Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Часть первая 11 page
— Думаю, Нургидан может остаться, — негромко сказал Дайру, — если позволит в лунные ночи запирать себя в конюшне или на верхнем ярусе. Нургидан пристально взглянул ему в глаза. Все ожидали взрыва ярости… но лицо мальчика вдруг расплылось в широкой растерянной улыбке: — Кто? Я? Да я согласен хоть на цепь… — Смотрите! — озабоченно сказал учитель. — Скоро останетесь одни, так чтоб беды не вышло! Ребятишки дружно потребовали объяснений. Охотник нехотя ответил, что хозяин Дайру заломил дурную цену, хоть иди побираться. Придется махнуть в Подгорный Мир и разжиться добычей. — Там же осенью опасно! — возмутился Нургидан. — Ты когда-нибудь научишься слушать, что учитель говорит? В Подгорном Мире опасно всегда одинаково. Но сам переход зимой и осенью — штука очень, очень поганая, потому что неустойчивая! — А тебе ни к чему идти за Грань, учитель! — подал голос Дайру. Шенги метнул в его сторону грозный взгляд: мол, не тебе бы возникать… Но мальчишка продолжал твердо и уверенно: — Куда сбывал свои ракушки Хашузар из Замка Серого Ручья? — Ну, в Грайан, в Силуран, чтоб тут не узнали, — удивленно ответил учитель. — А в Издагмире на такой товар покупатель бы нашелся? — Погоди, — оживился Совиная Лапа, — ты это про озеро? — И про ручей. — Можно поговорить с красильщиками… Ну, Дайру! Молодец, хорошо придумал! — А я вообще умный, — усмехнулся мальчик. — Даже умею считать до десяти… Как ее ловят, эту мразь? — Тонкостей в деле много, но главное — железный сетчатый сачок и напарник с факелом. — Сачок сделает Каршихоут, — вмешался Нургидан, — а напарников у тебя трое. Надо взять вьючную лошадь, чтоб больше добычи уволочь. — А пройдет лошадь по бурелому? — засомневался Дайру. — А далеко твари уходят от воды? — спросила Нитха. Призрак из угла изумленно смотрел, как эти четверо — Подгорный Охотник, оборотень, раб и заморская принцесса — азартно обсуждали детали будущего похода.
* * * — Так это и есть медведь? У-у, какая пасть! — Поправь мешок, дуреха… то есть ясная госпожа. Прохожие пугаются. — А я думала, он больше! Мама рассказывала… — Ясное дело, больше. Это так, медвежонок. Был бы матерый зверь, нам бы его не допереть, хоть и солома внутри… или чего там Вайсувеш напихал… — Дураки мы, — мрачно вступил в разговор молчавший до сих пор Дайру. — За паршивый медяк на брата волочь эту тяжесть через весь город! — Ладно! — добродушно откликнулась Нитха. — Почему не помочь по-соседски? — Тебе хорошо, — возразил Дайру. — Ты со своей пустельгой не надорвешься. А на нас этот медведь так насел… — Ой, дайте поглядеть! Думаете, много я медведей видела? — Ладно, передохнем! — скомандовал Нургидан, опустив мешок наземь. — Любуйся, пока прохожих нету. Нитха тоже поставила на землю свою ношу — чучело пустельги с распахнутыми крыльями — и, развязав мешок, который волокли мальчики, с восхищением уставилась на оскаленную морду с плоскими стеклянными глазами. — Какой все-таки Вайсувеш мастер! Даже погладить зверюгу страшно! — Темнеет, — огляделся Дайру. — Не обернемся до ночи. — Ну и что? — ответила Нитха, не отводя взгляда от клыкастой черной пасти. — Учитель с красильщиками до утра сделку обмывать будет. Что ты дергаешься? — Он темноты боится! — хмыкнул Нургидан. — Не темноты, — выдохнул Дайру и окинул тревожным взглядом узкую кривую улочку. Слева поднимался каменный забор в рост человека, справа заплатами на белой стене темнели деревянные щиты, закрывшие на ночь окна какой-то лавчонки. — Плохое место мы выбрали отдыхать, — дрогнувшим голосом вымолвил он. — Это Грайанская Сторона, да? То-то мне лавчонка знакома! В стене за углом должны быть ворота с железными завитушками, а дальше — тупик. Так? — Так, — подтвердил Нургидан, выглянув за угол. — Тогда это дом моего хозяина! — Ой, верно! — встревожилась Нитха. — Зря мы тут встали! Выйдут, привяжутся! — А у них песни поют! — прислушался Нургидан. — Новоселье… — задумчиво ответил Дайру. Он нагнулся над мешком, нежно погладил жуткие зубы медведя. Глаза мальчишки мечтательно затуманились. — Хорош, верно? Вот бы им в окно показать… ох, визгу было бы! — Они б дверь лбами вышибли, — согласился Нургидан. — А если еще повыть немножко… — Решили бы, что это демон! — восхитилась Нитха. — Древняя Сова! — Ну, демон… — усомнился Нургидан. — Крыльев-то нету! Дайру скользнул взглядом по оживившимся физиономиям друзей и сказал коварно равнодушным голосом: — Крылья — ерунда. Можно к нему пустельгу привязать веревкой от мешка… Да ладно, пошли! Стена высокая, не перелезть. И вообще я в это дело вязаться не хочу. — Это — высокая стена? — обиделся Нургидан. — Это через нее мне не перелезть?! — Вся в выбоинах! — поддержала его Нитха, деловито распутывая веревку. — Прямо лестница! — А ты, — покровительственно обернулся к Дайру юный Сын Рода, — вообще в этом деле ни при чем. Это все мы затеяли. — Не мы, а я, — поправила Нитха. — Принцессу как-нибудь простят! — Не попадемся! — усмехнулся Нургидан и обернулся к Дайру: — Если хочешь, подожди здесь. Дайру заколебался между осторожностью и жаждой увидеть незабываемое зрелище. — Я с вами! Если что — я вам помешать пытался!
* * * — Но ворота… — недоумевал Хранитель. — Как оказались выломаны ворота? — Мои гости были… э-э… возбуждены! — ответил желтолицый, желчный Бавидаг и бросил убийственный взгляд на стоящего в стороне Шенги. Охотник не дрогнул: убийственный взгляд был по крайней мере двадцать седьмым за сегодняшний вечер — было время привыкнуть. — Хорошо! — Хранитель старался остаться сдержанным. — Итак, толпа твоих гостей… возбужденных, очень хорошее слово… выбежала со двора. Но это не объясняет, почему чуть ли не половина города оказалась разгромленной. — Ну, уж и половина! — вмешался Шенги. — Две-три улочки! И не разгромлены, а так, драка была… Его перебил грозный ропот. Бавидаг, Вайсувеш и несколько незнакомых Охотнику горожан были возмущены. Грозила вспыхнуть перебранка, но Хранитель твердым взглядом заставил всех замолчать и сам гневно и язвительно ответил: — Две-три улочки, почтенный Охотник? Хочешь сказать, что твои ученики еще не показали, с каким размахом могут действовать? Шенги промолчал. Нургидан и Нитха, стоя рядом с ним, понуро глядели в пол. Дайру исчез за их спинами — в подобные мгновения он становился невидимкой. По знаку Хранителя Бавидаг продолжил: — Мои гости выбежали за поворот и столкнулись с толпой, которая кричала и размахивала факелами… — Тоже была возбуждена, не так ли? Но мы, похоже, забегаем вперед. Может быть, молодые люди соизволят объяснить мне странное поведение толпы? — Мы бросились убегать, — трагическим голосом поведала Нитха, не поднимая глаз. — Чучело мешало лезть на ограду. Мы раскачали его и перебросили на улицу… — Мы ж не знали, — встрял Нургидан, — что там шла похоронная процессия! Вмешался небогато одетый толстячок, который давно порывался высказаться, но не решался. Теперь он набрался храбрости и заговорил быстро, сбивчиво и сердито: — Похоронная процессия? Да! Он был простым кондитером, наш Тирасур, но он заслуживал честного погребения! И не кричали мы «бей грайанцев!», это ложь! Мы шли к воротам… на Черную Прогалину! С факелами? Да! Как же без них, если обряд ночью? Про нас говорят, что мы громили лавку, а мы не громили лавку! Но если с неба падает демон с крыльями… прямо на носилки с покойником… и крики… и какие-то со стены прыгают… — Ах, вы лавку не громили? — с грайанским акцентом завопил долговязый нервный человек, наступая на толстячка и тесня его к Хранителю. — А кто ее громил? Демон с крыльями? — Да не нужна нам твоя лавка! — оборонялся толстячок. — Мы в дверь стучались. — Ломились! — Стучались! Да! Просили убежища от демона! А ты открыл, изверг? Открыл, а? Ты людей на съедение бросил! Да! — Открыть? Нашли дурака! Я сразу раба черным ходом — к соседям за помощью! Если толпа… если факелы… если кричат… Я-то помню, как вы, гурлианцы, девять лет назад всю Грайанскую Сторону в щебень разнесли! — Это дело давнее! — встрепенулся Тагиарри. — Еще при прежнем Хранителе! А теперь город стал мирным… со всех земель люди, никто никому горло не рвет. — Не рвет? А зачем они щиты выломали на окнах? — Мы — чтобы в дом!.. Чтобы от демона спрятаться!.. Да! — Спрятаться?! Я сам слышал: на улице кричали, что здесь уже убивают! Из-за спины учителя вынырнул Дайру, что-то шепнул Нургидану на ухо и вновь исчез. Нургидан шагнул вперед и уточнил: — Про убийство кричал Бавидаг. Это он о покойника споткнулся… покойник выпал из носилок. — Да! — воспрянул духом толстячок. — Наш дорогой Тирасур! Чужеземцы пинали его ногами! — Он взглянул на Бавидага, как на людоеда, пойманного в разгаре кулинарных трудов. — А когда со всех улиц набежали свирепые грайанцы… — Не свирепые, а соседи! — переорал его лавочник. — На помощь! А что делать, если подлые гурлианцы… — Господа мои! — воззвал Хранитель. — Стыдитесь! Весь шум начался из-за пары озорников и вот этого… Тагиарри брезгливо тронул носком сапога валяющееся на ковре вещественное доказательство — чучело медведя с прикрученными к нему растерзанными останками пустельги. Натворивший столько бед медведь отнюдь не напоминал демона. Он больше походил на пьяницу, которого вышвырнули из кабака и который уснул в грязной придорожной канаве. Если Хранитель хотел унять страсти, то добился одного: в нестройный хор голосов вплелись горестные причитания чучельника, оплакивающего свои погибшие творения. Кульминацией безумия стал момент, когда распахнулись двери и в зал в сопровождении двух чернокожих рабов ворвался высокий, тощий, неестественно прямой человек в пестрой развевающейся одежде и мягких сапогах с загнутыми носами. Седеющие волосы были схвачены серебряным обручем. Длинные прямые усы грозно топорщились на смуглом горбоносом лице. Темные глаза сверкали. Голос, подобный клекоту орла, перекрыл шум: — Мне сообщили, что произошло нечто возмутительное и в этом как-то замешана моя юная госпожа! Я хочу знать, во что втянули дочь Светоча… и чему вообще тут учат нашу жемчужинку! Жемчужинка показала ему язык, спохватилась и приняла вид скромный и невинный. Хранитель тяжело вздохнул и безнадежным ровным голосом ответил: — Да, уважаемый Рахсан-дэр. Хорошо, что ты почтил нас приходом. Твоя юная госпожа вызвала на Грайанской Стороне беспорядки с дракой и порчей имущества. Не уверен, что ваше войско с боевыми слонами смогло бы нанести Издагмиру больший урон, чем эта барышня…
* * * Накричавшись, горожане разошлись, успокоенные заверениями Хранителя, что убытки оплатят пополам Шенги и Рахсан-дэр. Ушел Вайсувеш, безутешно унося в объятиях то, что осталось от демонического медведя. Ушли Нургидан и Дайру, зорко глядя, чтобы не встретиться с Бавидагом: грайанец горел желанием расспросить своего раба, почему демон посетил именно его дом. Рахсан-дэр возмущенно клекотал что-то насупившейся Нитхе, которая рядом с высоченным вельможей казалась совсем маленькой, хрупкой и беспомощной. Тагиарри, болезненно морщась, жаловался Охотнику: — Столько времени, столько сил, чтобы превратить разноплеменный город в единое целое! И оказывается, все зря! Достаточно пары мелких обормотов с дохлым медведем — и… У меня нет времени сосредоточиться на государственных делах! Вчера голубиная почта принесла известие из Силурана: король Тореол женился на знатной грайанке и вот-вот подпишет с Грайаном мирный договор. Представляешь, что сулит Озерному королевству дружба этих двух драконов, что веками грызлись меж собой? И в такое время я вынужден разбираться с детскими проделками! Шенги сочувственно повздыхал, но подумал, что участие Хранителя в государственных делах сводилось к тому, чтобы прочесть доставленную голубиной почтой депешу, прежде чем отправить ее с другим голубем в Аргосмир. — Что касается принцессы, — продолжил Тагиарри, — то если у Светоча все детишки такие, не понимаю, как его столица еще не сметена с лица земли. Из всех отвратительных, невоспитанных и непослушных… Хранитель замолчал, потому что подошел Рахсан-дэр, не остывший от гнева, хмурящий густые брови. Бросив недружелюбный взгляд на Шенги, он заявил: — Нитха-шиу нуждается в более пристальном внимании и тщательной заботе. — Все ей будет, — хмуро посулил Совиная Лапа, — и внимание, и забота. Вот только домой вернемся… Рахсан-дэр пропустил эту реплику мимо ушей. — Юная госпожа, — сказал он твердо, — будет приходить ко мне для занятия богословием и историей не реже чем через день, я настаиваю! Нитха пискнула. — Не возражаю! — Шенги злорадно глянул на несчастную принцессу. — Кроме того, — неумолимо продолжил наррабанец, — все свободное от учения время госпожа должна быть занята полезным делом, приличествующим ее высокому рождению и благородной крови. Полагаю, дочь Светоча не откажет своему покорному слуге в просьбе переписать собственной рукой книгу на родном языке. Голос вельможи при этом был отнюдь не просительным. Выслушав односложное согласие девочки, Рахсан-дэр коротко поклонился ей, отвесил церемонный поклон Хранителю, сухо кивнул Охотнику и направился к двери. Невольники-хумсарцы последовали за ним. — Хорошо придумано, — глядя ему вслед, сказал Тагиарри. — Пока принцесса будет переписывать книгу, она не сможет поднять в городе мятеж или учинить что-нибудь в этом духе. Шенги, отведя взгляд, подумал, что Хранитель плохо знает Нитху и ее дружков. — Когда-нибудь обязательно перепишу, — пообещала Нитха. — Сейчас, увы, не получится. Рахсан-дэр привез с собой только «Тропу благочестия и добродетели». Семейная реликвия, он с ней не расстается. А в Издагмире найти книгу на наррабанском — что цветок в уртхавенских сугробах! — Счастлив утешить юную госпожу! — мстительно улыбнулся Тагиарри. — Во дворцовой библиотеке есть несколько наррабанских книг. Любую я готов одолжить моей знатной гостье. Никаких сказок, никаких стихов. Полезные, познавательные, серьезные книги. И… — Тагиарри даже зажмурился от удовольствия. — И все на редкость толстые!
* * * Худощавый смуглый парнишка лет шестнадцати оторвался от ветхого пергаментного свитка, на истрепанные края которого он кисточкой наносил густой прозрачный состав, и склонился перед вошедшими: — Прошу, господа мои! Смотритель библиотеки отлучился, но я, его помощник, рад вам услужить! Речь гладкая, но гортанные нотки и придыхание заметнее, чем у Нитхи. — Ты наррабанец? — Да, господин. — Очень хорошо, вот и расстарайся для госпожи Нитхи, дочери Светоча. Как вскинулся парнишка! Как просияла его подвижная физиономия! Какой поклон отвесил он приосанившейся Нитхе! Как жарко заговорил по-наррабански, но тут же смекнул, что это невежливо по отношению к Шенги, и перешел на язык Озерного королевства: — Все, что будет угодно ясной госпоже! — Мне нужна книга… ну, чтоб не очень скучная. И чтоб побольше картинок! — скороговоркой добавила девочка. — Найдем, Нитха-шиу! Пока юные наррабанцы придирчиво обсуждали каждый фолиант, который парнишка извлекал из недр книгохранилища и благоговейно подносил принцессе, Совиная Лапа бродил вдоль полок и исходил лютой завистью. Если бы Шенги пустили в дворцовую сокровищницу, у него бы так не разбегались глаза. Такого богатства у него не будет, хоть сто лет проживи! Несколько Хранителей, один за другим, заботливо пополняли библиотеку. От пергаментных свитков Темных Времен до стиснутых деревянными и кожаными переплетами книг, недавно вышедших из-под рук переписчиков, — со всех сторон глядела на Шенги мудрость всех времен и стран. (Во всяком случае, так считал наивный Охотник, которому его учитель Лауруш внушил, что глупых книг не бывает.) Видимо, Шенги забылся и сказал вслух что-то восторженное, потому что парнишка оторвался от очередного увесистого тома: — Это еще что, господин мой! Самые ценные рукописи заперты в сундуке. Там берестяные силуранские летописи времен Черного Раздора. И еще сказания о Таргу и Нхесте на папирусе из дельты Тхрека! В Аргосмире таких редкостей нет! Вот! Совиная Лапа с симпатией глянул на гордого подростка: — Как тебя зовут? — Чегри, господин. — Как ты очутился в наших краях, паренек? Чегри перестал улыбаться. — Я приехал сюда с отцом. Он торговец… был торговцем. На наш караван напали Подгорные Твари. Уцелели только мы с отцом. Вьючные лошади разбежались, товар пропал. Отец с горя потерял рассудок. Здешние наррабанцы первое время помогали нам, да вознаградит их Гарх-то-Горх. А потом Тагиарри дал мне работу в библиотеке. — Подожди, — нахмурился Шенги, — это, выходит, про тебя рассказывал Хранитель? Ты видел на дороге следы Тварей, потом зарисовал их для Тагиарри… — Да, господин. Рисунки смотрели Подгорные Охотники. Сказали — след Клыкастой Жабы. — Не Подгорные Охотники, а пролазы! — негодующе перебила его Нитха, на мгновение опередив учителя. Парнишка виновато поклонился. — Нарисуй для меня такой след, — попросил Шенги. — Не доверяю пролазам. — Конечно, господин! Где-то мел был, застежки на фолиантах чистить… ага, вот! Опустившись на четвереньки, мальчик уверенно вывел на каменном полу очертания большой трехпалой лапы. — Точно? — спросил на всякий случай Охотник. — Господин! — обиделся Чегри. — Я же переписчик книг! Могу переписать по памяти страницу на незнакомом языке и не перевру ни одной чужой буквы! — Да ладно, ладно! Я… — Мне доверяют даже копировать рисунки! — продолжал доказывать парнишка. — Верю, верю. Ты видел один след или несколько? — Пять, господин. — Как располагались — помнишь? Высунув от усердия кончик языка между зубами, Чегри двинулся на четвереньках по полу. На темных плитах возникла ровная цепочка крупных меловых следов. — Ага, понял, — сосредоточенно пробормотал Охотник. Несколько мгновений он глядел на мальчика, словно пытаясь вспомнить, кто это. — Послушай, а твой отец… он совсем ничего не сумел рассказать? Или его не спрашивали? Чегри встал и отряхнул мел с ладоней. — Спрашивали, господин. Но он не понимает. Смотрит перед собой, молчит… а если заговорит, одно и то же повторяет… Прошелестела фраза, негромкая, укоризненная и печальная. Сдвинув брови, Нитха перевела: — «Амулет, мой амулет, что ж ты ни себя, ни меня не сберег?» О чем это он? — У него был нож — давным-давно в нашей семье переходит от отца к сыну. Так, недорогая вещица. Рукоятка из слоновой кости, на ней рисунок — носорог. Отец верил, что нож приносит удачу. Там, на дороге, амулет потерялся. — Понятно, — неловко сказал Охотник, глядя на пригорюнившегося мальчика. — Ну, выбрали книгу? — Да, мой господин. «Животные Наррабана». — Очень интере… очень толстая книга! — спохватившись, поправилась девочка. Уже на пороге Шенги обернулся: — Я еще спросить хотел… Что за товары вы с отцом везли? — Драгоценные камни, господин. Необработанные. Они дешевы в верховьях Тхрека. В Аргосмире знаменитые ювелиры, из наших камней бы чудеса сотворили! — Может, еще и сотворят, — бормотнул Шенги так тихо, что мальчик его не расслышал.
* * * Мальчишки, тоскливо ожидая учителя, успели поспорить: быть или не быть на этот раз трепке? Уж очень много грохота вышло. Спустит Совиная Лапа с них шкуру! Но даже Дайру, который крепко надеялся на добрый нрав учителя, был изумлен тем, как легко все им сошло с рук. Шенги угрюмо и задумчиво снял мокрую куртку (их с Нитхой на обратном пути застиг дождь), повесил сушиться на шест у камина и, похоже, только сейчас вспомнил о провинившихся учениках. Наскоро отругав бессовестных оболтусов, Охотник объявил, что на покрытие убытков уйдет вся выручка от похода на Серый Ручей. Так что зимой, как подмерзнет земля, придется еще раз туда прогуляться. А может, и не придется. Может, он, Шенги, плюнет на все и подастся на болото надсмотрщиком. Вряд ли разбойники, воры и прочие каторжники будут так трепать ему нервы, как трое милых деток… После этой короткой и не очень грозной речи Шенги усадил мальчишек точить мечи, а Нитху загнал за стол и, словно орудия пытки, выложил перед ней купленные по дороге домой перо, склянку чернил и стопу бумаги. Лишь после этого осторожно извлек из-под нескольких слоев мешковины сбереженную от дождя большую книгу. Мальчишки, забыв, что наказаны, побросали мечи и сунулись ближе. Красавица книга была не чета своим недорогим сестрам, что стояли на полках на втором ярусе башни. Огромная, с деревянным переплетом, оклеенным синим бархатом, с потрясающей красоты цветными иллюстрациями и каллиграфически выведенным узором строк, она была истинным произведением искусства. — Кляксу посадишь — убью, — предупредил Шенги, бережно раскрыв книгу и положив перед девочкой. — Не посмотрю, что принцесса! Нитха не ответила — увлеклась разглядыванием картинок. Мальчишки нависли над ее плечами. Совиная Лапа отошел подбросить дров в очаг. За спиной звенели детские голоса. — Нету такого зверя! — горячился Нургидан. — Вранье! Художник выдумал! — А вот есть! — важно возражала Нитха. — Называется — жираф! А шея такая потому, что его наказал бог Сух-тан-Суу. За дерзость. Вот тут написано: жираф решил, что будет питаться не травой, а звездами с неба. За это бог вытянул ему шею. И даже с такой шеей жираф не достал до звезд! — А, этого знаю! — обрадовался Дайру, словно встретил старого приятеля. — Видел на картинке! Это крокодил! — Ну, зубы! — с огромным уважением и завистью сказал Нургидан. — Из этих клыков дикие племена делают пилы! — сообщил начитанный Дайру. — А я живых крокодилов видела! — похвасталась Нитха. — Отец брал меня с собой в верховья Тхрека… Ой, смотрите, обезьяны! У меня была ручная обезьянка! Шенги подошел сзади, глянул в книгу поверх мальчишеских макушек. Еще выше над столом завис Старый Вояка — ему тоже было интересно. — А это носорог, — перевернула страницу Нитха. — Видите, рядом нарисован воин с копьем… это чтоб виднее было, какой носорог большой и грозный. — Ух ты! — оценили мальчишки. — Небось стену проломит, если с разбега! — А вот слон. Они умные, как люди. Умеют переносить бревна, корчевать пни… — Значит, не такие уж умные, если на людей работают! — рассудил Дайру. — А ну, кончай трепотню! — спохватился Шенги. — Развеселились! Думаете, уже отделались… за все художества? Ничего подобного! Вот подышу немного свежим воздухом, а потом займусь вами как следует! Разберусь самым тщательным образом и накажу кого попало! Мальчишки вернулись к своим мечам. Нитха заскрипела перышком по бумаге. А Шенги, как был, без куртки, вышел за порог. От ливня его укрывал деревянный козырек над дверью. Совиная Лапа стоял, глубоко вдыхая холодный сырой воздух и сосредоточенно размышляя. Дверь приоткрылась, выпустив на крыльцо Нитху. — Простудишься, — бросил Шенги, думая о своем. — Учитель, — спросила девочка с мягкой настойчивостью, — что случилось? Ты сам не свой. — Из-за вас, обормотов! — Нет, только недавно, после библиотеки. Учитель бросил на девчонку быстрый взгляд. Да, наблюдательность она определенно унаследовала от матери! — Иди в дом. И не лезь не в свое дело. — Буду лезть! — с необычной для себя настойчивостью заявила Нитха. — Если что случилось, не держи в себе, расскажи. У нас в Наррабане говорят: «Скажешь — больно языку, смолчишь — больно сердцу…» Девчонка была права. Шенги в самом деле хотелось поговорить о том, что его тревожило. — Нет, маленькая, не бойся, ничего не случилось. Просто… помнишь следы, которые Чегри нарисовал на полу? Они еще тянулись такой вереницей… — Помню. — Клыкастая Жаба или скачет огромными прыжками, или семенит мелко-мелко, выворачивает ступню, ставит пятку к пятке. А чтобы вот так… — Значит, там была какая-то другая тварь? — Да, девочка. Другая тварь. Опасней Клыкастой Жабы, опасней дракона, опасней всех чудищ, что я видел по обе стороны Грани. — Ой… это кто?! Шенги не сводил глаз с темной пелены дождя. Ответил мрачно и тяжело: — Человек.
Неужели эта дребезжащая музыка весь вечер будет напоминать о золотистом птичьем крыле, пробитом окровавленным штырем, и о теле, мягко соскользнувшем вдоль лакированной ширмы? Ширма сейчас другая — с серебряными рыбками, медузами и осьминогами. И на сцене не звенит цепочками и браслетами бронзовокожая толстуха, а старательно выкаблучивают две щупленькие сестренки-близнецы в одинаково нелепых и пышных одеяниях из лент и тряпичных цветов. Киджар, сидящий рядом с Охотником и лениво грызущий орехи в меду, тоже вспомнил тот незадавшийся вечер. — Заел меня Хранитель с этим убийством! При тебе, мол, случилось, ты и разбирайся… При мне! Будто я рядом сидел и любовался, как тому недоумку штырь вставляют! Я, между прочим, сквозь пол глядеть не обучен! Что обидно, с той рыженькой договориться не успел. Только стал обещать ей вечную любовь до самого утра, а тут внизу крик, визг, бабьи вопли… — Что-нибудь выяснилось? — Откуда?.. Глянь, сегодня больше народу, чем в тот раз. И все играют. Надо будет и мне костяшки побросать! — И мне… АУрихо с его пролазами сегодня нету! — Что ему тут делать, раз Черная Азалия сегодня не поет? Шенги затаенно вздохнул. Он тоже согласился на уговоры Киджара посидеть в «Пути по радуге» лишь потому, что хотел увидеть красавицу наррабанку. А то за сплошными передрягами все времени не было… Скрывая разочарование, он уставился на тощеньких девчушек в цветочных гирляндах: — Надо же, какие одинаковые! — И впрямь! — Киджар только сейчас обратил внимание на танцовщиц. — Ишь как топают, лошадки! Интересно, они в постели тоже одинаковые? — Не обязательно. Бывает, близнецы с лица схожи, а в остальном — разные. Вот до меня у вас в Издагмире были двое Подгорных Охотников, братья… — Которые зимой пропали? Нурвеш и Нурбиш? Помню. — Похожи были, верно? А нравом… Нурвеш весельчак, а Нурбиш вечно хмурился. У Нурвеша горло соловьиное, так пел, что боги бы заслушались. А Нурбиш… Охотник вдруг замер, закусив губу, глянул сосредоточенно и зло, словно пытался разглядеть что-то страшное, враждебное. Киджар не понял, что встревожило приятеля, но расспрашивать не стал, заговорил о другом: — Какая поздняя выдалась осень! Ты, случаем, не знаешь: летом Хранитель пошлет тебя гонять Тварей? Я б опять с тобой пошел. И ребята мои согласны. — Зачем десяток гонять? — словно нехотя откликнулся Совиная Лапа. — Мы же Тварей не видели. Похожу один. — Что значит «не видели»? — изумился десятник. — А кто в лесу на нас рычал? Только не говори, что это медведь ревел! — Ясно, не медведь. А только я очень, очень сомневаюсь, что в налетах на караваны виновны Подгорные Твари. — Про все налеты не знаю, а про один случай скажу точно: Твари! Это ж мой десяток наткнулся зимой на мертвых торговцев! Это ж я видел, как улетают пузыри-убийцы! — Вот как? Печально… А все-таки красивое зрелище, правда? Ну, когда они в небе все свои семь щупальцев в стороны расправляют. — Ну, семь там, восемь — я не считал, а и впрямь красиво было. Как цветы с лепестками во все стороны, и все выше, выше… Слушай, а вон тот чурбачок осиновый, который на нас таращится… где-то я его видел! Не твой ли сосед? Охотник обернулся. Из-за плеча дюжего бородатого игрока, увлеченного спором со своим партнером, осторожно выглядывал круглолицый человечек. — Верно! Вайсувеш! Что он там запрятался, как мухомор в лукошке с опятами? — Я его давно заприметил. Играть не играет, на близняшек не пялится, все на тебя поглядывает. Может, думает, что ты наверху его жене свидание назначил? — Да он не женат! — Ну, тогда не знаю… Совиная Лапа, которому было досадно и смешно, хотел окликнуть Вайсувеша. Но маленький чучельник успел исчезнуть в толпе играющих. — Странный он, — сдвинул брови Киджар. — Проходил я как-то мимо твоей башни — ворота заперты, двор пуст… а в Подгорный Мир ты свою шайку вести вроде не собирался. Ну, я встревожился. Шенги вскользь подумал, что, должно быть, они тогда выручали похищенную Нитху. — Этот… Вайсувеш, да?.. маячил у себя за забором. Я подошел, спросил: дескать, не стряслось ли какой беды у твоего соседа, почтенный? А он глаза свои круглые на меня вылупил, помолчал да и говорит: «Беда если еще не стряслась, так стрясется непременно. Но не жалкой дворцовой страже с этой бедой сладить!» Повернулся и пошел себе спокойненько в дом. Я вслед кричу: дескать, ты что же — стражу не уважаешь?! — Киджар даже привстал на подушках от наплыва чувств. — А он на крыльцо — и дверью хлопнул. Вот ты объясни: что он сказать хотел?
* * * Могут ли быть дурные предчувствия у человека, которому только что лихо везло в «радугу» и у которого кошелек едва не лопается — да не от серебра, а от золота! А если еще вино легкой волной прошумит в голове, тут человек и вовсе уверится, что мир принадлежит именно ему! Что ему тогда уговоры хозяина игорного дома остаться до рассвета, не уходить в ночь? Ясно, хозяину лишь бы гостя задержать да побольше денег из него вытряхнуть. А Шенги желает спать в собственной постели! У него, если кому интересно, есть дом! А в доме — постель! Вот!.. Чего-о? Демон? Какой еще демон? Ах, с крыльями и когтями? А у Шенги тоже когти имеются — вот, не угодно ли взглянуть? Вязал он этих демонов в узелки наперехлест и навыворот, понятно?.. Date: 2015-09-02; view: 382; Нарушение авторских прав |