Сюзанна. Я почти потеряла тебя. Это могло произойти так легко

Я почти потеряла тебя. Это могло произойти так легко. Это моя вина. Я на секунду потеряла бдительность и поверила, что могу быть свободной. Я никогда не вернусь в Дублин, никогда. Мне нужна крепость, чтобы держать тебя в безопасности. Мириам может думать все, что пожелает. Они все могут. На том и порешим. Но стены слишком толстые, а окна слишком маленькие. Мне нужна оранжерея, заполненная светом, из которой будет видна вся округа, чтобы я могла заметить опасность загодя.

На прошлой неделе позвонила Мириам и предложила приехать в ее студию. Ради вдохновения она переехала подальше от моря. Слепой жеребец из замка Лиманех стал жемчужиной ее коллекции.

В этих краях ходит история о свирепой рыжей женщине, известной под именем Маура Руа, и ее слепом жеребце. В семнадцатом веке она жила в замке Лиманех и сражалась не хуже любого воина, чтобы сохранить земли и имущество. Ее слепой жеребец был таким же агрессивным и так сильно лягался, что, когда его выпускали из конюшни, конюхи прятались в специально оборудованные в воротах ниши, чтобы не получить копытом по голове. Эту свирепость Мириам отразила в стекле.

Когда мы приехали в студию, жеребец медленно вращался в шкафу-витрине. Она достала его и передала мне. Стеклянные копыта взметнулись в яростном порыве. Каждая мышца была тщательно выгравирована, гладкое брюхо напряглось от рвущейся наружу энергии. Глаза у жеребца были немного навыкате, словно он чувствовал нас. Он ощущал врага, но увидеть его не мог.

Я осторожно держала жеребца, понимая, сколько сил Мириам потратила на него, на бесчисленные эскизы, которыми был завален пол ее студии. Она перепробовала множество вариантов, пока не остановилась на окончательном проекте.

Ты захотела подержать коня. К моему ужасу, Мириам взяла его и дала тебе.

– Не волнуйся, – спокойно сказала она. – Джой знает, что он драгоценный. Она его не уронит.

Глупо так верить в пятилетнего ребенка, однако ты, словно уважая доверие Мириам, с торжественным видом изучала фигурку. Ты уставилась на его глаза и сказала, что конь сердится. Ты посмотрела на его яростно рвущееся вперед тело, на гневно раздутые ноздри и повторила, что конь сердится, что конь сердится, как мама.

Мириам присела на корточки возле тебя и согласилось, что конь действительно сильно сердится, но твоя мама не сердится. Она любит тебя сильно-сильно и сердится только тогда, когда ты плохо себя ведешь.

Ты начинаешь напевать: «Мама плохо себя ведет… Сердитая, непослушная мама…» Ты окидываешь меня взглядом из-под ресниц, таких длинных, что они прикрывают твои осуждающие глаза.

Наконец Мириам взяла фигурку у тебя из рук и поставила ее подальше. Потом указала на стеклянные двери, ведущие в выставочный зал.

– Почему бы тебе не пойти поздороваться с Ритой? – предложила она Джой и попросила меня помочь ей со стендом во время ярмарки народных ремесел. – Она длится всего три дня, – сказала Мириам. – Дэвид как раз приедет в отпуск, и если вы сможете мне помочь, это будет очень кстати. Я думаю, что Филлис с удовольствием присмотрит за Джой. Она постоянно ищет повод, чтобы сделать это. Подумай о том, чтобы вернуться в студию. Джой пойдет в школу, и у тебя будет больше свободного времени. Можешь работать на полставки. Мне понадобится опытный человек, чтобы продвигать эту коллекцию.

Я снова взяла в руки фигурку. Эта работа была создана для меня. Я буду представлять ее на выставке. Она привлечет интерес на торговых ярмарках, в галереях, в печати.

Нa ярмарке народных ремесел морские коньки Мириам позвякивали, а покупатели толпами ходили посмотреть на Слепого жеребца. Вокруг стенда было много народу. Казалось, каждый хочет, чтобы я уделила внимание только ему. Я видела Дэвида на другой стороне стенда, слышала его смех, когда он снял одного из коней с подставки и показал покупателю. Прозрачные копыта вспыхивали, пока он поворачивал фигурку то одной, то другой стороной. Что-то в его смехе заставило меня насторожиться. В нем чувствовалась толика возбуждения, возможно нервозности, но я не видела, кто вызвал у него такую реакцию. Покупатель пожал руку Мириам и отошел от стенда, открывая мне обзор. Карла Келли откинула копну светлых волос и улыбнулась Дэвиду. Их пальцы задели друг друга, когда он передавал ей жеребца. Его поза напомнила мне то, как он подался вперед, когда ее показывали в «Неделе на улице». Он внимательно рассматривал ее, когда она встала на колени рядом с пустой кроваткой. Он смотрел на Карлу Келли с тем же выражением лица и после того, как ее секрет стал известен всем и каждому. А когда передача закончилась, назвал Джоша Бейкера гадкой крысой.

Мое сердце затрепетало в груди, сначала легонько, потом все сильнее и сильнее. Я проскользнула в комнатку, где мы хранили охлажденное вино и кофеварку, и схватилась рукой за стол, чтобы не упасть. Боль расползалась по плечам. Момент, которого я всегда боялась, должен был вот-вот наступить. Я потеряю голову, открою рот и прокричу свой секрет на весь мир. Сквозь гулкий стук сердца я слышала шум воды, которая готова была выйти из берегов. Я вернулась в ту ночь, когда поля превращались в стекло, а я уносила тебя в свой безопасный мир.

Когда я уже думала, что шум просто не может быть громче, он стал оглушающим. Со своего места я видела министра, который в окружении чиновников и фотографов поднялся на помост. Мириам появилась из толпы и присоединилась к нему. Они позировали для фотографов, держа жеребца между собой.

Потом она вошла в комнату и кивнула мне.

– Сюзанна, пойди и сфотографируйся с министром, – сказала она.

Пол покачнулся. Я села на высокий табурет и опустила голову на колени.

– Что с тобой? – Мириам окинула меня внимательным взглядом, в котором можно было прочесть надежду. – Все в порядке? Я должна о чем-то знать?

Я выпрямилась и прошептала, что у меня нелады с желудком. Я с трудом соображала, что говорю. Она пожала плечами и вернулась к министру. Один из фотографов направил камеру на Дэвида и Карлу Келли. Она отвернулась и сошла с помоста, прежде чем он успел сделать снимок.

Позже Мириам заметила:

– Ты видела женщину на помосте? Это та, у которой украли ребенка. Она купила одного из жеребцов. Боже, как же ей тяжело!

Сегодня я заехала в студию и сообщила Мириам, что сама буду заниматься твоим обучением.

– Спасибо за предложение, – сказала я, – но я не могу работать вне дома.

– Что? – Она даже не пыталась скрыть раздражение. – Почему ты не хочешь, чтобы у Джой появились друзья ее возраста? Неудивительно, что она так напряжена. Она вечно сидит дома в твоей компании, а теперь ты еще и учить ее решила сама. Право, Сюзанна, я подобной чуши в жизни не слышала. Что думает Дэвид об этой глупой затее?

Обычно Мириам настолько прямо не высказывается. Я попыталась дать ей понять, что ты слишком чувствительна и ранима для грубого и опасного школьного двора. Она тут же всполошилась, не намекаю ли я на то, что Маолтран – плохое место для воспитания детей. Но я не собираюсь отказываться от своего решения. Я тщательно изучу предметы и придумаю расписание, которое позволит тебе не только не отстать от сверстников, но и, возможно, обогнать их. Таким образом, все будет сбалансировано – учеба и внеклассная активность, свободная от школьных рамок.

– Я решила учить Джой дома, – повторила я. – Я не могу принять твое предложение.

Пол не качался под ногами, однако я очень осторожно вышла из выставочного зала. Он был наполнен хрупкими, изящными созданиями, которые могли рассыпаться при малейшем неверном движении.