Часть первая 10 page

Нургидан скороговоркой доложил о своих приключениях.

Дайру, уже пришедший в себя, сделал большие глаза и выразительно пропел:

Слава храброму герою,

Что, готов к любому бою,

Обещает всем врагам —

По зубам и по рогам!

Он уже усвоил, что напарника не благодарят за спасение жизни.

Нургидан не обиделся. В сверкании долгожданного подвига померкли глупые былые недоразумения. Победитель мог позволить себе великодушие и незлобивость.

— Ну-ну, — снисходительно отозвался он. — Один под крыльцом. Двое взаперти. Трое в сеть увязаны. Если думаешь, что среди них есть коза, сходи и проверь!

Шенги широко улыбнулся, притянул мальчишек к себе, взъерошил им волосы.

— А теперь… — Он хотел по привычке сказать «птенцы», но запнулся. — А теперь поговорим со здешним хозяином.

Долго искать не пришлось. Хашузар встретил их на том же месте, что и в прошлый раз, — на пороге башни. Только сейчас в его руках был чудовищных размеров арбалет.

Из окон таращились перепуганные старческие физиономии. Было ясно, что слуги не сунутся в заварушку даже по господскому приказу.

Охотники его ученики не спеша подошли почти вплотную к Сыну Рода. Лицо Хашузара было в красных пятнах, губы дрожали.

— Почтеннейший, — весело изумился Шенги, — ты надеешься убить троих одной стрелой?

Хашузар взглянул на ухмыляющегося Охотника, на бледного решительного Дайру с двумя мечами, на Нургидана, который стоял с топором, словно наррабанский палач.

Арбалет медленно опустился. Лицо хозяина одрябло, утратило надменность.

— Гильдия не будет говорить с тобой, почтеннейший властитель, — заверил его Совиная Лапа. — Гильдия будет говорить с королем, а вот король — с тобой. Но это потом, а сейчас нам нужна лодка. И очень, очень быстро!

— Ну что ж ты, глупая! Ведь не знаешь, какая в озере дрянь водится! Вот съели бы тебя! — сокрушался Вертел.

— Да отшлепать ее как следует! — прогудел кузнец. Он был настроен мрачнее, чем его молодой приятель, хотя синяк под глазом достался не ему.

Нитха исподлобья поглядывала на разбойников и прикидывала: продолжать разыгрывать наивного ребенка или этот номер уже не пройдет?

За воспитанием пленницы похитители не заметили, как в берег ткнулась лодка.

Подошедшему к костру Червяку начали наперебой рассказывать про коварство юной наррабанки, но тот лишь отмахнулся.

— Плохи дела, парни! Права девчонка: нас хотят размазать. Не привез господин Тертого, а вот наемников с ним было морд десять.

— И что теперь? — недоуменно прогудел кузнец.

— Наломай сучьев. Эти, в озере, не любят огня. Потом сядем и подумаем.

— Отпустили б вы меня, — жалобно, тоненько подала голос Нитха. — У нас в Наррабане говорят: «На ребенка даже пес не лает». Я никому-никому не расскажу…

— А может, правда… — начал Вертел.

— Захлопнись! — оборвал его Червяк. — Еще к господину наведаюсь, когда не так опасно будет. — Разбойник замолчал, по-собачьи прислушался. — Вроде ветка хрустнула?

— Это ж я! — пояснил кузнец, который обламывал сухие сучья клена, предоставив другим решать серьезные вопросы.

— Вроде с другой стороны…

— А, — бросила Нитха, ни к кому особо не обращаясь. — Это мои демоны. Давно знака не подавали…

— Чего-о? — выдал кузнец свое излюбленное выражение.

— А ты разве не слыхал, что все наррабанки — колдуньи? — округлила глаза девочка.

Вертел хохотнул:

— Я слыхал, они по другой части колдуньи. Ты для этого еще мала.

— А господин считает, что в самый раз! — поддержал шутку Червяк.

— Смейтесь, смейтесь, — зловеще произнесла девчонка. — Те двое тоже смеялись, которые хотели продать меня пиратам… по пути из Наррабана.

Кузнец заинтересовался, положил наземь охапку сучьев и приготовился слушать: заниматься двумя делами одновременно он не умел.

— Тогда тоже была ночь, костер и берег, — устремив взор вдаль, с придыханием повествовала девочка, — только это был берег моря. Те двое смеялись, не зная, что утро застанет их мертвыми, с посиневшими лицами, с выкатившимися глазами…

— Э-эй, ты это… ты чего? — струсил суеверный кузнец.

— Захлопнись, паршивка! — встревожился Червяк.

— Ты ей рот не затыкай! — вступился Вертел. — Рассказывай, малышка. Что ты с ними сделала?

— Моя мать, — нараспев продолжила Нитха, — была колдуньей из племени джахак. Когда я родилась, из пустыни дул горячий ветер и в столбах пыли плясали демоны. Моя мать вышла из шатра и закляла их страшным заклятием. Демоны приняли людское обличье и простерлись ниц перед матерью. И мать повелела им всюду следовать за мной и убить любого, кто замыслит на меня зло…

— Ну, то небось в Наррабане было, — поспешил успокоить себя Вертел, на которого сказка произвела впечатление.

— Для демонов нет слова «далеко»! — страстно воскликнула Нитха. — Вечность для них — мгновение, гора — пылинка, годы пути — один шаг! Стоит мне воззвать к ним… стоит произнести три имени — Хагхад, Драхгадж и Хартум…

Девочка не договорила: из затянутого вечерним сумраком ивняка раздался разноголосый мрачный вой, будто волчья стая затосковала под луной.

Разбойники в смятении шарахнулись к костру. Больше всех перепугалась Нитха — взвизгнула, закрыла лицо руками.

Лозняк зашумел, словно сквозь него ломился крупный зверь. Разбойники сгрудились овечьим стадом. Нитха вцепилась в локоть кузнеца, ища защиты.

Но вместо грозного чудища к костру вышел невысокий плечистый человек.

— Привет! — бодро заявил он. — Я — демон Хартум, будем знакомы. Остальные, которых мне не выговорить, тоже здесь. Давайте сюда, ребята! Сейчас мы этих нехороших людей раскатаем в очень, очень тонкую лепешку!

Нитха радостно вскрикнула, бросилась к учителю, но жесткая злая рука вцепилась ей в плечо.

— Выследил, да? — взвизгнул Червяк. Возле смуглой шейки девочки тускло засветилось лезвие ножа. — А вот шагни вперед — враз ей кровь пущу!

Мальчишки, вышедшие к костру, в смятении переглянулись.

— Отпусти ребенка, — ровно сказал Шенги. — Уйдете все трое, мы вас не тронем.

— Так я и поверил! Нашел дурака! Эй, парни, в лодку! Девчонку берем с собой!

Сбросившие оторопь разбойники двинулись к берегу. Вслед плетью ударил мальчишеский голос.

— Трусы, слизняки! — четко выговаривал каждое слово Дайру. — За спиной девчонки спрятались, дерьмо крысиное! Правильно делаете! Учитель любого из вас на ладонь посадит, кулак сожмет — водичка брызнет!

Червяк не обратил внимания на эту тираду, но кузнец остановился, набычился:

— Ты, сопляк, чего ляпнул? Да я любого учителя… хоть твоего, хоть какого…

— Беги, доходяга, пока не отшлепали! — радостно заорал Дайру. — С девчонкой втроем сладили! А с мужчиной один на один — штаны обмочишь!

— Да я любого… голыми руками!

— Спорим? — деловито откликнулся Охотник. — Кто победит, тому девчонка!

— Идет! — гаркнул кузнец. — Червяк, стой! Дернешься — пришибу! Как спорить будем? Я в карраджу не очень… Я… — Каршихоут подумал и убежденно закончил: — Я сильный!

— Силой мериться? Ладно. По-аргосмирски или как на Рудном Кряже?

— Как на Рудном Кряже. Только… это… чтоб по-честному!

— Будет по-честному! — вмешался Вертел. — Сам пригляжу!

— И я пригляжу, — кивнул Нургидан. — Давайте к костру, чтоб виднее…

Всех охватило азартное возбуждение. Каршихоут и Шенги разминали мускулы, сосредоточенно топали, вставая поудобнее. Нургидан и Вертел спорили над охапкой сучьев, ища палку, которая выдержала бы битву гигантов. Дайру, встав на колени, держал наготове нож, чтобы сделать на земле отметку. Даже Червяк был захвачен общим порывом. Не отводя острия от горла пленницы, он напряженно бормотал ей в ухо:

— Сейчас каждому привяжут руку за спину… ага, на левых решили мериться, у твоего-то правая не людская… Не надейся, не поможет ему это, Каршихоут — левша. Смотри, смотри, встают! Нет у вас такого в Наррабане, да? Белобрысый ножом у их ног землю метит. Как встали, так стоять должны. Кто ногу сдвинул — проиграл…

Две сильные ладони легли на палку. Два плеча почти коснулись друг друга. Две груди разом вдохнули и выдохнули воздух.

— Давай! — крикнул Нургидан.

Толстый сук покачнулся в воздухе. Две силы гнули, кренили его, каждая в свою сторону. Мощь нашла на мощь. У противников вздулись жилы на шее, зубы оскалились.

Вертел упал на живот рядом с Дайру, готовый заорать, если хоть одна подошва шагнет за оставленную ножом метку.

Нитха в этот миг легко могла бы вырваться из лап Червяка. Но она, как и ее похититель, забыла обо всем, следя за поединком силачей.

Каршихоут был крупнее и массивнее противника, но привыкшая к молоту лапища впервые встретила достойное сопротивление. Палка подрагивала, чуть наклоняясь то в одну, то в другую сторону. Нитха бормотала что-то по-наррабански, остальные напряженно молчали.

Вдруг тишину над озером всколыхнул общий вопль — такой, что заметалось пламя костра. В ветвях клена забили крыльями потревоженные птицы. Громадный кузнец лицом вниз грохнулся на землю, едва не угодив головой в огонь. Шенги гордо вскинул над головой отвоеванный сук.

Мальчишки прыгали, вопили, лупили друг друга по спинам и плечам.

Вертел изумленно качал головой.

Кузнец сел, рывком освободил от веревки правую руку, которая была привязана за спиной. На лице его проступало сокрушенное недоумение.

И тут всех по сердцу полоснул визг девочки.

Все разом обернулись к Червяку, который пятился к лодке, таща за собой Нитху. Лицо разбойника было жалким, безумным.

— Пусти девчонку, гад! — рявкнул кузнец. — Ноги выдерну!

— Не-е! — захлебнулся истеричным воплем Червяк. — Моя… моя добыча! Я… господину… я…

Он оступился на прибрежном корне и взмахнул руками, выпустив Нитху. Девочка побежала к костру. Червяк дернулся следом, но сук, брошенный могучей рукой Шенги, ударил ему в лоб. Оглушенный разбойник шагнул назад и исчез.

Под берегом плеснулась вода. По нервам людей ударил крик муки и отчаяния. Он срывался, хрипел, замолкал и вновь оглашал остров.

Продолжался этот кошмар недолго: милосердная вода укрыла с головой человека, которого заживо рвали на части острые створки клещей-ракушек.

Тяжелое молчание нарушил Дайру. Он подбросил хвороста в костер и хладнокровно сказал:

— Интересно, почему мне его нисколько не жаль?

— А он был гад, — прогудел кузнец, по своей привычке глядя в суть вещей.

На этом закончились прощальные речи. Но каждый содрогнулся: что может быть страшнее смерти без погребального костра, без возможности родиться вновь?

— А что будет с нами? — робко спросил Вертел, снимая котелок с огня.

— Надо б вас страже сдать, — ответил Шенги, — да очень, очень жаль этого быка. Он мне чуть руку не сломал! И такого богатыря — на болота?

— Обоих жалко! — вступилась Нитха. — Они не злодеи. Просто неудачники и дураки. А Вертел еще и повар гениальный! У них просто жизнь сложилась по-глупому! У нас в Наррабане про таких говорят: «В какую сторону ни пойдет, все о стену лбом». Вот я сейчас расскажу…

Нургидан колол дрова. Это была единственная работа по дому, которую Сын Рода делал без напоминаний. Круглые чурбачки словно сами собой разлетались на аккуратные поленья, и подростком овладевало нечто вроде радости боя. Весело было воображать, будто это не обрубки дерева, а вражьи головы в шлемах.

Топор так и летал вверх-вниз в ловких руках. Отличный топор — тяжелый, острый, совсем новенький и не стоивший ни медяка. Подарок кузнеца Каршихоута.

После возвращения в город учитель навел справки и узнал, что дурень-кузнец зря маялся по лесам. Соседа-заимодавца, оказывается, пырнула ножом жена, доведенная до отчаяния частыми побоями… Растроганный нелепой судьбой могучего недотепы, учитель одолжил Каршихоуту денег. Счастливый великан воцарился в своем домике при вновь обретенной кузнице, опасаясь одного — как бы не всплыли его разбойничьи похождения… хотя какие там похождения, смех один! Похоже, молчун прячет у себя дружка… ну, как его, повара. Учитель об этом не спрашивает — и правильно делает.

Как раз сегодня учитель собирался проведать Каршихоута. За ним утром прислали из дворца — вот на обратном пути он и хотел завернуть в кузницу…

А, вот и учитель возвращается!

Нургидан еще проворнее замахал топором. Но учитель не заметил его усердия.

— Где Нитха?

— На рынок пошла.

— Как — на рынок?! А если опять украдут? Одна ушла?

— С Дайру.

— Я ж ей велел дома сидеть! Собирайся, пошли искать. Такие дела завертелись!

Может, Шенги и рассказал бы по дороге сгорающему от любопытства ученику о «завертевшихся делах», да только идти далеко не пришлось. Через пустырь навстречу неслась Нитха — запыхавшаяся, растрепанная, перепуганная:

— Дайру!.. Его… ой… какие-то люди… ой, гратхэ грау дха, Гарх-то-Горх!

Чем бы ни был до этого взволнован учитель, он тут же выбросил из головы прежние заботы и обратился к новым:

— Дайру? Его что, утащили? Да говори же ты!..

Девочка яростно закивала.

— О боги, теперь Дайру!.. Да что вы у меня, медом намазаны?

— Я видела, куда его…

— Да? Пошли, покажешь! Нургидан, останься дома. Не хватало, чтоб и тебя кто-нибудь украл!

В каком смятении ни была Нитха, но при взгляде на возмущенную физиономию мальчишки она не удержалась:

— Кого? Нургидана? Ой, да он-то кому нужен?!

* * *

Время плелось медленно и томительно, как усталый караван по пустыне. Нависла унылая, тяжелая тишина. Даже Старый Вояка перестал шебаршиться на втором ярусе.

Заплаканная Нитха съежилась у очага. Рядом на скамье мрачно сидел Нургидан. Оба молчали. Обо всем уже было переговорено, когда несчастная, растерянная девочка приплелась в башню.

Оказывается, все это время Дайру лгал им… Впрочем, нет, говорил-то он правду. Он на самом деле был родом из Анмира. И отец его действительно был переписчиком книг. И то, что после смерти имущество отца пошло с торгов, тоже не было враньем. Вот только Дайру промолчал о том, что вместе с прочим добром был продан и он сам. Потому что его мать была рабыней.

Разумеется, Серой Старухе было угодно, чтобы его хозяин перебрался в Издагмир и столкнулся со своим бежавшим невольником…

Теперь Нитха и Нургидан мучились, не зная, чем кончится дело: учителя могли обвинить в укрывательстве беглого раба и отправить на болото рыть канавы. Хозяин Дайру уже послал своих людей к Хранителю, собираясь выдвинуть обвинение.

Погруженная в невеселые мысли Нитха не услышала, как стукнула калитка. А Нургидан вскинул голову. Но не пошел навстречу вошедшему, даже с места не встал, страшно было.

Дверь отворилась, Шенги шагнул через порог. Ученики одновременно приоткрыли рты, чтобы задать вопрос, но ничего не сказали. Потому что следом за учителем вошел Дайру.

Подавленный, несчастный, с опущенным взглядом, но это был Дайру!

Шенги молча проследовал к очагу, подбросил хвороста в огонь и лишь тогда заговорил — раздраженно, словно оправдываясь:

— Я же клятву давал! В храме! Разве я мог его бросить? Его б живьем сожрали… почище чем у Хашузара в садке.

И замолчал. Дайру на миг поднял голову. Ясно было, что эти двое сейчас во власти одного и того же горького и гордого воспоминания.

Немного помолчав, учитель пустился в подробный рассказ.

От обвинения в укрывательстве беглого удалось отбодаться сразу. Тагиарри, спасибо ему, лично примчался успокаивать приезжего грайанца. Тот не стал ссориться с Хранителем города, где предстояло жить, и согласился считать, что Охотник не знал, кого взял в ученики. Окрыленный успехом, Шенги предложил грайанцу любые деньги за мальчишку. Но этот тип (которого, кстати, зовут Бавидаг Поздний Путь из Рода Ветфест) и слушать ничего не хотел. Заладил, что не все можно измерить деньгами. И что гаденыш чуть не убил единственного сына Бавидага…

Тут учитель замолчал, протянув руку к стоящему на столе кувшину. В наступившей тишине все расслышали, как Дайру бормотнул:

— Его, суку, убьешь…

Все обернулись к мальчишке. Тот вжался в стену. Молчание длилось, и Дайру понял, что объяснений не избежать.

— Я… он… — выдавил из себя мальчишка, и вдруг его словно прорвало: — Да я все понимаю, но если ему не угодишь! Если ему нравилось меня мучить! Просто так, для забавы! Да с бродячей собакой нельзя, как он со мной!

Нитха и Нургидан смотрели в пол. Происходящее шло вразрез со всем, что они усвоили с детства. Рабы, конечно, не люди… но Дайру — он же свой!

— Я, дурень, разошелся, — продолжил учитель. — Такие деньги предлагал — пришлось бы городскую казну ограбить! Он почти сломался, но его сынок поднял визг. Мерзкий сопляк. Был бы моим сыном, я б его выдрал. Я в запале брякнул, что пропади тогда пропадом Издагмир, пусть его Подгорные Твари съедят, я уезжаю! Хранитель велел мне не дурить, а Бавидагу объяснил, что не у всякого хозяина невольник может такому доходному ремеслу выучиться. Собственно, первый случай в истории Гильдии… мне Лауруш еще устроит грайанскую баню с веником! Бавидаг смекнул, что из мести теряет крупную выгоду. Договорились, что я парнишку нанимаю на время ученичества, а там видно будет. Но ты, горе мое, запомни: я за тебя поручился, что не сбежишь, пока учишься!

Дайру, не поднимая глаз, неловко кивнул.

— Надо в Гильдию написать, — вздохнул Шенги. — Ох, задал ты мне хлопот!

— Хлопот!.. — фыркнула Нитха. — Тут не хлопоты, тут беда могла выйти!

И сразу пожалела, что влезла в разговор. Когтистая лапа впилась в столешницу.

— Беда? Нет, девочка, в беду меня могла втравить ты! Болото — тьфу, а вот угадай, зачем меня Хранитель с утра пораньше во дворец потребовал!

Нитха непонимающе глянула на учителя и вдруг побледнела, ойкнула, прикрыла рот ладонью.

— Ага! Поняла, голубушка? Болото — ладно, а если бы мою голову в Наррабан повезли? Солью бы засыпали, чтоб не протухла, — это тебе как, солнышко мое?

От таких странных слов даже Дайру забыл про свое горе и с приоткрытым ртом уставился на Шенги. Нургидан — тот и вовсе вскочил со скамьи, готовый бежать куда угодно, драться, спасать учителя.

А Нитха сидела, как мышонок в мышеловке, — тихая, несчастная.

— Она у нас тоже хитрая, вроде Дайру, — сообщил мальчикам Совиная Лапа. — Я, говорит, из хорошей, уважаемой семьи…

— А кто мою семью не уважает?! — вскинулась Нитха. — Покажите мне таких!

— Все уважают, все… А только ты забыла сказать, что у твоего отца очень, очень интересное ремесло. И редкое. Он работает Светочем.

В наступившем молчании Нургидан медленно переводил взгляд с гневного лица учителя на багровое личико Нитхи, пытаясь понять, шутят с ним или нет. А Дайру произнес неуверенно, сам изумляясь своим словам:

— Выходит, она…. то есть светлая госпожа… выходит — принцесса?

— Настоящая! — кивнул Шенги. — Сейчас, госпожа моя, во дворце Хранителя сидит наррабанский вельможа, которого твой царственный отец отправил на розыски. Кстати, что у вас делают с девочками из знатных семей, которые убегают из дома?

— Закапывают живыми в землю, — думая о своем, рассеянно ответила Нитха. Подняла голову, увидела искаженные ужасом лица и поспешила успокоить собеседников: — Нет-нет, отец не допустит! Он меня любит, он добрый. Прикажет держать взаперти, потом выдаст за кого-нибудь замуж, вот и все…

Это «вот и все» прозвучало грустно и беспомощно.

— Да, девочка, отец тебя любит. Больше, чем заслуживаешь. Знаешь, что он приказал этому вельможе? Разыскать дочурку. Если она в беде и дела ее плохи, хватать в охапку и тащить в Наррабан. А если эта ненормальная ухитрилась стать ученицей Подгорного Охотника, как в прощальной записке грозилась, тогда оставить все как есть. Пусть нахалка ходит в свой Подгорный Мир.

Восторженный визг Нитхи сотряс башню от подвала до смотровой площадки. Из стены высунулась встревоженная вислоусая физиономия Старого Вояки. Убедившись, что для шума нет причин, призрак выбранился и опять исчез в стене.

— А ты не радуйся, не радуйся, — проворчал Шенги. — Еще не все знаешь. Этот вельможа — его зовут Рахсан-дэр — домой не вернется. Тагиарри выделил ему покои во дворце, дал слуг. Очень, очень наш Хранитель горд и счастлив, что в городе живет принцесса, пусть даже не наследная… ты ведь не единственное дитя Светоча, верно?

— Шутишь, учитель? — ответила сияющая принцесса. — У отца от старшей жены семеро детей да от мамы четверо. Восемь сыновей и три дочери, вот!

— Правильная наррабанская семья! — одобрил Шенги. — Так вот, этот самый дэр приглядит, чтоб дочь Светоча не забыла обычаи родной страны. Будешь читать по-наррабански, слушать рассказы о Гарх-то-Горхе и подвластных ему богах…

Радость девочки разом потускнела.

— Ой! Рахсан-дэр… он такой зануда! Учитель, заступись!

— И не подумаю. Не жалко. Терпи, раз принцесса.

— В Наррабане говорят: «Собаке мало радости, что на ней золотой ошейник…»

— Ничего-ничего! Будешь знать, как врать учителю! Теперь у тебя нас сразу двое!

— Когда я врала?!

— Когда говорила, что тебе про мои приключения вместо сказок… Это во дворце-то Светоча?

И тут девчушка сказала такое, что мир закачался перед глазами Шенги:

— Мне рассказывала мама. Она была твоей напарницей. Может, помнишь: силуранка Ульнита…

Девочка говорила еще что-то, но мимо Шенги ревущим потоком понеслись вспять годы. Перед глазами встало надменное, прекрасное, бесконечно дорогое лицо в короне цвета спелой пшеницы.

— Учитель! Ты меня слышишь, учитель?

— Что?.. Извини, маленькая, немножко задумался.

Проклятые годы, дотла ограбившие Шенги, все же дали ему ценный дар — умение владеть собой. Сейчас оно пригодилось.

— Я про маму рассказываю. Ее похитили и увезли в Наррабан. Отец освободил ее и взял второй женой.

Вот так. И наверняка ее никто за косы на свадьбу не волок. Не осталась бы с нелюбимым, не тот человек. И ребенок бы ее не удержал.

— Ты говорила, у твоей мамы было четверо детей?

— Три брата и я.

Да… Но дочку она растила на рассказах о своей юности, о Подгорном Мире.

И умерла в далекой чужой стране…

Чему смеются эти суслики? Ах да… Вспоминают, как Нургидан хвастался перед Нитхой своей знатностью! Даже Дайру робко улыбается…

Совиная Лапа заставил воспоминания умолкнуть и стал прежним.

— Давайте, смейтесь, а мне только плакать остается! Повезло с учениками, ничего не скажешь! Знал бы заранее, что у каждого по кошмарной тайне за душой, — бежал бы от вас до Ксуранга!

И тут же прикусил язык, сообразив, что сказал лишнее. Надо бы сначала все обдумать, дело-то серьезное.

Поздно. Смышленый Дайру заметил промах учителя. Обернулся, сказал с ударением:

— У каждого?

И тут же смех стих. Поняли. Умные ребятишки.

Нургидан резко выпрямился, бросил по сторонам затравленный взгляд, и сразу лицо его стало непроницаемым. Он холодно спросил:

— Так ты знаешь? Давно?

— Недавно, — так же сухо ответил Шенги. — Случайно увидел.

— И что собираешься делать?

— Не знаю. Думаю.

— Что уж там думать… — вздохнул Нургидан и вдруг горько усмехнулся: — Но теперь-то хоть веришь, что я в честном поединке убил Летучего Скорпиона?

— Верю. У бедной твари наверняка не было надежды на спасение!

— Это точно. А мне, пожалуй, пора отсюда убираться?

Учитель не успел ответить: вмешалась возмущенная Нитха:

— Ой, опять какие-то тайны? Вроде все выяснили, а тут снова…

Нургидан самолюбиво поднял голову:

— Учитель молчит, меня жалеет. А мне защита не нужна! Сам могу рассказать!

* * *

Аргидан Золотой Арбалет, властитель Замка Западного Ветра, считал себя главным человеком на свете просто потому, что ни разу в жизни не встречал персон более значительных. Конечно, существовал король, которому Аргидан платил налоги, но тот жил в немыслимой дали, в Аргосмире, и представлялся властителю персоной почти мифической. Вроде богов.

Мир был устроен прекрасно. Кормили властителя огород и охота. Того, что можно было выжать из двух лесных деревушек, хватало на вино, налоги и нарядную одежду для выездов в соседний городок Расмир. А больше человеку ничего и не надо. (Если с деньгами все-таки становилось туго, можно было ограбить торговца побогаче, но этим средством Аргидан старался не злоупотреблять.)

Властитель походил на кабана — коренастый, могучий, бесстрашный и упрямый. Был он вдов, растил двоих таких же кабаноподобных сыновей и не жаловался на жизнь.

Но Многоликая сумеет уязвить даже человека, счастливого, как медведь в малиннике.

Как-то в Расмире Аргидан заметил девушку-крестьянку, неумело пытающуюся продать корзинку ягод. Хороша была неимоверно! Темные косы, ярко-зеленые глаза, гибкий стан…

Властитель заговорил с красавицей и узнал, что она из Силурана. Они с отцом пытали счастья на чужбине, но отец умер, а она не знает, куда идти и что делать.

Аргидан объяснил девчонке, что ей делать: сесть на круп его коня и крепче держаться сзади за пояс. В замке у нее будет новое платье. И даже своя служанка.

На щедрое и великодушное предложение дуреха ответила по-крестьянски грубо.

Не привыкший к отказам властитель объяснил дерзкой девчонке, что сгребет ее в охапку и увезет в замок. И никто ему не помешает.

Девица пообещала, что зачахнет с горя, после чего будет бродить по замку призраком и сеять зло, пока не изведет весь Род Айхашар под корень.

Мысль об изведении Рода под корень не понравилась Аргидану, но отступать он не привык. Раз чего-то хочется — разбейся, а достань!

Тогда-то и сорвалось с его языка неосторожное и могучее слово: «Женюсь!» Против этого старинного заклинания девчонка устоять не сумела.

Выходя из храма после короткой церемонии, Аргидан жалел о своей поспешности, но что сделано, то сделано.

Появление молодой и, возможно, плодовитой мачехи не обрадовало пасынков, которым и на двоих-то наследство делить не хотелось. Но властитель посоветовал сыновьям не беспокоиться: он, Аргидан, все равно намерен их обоих пережить. А если наглые сопляки не заткнутся, он переживет их прямо сейчас, не сходя с этого места…

Опасения сыновей подтвердились: через год в люльке запищал темноволосый, зеленоглазый малыш, названный Нургиданом.

Властитель был бы доволен послушной и ласковой женой, если б не одна ее странность. Временами женщина становилась раздражительной, запиралась на ночь в комнате и не пускала мужа на порог. Но Аргидан прощал красавице этот каприз. (К тому же она не единственная женщина в замке, есть и служанки.)

Все кончилось в страшную летнюю ночь, жаркую и душную. Нургидан раскричался в люльке так, что потревожил сон отца. Разгневанный властитель потребовал, чтоб нянька заткнула горластому гаденышу пасть. Измученная рабыня предположила, что ребенок мог бы успокоиться на руках у матери.

Слова эти показались невыспавшемуся господину убедительными. Он прошествовал к комнате жены и по весь голос приказал супруге сейчас же проснуться и унять молокососа. Не дождавшись ответа, Аргидан пинком вышиб дверь.

Сквозь распахнутое окно полная луна заливала светом пустую комнату.

Властителю сразу расхотелось спать. Он бросил угрюмый взгляд на несмятую постель, сел у окна и стал ждать с терпением зверолова в засаде.

* * *

— Дайру рассказывал про Полуночную деревню, — ровным мертвым голосом говорил Нургидан. — Про людей-волков… Моя мать была родом из этой деревни.

Нитха ойкнула.

— Когда отец увидел, в какое чудище превращается его молодая жена, он убил ее на месте. А я… Да что говорить! Сегодня же уберусь на все четыре стороны, не бойтесь.

— Потому отец и позволил тебе уйти из замка и жить как хочешь? — спросил, помолчав, Шенги.

— Конечно. Кому нужен такой сын?

— Как же… — с запинкой сказала Нитха, — как же тебе было… одиноко!

Все посмотрели на девочку. Она смутилась. Как ни странно, смутился и Нургидан.

Тут всех удивил Дайру. Он пересек комнату, встал перед Нургиданом и заговорил так твердо и спокойно, словно не пережил только что позорное разоблачение:

— Ты превращаешься в волка? По своей воле или само собой выходит?

К удивлению учителя, Нургидан ответил не огрызаясь:

— В полнолуние. Само собой выходит.

— Нашего призрака ты в ту ночь напугал?

— Я.

— Бороться с этим можешь?

— Пока могу…

— Что значит — «пока»?

Вопросы были резкими, но задавались не для того, чтобы унизить собеседника. Нургидан понял это и ответил задумчиво:

— В замке была рабыня, очень предана маме. Мама ей о себе рассказывала, старуха потом пересказала мне… В той проклятой деревне дети рождаются как дети, не волчата. Подрастают — начинают в полнолуние оборачиваться волками, но лишь на несколько мгновений. С этим можно бороться, заставлять себя быть человеком, пока в волчьем обличье не отведаешь крови. После этого — все, конец. Тебе приказывает луна, по ее воле ты порвешь горло лучшему другу!

— А ты?.. — с замиранием прошептала Нитха.

— Нет. Никогда.

— А Летучий Скорпион? — строго спросил Дайру.

— Так у него ж крови нет! Он такой… будто весь из когтей.

Шенги маялся от жалости. Будь он один, ни за что не отпустил бы мальчишку! Но имеет ли он право рисковать жизнью двух других детей?