Обратный отсчёт: 14

Мы знаем точно лишь когда знаем мало; чем больше знаем, тем больше сомневаемся.

Иоганн Вольфганг фон Гёте, немецкий драматург (1749–1832)

Кликс вскочил со своей кушетки, пересёк полукруглое помещение и подскочил к двери номер один. Он открыл её, спустился по короткому пандусу и выглянул в маленькое окошко в наружной двери. Я последовал за ним и заглянул в окошко через его плечо. За дверью был крутой склон кратерного вала, на кромке которого приплясывал зелёный троодон. Он дёргался, как мексиканский прыгающий боб, пытаясь удержаться на неровном склоне.

Кликс открыл внешнюю дверь и взглянул на животное.

– Чего вы хотите?

Рептилия молчала где‑то с полминуты. Наконец, она издала серию низких скрежещущих звуков – словно рвали лист гофрокартона. Кликс обернулся ко мне.

– По‑моему, этот не умеет говорить.

Я поскрёб бороду.

– Что он тогда здесь делает?

Звуки разрываемого картона стали тише и мягче. Наконец, из пасти рептилии послышалась английская речь.

– Ничего, чувак, – сказала она, только звучало это больше похоже на «Ничо, чуак».

Я улыбнулся.

– Неудивительно, что он малость тормозной, Кликс, – сказал я. – Этот, похоже, учился языку у тебя. – Я повернулся к троодону. – Здоро́во, чувак! День‑ё!

Троодон словно в раздумье уставился в землю.

– Солнце встало, и мне хочется домой[14], – сказал он, наконец.

Я расхохотался.

– Ваши отходы выведены? – спросил он. – Ваши тела очищены?

– Да, – осторожно подтвердил я.

– Тогда теперь мы должны говорить.

– Хорошо, – сказал я.

– Я войду? – спросил троодон.

– Нет, – сказал я. – Мы выйдем.

Троодон поднял чешуйчатую руку.

– Позже.

И в мгновение ока исчез, скатившись по склону. Я вышел на порог и огляделся. Солнце перевалило за полдень. Ослепительно яркое посреди безоблачного неба, оно начало клониться к западному горизонту. Прямо над головой я увидел трио великолепных медно‑красных птерозавров, лениво взмывающих и падающих в потоках горячего воздуха. Я сделал ещё один гигантский первый шаг наружу и съехал по кратерному валу на грязевую равнину. Кликс, последовал за мной, сжимая слоновье ружьё.

Трое троодонов стояли примерно в тридцати метрах от вала. Как только мы спустились, они неожиданно прытко кинулись к нам; их длинные ноги пожирали расстояние почти незаметно. В движении их изогнутые шеи ходили вперёд‑назад, как у голубей, но, поскольку у динозавров шеи значительно длиннее, то выглядело это элегантно, а не комично. Длинные жёсткие хвосты, торчащие прямо из худых бёдер, на ходу подскакивали вверх‑вниз. Потом троодоны разом остановились – без всякого предварительного торможения, их последний шаг ничем не отличался от предпоследнего. Они просто встали, как вкопанные, метрах в трёх от нас.

Троодон с ромбовидным пятном на морде – тот, что разговаривал как я – и в этот раз взял все переговоры на себя.

– У нас есть к вам вопросы, – сказал он.

– О чём? – спросил я.

– О Марсе, – ответил Ромбик. Я смотрел в его огромные жёлтые глаза с пульсирующим зрачком, гипнотически прекрасные. – Я снова спрашиваю о Марсе в будущем.

Я покачал головой, отводя глаза от его взгляда.

– А я снова отвечаю – я там не бывал.

Ромбика мой ответ не удовлетворил.

– Но если вы сгибаете время, вы, несомненно, умеете сгибать пространство. И даже если вы не жнёте, – двойное мигание глаз – не гнёте, у вас должны быть увеличительные оптические приборы, через которые можно многое узнать о нашем доме.

Я посмотрел на Кликса. Он пожал плечами.

– Всё, что вы говорите, конечно же, правда, – начал я. – Но не зная, на что похож Марс сейчас, в мезозое, мы не сможем хорошо описать, как он изменился – если изменился – в нашем времени. Вам понятно, в чём наша трудность?

– Трудно штаны через голову надевать, – сказал Ромбик. Сначала он говорит моим голосом, теперь ещё и шутит мои шутки. – Вы, несомненно, можете дать нам общую картину Марса без того, чтобы тратить время на описание его современного состояния. Сделайте это.

– Ну хорошо, чёрт тебя дери, – сказал я. – Всё равно рано или поздно узнаете. – Я ещё раз взглянул на Кликса, давая ему последний шанс остановить меня, если он посчитает, что я делаю огромную ошибку. Его лицо оставалось бесстрастным. – Я говорил правду, – сказал я, глядя в золотистые глаза Ромбика. – Ни один человек пока что не был на Марсе. Но мы посылали туда роботов‑исследователей. Они нашли в почве много странной химии, но никакой жизни. – Ромбик низко опустил голову; жёлтые глаза с вертикальными, как у кошки, зрачками вперились в растрескавшуюся землю. Было бы безумием пытаться интерпретировать его мимику, приписывать человеческие эмоции комку слизи и его марионетке‑динозавру, но всё же мне показалось, что существо переживает глубокое потрясение. – Мне очень и очень жаль, – сказал я.

– Марс мёртв, – сказал троодон, поднимая голову; предвечернее солнце блеснуло в его глазах, как две сверхновые. – Подтвердите, что таков был смысл.

– Боюсь, это так, – сказал я и поразился прозвучавшему в моём собственном голосе сочувствию. – Да, Марс действительно мёртв. – Мускулы животного расслабились, в то время как хет, по‑видимому, переваривал полученную новость. Я от души сочувствовал марсианину. Но, с другой стороны, если бы в 2013 год прибыл путешественник из будущего, отстоящего на 65 миллионов лет, я бы ничуть не был удивлён, услышав от него, что человеческий род давно исчез с лица Земли. – Послушайте, – сказал я мягко, – всё не так плохо. Ведь мы говорим о невообразимо далёком будущем.

Троодон уставился на меня. Он был похож на Кликса, только что задавшего мне очередную задачку на сообразительность.

– Как сказали мы ранее, наша история длится вдвое большее время. Для нас это будущее не невообразимо далёкое. – Он снова наклонил свою узкую морду к земле, рассматривая узор трещин и загнутых кверху краёв. – Вы говорите о нашем вымирании.

Кликс ободряюще улыбнулся.

– Все жизненные формы рано или поздно вымирают, – сказал он. Такова природа вещей. Взять хотя бы динозавров…

– Кликс…

– Они жили больше ста миллиардов лет, но очень скоро исчезнут без следа.

Голова Ромбика вскинулась вверх, взгляд золотистых глаз упёрся в Кликса.

– Что?

Останавливать его было уже слишком поздно.

– Боюсь, это правда, – продолжал Кликс. – Экосистема Земли скоро претерпит радикальное изменения, к которым динозавры не смогут приспособиться.

– С‑с‑скоро, – прошипел Ромбик. – Вы говорите скоро. Как скоро?

– Очень скоро, – ответил Кликс. – Не в том смысле, что на днях, разумеется. – Он улыбнулся. – Однако мы стремились попасть в геологическую эпоху, к которой относятся самые поздние находки ископаемых динозавров. В нашей технологии перемещения во времени имеется фундаментальный, неустранимый элемент неопределённости. Конец эпохи динозавров может отстоять на триста тысяч лет в будущее. Но он может случиться и гораздо раньше.

– На что похожа пятая планета? – внезапно спросил Ромбик.

– Пятая планета? – не понял я.

Золотистые кругляши уставились на меня.

– Да‑а‑а, – протянуло существо. – Пятая планета от солнца.

– А, Юпитер, – сказал я. – В наше время он практически такой же, как всегда: газовый гигант, неудавшаяся звезда. – Я прочесал ухо. – Правда, в наше время у него было маленькое узкое кольцо, которого, возможно, сейчас ещё нет. Не сравнить, конечно, с кольцами Сатурна, но оно довольно милое.

– Юпитер… о, понимаю, – сказал хет. – А между Марсом и Юпитером?

– Пояс астероидов, что же ещё?

– Конечно, – быстро согласился Ромбик. Три троодона посмотрели друг на друга, потом повернулись. Кончики их хвостов хлестнули воздух, и мы с Кликсом отступили, чтобы не попасть под удар. Все трое одновременно двинулись прочь.

– Подождите, – позвал Кликс. – Куда же вы?

Ромбик повернул свою заострённую голову и посмотрел на нас, однако никто из динозавров не сбился с шага. Огромные жёлтые глаза по очереди закрылись и открылись, и он проскрежетал:

– Заняться гигиеной.