популярную книжку, «Временны́е ограничения: Тау в физике» в соавторстве с неким Г. К. Макензи, опубликованную издательством Университета Саймона Фрейзера в 2003 году.

Ссылка вела на список на сайте chapters.ca, который содержал рецензию, взятую из Quill & Quire, журнала, который я особенно люблю с тех пор, как он похвалил моих «Драконов севера»: «Макензи и Чжуан, специалисты по физике высоких энергий из ванкуверского TRIUMFа, представили сухой отчёт о текущем…»

Это было десять лет назад. Но попытаться стоило. Я активировал свой видеофон и запросил телефонный справочник.

– Ванкувер, пожалуйста, – сказал я задорной компьютерной физиономии, появившейся на экране. – TRIUMF. – Я продиктовал по буквам.

Компьютерное лицо продиктовало в ответ номер, параллельно показав его на экране. Музей не разрешает нам пользоваться функцией немедленного вызова, потому что она стоит дополнительные семьдесят пять центов, поэтому я нацарапал номер на бумажке и продиктовал его обратно в телефон. После двух гудков ответил мужской голос с пакистанским акцентом:

– Доброе утро, bonjour. TRIUMF.

– Здравствуйте, – сказал я и сам удивился, насколько взволнованно прозвучал мой голос. – Чинмэй Чжуан, пожалуйста.

– Доктор Чжуан сейчас недоступна, – ответил он. – Хотите оставить для неё сообщение?

– Да, – ответил я. – Да, хочу.

Чинмэй Чжуан не перезвонила и после трёх оставленных для неё в TRIUMFе сообщений, но я в конце концов выцыганил номер её не включённого в справочник домашнего телефона у того, кто ответил на мой звонок в четвёртый раз, поздно вечером. Когда я продиктовал телефону цепочку цифр, у меня вспотели ладони. Боже, я не нервничал так с того дня, как позвонил Тэсс и попросил её руки.

Торонто находится в 3300 км от Ванкувера; у меня здесь было начало одиннадцатого, что означало, что в Ванкувере едва перевалило за семь вечера. Телефон прозвонил трижды, прежде чем самодовольный логотип «Белл‑Канада» совершил свой обычный прыжок за пределы экрана. Однако вместо лица доктора Чжуан я увидел надпись: