Искушение алхимией

Католическая церковь в это время ведёт настоящую охоту на ведьм. В 1610 году после бесконечно долгого процесса над Джордано Бруно, его сжигают на костре в Риме. Вскоре начинаются преследования Галилея. Когда Рене Декарт узнаёт о приговоре Галилею, вынесенном в 1633 году, он думает о том, чтобы сжечь свой "Мир", трактат по космологии, в котором упоминается о гелиоцентризме. Следует быть осторожным. Поэтому в своём "Рассуждении о методе", законченном в 1637 году, Декарт предпочитает осудить "плохие учения" алхимиков, астрологов и магов (18). В письме, написанном в июле 1640 года его другу Мерсенну (19), он критикует алхимию и её эзотерический язык. Он ставит под сомнение принцип трёх элементов: серы, соли и ртути. Однако его письма говорят о том, что он интересуется алхимией и знает её принципы. Его интерес к этой науке не угасает, как представляется, на протяжении нескольких лет. В этом отношении Жан-Франсуа Майар подчёркивает один редко упоминаемый факт. Он пишет, что, действительно, Рене Декарт сам занимался алхимией в лаборатории своего друга Корнелиса ван Хогеланда в 1640 году (20). Он говорит об искушении, которому не смог воспротивиться рассудок и которое не принесло плодов. Действительно, внимание автора "Метода" в это время было поглощено другими науками, такими как математика, геометрия, метеорология, медицина или оптика.

Нужно, тем не менее, сказать, что, несмотря на свой интерес к алхимии, Декарт отдаляется от эзотеризма своего времени. Он отказывается от применения аналогий, теории соответствий и принципа символизма. По его убеждению, только ясные и чёткие идеи, когда все концепции могут быть полностью подвергнуты анализу, способны привести к "настоящему знанию". Только математические истины, прирождённо свойственные человеку, могут позволить ему понять мир. Декарт считает также, что если человек способен осознать понятия совершенства и бесконечности, то это означает, что Бог оставил в человеке свою печать.

Кроме того, Декарт отрицает конечные цели, потому что отвергает любую попытку понимания смысла Творения и человека. Он "основывает свою физику на метафизике", потому что считает, что математические истины, врождённо пребывающие в нашей душе, позволяют объяснить мир природы физикой, а человеку стать "повелителем и хозяином природы". Декарт лишает натуральный мир его оккультных свойств и определяет его как набор геометрических объёмов, сочетающихся по образцу механизмов, соответственно своим измеряемым формам, и рассчитанных благодаря непреложности математических истин. Конечно, такая механистическая концепция Творения отличается от концепции Парацельса, который видел в Природе ключ ко всему сущему и реальность, с которой человек способен вступать в диалог. Но при этом, нужно сказать, что подход Декарта позволил вывести целую эпоху из глубокого обскурантизма, чтобы привести её к бесспорно современному научному знанию, освобождённому от опасных предрассудков и причудливых суеверий.

Вместе с тем, можно заметить, что некоторые аспекты идей Декарта совпадают с розенкрейцерскими идеями. Его отрицание бесплодных умопостроений и стремление к "знаниям, весьма полезным в жизни" заставляют вспомнить основные положения "Fama Fraternitatis" и "Confessio Fraternitatis". Серж Ютен пишет: "Что касается "методического сомнения", значения, придаваемого эксперименту, необходимости борьбы с суевериями, то эти позиции прекрасно вписываются в общие перспективы розенкрейцерства" (21). Следует отметить также, что в некоторых моментах, касающихся, в частности дополнительной роли интуиции и дедукции или функции шишковидной железы, мысли Декарта весьма близки теориям современного розенкрейцерства. Если Рене Декарт и не был розенкрейцером в полном смысле этого слова, тем не менее, его можно считать розенкрейцером в той мере, в какой в определённый момент своей жизни он был заинтересован розенкрейцерством. Этот интерес должен быть принят во внимание в контексте процесса его созревания как учёного, поскольку он подвёл его к созданию своей собственной философской системы.

Любопытно, что в конце жизни Рене Декарт стремился сблизиться с принцессой Елизаветой, дочерью несчастного короля Фридриха V, покровителя розенкрейцерства. Она стала одной из его учениц. Философ посвятил ей свои труды "Principia" (1644) и "Трактат о страстях души". После Вестфальского договора, положившего конец Тридцатилетней войне, принцесса вернула свои земли в Богемии и пригласила Декарта обосноваться недалеко от неё. К несчастью, этому плану не суждено было осуществиться, так как философ скончался в феврале 1650 года, когда находился с визитом при шведском дворе, куда приехал по приглашению королевы Кристины.

Часть VIII. Философы и розенкрейцерство

(2 часть)

В Англии розенкрейцерский проект получает особое развитие. Однако, в отличие от остальной части Европы, герметизм оставался здесь на довольно скромном положении (1). Конечно, труды Джона Доджета (XVII век) несут на себе отпечаток влияния "Герметического свода", и в царствование Генриха VIII христианский каббалист Франциск Жорж де Вениз пользуется большой известностью. Именно ему король поручает отыскать в священных текстах аргументы в пользу его развода с Катериной Арагонской. Она же обращается за советом к Генриху Корнелию Агриппе. Но, несмотря на восхищение Томаса Мора (1478-1535) работами Пико делла Мирандолы, только при Елизавете I (1533-1568) герметизм Ренессанса увеличивает своё влияние. Филипп Сидней (1554-1586), дипломат, писатель и друг Джордано Бруно, сэр Вальтер Ралейт (1554-1618), сановник, писатель и фаворит Елизаветы, Томас Хэриот и Джон Ди являются в этом контексте главными действующими лицами. Последний, находясь под влиянием трудов Генриха Корнелия Агриппы, представляется, действительно, главой елизаветинского Ренессанса. Он обладает большой эзотерической библиотекой, которую любит посещать королева.