Суббота, 4 июля 2011

Летний бриз играет с моими волосами, словно лаская меня ловкими пальцами любимой.

Моей любимой.

Ана.

Внезапно я просыпаюсь, и чувствую замешательство. Моя спальня окутана темнотой, Ана спит рядом, ее дыхание тихое и ровное. Я приподнимаюсь на локтях и запускаю руку в свои волосы. Такое ощущение, что кто-то только что трогал мои волосы. Я осматриваю комнату, вглядываюсь в темные углы, но в комнате кроме меня и Аны никого нет.

Странно. Я мог бы поклясться, что кто-то был здесь. Кто-то касался меня.

Это всего лишь сон.

Я прогоняю тревожные мысли и смотрю на чалы: 4:30 утра. Когда я ложусь на подушку, Ана бормочет что-то неразборчивое и разворачивается лицом ко мне, мгновенно засыпая. Такая безмятежная и красивая.

Я смотрю в потолок, отвлекаясь на мигающий огонек пожарной сигнализации. Мы не заключили контракт. Но все же Ана здесь. Рядом со мной. Что все это значит? Как мне вести себя с ней? Будет ли она соблюдать мои правила? Мне нужно знать, что она в безопасности. Я потираю лицо. Для меня это неизведанная территория, она не подчиняется моему контролю, это и тревожит.

Внезапно я вспоминаю о Лейле.

Черт.

Мысли сменяют друг друга: Лейла, работа, Ана… и я понимаю, что больше не усну. Поднявшись, я натягиваю пижамные штаны, закрываю дверь в спальню и направляюсь в гостиную, чтобы сесть за рояль.

Шопен – мое утешение. Мрачные ноты идеально сочетаются с моим настроением, и я проигрываю их снова и снова. Боковым зрением я замечаю какое-то движение, я смотрю в его сторону и вижу Ану, которая нерешительно приближается ко мне.

– Почему ты не спишь? – бормочу я, но продолжаю играть.

– А ты? – перебрасывает она. Ее лицо полно решимости, но она все равно выглядит такой маленькой и уязвимой и моем огромном банном халате. Я скрываю улыбку.

– Вы меня браните, мисс Стил?

– Совершенно верно, мистер Грей.

– Не спится.

У меня столько всего в голове, было бы лучше, если бы она вернулась в кровать и спала. Она должно быть здорово устала после вчерашнего. Она игнорирует мое настроение, и садиться рядом со мной, положив голову на мое плечо.

Это настолько нежно и интимно, что на мгновение я путаю ноты в прелюдии, но продолжаю играть, становясь спокойнее, потому что она рядом со мной.

– Что это? – спрашивает она, когда я доигрываю.

– Шопен. Опус двадцать восемь, прелюдия ми минор номер четыре, если хочешь знать.

– Я хочу знать все, чем ты занимаешься.

Милая Ана. Я целую ее волосы.

– Я не хотел тебя будить.

– Ты не виноват. Сыграй другую.

– Другую?

– Ту пьесу Баха, которую играл, когда я впервые у тебя осталась.

– А, Марчелло.

Не припомню последний раз, когда я играл для кого-то. Рояль – это инструмент для утешения, созданный только для моих ушей. Моя семья не слышала моей игры уже много лет. Но раз она просит, я сыграю для моей милой Аны. Мои пальцы ласкают клавиши, и запавшая в память мелодия эхом разливается по гостиной.

– Почему ты играешь только печальную музыку? – спрашивает она.

Разве эта печальна?

– Тебе было шесть, когда ты начал играть? – снова спрашивает она, поднимая свою голову и внимательно разглядывая меня. Ее лицо открыто и жаждет информации, как всегда, и после вчерашней ночи, кто я вообще такой, чтобы отказывать ей?

– Я начал заниматься, чтобы порадовать приемную мать.

– Боялся ударить в грязь лицом перед идеальным семейством? – в ее мягком голосе слышатся мои слова из нашей ночи откровений в Саванне.

– Можно сказать и так, – мне не хочется об этом разговаривать, и я удивлен, сколько всего она обо мне запомнила. – Почему ты встала? Не хочешь отоспаться после вчерашнего?

– На моих внутренних часах восемь утра. Время принимать таблетку.

– Хорошая память, – я впечатлен. – Только не забывай, что теперь ты в другом часовом поясе. Сегодня выпей таблетку на полчаса позже, завтра – добавь еще полчаса. Постепенно войдешь в график.

– Хороший план, – бормочет она. – А чем мы займемся в эти полчаса?

Ну, я мог бы трахнуть тебя на этом рояле.

– Есть несколько вариантов, – мой голос звучит соблазняющее.

– Можем поговорить, – она улыбается, провоцируя меня.

Я не настроен на разговоры.

– Есть идея получше, – мои руки обвивают ее талию, и притягиваю ее к себе на колени, затем я вдыхаю аромат ее волос.

– Разговорам ты всегда предпочитаешь секс, – смеется она.

– Верно. Особенно с тобой, – ее руки обвивают мои бицепсы. Все еще темно и тихо. Я провожу дорожку поцелуев от ее уха к горлу. – Скажем, на рояле, – шепчу я, в то время, как мое тело отвечает на всплывший образ обнаженной Аны, распростертой на крышке рояля, и волосами, свисающими вниз.

– Кое-что я хочу выяснить прямо сейчас, – тихо шепчет она мне на ухо.

– Вам только дай волю, мисс Стил. И что же вам не терпится выяснить? – носом я тихо стягиваю халат с ее плеча, и мои губы встречаются с ее нежной и теплой кожей.

– Кое-что о нас, – ее слова звучат как молитва.

– Хм, что именно? – я делаю паузу. К чему она клонит?

– Кое-что о нашем контракте.

Я останавливаюсь и встречаюсь с ее пронзительным взглядом. Зачем заниматься этим сейчас? Мои пальцы пробегаются по ее щеке.

– Контракт подлежит обсуждению.

– Подлежит обсуждению? – я замечаю улыбку на ее губах.

– Именно так.

– Но ты был так непреклонен! – В ее глазах появляется неуверенность.

– Это было давно. В любом случае, правила обсуждению не подлежат, – мне нужно знать, что ты в безопасности.

– Давно? Что это значит?

– До того, – до этого момента. До того как ты перевернула мой мир с ног на голову, до того как ты стала спать со мной, до того как ты положила свою голову мне на плечо, сидя за роялем. Все это… – Как мне захотелось большего, – бормочу я, прогоняя уже знакомое чувство неловкости.

– Вот как… – тянет она, и мне кажется, она удовлетворена моим ответом.

– Кроме того, ты уже дважды была в игровой комнате, но до сих пор не бросилась бежать от меня со всех ног.

– А ты ждал, что побегу?

– Чего бы я ни ждал от тебя, Анастейша, ты никогда не оправдываешь ожиданий.

Она хмурится.

– Давай уж выясним все до конца. Ты хочешь, чтобы я подчинялась правилам, но только им?

– За исключением игровой комнаты. Я хочу, чтобы там ты следовала духу контракта, а во все остальное время лишь подчинялась правилам. Тогда я буду уверен в твоей безопасности и смогу быть с тобой, когда захочу, – беспечно добавляю я.

– А если я нарушу правила?

– Тогда я накажу тебя.

– А как насчет моего разрешения?

– Я в нем не нуждаюсь.

– А если я скажу «нет»? – настаивает она.

Ну почему она такая упрямая?

– Нет, так нет. Я найду способ тебя убедить, – она должна знать. Она не дала себя отшлепать в эллинге, хотя я хотел. Но я сделал это позже… с ее согласия.

Она встает с моих колен и направляется к выходу из гостиной, на секунду мне кажется, что она убегает, но она оборачивается и озадаченно смотрит на меня.

– Значит, наказание остается.

– Только если ты нарушишь правила, – яснее ясного. Почему она никак не поймет.

– Я хочу перечитать контракт, – говорит она деловым тоном.

Она что, сейчас собралась его перечитывать?

– Сейчас принесу.

В своем кабинете я включаю компьютер и распечатываю правила. Интересно, почему мы обсуждаем это в пять часов утра?

Она стоит у раковины и пьет воду, когда я возвращаюсь с распечаткой. Я сажусь на стул и жду, наблюдая за ней. Ее спина напряжена, ничего хорошего это не сулит. Когда она поворачивается, я направляю листок в ее сторону по столешнице.

– Вот.

Она быстро просматривает правила.

– Значит, повиновение остается?

– Да.

Она качает головой и закатывает глаза, иронично улыбнувшись.

Ох, весело, значит.

Мое настроение неожиданно поднимается.

– Ты закатила глаза, Анастейша?

– И что ты намерен делать? – она насторожена и удивлена одновременно.

– То же, что и всегда, – если она мне позволит…

Она сглатывает, и ее глаза расширяются в предвкушении.

– Ты хочешь сказать…

– Да?

– Ты хочешь меня отшлепать?

– Хочу. И отшлепаю.

– Вы уверены, мистер Грей? – она скрещивает руки на груди и вызывающе выдвигает подбородок вперед.

– Думаете, вы сможете мне помешать?

– Для начала вам придется меня поймать, – она кокетливо улыбается и мой член тут же откликается на ее улыбку.

Она хочет поиграть.

Я поднимаюсь со стула и осторожно наблюдаю за ней.

– Поймать, мисс Стил? – воздух между нами буквально взрывается.

В какую сторону она побежит?

Переполненная эмоциями, она смотрит мне в глаза. Ее зубы дразнят нижнюю губу.

– А теперь вы закусили губу. – Она это специально делает? Я медленно двигаюсь влево.

– Ничего у вас не выйдет, – дразнит она. – И вы сами закатываете глаза, – она смотрит на меня и тоже движется влево.

– Да, но своей игрой вы еще больше меня возбуждаете

– Я быстро бегаю, – дразнит она.

– Я тоже.

Как ей удается так завести меня?

– Может быть, прислушаетесь к здравому смыслу?

– Когда это я к нему прислушивалась? – ухмыляется она.

– Мисс Стил, вы играете с огнем, – я преследую ее вокруг барной стойки. – Будет хуже, если я вас поймаю.

– Если догонишь, а я так легко не дамся.

Она серьезно?

– Анастейша, ты можешь упасть и пораниться, а это прямое нарушение правила номер семь.

– С тех пор как мы познакомились, мистер Грей, я не ощущаю себя в безопасности, и правила тут ни при чем.

– С этим трудно спорить.

Возможно это не игра. Она пытается сказать мне что-то? Она замешкалась, и я совершаю внезапный рывок, чтобы поймать ее. Она взвизгивает и бежит вокруг барной стойки в относительно безопасное место на другой стороне обеденного стола. Ее губы раскрыты. Выражение ее лица настороженное и в то же время дерзкое. Халат слетел с ее плеча. Она выглядит возбуждающе. Очень возбуждающе.

Я медленно крадусь в ее сторону, она отступает.

– А вы умеете отвлечь мужчину, Анастейша.

– Рада стараться, мистер Грей. От чего отвлечь?

– От жизни. Вселенной. – Бывших саб, которые пропали без вести. Работы. Нашего соглашения. Всего.

– За роялем вы казались сосредоточенным.

Она не собирается сдаваться. Я останавливаюсь и складываю руки на груди, обдумывая свою стратегию.

– Мы можем развлекаться подобным образом день напролет, но, в конце концов, я поймаю тебя, детка, и тогда тебе не поздоровится.

– Нет, не поймаешь, – абсолютно уверенно произносит она.

Я ухмыляюсь.

– Можно подумать, ты не хочешь, чтобы я тебя поймал.

– Именно, не хочу. Наказание для меня – все равно, что для тебя чужие прикосновения.

На меня снова внезапно обрушивается тьма, проникая под кожу и оставляя ледяной след отчаяния на своем пути.

Нет. Нет. Я не вынесу чужих прикосновений. Никогда.

– Ты действительно так чувствуешь? ― Как будто она коснулась меня. Ее ногти оставляют белые следы на моей груди.

Она моргает несколько раз, оценивая мою реакцию, когда она решается заговорить, ее голос звучит мягко и нежно.

– Не настолько сильно, но теперь ты меня понимаешь, – на ее лице видна тревога.

Вот черт! Это проливает свет на наши отношения.

– Да, – бормочу я, потому что не нахожу ничего лучшего.

Она глубоко вздыхает и приближается ко мне. Когда она подходит близко, то с опасением заглядывает мне в глаза.

– Ты так сильно боишься наказания? – шепчу я.

Ну, вот и все. Мы действительно несовместимы.

Нет. Я не хочу в это верить.

– Я… нет, – говорит она и во мне загорается надежда. – Нет, – продолжает она. – Нет, я испытываю двойственные чувства. Я не хочу, чтобы меня наказывали, но во мне нет ненависти.

– Однако вчера, в игровой комнате…

– Я согласилась, потому что ты в этом нуждался. Я – нет. Вчера мне не было больно. В той обстановке это казалось чем-то неестественным, и я доверяла тебе. Если ты захочешь меня наказать, ты сделаешь мне по-настоящему больно.

Черт. Скажи ей.

Время открыть правду, Грей.

– Я хочу сделать тебе больно, но не больнее, чем ты сможешь вытерпеть.

– Почему?

– Мне это нужно, – шепчу я. – Я не могу сказать.

– Не можешь или не скажешь?

– Не скажу.

– Значит, ты знаешь причину.

– Знаю.

– Но мне не скажешь.

– Если скажу, ты убежишь от меня, не чуя ног. Я не могу так рисковать, Анастейша.

– Ты хочешь, чтобы я осталась.

– Больше, чем ты думаешь. Я не вынесу твоего ухода.

Я больше не могу вынести расстояния между нами. Я прижимаю ее к себе, чтобы она не смогла убежать. Мои губы ищут ее. Она отвечает на мой поцелуй, впиваясь в меня с такой же страстью, надеждой и тоской. Парящая надо мной тьма отступает, и я нахожу свое утешение.

– Не уходи. Во сне ты сказала, что не оставишь меня, и умоляла не оставлять тебя.

– Я не хочу уходить, – говорит она, но ее глаза пытаются, найти ответ в моих. И я разоблачен. Моя уродливая, истерзанная душа видна как на ладони.

– Покажи мне, – говорит она.

Я не понимаю, что она имеет в виду.

– Показать?

– Покажи мне, что значит «больно».

– Что? – я отстраняюсь, и смотрю на нее, не веря своим ушам.

– Накажи меня. Я хочу знать, каково это.

О, нет. Я выпускаю ее из объятий и отхожу от нее так, что она не может коснуться меня.

Она смотрит на меня открыто, честно, серьезно. Она в очередной раз предлагает себя мне. Отдается полностью, так, что я могу делать с ней все, что захочу. Я в шоке. Она делает это ради меня? Я не могу поверить в это.

– Ты хочешь попробовать?

– Да, я же сказала. Хочу, – она полна решимости.

– Ана, ты запутала меня.

– Я и сама запуталась. Я хочу попробовать. Зато мы узнаем, сколько я способна вытерпеть. И если я выдержу, возможно, ты…

Она замолкает, а я делаю еще один шаг назад. Она хочет коснуться меня.

Нет.

Но если мы сделаем это, тогда я буду знать. Она будет знать.

Мы оказались на этой стадии куда раньше, чем я предполагал.

Смогу ли я это сделать?

И я этот момент я понимаю, что нет ничего, чего бы мне хотелось больше. Нет ничего, что смогло бы удовлетворить монстра живущего внутри меня.

До того как я передумаю, я беру ее за руку и веду вверх, в игровую комнату. У двери я останавливаюсь.

– Я покажу тебе, каково это, и ты во всем разберешься сама. Ты готова?

Она кивает, а на лице ее появляется уже такая знакомая решимость.

Пусть будет так.

Я открываю дверь и быстро снимаю ремень с крючка, боясь, что она может передумать. Я веду ее к скамейке в углу комнаты.

– Перегнись над скамейкой, – тихо командую я.

Не сказав ни слова, она делает как велено.

– Мы здесь, потому что ты сама этого захотела, Анастейша. И ты убегала от меня. Я намерен ударить тебя шесть раз, и ты будешь считать вместе со мной.

Она по-прежнему молчит.

Я поднимаю край ее банного халата и закидываю его ей на спину, обнажая ее прекрасный зад. Моя ладонь проходится по ягодицам и бедрам. По моему телу пробегает мелкая дрожь.

Вот и все. Это то, чего я хочу. То, чего я добивался.

– Я выпорю тебя, чтобы ты не вздумала убежать, и, как бы трудно тебе ни дался этот опыт, я не хочу, чтобы ты от меня убегала. И ты закатывала глаза. Ты знаешь, как я к этому отношусь, – я глубоко вдыхаю, наслаждаясь моментом, пытаясь успокоить биение моего сердца.

Я нуждаюсь в этом. Вот чем я занимаюсь. И мы наконец-то пришли к этому.

Она сможет выдержать.

Она еще ни разу меня не подводила.

Удерживая ее одной рукой за поясницу, я взмахиваю ремнем. Еще раз глубоко вдыхаю, пытаясь сконцентрироваться.

Она не убежит. Она попросила меня.

Я с силой бью ее по обеим ягодицам.

Шокированная, она громко вскрикивает.

Но она кричит не номер… и не стоп-слово.

– Считай, Анастейша! – приказываю я.

– Один! – кричит она.

Хорошо… не стоп-слово.

Я ударяю ее снова.

– Два! – выкрикивает она.

Все правильно, кричи громче, детка.

Я ударяю еще раз.

– Три, – она вздрагивает.

На ее заднице видны три полосы.

Я бью в четвертый раз.

Она выкрикивает номер. Громко и четко.

Тебя никто не услышит, детка. Кричи все что хочешь.

Я бью ее снова.

– Пять, – она рыдает. Я останавливаюсь, ожидая услышать стоп-слово.

Но она не произносит его.

И последний ― на удачу.

– Шесть, – шепчет Ана хриплым, слабым голосом.

Я отбрасываю ремень, наслаждаясь эйфорически сладким чувством облегчения. Я вымотан, мне тяжело дышать и меня переполняют чувства. Ах, эта прекрасная девушка, моя прекрасна девушка. Мне хочется поцеловать каждый дюйм ее тела. Мы здесь. Где я хочу быть. Я притягиваю ее к себе.

– Оставь меня… нет… - она вырывается из моих объятий, отталкивает меня и, наконец, поворачивается ко мне, словно шипящая дикая кошка. – Не прикасайся ко мне! – шипит она. Ее лицо покрылось пятнами, по щекам бегут слезы, она шмыгает носом, а волосы стали похожи на нечто темное и непонятное, но она никогда не выглядела настолько великолепной… и в то же время злой.

Ее гнев волной обрушивается на меня.

Она в ярости. Реально в ярости.

Ладно, на злость я не рассчитывал.

Дай ей минутку. Подожди, пока подействуют эндорфины.

Обратной стороной ладони она вытирает слезы.

– Это то, чего ты хотел? Меня? Такую?

Она выбирает нос рукавом халата.

Моя эйфория испаряется.

Я растерян, абсолютно беспомощен и парализован ее гневом. Слезы мне знакомы и понятны, но ярость… где-то глубоко внутри она находит отклик, но я не хочу думать об этом.

Не надо, Грей.

Почему она не попросила меня остановиться? Она не произнесла стоп-слово. Она заслужила наказание. Она убегала от меня. Она закатывала глаза. Вот что бывает, когда бросаешь мне вызов, детка.

Она сердито смотрит на меня. Ее голубые глаза широко распахнуты, и я вижу в них боль, гнев и внезапное пугающее осознание.

Черт. Что я наделал?

Это отрезвляет.

Я теряю равновесие, раскачиваясь на краю опасной пропасти, отчаянно пытаясь найти нужные слова, но ничего не идет в голову.

– Чертов сукин сын, – рычит она.

Мое дыхание останавливается, будто она только что отхлестала меня ремнем.

Она поняла кто я.

Она разглядела во мне монстра.

– Ана, – шепчу я, умоляя ее. Я хочу, чтобы она перестала злиться. Я хочу обнять ее, чтобы заглушить боль. Я хочу, чтобы она плакала в моих объятиях.

– Не смей называть меня Аной! Сначала разберись со своим дерьмом, Грей! – она встает и выходит из игровой комнаты, аккуратно закрыв за собой дверь. Ошеломленно, я смотрю на закрытую дверь. Ее слова звенят у меня в ушах.

Чертов сукин сын.

Никто и никогда не срывался на мне. Какого черта? Я машинально запускаю руки в волосы, пытаясь понять ее реакцию. И свою. Я позволил ей уйти. Я не сумасшедший… я… что? Я поднимаюсь, поднимаю ремень и вешаю его на крючок на стене. Это был, без сомнения, один из лучших моментов в моей жизни. Всего какое-то мгновение назад я был полностью счастлив, неопределенность между нами исчезла. Дело сделано.

Теперь, когда она знает, во что вовлечена, мы можем двигаться дальше.

Я говорил ей. Людям как я нравится причинять боль.

Но только женщинам, которым это нравится.

Я все больше начинаю беспокоиться.

Ее реакция… образ ее ранимой, и недоброжелательно смотрящей на меня всплыл в моем сознании. Это и тревожит. Я всегда причиняю женщинам боль – мне это нравится.

Но Ана?

Я сажусь на пол, и прислоняю голову к стене, положив руки на согнутые колени. Я позволил ей плакать.

Ей станет лучше, когда она выплачется. Исходя из моего опыта, всем женщинам становилось легче. Нужно дать ей время, а потом пойти и предложить ей помощь. Она не сказала стоп-слово. Она попросила меня. Она хотела узнать, любопытство – как всегда. Это было лишь сильным разочарованием, вот и все.

Чертов сукин сын.

Я закрываю глаза и улыбаюсь без особого веселья. Да, Ана, я сукин сын, и теперь ты знаешь это. Можем двигаться дальше в наших отношениях… договоренностях. Чем бы это ни было.

От таких мыслей легче мне не становится, и я тревожусь все сильней. Ее потемневшие глаза, впившиеся в меня взглядом, возмущенные, обвиняющие, жалеющие… она смогла разглядеть меня таким, какой я есть. Она увидела монстра.

Мне вспомнились слова Флинна: «Не зацикливайся на негативе, Кристиан».

Я снова закрываю глаза и вижу искаженное в муках лицо Аны.

Какой же я дурак.

Было слишком рано.

Слишком рано.

Черт.

Я утешу ее.

Да, пусть поплачет, а потом я ее утешу.

Я был зол на нее, потому что она убегала от меня. Зачем она так поступила?

Черт. Она сильно отличается от всех женщин, которых я знал. Конечно у нее другая реакция.

Мне нужно увидеть ее, обнять ее. Мы должны пройти через это вместе. Интересно, где она.

Черт!

Во мне затаилась паника. Что, если она ушла? Нет, она бы так не поступила. Она бы не ушла, не попрощавшись. Я встал, выбежал из комнаты и направился вниз по лестнице. Ее нет в гостиной. Должно быть она в спальне.

Я врываюсь в свою спальню.

Кровать пуста.

Паника скрутила мой живот. Нет, она не могла уйти. Наверху! Она, наверное, в своей комнате. Я переступаю через три ступеньки и останавливаюсь у двери ее комнаты. Она там. Плачет.

О, слава Богу.

Я с облегчением прислоняю голову к двери.

Мысль об ее уходе была ужасной.

Конечно, ей просто нужно было поплакать.

Спокойно вдохнув, я направился в ванную комнату рядом с игровой, взял крем с арникой, адвил и стакан воды. С этим набором я возвращаюсь в ее комнату.

Там темно, хотя рассвет уже появляется на горизонте, и мне понадобилось время, чтобы найти мою красавицу. Она лежит, свернувшись на середине кровати. Она выглядит такой маленькой, уязвимой. Она рыдает, и эти звуки разрывают меня изнутри. Ни одна саба не действовала на меня так… даже, когда они ревели. Я не понимаю. Почему я чувствую себя таким потерянным? Поставив крем, воду и таблетки я поднимаю одеяло и ложусь рядом с ней. Она застывает. Все ее тело кричит: «Не прикасайся ко мне!». И это не ирония.

– Шшш, – шепчу я в тщетной попытке остановить ее слезы и успокоить. Она не отвечает, все так же оставаясь застывшей и непреклонной.

– Не сердись на меня, Ана, пожалуйста, – она немного расслабилась, позволяя мне обнять ее и зарыться носом в ее прекрасные ароматные волосы. Она пахнет как никогда прекрасно, ее сладкий аромат — успокаивающий бальзам для моих нервов. Я оставляю нежный поцелуй на ее шее.

– Не гони меня, – шепчу я, прильнув губами к ее шее, пробуя ее на вкус. Она ничего не поизносит, но постепенно ее плачь превращается в тихое пошмыгивание носом. Наконец, она успокаивается. Мне кажется, она заснула, но я не могу набраться смелости, чтобы проверить это, боясь потревожить ее. По крайней мере, она спокойна.

Рассвет набирает силу, и мягкий свет становился все ярче, врываясь в комнату вместе с утром. Мы все еще тихо лежали. Мои мысли быстро сменяю друг друга. Я обнимаю свою девочку и просто наблюдаю за тем, как меняется свет. Не могу вспомнить момента, когда я вот так просто лежал, чтобы время медленно протекало, а мои мысли блуждали в моей голове. Может мне стоит показать ей «Грейс».

Да. Мы можем пойти под парусом в обед.

Если она будет с тобой разговаривать, Грей.

Она шевелится, слабое подергивание ее ног говорит мне о том, что она проснулась.

– Я принес тебе Адвил и крем с арникой.

Наконец, она отвечает, медленно разворачиваясь в моих объятиях ко мне лицом. В ее глазах застыла боль, она смотрит на меня напряженным вопросительным взглядом. Она рассматривает меня довольно долго, будто увидела меня в первый раз. Как же это раздражает, потому что, как всегда, я понятия не имею, о чем она думает, что видит. Но она определенно спокойнее, и это приносит мне небольшое облегчение. В конце концов, сегодня может быть хороший день.

Она гладит мою щеку и пробегает пальцами по подбородку, щекоча мою щетину. Я закатываю глаза, наслаждаясь ее прикосновением. Все кажется таким новым: ощущения, когда меня трогают ее невинные пальчики. Они заставляют темноту исчезнуть. Мне нравится, когда она трогает мое лицо… или запускает руки в мои волосы.

– Прости меня, – говорит она.

Ее нежно произнесенные слова удивляют меня. Она извиняется передо мной?

– За что?

– За то, что я сказала.

Облегчение пронеслось сквозь все мое тело. Она простила меня. К тому же то, что она сказала в гневе, было правдой. Я чертов сукин сын.

– Ты не сказала ничего такого, чего бы я уже не знал... – и впервые за многие годы я принес извинения. – Прости, что причинил тебе боль.

Она слегка пожимает плечами и едва заметно улыбается. Я помилован. У нас все хорошо. Все в порядке. Да, я чувствую облегчение.

– Я сама тебя попросила, – говорит она.

Конечно, так и было, детка.

Она нервно сглатывает.

– Не думаю, что смогу быть такой, какой бы ты хотел, чтобы я была, – признает она, в ее больших глазах видна неподдельная искренность.

Мир замирает.

Блядь.

У нас вовсе не все хорошо.

Грей, исправь это.

– Ты — все, что мне нужно.

Она хмурится. Ее глаза покраснели, она очень бледная, такой я ее раньше не видел. Странное сочетание.

– Я не понимаю,– говорит она,– Покорность – не мой конек, и будь я проклята, если еще раз позволю тебе проделать со мной то, что ты сделал сегодня. А ты сам признался, что тебе это необходимо.

Вот он – ее решающий удар. Я зашел слишком далеко. Теперь она знает, и все аргументы, которые были у меня, когда я только начал преследовать эту девушку вернулись ко мне. Она не принадлежит моему образу жизни. Как я могу склонить ее к нему? Она слишком молода, слишком невинна, слишком… Ана.

Мои мечты оказались только мечтами. Ничего не выйдет.

Я закрываю глаза, мне тяжело смотреть на нее. Это, правда, ей будет лучше без меня. Теперь, когда она увидела монстра, ― она знает, что не может бороться с ним. Я должен дать ей свободу, отпустить ее. У нас ничего не получится.

Соберись, Грей.

– Ты права, я должен отпустить тебя. Я тебя недостоин.

Она широко распахивает глаза.

– Я не хочу уходить, – шепчет она. На ее глазах наворачиваются слезы, блестящие на длинных темных ресницах.

– Я тоже не хочу, чтобы ты уходила, – отвечаю я, потому что это правда. Меня снова охватывает зловещее пугающее чувство. Слеза скатывается по ее щеке. Нежно большим пальцем я вытираю слезинку с ее щеки. Слова вылетают быстрее, чем я успеваю осознать то, что сказал. – С тех пор как я тебя встретил, я словно заново родился. – Я обвожу пальцем ее нижнюю губу. Я хочу поцеловать ее, страстно. Заставить ее забыться. Обворожить ее. Пробудить ее – я знаю, что мне это под силу. Но что-то останавливает меня – ее настороженный униженный взгляд. Разве ей хотелось бы, чтобы ее целовал монстр. Она может оттолкнуть меня, а я не знаю, смогу ли пережить еще один отказ. Ее слова преследуют меня, толкая в темное унылое воспоминание.

Ты чертов сукин сын.

– И я… я люблю тебя, Кристиан.

Я вспоминаю, как Каррик учил меня нырять. Мои пальцы обхватили край бассейна, а я упал захлебываясь в воду. Вот и сейчас я снова падаю в пропасть в замедленном действии.

Она не может любить меня.

Не меня! Нет!

Я подавился воздухом, наполненным ее словами, тяжелым грузом, легшими на мою грудь. Я погружаюсь все глубже и глубже, меня встречает темнота. Я не могу слышать ее слова. Я не знаю, что с ними делать. Она не понимает ни что она только что сказала, ни с кем связалась, ни с чем связалась.

– Нет, – мой голос полон болезненного недоверия. – Ты не можешь любить меня, Ана… Это неправильно.

Нужно ей все объяснить. Она не может любить монстра. Она не может быть влюблена в чертова сукина сына. Ей нужно уйти. Она должна уйти – и в момент все становится предельно ясно. Эврика! Я не могу сделать ее счастливой. Я не смогу стать тем, кто ей нужен. Я не могу продолжать это. Нужно порвать с этим. Не надо было и начинать.

– Неправильно? Почему?

– Посмотри на себя! Разве я способен дать тебе счастье? – в моем голосе слышится страдание, и я все глубже и глубже проваливаюсь в бездну, окутанный отчаянием.

Никто не способен полюбить меня.

– Но ты уже дал мне счастье, – непонимающе говорит она.

Анастейша Стил, посмотри на себя. Нужно быть честным с ней.

– Не сейчас, не тем, что я сделал, не тем, что мне хочется делать.

Она моргает, ее ресницы порхают над ее большими, переполненными болью глазами. Она пристально смотрит на меня в поисках правды.

– Нам никогда не преодолеть этого?

Я отрицательно качаю головой, потому что не могу подобрать слов. Все сходилось в несовместимости... снова. Она закрыла глаза, будто ей стало больно, и когда она открыла их, они были чище и полны решимости. Она перестала плакать. И я почувствовал, как кровь застучала в моей голове. Я знаю, что она скажет. Я боялся услышать это.

– Что ж... тогда мне наверно лучше уйти, – она морщится, когда садится на кровать.
Сейчас? Она не может уйти!

– Нет, нее уходи, – я падаю глубже и глубже. Ее уход будет грандиозной ошибкой. Моей ошибкой. Но она не может остаться, если чувствует ко мне такое, она просто не может.

– Оставаться нет смысла, – говорит она и осторожно выбирается из постели, все еще одетая в халат. Она действительно уходит. Я выкарабкиваюсь из кровати, чтобы остановить ее, но ее взгляд приковывает меня к полу – мрачная, холодная, отстраненная – это совсем не моя Ана.

– Мне нужно одеться, и я хочу побыть одна, – говорит она. Ее голос звучит пустотой. Она разворачивается и уходит, закрывая за собой дверь. Я долго смотрю на закрытую дверь.

Уже второй раз за день она уходит от меня.

Я сажусь на кровати и обхватываю голову руками, пытаясь успокоиться и разобраться в своих чувствах.

Она любит меня?

Как это произошло? Как?

Грей, ты чертов идиот.

С такой девушкой как она всегда есть такой риск. Для такой хорошей, невинной и смелой девушки. Риск в том, что она разглядела меня слишком поздно. В том, что я заставляю ее страдать.

Почему от этого так больно? Мне словно пробили легкое. Я выхожу из комнаты вслед за ней. Она, может, и хочет побыть одна, но если она бросает меня, мне нужно одеться.

Когда я вхожу в свою комнату, она принимает душ. Я быстро надеваю джинсы и футболку. Я выбрал черное – идеально для моего настроения. Взяв телефон, я брожу по квартире, борясь с желанием сесть за рояль и сыграть какую-нибудь скорбную мелодию. Но вместо этого я стою в середине комнаты, абсолютно ничего не чувствуя.

Опустошение.

Соберись, Грей! Это правильное решение. Дай ей уйти.

Мой телефон вибрирует. Уэлч. Он нашел Лейлу?

– Уэлч.

– Мистер Грей, есть новости, – его голос скрипит в телефоне. Ему нужно перестать курить. Он похож уже на Дип Фрота.

– Ты нашел ее? – мое настроение немного поднимается.

– Нет, сэр.

– Тогда что? – какого черта ты вообще позвонил?

– Лейла ушла от мужа. Он, наконец, признался в этом. Он снял с себя всякую ответственность за нее.

Вот это новость.

– Понятно.

– У него есть предположение о том, где она может быть, но он ждет вознаграждения. Хочет знать, кто так интересуется его женой. Хотя он назвал ее по-другому.

Я борюсь с нарастающей злостью.

– Сколько он хочет?

– Он сказал: две тысячи.

– Что он сказал? – кричу я, теряя контроль. Почему он раньше не сказал, что Лейла от него ушла? – Хорошо, мог бы сказать нам чертову правду. Какой у него номер? Я хочу позвонить ему. Уэлч, это полный провал.

Я поднимаю глаза и вижу Ану, неловко стоящую у входа в гостиную. На ней джинсы и уродливый свитер. Бледная как смерть, большие голубые глаза на осунувшемся замученном лице. Ее чемодан стоит рядом с ней.

– Найдите ее, – отрезал я, бросая трубку. Разберусь с Уэлчем позже.

Ана подходит к дивану и достает из рюкзака Макбук, телефон и ключи от машины. Глубоко вдохнув, она направляется на кухню и кладет все три предмета на барную стойку.

Какого черта? Она возвращает подарки?

Она поворачивается ко мне лицом, на ее маленьком бледном лице ясно читается решимость. Этот ее упрямый взгляд, я хорошо его знаю.

– Мне нужны деньги, которые Тейлор выручил за «Жука», – говорит она спокойным монотонным голосом.

– Ана, мне не нужны твои вещи, – она не может так со мной поступить. – Пожалуйста, забери их.

– Нет, Кристиан, я взяла их на определенных условиях. Больше я в них не нуждаюсь.

– Ана, будь благоразумна!

– Не хочу, чтобы они напоминали мне о тебе. Просто отдай деньги, которые Тейлор выручил за моего «Жука», – ее голос лишен всяких эмоций.

Она хочет забыть меня.

– Ты хочешь сделать мне больно?

– Нет, я пытаюсь защитить себя.

Конечно, она хочет защитить себя от монстра.

– Пожалуйста, Ана, возьми их.

Ее губы такие бледные.

– Кристиан, не будем ссориться, просто отдай мне деньги.

Деньги. Дело всегда в этих проклятых деньгах.

– Чек подойдет? – рычу я.

– Да, полагаю, я могу тебе доверять.

Она хочет денег, она их получит. Я влетаю в кабинет, едва сдерживая себя в руках. Сажусь за стол и звоню Тейлору.

– Доброе утро, мистер Грей.

Я игнорирую его приветствие.

– Сколько ты получит за Фольксваген Аны?

– Двенадцать тысяч долларов, сэр.

– Так много? – Несмотря на мое мрачное настроение, я удивлен.

– Это классика, – говорит он, объясняющим тоном.

– Спасибо. Ты мог бы отвезти мисс Стил домой, сейчас?

– Конечно. Я буду ждать внизу.

Я вешаю трубку и достаю чековую книжку из стола. Вспоминаю разговор с Уэлчем об этом придурке – муже Лейлы.

Все дело в проклятых деньгах!

В гневе я удваиваю сумму, вырученную Тейлором за эту развалюху, и кладу чек в конверт.

Когда я вернулся, она все еще стояла у барной стойки, потерянная, похожая на ребенка. Я передаю ей конверт, и моя злость испаряется, когда я смотрю на нее.

– Тейлор выручил за «жука» неплохую сумму. Что ты хочешь, вечная классика, – оправдываюсь я. – Можешь сама у него спросить. Он отвезет тебя домой.

Я киваю в сторону Тейлора, стоящего у входа в гостиную.

– Спасибо, сама доберусь.

Нет, соглашайся, Ана. Почему она так со мной поступает?

– Ты решила во всем мне перечить?

– Так быстро я привычек не меняю, – она смотрит на меня ничего не выражающим взглядом.

В двух словах это причина, почему наше соглашение было обречено с самого начала. Она просто не готова к этому, и глубоко в душе я знал это. Я закрываю глаза.

Какой же я дурак.

Я смягчаюсь, стараясь уговорить ее.

– Пожалуйста, Ана, позволь Тейлору отвезти тебя домой.

– Я подгоню машину, мисс Стил, – с нажимом говорит Тейлор и уходит. Может быть, она его послушает. Она оборачивается, но Тейлор уже спустился вниз за машиной.

Она поворачивается ко мне, и вдруг ее глаза становятся еще больше. Я задерживаю дыхание, не могу поверить, что она уходит. Это последний раз, когда я вижу ее, и она такая печальная. Это больно ранит, потому что это я ― причина ее грусти. Я неуверенно шагаю вперед. Мне хочется обнять ее и умолять остаться.

Она отступает назад, и я понимаю, что не нужен ей. Я оттолкнул ее от себя.

Я замираю.

– Я не хочу, чтобы ты уходила.

– Я не могу остаться. Я знаю, что мне нужно, но ты не можешь мне этого дать, а я не в состоянии дать то, что нужно тебе.

О, пожалуйста, Ана, позволь мне обнять тебя еще раз. Почувствовать твой сладкий-сладкий аромат. Ощутить тебя в своих руках. Я снова ступаю вперед, но она протягивает перед собой руки, останавливая меня.

– Не надо, пожалуйста, – она отстраняется в панике. – Я не могу, – она берет свой чемодан и рюкзак, и направляется в вестибюль. Я иду следом, короткими и беспомощными шажками, мои глаза сфокусированы на ее маленькой удаляющейся фигуре.

В вестибюле я вызываю лифт. Я не могу оторвать взгляда от нее… ее тонкого маленького лица, этих губ, линии темных ресниц, изогнутых и бросающих тень на ее бледные-бледные щеки.

Я не могу найти подходящих слов, пока пытаюсь запомнить каждую мелочь. У меня не осталось никаких ослепительных ходов, ни находчивости, никаких высокомерных команд. У меня не осталось ничего, кроме огромной пустоты, зияющей в моей груди.

Двери лифта открываются и Ана заходит внутрь. Она смотрит на меня, и на секунду маска слетает. И тогда я вижу отражение своей боли на ее прекрасном лице.

Нет… Ана. Не уходи.

– Прощай, Кристиан.

– Ана… Прощай.

Двери закрываются. Она ушла.

Я медленно опускаюсь на пол и обхватываю голову руками. Оглушающая и болезненная пустота поглотила меня.

Грей… Что ты, черт возьми, натворил?

Когда я снова поднимаювзгляд, картины в моем вестибюле – мои Мадонны – заставляют меня грустно улыбнуться. Идеализация материнства. Все они либо смотрят на своих младенцев, либо направляют свой зловещий взгляд на меня.

Они имеют право смотреть на меня так. Она ушла. Действительно ушла. Лучшее, что со мной когда-либо случалось. После того как она сказала, что никогда не покинет меня. Она обещала, что никогда не оставит меня. Я закрываю глаза, чтобы не видеть эти безжизненные, жалостливые взгляды, и прислоняюсь головой к стене. Ладно, она говорила это во сне, а я как дурак, поверил. Глубоко в душе я всегда знал, что я не подхожу ей, а она слишком хороша для меня. Так и должно быть.

Тогда почему я так плохо себя чувствую? Почему мне так больно?

Звонок, оповещающий о прибытии лифта, заставляет мои глаза раскрыться, а мое сердце начинает бешено биться. Она вернулась. Я сижу словно парализованный в ожидании. Двери лифта открываются, появляется Тейлор и заминает на месте.

Дьявол. Сколько же я тут просидел?

– Мисс Стил дома, мистер Грей, – говорит он так, будто каждый день видит меня распластавшимся на полу.

– Как она? – спрашиваю я, стараясь звучать как можно непринужденно, хотя мне действительно нужно знать.

– Расстроена, сэр. – Он как всегда не показывает никаких эмоций.

Я киваю, освобождая его. Но он не уходит.

– Вам что-нибудь нужно, сэр? – спрашивает он, слишком добрым тоном, как мне показалось.

– Нет. – Уйди. Оставь меня в покое.

– Сэр, – говорит он и выходит, оставляя меня на полу в холле.

Как бы мне ни хотелось сидеть здесь весь день и погрязнуть в отчаянии, я не могу позволить себе этого. Мне нужна информация от Уэлча и нужно позвонить жалкому подобию мужа Лейлы.

И мне нужен душ. Возможно, эта агония смоется в душе.

Я встаю, оперившись о деревянный стол, возглавляющий холл, и мои пальцы растеряно проходят по его инкрустации. Я хотел трахнуть на нем мисс Стил. Я закрываю глаза, представляя ее растянувшейся на этом столе, ее голова запрокинута назад, а подбородок поднят вверх, рот приоткрыт в экстазе, а ее сочные волосы свисают с края. Черт, мне тяжело даже думать об этом.

Проклятье.

Боль внутри меня разрастается с новой силой.

Она ушла, Грей. Смирись с этим.

И благодаря многим часам отработанного чувства самоконтроля, я поднимаюсь на ноги.

Вода в душе бурлит.Температура чуть ниже болезненной, такая, какая мне нравится. Я стою под каскадом воды, пытаясь забыть ее, надеясь, что горячая вода выжжет ее из моей головы и смоет ее запах с моего тела.

Если она решила уйти, то пути назад нет.

И никогда не будет.

Я со злостью мою голову.

Скатертью дорога.

Я вздыхаю.

Нет. Ничего подобного.

Я подставляю лицо под струи воды. Ни о какой дорожке устланной скатертью и речи быть не может. Я буду скучать по ней. Я прислонился лбом к кафелю. Еще вчера она была здесь со мной. Я уставился на свои руки, пальцы неосознанно ласкали поверхность кафельной плитки, где еще вчера ее руки упирались о стену.

К черту все.

Я выключаю воду и выхожу из душевой кабины. Каждый день моей жизни теперь будет становиться темнее и опустошённое, потому что ее больше нет рядом, думая, я оборачиваю полотенце вокруг своих бедер.

Никаких игривых, остроумных э-мейлов.

Больше не будет ее умненького ротика.

Не будет любопытства.

Ее ярко голубые глаза больше не будут смотреть на меня со скрытым изумлением… или шоком… или желанием. Я смотрю на задумчивого угрюмого мерзавца, отражающегося в зеркале.

– Что, черт возьми, ты натворил, придурок? – презрительно говорю я ему. Он с сарказмом шевелит губами в унисон со мной. И этот ублюдок смотрит на меня своими большими серыми глазами наполненными страданьем.

– Ей лучше без тебя. Ты не можешь стать тем, кто ей нужен. Ты не можешь утолить ее нужды. Ей нужны сердечки и цветочки. Она заслуживает большего, что мы, чертов придурок. – Испытывая отвращение к глядящему на меня исподлобья отражению, я отворачиваюсь от зеркала.

К черту бритье сегодня.

Я вытираюсь у комода и достаю нижнее белье и чистую футболку. Я поворачиваюсь и замечаю маленькую коробочку на своей подушке. Земля снова уходит у меня из-под ног. Открывая подо мной пропасть. Ее челюсти открыты и ждут меня. Мой гнев сменяется страхом.

Это что-то от нее. Что она могла оставить мне? Я отложил одежду и, глубоко вдохнув, сажусь на кровать и поднимаю коробочку.

Это планер. Модель для сборки Blanik L23. Записка, лежащая на коробке, падает на кровать.

«Он напоминал мне о временах, когда я была счастлива.

Спасибо тебе.

Ана»

Идеальный подарок от идеальной девушки.

Боль пронзает меня.

Почему мне так больно? Почему?

Давно забытые ужасные воспоминания пытаются вцепиться в меня мертвой хваткой. Нет. Я не хочу снова возвращаться к ним. Я встаю, бросив коробку на кровать, и быстро одеваюсь. Затем я схватил коробку и записку и направился в кабинет. Я справлюсь с этим лучше, если буду находиться в центре моей власти.

Разговор с Уэлчем был коротким. Мой разговор с Расселом Ридом – этим лживым ублюдком, который женился на Лейле – был еще короче. Неудивительно, что их брак развалился спустя восемнадцать месяцев. Она оставила его двенадцать недель назад. Так, где же ты теперь, Лейла? Чем ты занимаешься все это время?

Я сконцентрировался на Лейле, пытаясь подобрать, вспомнить какие-нибудь детали из ее прошлого, которые могли бы мне подсказать, где она. Мне нужно знать, что она в порядке. И почему она приходила сюда. Почему ко мне?

Она хотела большего, а я нет, но это было давно. Стало легче, когда она ушла. Наша договоренность прекратила действие по обоюдному согласию. Вообще, весь наш договор был образцовым: таким, каким он должен быть. Она была непослушной, когда была со мной, умышлено, конечно, и вовсе не была сломлена, как ее описала Гейл.

Я вспоминаю, как нам нравилось проводить время в игровой. Лейле нравились узлы. На меня нахлынуло воспоминание: я завязываю ее большие пальцы на ногах вместе, повернув ее ступни так, что она не может сжать свой зад и избежать боли. Да, все это ей нравилось. Мне тоже. Она была прекрасной сабой. Но она никогда не привлекала мое внимание также как Анастейша Стил.

Она никогда не заставляла меня забыться, как Ана.

Я смотрю на коробку с деталями планера на своем столе и глажу ее края, зная, что пальцы Аны касались ее.

Моя милая Ана.

Как же ты отличаешься от всех женщин, что я знаю. Единственная женщина, за которой я бегал, единственная женщина, которая не может дать мне желаемое.

Я не понимаю.

Я снова ожил с тех пор как узнал ее. Эти несколько недель стали такими волнующими, такими непредсказуемыми, самыми великолепными в моей жизни. Из своего монотонного мира я попал в мир с множеством красок, но все же она не может дать мне желаемое.

Я обхватываю голову руками. Ей никогда не понравится то же, что и мне. Я пытался убедить себя в том, что мы могли бы постепенно переходить на более жесткие вещи, но этого не будет никогда. Ей лучше без меня. Что ей ждать от чертова монстра, который даже прикосновения не может вынести?

Но все же она купила мне этот продуманный тщательно подарок. Кто еще дарил мне подарки, кроме моей семьи? Я изучаю коробку еще раз, а затем открываю ее. Все пластмассовые части конструкции собраны в сетку и обмотаны целлофаном. Я вспоминаю, как она визжала, когда мы делали полубочку на планере, ее поднятые вверх руки, ухватившиеся за крышу. Я не могу сдержать улыбку.

Боже, это так же весело как тянуть ее за косички в игровой. Ана с косичками.. я тут же прогоняю эту мысль. Я не хочу вспоминать то, как мы впервые мылись в ванной. И все что мне остается, это думать о том, что я ее больше не увижу.

Пропасть открыла свои объятия.

Нет. Не в этот раз.

Нужно собрать этот самолет. Смогу отвлечься. Сорвав целлофан, я читаю инструкцию. Нужен клей. Для моделирования. Я ищу в столе.

Проклятье. В дальнем углу одного из ящиков я нахожу красную коробочку с сережками Картье. У меня никогда не будет шанса отдать их ей.

Я звоню Андреа и оставляю ей сообщение с просьбой отменить все на сегодня. Я не могу появиться на торжестве без пары.

Я открываю красную кожаную коробочку и изучаю сережки. Они прекрасны: простые, но элегантные, прямо как очаровательная мисс Стил… которая бросила меня утром, потому что я наказал ее… потому что я наказал ее слишком сильно. Я снова обхватываю голову руками. Она ведь позволила мне. Она не остановила меня. Она позволила мне сделать это, потому что она любит меня. Мысль устрашающая и я моментально прогоняю ее. Она не может любить меня. Все просто: никто не может любить меня. Тем более, если знают меня.

Продолжай, Грей! Сконцентрируйся.

Где этот чертов клей? Я прячу серьги обратно в ящик стола и продолжаю поиски.

Ничего.

Я звоню Тейлору.

– Мистер Грей?

– Мне нужен клей для моделирования.

Он не отвечает какое-то время.

– Для какой именно модели, сэр?

– Для планера.

– Из пробки или пластика?

– Пластмассовый.

– У меня есть такой. Сейчас принесу, сэр.

Я благодарю его, немного удивленный тем, что у него оказался клей для моделирования. Через несколько мгновений он стучит в дверь.

– Входи.

Он входит в кабинет и ставит небольшой пластиковый контейнер на мой стол. Он не уходит, и мне приходится спрашивать.

– Откуда у тебя клей?

– Я собираю старый самолет, – отвечает он, краснея.

– Вот как?

– Полеты – моя первая любовь, сэр.

Я ничего не понимаю.

– Я дальтоник, – откровенно поясняет он.

– Поэтому ты стал моряком?

– Да, сэр.

– Спасибо за клей.

– Не за что, мистер Грей. Вы ели?

Меня удивляет его вопрос.

– Я не голоден, Тейлор. Пожалуйста, или, проведи время с дочкой, увидимся завтра. Больше я тебя не потревожу.

Он немного мешает, а мое раздражение растет. Иди уже.

– Я в порядке. – Проклятье, мой голос запинается.

– Сэр, – он кивает. – Я вернусь завтра вечером.

Я коротко киваю, и он уходит.

Когда в последний раз Тейлор предлагал мне что-нибудь поесть? Наверное, я выгляжу гораздо хуже, чем предполагал. Нахмурившись, я беру клей.

Я держу планер на ладони и победно смотрю на него с чувством восхищения. Воспоминания о том полете задевают мое сознание. Анастейшу было просто невозможно разбудить. Я улыбаюсь воспоминанию. Когда она проснулась – она была невыносимой, обезоруживающей, прекрасной и забавной.

Боже, как было здорово: ее девичий восторг во время полета, визг и наш поцелуй.

Это была моя первая попытка дать ей большее. Невероятно, что за такое короткое время, у меня накопилось такое огромное количество счастливых воспоминаний.

Боль снова накатывает. Тянущая, ноющая, она напоминает мне обо всем, что я потерял.

Сконцентрируйся на планере, Грей.

Нужно приклеить наклейки на место. Эти неудобные маленькие штуковины.

Наконец последняя наклейка на месте, все сохнет. У моего планера есть собственные регистрационные номера. Ноябрь. Девять. Пять. Два. Эхо. Чарли.

Эхо Чарли.

Я поднимаю взгляд. Уже темнеет. Поздно. Моей первой мыслью было показать планер Ане.

Но Аны больше нет.

Я стискиваю зубы и распрямляю затекшие плечи. Медленно поднявшись, я понимаю, что целый день я ничего не ел и не пил. Голова раскалывается.

Чувствую себя отвратительно.

Я проверяю телефон в надежде, что она звонила, но там только сообщение от Андреа.

«Все отменила.

Надеюсь, все хорошо.

А»

Когда я читаю сообщение Андреа, телефон начинает вибрировать. Мое сердце поднимается до небес, а затем падает вниз, когда я понимаю, что это Элена.

– Привет,– я даже не пытаюсь скрыть моего разочарования.

– Кристиан, разве так нужно приветствовать? Какая муха тебя укусила? – ругает она, шутя.

Я смотрю в окно. Сумерки покрыли Сиэтл. Интересно, чем занимается Ана. Я не хочу рассказывать Элене, что произошло. Я не хочу превращать слова в реальность.

– Кристиан? Что с тобой? Расскажи мне, – ее тон становится резким и раздраженным.

– Она ушла от меня, – бормочу я, как придурок.

– О-о, – Элена удивлена. – Хочешь, чтобы я приехала?

– Нет.

Она глубоко вдыхает.

– Такая жизнь не всем подходит.

– Я в курсе.

– Дьявол, Кристиан, ты в отвратительном состоянии. Хочешь, поужинаем вместе?

– Нет.

– Я еду.

– Нет, Элена. Я не самая лучшая компания. Я устал и хочу побыть один. Я позвоню тебе на этой неделе.

– Кристиан… это к лучшему.

– Я знаю. Пока.

Я вешаю трубку. Я не хочу разговаривать с ней. Она хотела, чтобы я улетел в Саванну. Возможно, она знала, что этот день настанет. Я бросаю сердитый взгляд на телефон, бросаю его на стол и иду перекусить.

Я изучаю содержимоемоего холодильника.

Ничего не привлекает.

Лезу в шкаф и нахожу упаковку с крекерами. Я открываю ее и ем одно печенье за другим, направляясь к окну. За ним ночь и огоньки, мерцающие сквозь проливной дождь. Жизнь продолжается.

Живи дальше, Грей.

Двигайся вперед.