Топология русской культуры

Ценностно-смысловой континуум общественного развития. Однако тем же Плехановым было замечено, что взаимная эквивалентность культурного и социального нарушается в случае возникновения разлада между, например, художниками и окружающей их средой, когда утверждается “склонность к искусству для искусства”, т. е. приоритет культурного над социальным; в то время как взаимное сочувствие между деятелями культуры и значительной частью общества укрепляет “утилитарный взгляд” на искусство и культуру в целом, т. е. приоритет социального над культурным (подобные наблюдения ранее делались В.Белинским, Ап.Григорьевым, Д.Писаревым и др. отечественными мыслителями — по моделям русской культуры, хотя и на любом материале). Тем самым русская культурная история включает в себя социальную историю России как свой частный случай (смысловые структуры, экстраполированные в реальность) и потому выступает как “ключ” к пониманию последней. Русское самодержавие как феномен культуры есть: 1) национальный идеал сакрализованной власти в России, в равной мере актуальный как для эпохи Крещения Руси, так и для постсоветской эпохи; 2) символ сохранения патриархально-родовых отношений в масштабах большого общества: царь — “отец народа”, глава общенациональной семьи, племенной тотем; 3) знак морально-правового абсолюта, беспредельности, тождественной произволу. Подобным образом можно различно — как по преимуществу социальные или культурные явления — истолковать: православие, раскол, интеллигенцию, реформы, насилие, революцию, эмиграцию, империю, приватизацию и т. п.

Если русская социальная история в большей степени характеризуется темпоральностью и динамичностью, то русская культурная история нередко переживается субъектом как относительно неизменная, “застывшая” структура, как топология, которая организуется не столько во времени, сколько в ценностно-смысловом пространстве (а если во времени, то прежде всего в “большом времени” культуры— М.Бахтин); поэтому история русской культуры чаще предстает в категориях смысловой статики, как своего рода складывающаяся во времени “архитектура”, или архитектоника, для понимания которой системность и преемственность культурных форм (в том числе жанров, стилей, сюжетов, мотивов) и традиций, а также нарушение этой системности и разрыв этой преемственности, т.е. парадигматика, значат гораздо больше, нежели простая сменяемость во времени идей, образов, норм и традиций или последовательность поступков и событий, т.е. синтагматика (как в случае социальной истории).

В свете представляемой таким образом социально-культурной асимметрии каждый социокультурный феномен оказывается сопряжен из последовательно динамичного (собственно социального) смыслового компонента и столь же последовательно статичного, относительно устойчивого и стабильного смыслового компонента (собственно культурного). В истории культуры смысловая системность (социокультурная парадигма) периодически ломается, разрушается; на ее месте более или менее постепенно формируется новая система значений и смыслов.

Подобное состояние с необходимостью порождает: 1) преобладание в русской культуре дискретности социокультурного процесса, связанной с чередованием то интегративных, то дифференцирующих тенденций социокультурной динамики (отсюда частая и резкая “ломка” отечественной парадигматики; 2) переменный, вариативный модус взаимосоответствия между социальными и культурными смысловыми структурами (что создает эффект непредсказуемости социокультурной истории в России); 3) неравновесность, асимметричность социокультурных сопряжений, проектных решений, институциональных образований. В том случае, когда превалируют интегративные тенденции, ведущим, управляющим началом социокультурного процесса становятся культурно-смысловые структуры; в случае победы дифференцирующих тенденций — социально-смысловые. Если культурно-смысловые структуры являются творчески преломленными и эстетизированными, то социально-смысловые “заземлены” институционально и практически; поэтому интегративные процессы в русской истории носят по преимуществу виртуальный и эфемерный характер, а дифференциальные — экзистенциальный и цивилизационный характер. Отсюда — относительная кратковременность и нестабильность интегративных периодов в русской истории и, соответственно, преобладание дифференцирующих тенденций. Если взглянуть на социальную историю России с точки зрения культурной, становится очевидно, что во многих конкретных случаях культурные явления интенционально опережали жизнь, а затем вели ее в том или ином направлении, побуждали к развитию в духе порождаемых ими идеалов и теорий, стимулировали радикальные тенденции социально-исторического процесса (Радищев и Новиков, Белинский и Герцен, Добролюбов и Чернышевский, Писарев и Ткачев, и т. д.). Произошедшие в обществе социальные изменения порождали соответствующий “ответ” культуры -созвучный, контрапунктирующий или перечащий. В неменьшей степени культурно обусловлены охранительно-консервативные тенденции в русской общественной жизни, по определению связанные с традицией, с устоявшимися нормативами и системами ценностей, с искусственным “удержанием” социальной истории в рамках, освященных культурной историей. В свою очередь, социально-политическая реакция сама стимулировала усиление консервативно-охранительных интенций в культуре (ср.М.Щербатов, А.Шишков, С.Уваров, К.Леонтьев, К.Победоносцев и др.).

Date: 2015-08-24; view: 421; Нарушение авторских прав