Тот же город, то же время. Мисс Кровь встревожился, губы плотно сжались, в глазах вспыхнул безумный огонь

ВТОРЫМ ПЛАНОМ: МИСС КРОВЬ

Мисс Кровь встревожился, губы плотно сжались, в глазах вспыхнул безумный огонь. Он поспешил в коридор, насколько позволяли ему туфли без задников. Непонятно, откуда вдруг появился этот мотоциклист, но в одном он был твердо уверен: Воин Сатаны не посмеет омрачить праздник Мисс Крови!

Вид его внушал ужас. Резать, колоть и не посадить ни пятнышка? Пропитанный кровью скальп Анук, который он надел на голову, перекосился, тщательно наложенный грим размазался по лицу, засохшие кровяные пятна покрывали всю одежду, от чего она приобрела ржаво‑коричневый оттенок. Спустившиеся петли образовали на черных чулках „дорожки".

Пальцы плотно сжимали нож, в любую секунду готовый взметнуться вверх и колоть, резать, пускать кровь. Каждый раз он тщательно вытирал лезвие, и теперь оно, отражая свет настенных ламп, сверкало, как полоска серебристого зеркала.

Рука Мисс Крови еще сильнее сжала рукоятку. Нет, он не позволит какому‑то мерзкому неотесанному громиле, ворвавшемуся в дом на своем вонючем мотоцикле, испортить ему этот день. Уж будьте уверены! Какая наглость! Как смеет это животное вторгаться на его личную территорию! Да еще так дерзко посягать на самую желанную добычу! Нет, это слишком! Его распирало желание подкрасться, прыгнуть сзади и впиться зубами в шею.

Но Мисс Кровь никогда не убивает сзади. Мисс Кровь любит нападать спереди, чтобы жертвы видели его; удовольствие состоит в том, чтобы заставить их извиваться, а потом смотреть, как вываливаются внутренности.

О да, лучше всего спереди. Убить, глядя в лицо и чувствуя теплую кровь – это наслаждение. Единственное наслаждение.

Билли лихорадочно старалась что‑то придумать. Она понимала, что им с Аллилуйей надо как можно быстрее выбраться из дома.

Представив расположение комнат, она быстро подсчитала, что ту, где они прячутся, и ведущую на первый этаж лестницу разделяет метров пятнадцать. Да и чтобы спуститься по ней, тоже уйдет время, она предназначалась для гостей, а не для побега. Это еще метров двенадцать, не меньше. Сколько же отсюда до ближайшего дома? Метров сто? Больше? Будут ли там люди? Неизвестно. Вполне вероятно, что тот сумасшедший, который убил Анук, поймает их еще до того, как они вообще выберутся отсюда.

Но совершенно неожиданно возникло новое обстоятельство. У Змея мотоцикл, и, если она выберет верную тактику, он может оказаться их спасителем. Они с Аллилуйей сядут на заднее сиденье, и он вывезет их из этого кошмара, а через минуту они уже будут мчаться в город. Если, конечно, Змей не забьет ее до полусмерти.

В этом все дело. Она оказалась между молотом и наковальней.

И еще вопрос: может ли она просить Змея о помощи? И главное – окажет ли он ей эту помощь?

Сердце ее бешено колотилось. Из двух зол придется выбирать меньшее. Так кто же: Змей или убийца?

Теперь она уже не раздумывала. Убийца – психически больной человек, он сошел с ума, она видела, как зверски были убиты Анук, а перед этим Эрмина и Оби Кьюти. По сравнению с ним – Змей просто злобное животное. Да, он бешеный, но все‑таки меньшее зло. Смысл его жизни, сама его жизнь – в том, чтобы причинять боль, насиловать, грабить, разрушать, но она знала, что он никого не убивал. Пока.

Хоть какое‑то утешение.

Билли легонько оттолкнула от себя Аллилуйю и взяла ее за руку.

– Не бойся, малышка, – шепнула она и сжала ее пальцы, стараясь передать силу и уверенность, которых сама не чувствовала.

Удивленно взглянув на нее, Аллилуйя кивнула.

Билли ободряюще улыбнулась. Она надеялась, что им все‑таки удастся выбраться.

Мотоцикл снова подъехал к ширме, на этот раз едва не опрокинув ее. От удара она зашаталась, но устояла. Билли слышала, как, тяжело переступая ногами, Змей отводит „харлей", чтобы повторить все сначала. Сейчас.

Прижав к себе Аллилуйю, Билли вышла из‑за ширмы.

– Ладно, Змей. Ты выиграл. – Она подняла руку, показывая, что сдается.

– Так, так, так, – произнес Змей, заглушая мотор. – Посмотрите‑ка, сама Билли Дон, – и губы его искривила злобная усмешка.

– Послушай, Змей, я знаю, ты на меня сердишься, и я тебя не осуждаю, – скрывая волнение, она посмотрела на него в упор. Он всегда пользовался тем, что вызывал в людях страх, и она понимала, что единственная возможность добиться от него того, что ей нужно, – это держаться спокойно. Больше ей ничего не оставалось.

Змей пристально разглядывал ее лицо.

– Да уж не без того, черт возьми. Нам надо кое‑что обсудить. Или ты забыла?

– Позже, Змей. Если ты еще не знаешь, то говорю тебе: мы все в опасности.

Выбив подставку грубым подкованным ботинком, он неторопливо перекинул ногу через седло и отпустил мотоцикл. „Харлей" тяжело накренился на бок и осел на подставку.

Змей прищурился.

– Что значит „мы в опасности"?

Он стоял перед ней, такой огромный, с выпирающими из‑под куртки плечами, всем своим видом показывая, что не понимает, о чем она говорит.

– Мне нужна твоя помощь. – Билли прижала к себе Аллилуйю. – Нам обеим нужна твоя помощь, – добавила она твердо.

Он запрокинул голову и расхохотался.

– Вот это да! Я еду сюда, чтобы показать, кто здесь хозяин, и что я слышу? Ей нужна моя помощь! – Оборвав смех, он зло бросил:

– Ты права. Ты в ней нуждаешься.

– Змей, там в комнате – мертвая женщина, с нее сняли скальп. И убийца сейчас в доме, он охотится за нами. – Она старалась говорить твердо, но добавила в голос умоляющие нотки. – Между собой мы разберемся позже, а сейчас увези нас отсюда. Пожалуйста.

– Из тебя выйдет хороший писатель. Это точно. – Сунув руку в карман, он вытащил зубочистку и зажал ее между зубами. Затем покачал головой. – Не выйдет, сука. Со мной твои штучки больше не пройдут.

– Змей, ты не знаешь, что здесь происходит! Он с силой ударил кулаком о кулак.

– Может быть, зато я знаю, что сейчас произойдет с тобой, – и посмотрел на нее с нескрываемым злорадством.

– Пожалуйста, – подала голос Аллилуйя. – Ну послушайте, что она говорит!

– Правильно, мистер Змей! – произнес Мисс Кровь голосом Аллилуйи. – Надо уметь слушать! – Он стоял в дверях. Одна рука небрежно лежала на бедре, во второй был нож.

Сдавленно вскрикнув, Билли оттолкнула Аллилуйю себе за спину.

– Тебе лучше убраться отсюда, мистер Змей, – прошипел Мисс Кровь. – Разве ты не видишь? Эти крошки – мои! Теперь уже я прошу! Усекаешь?

Змей не отличался особой сообразительностью. Ткнув пальцем в Мисс Кровь и поворачиваясь к Билли, он спросил:

– Это пугало – твой приятель? – Затем перевел взгляд на Аллилуйю и опять на Мисс Кровь. – Ведь праздник Всех Святых еще не наступил! – и ядовито ухмыльнулся.

– Заткни свой поганый рот! – завизжал Мисс Кровь. – Несет, как из помойки! Посмотри на себя!

Желтые глаза Змея угрожающе блеснули.

– Ну ладно, чучело хромоногое. Ты сам напросился! – прорычал он.

– Ого! Мы собираемся поиграть ножичком? – И Мисс Кровь решил продемонстрировать свое искусство. Казалось, лезвие, стремительно вращающееся в его руке, превратилось в сверкающий ореол.

Так же неожиданно он прекратил вращение и теперь держал нож острием кверху. Его ярко напомаженный рот искривился в отвратительной гримасе.

– Ну что, мальчик, страшно? – и крадущейся походкой, моргая накладными ресницами, начал медленно кружить вокруг Змея.

Не отводя глаз от Мисс Крови, Змей быстро сунул руку в карман. Словно молния, блеснуло лезвие финки.

– Не надо, Змей! – умоляюще крикнула Билли. – Бежим! Он – сумасшедший!

– Заткнись, – огрызнулся Змей. – Я должен сосредоточиться! – Низко пригнувшись, он следил за каждым движением трансвестита.

– Сумасшедший? – взвизгнул Мисс Кровь. – Эта девчонка назвала меня сумасшедшим? Не в своем уме?

– Ага. Назвала. – Держа перед собой финку, Змей продолжал поворачиваться на месте, следя, как это чудовищное подобие женщины в нелепых туфлях на шпильке с пушистой отделкой описывает вокруг него круги. Он едва заметно улыбнулся:

– Ну давай, кто ты там есть, мать твою. И заткни это себе в глотку. – Свободной рукой Змей, жестикулируя пальцами, изобразил, что он имел в виду.

Глаза Мисс Крови горели дикой звериной радостью.

– Берегись! – пронзительно крикнул он и сбросил туфли.

Эдвина открыла глаза. Взгляд уперся в белый, недавно покрашенный потолок. Невыносимая боль острым обручем сжимала голову. Вздохнув, она почувствовала тошнотворный, отдающий медью запах свежей крови.

„Ал!" – пронеслось в сознании.

Она мгновенно села и тут же согнулась – тысячи осколков вонзились в голову. Она подняла руки и осторожно ощупала ее. Слава Богу, крови нет, волосы сухие. Но на затылке – огромная шишка. Ничего, это терпимо.

Эдвина повернулась, встала на колени и огляделась, взгляд наткнулся на застывшее в неестественной позе безжизненное тело Анук. К горлу вновь подкатила тошнота, и она быстро отвернулась.

Так что все‑таки?..

Как кадры быстро прокручиваемой киноленты, в памяти промелькнули события последнего часа. Три мертвых полицейских. Голос Аллилуйи, звучавший в разных концах здания. Тело Анук. Потом она выбегает из двери, и на нее набрасывается это омерзительное существо. Удар локтем в грудь, и она падает, револьвер выскакивает из рук…

Револьвер! Где этот проклятый револьвер?

С отчаянной решимостью она принялась искать его. Да где же он? Не обращая внимания на боль, она ползала на коленях, заглядывая под столы и стулья.

Господи! Неужели его забрало это чудовище?

Добравшись до дивана, Эдвина подняла оборку и заглянула под него.

Наконец‑то! Вот он!

Она испытала почти болезненное облегчение.

Растянувшись вдоль края дивана, она просунула руку и пальцами нащупала прохладный металл. Но револьвер выскользнул.

Проклятье! Она теснее прижалась к краю и изо всех сил вытянула руку. Все равно далеко! От отчаяния она даже заплакала.

Вдруг откуда‑то издалека до нее донеслись крики Аллилуйи и Билли Дон. Внутри у нее все похолодело. Это чудовище! Что там происходит? Оно поймало их! Господи, что ему нужно? Эдвина вскочила на ноги.

Собрав все силы, она приподняла край тяжелого дивана и, до крови прикусывая губы, отодвинула от стены почти на метр. Затем вскочила на обтянутое ситцем сиденье, перегнулась через спинку и, вытянувшись насколько могла, схватила револьвер.

Ощутив в руке его тяжесть, она почувствовала себя увереннее. С другой стороны холла опять послышались пронзительные крики, и Эдвина бросилась туда.

С Атлантики быстро наползал густой полог низко клубящегося тумана. Он уже окутал деревья и освещенные окна расположенных вдоль побережья дорогих особняков.

Вертолет начал снижаться.

– Если туман усилится, мы просто не увидим дом, – не оборачиваясь, крикнул пилот.

– Ты отыщешь иголку в стоге сена и прекрасно это знаешь! – проорала ему в ответ Бебс Петри. – Еще минут пять. – Она посмотрела на Кочину. – Ты знаешь, как он выглядит?

– Какой‑то немыслимый замок. С башнями и шпилями.

Бебс закатила глаза.

– Много от тебя помощи!

– У вертолета есть прожектора?

Она вдруг улыбнулась.

– Тебе повезло.

– Если туман не поднимется выше, – пробубнил себе под нос пилот, опытной рукой ведя машину на высоте всего тридцати метров. Они буквально чиркали по крышам.

Следи за глазами, а не за рукой. Это основное правило всех драк с поножовщиной Змей помнил очень хорошо. Глаза подскажут, где в следующий момент окажется рука.

И он, не отрываясь, следил за глазами Мисс Крови.

В них светилось неприкрытое злорадство.

Змей прыгнул вперед и, нанеся молниеносный удар в живот, тут же отскочил назад.

– Сукин сын! – выругался он вслух. Финка разрезала воздух. Мисс Кровь ловко увернулся. Черт! Это пугало соображает! – подумал Змей.

Низко пригнувшись и неотрывно глядя друг на друга, они продолжали осторожно кружить по комнате.

Сделав обманное движение, Змей вновь нанес сильный удар.

Мисс Кровь лишь чуть отступил в сторону, и лезвие прошло в сантиметре от его плеча. Раздался безумный хохот.

Змей снова выругался и зло посмотрел на него. Как, черт возьми, ему это удается?

Стоя у стены и время от времени бросая взгляды на дверь, Билли Дон с нарастающей тревогой следила за схваткой. Она ждала удобного момента, чтобы они с Аллилуйей могли незаметно выскользнуть из комнаты.

Пока такого момента не было. От двери их отделяло около пяти метров: они оказались зажатыми в самом дальнем углу, куда им пришлось отбежать, когда началась драка.

Аллилуйя не в силах была смотреть на это и спрятала лицо на груди Билли. Та гладила ее по волосам.

– Все будет хорошо, – повторяла Билли, успокаивая скорее себя, чем Аллилуйю. – Все будет хорошо.

Змей наступал с решительным упорством, и снова Мисс Кровь с легкостью уклонялся от его ударов, они по‑прежнему не достигали цели.

– Проклятый ублюдок, – прорычал Змей. – Пот градом катился по лицу и щипал глаза. Хуже всего то, что он начал уже уставать, а этот тип даже не вспотел.

Змей сделал прыжок, и опять его финка проткнула воздух. Снова прыжок и снова – мимо.

Двигаясь легко и уверенно, Мисс Кровь то отскакивал в сторону, то, круто повернувшись, опять появлялся у него перед глазами, временами разражаясь истерическим хохотом. Его безумные глаза горели неестественным блеском. Словно пританцовывая вокруг Змея, он удачно избегал острого лезвия. Это было совсем просто. Он не предпринял ни одной атаки. Он еще подождет, пока ему не надоест эта забава.

Не в состоянии выносить этот истерический смех, Змей прорычал:

– Послушай, ты! Почему ты не дерешься, как мужчина?

Подбоченясь, Мисс Кровь окинул его презрительным взглядом.

– Что такое? – произнес он обиженно. – Кто это говорит? Если ты мужчина, то почему мажешь? Почему, дорогой? – И Мисс Кровь послал ему поцелуй, громко чмокнул воздух.

Это была последняя капля. Все. С него довольно. Он не привык ни к поражениям, ни к насмешкам. С него хватит.

Гнев ослепил его; лицо налилось кровью и исказилось от ярости. Он не позволит, чтобы на глазах Шерл из него делали клоуна! Сначала какая‑то старая карга с пистолетом уводит ее прямо из‑под носа. А теперь еще это пугало? Не‑ет. Этот гребаный ублюдок сейчас получит.

Мисс Кровь ликовал, видя, как Змей теряет самообладание и самоконтроль. Высоко подпрыгнув, он отскочил назад, быстро повернулся на одной ноге вокруг себя и на миг, словно позируя перед камерой, застыл в кокетливой позе, а затем мгновенно отпрыгнул в сторону, увернувшись от колющего удара Змея.

Билли Дон ужаснулась, увидев, что Змей опять промахнулся. Он всегда одерживал верх, потому что был выше, тяжелее, хитрее любого, с кем ему приходилось сталкиваться. На этот раз перед Змеем оказался очень искусный противник, и теперь все то, что обычно составляло его силу, обернулось против него. Перед увертливым пританцовывающим трансвеститом он выглядел неуклюжим слоном.

Господи, ну пожалуйста, молилась про себя Билли. Не допусти, чтобы Змей умер. Он – единственное, что может спасти нас от этого кошмара.

– Смотри! – крикнул Мисс Кровь и, отступая грациозными танцующими движениями, остановился, плотно сдвинув ноги. Подняв над головой нож и повернув его острием вниз, он принял позу тореадора. Затем, глядя на Змея из‑под полуприкрытых накладных ресниц, послал ему еще один воздушный поцелуй.

Это переполнило чашу. Змей, как бык, бросился вперед.

С легким поворотом Мисс Кровь отступил в сторону и встал на цыпочки. Змей, не успев остановиться, с разгону пролетел вперед, и в этот момент сверкнул нож и вонзился ему в шею.

Удар, словно обжигающая струя, пригвоздил его к месту, глаза Змея вылезли из орбит. Он зашатался. Изогнутый нож вошел сзади по самую рукоятку, и она еще слегка подрагивала. Почти мгновенно брызнули тонкие розовые фонтанчики.

Раздался пронзительный крик Билли.

Стряхивая с ладоней воображаемую пыль, Мисс Кровь повернул голову.

– Видите, девочки, как это просто? – И он посмотрел на Билли и Аллилуйю, в то время как Змей, ревя, словно раненый лев, медленно кружился на месте. Низко согнувшись и закинув руку, он пытался ухватиться за рукоятку, чтобы вытащить нож, но безуспешно.

– Такие, как он, только тявкают, но не кусают! – Не в силах сдержать радость, Мисс Кровь даже захлопал в ладоши. – Ведь правда, девочки?

Билли не могла смотреть на Змея. Даже такой жестокий человек, как он, не должен умирать вот такой смертью. Никто не должен.

Но Мисс Крови было мало того, что произошло. Сделав шаг вперед, он сильно ударил ногой по руке Змея, все еще сжимающей финку. Рука разжалась, и нож взлетел вверх. Неуловимым движением Мисс Кровь, словно фокусник, поймал его на лету.

Он повернулся к Билли и Аллилуйе.

– Девочки!

– Не смотри! – хрипло прошептала Билли и прижала к груди лицо Аллилуйи. – Ты не должна это видеть.

– Нет должна! А может быть, ты хочешь, чтобы эта штучка оказалась и у нее в спине? – Держа финку за кончик лезвия, Мисс Кровь отвел назад локоть, словно готовясь бросить ее в Аллилуйю.

– Нет! Нет! Нет! – закричала Билли. – Она будет! Будет смотреть! – Затем тихо сказала Аллилуйе: –

Дорогая моя, ты должна повернуться. Сделай, как велит это… – она взглянула на Мисс Кровь. – Как он велит.

– Не могу, – разрыдалась Аллилуйя и еще сильнее прижалась к Билли. – Я просто не могу!

По лицу Билли текли слезы, но она осознавала, что должна сделать все возможное, чтобы Мисс Кровь не пришел в бешенство. Если ей самой не суждено было спастись, то она попытается спасти хотя бы Аллилуйю. Она обязана помочь ей выбраться отсюда.

Билли взяла ее за плечи и, оторвав от себя, повернула лицом к комнате.

Мисс Кровь улыбнулся.

– Ну вот! Вот так гораздо лучше, дорогая. Верно? Застыв от ужаса, Аллилуйя не могла отвести от него глаз, зубы ее стучали.

Мисс Кровь упивался ее страхом, он ощущал его физически. Он просто обожал смотреть, как трясутся от страха его жертвы! Это наполняло его ощущением силы и превосходства. Страх!.. Самое сильное чувство, возникающее так внезапно! Ради него стоило потрудиться! Страх делал его… да! Счастливым! О, сейчас он был счастлив, энергия переполняла его! Даже хочется… танцевать!

И Мисс Кровь, двигаясь вокруг Змея, принялся отбивать быструю чечетку. Затем он высоко поднял финку и всадил ее в шею Змея рядом со своим ножом. Удар был настолько силен, что, как и в прошлый раз, рукоятка задрожала.

Издав сдавленный захлебывающийся стон, Змей дернулся и согнулся еще ниже. Затем, содрогаясь всем телом, тяжело рухнул на колени, уткнувшись головой в руки.

Мисс Кровь продолжал свой безумный танец, затем, приблизившись к Змею, взялся обеими руками за рукоятки торчащих ножей и рывком вытащил их.

Змей дернулся еще раз и ничком упал на пол. Из открытых ран фонтаном хлестала кровь.

Продолжая отбивать чечетку, Мисс Кровь отступил назад.

– Тореадоры в Испании иногда посвящают заколотого быка кому‑нибудь из зрителей, – произнес он, обращаясь к Билли и Аллилуйе. – Вы знаете, как это делается?

– Нет, – с трудом прошептала Билли.

– Тогда я скажу вам. Тореадор дарит уши быка.

– Только не это! – выдохнула Билли и застонала. Широко открытыми глазами, в которых были только страх и страдание, она умоляюще посмотрела на Мисс Кровь. – Ради Бога, не надо!

– Бык, – и Мисс Кровь ударил Змея ногой в лицо, – посвящается вам обеим. Только представьте! Тореадоры выбирали таких, как Пикассо. Но я выбрал вас!

– Нет!.. Не надо!.. – задыхаясь, простонала Билли. Но Мисс Кровь уже присел на корточки возле Змея и в считанные секунды отрезал оба уха. Снова хлынула кровь.

Не в силах сдержать ужас, Билли и Аллилуйя пронзительно завизжали.

– Одно для тебя! – И, кокетливо прицелясь, он бросил одно ухо.

Билли пригнулась, и оно упало рядом.

– А другое – для тебя!

– Он бросил второе ухо Аллилуйе. Оцепенев от страха, она не могла пошевельнуться. Ухо ударилось ей в лицо и упало на пол. Обезумевшими глазами она посмотрела вниз, продолжая открывать рот в беззвучном крике.

Мисс Кровь прищурился и пристально взглянул на них. Держа в каждой руке по ножу, он тщательно вытер их о чулки.

– А вы, девочки, неблагодарные, – произнес он с упреком. – Очень, очень неблагодарные! – Он снова покрутил ножами.

Затем сочувственно поцокал языком.

– Теперь ваша очередь, сладкие мои! Одна из вас должна предложить себя Мисс Крови! – Он принялся вращать ножами с бешеной скоростью, затем резко остановился и, кривляясь, взял их, как вилку и нож, словно уже сидел перед тарелкой. – Ну так как? Кто первый?

– Ты, ты, мерзавец! – прозвучал у него за спиной другой голос.

Девушки и Мисс Кровь обернулись. В дверях стояла Эдвина. Она стояла, широко расставив ноги и держа револьвер обеими руками, как Энджи Дикинсон в фильме „Женщина‑полицейский".

– Брось ножи, – приказала она. – По одному. Сложив губы трубочкой и высунув язык, Мисс Кровь состроил неприличную гримасу, показывая, что он ее не боится.

– Ты слышал меня, – повторила она сквозь зубы. Ну брось их, думала она про себя, пожалуйста, брось! Боже, не заставляй меня стрелять. Я никогда ни в кого не стреляла…

– Ты меня слышал? – пронзительно крикнула она. – Брось их!

Но Мисс Кровь, крутнув ножами, медленно повернулся к ней спиной и направился к Билли и Аллилуйе. Подойдя ближе, он замахнулся, приготовясь нанести удар, но вдруг…

– Ma! – вскрикнула Аллилуйя и закрыла лицо руками.

В этот момент Эдвина нажала курок. Оглушительно прогремел выстрел. Пуля попала в левое бедро Мисс Крови.

От удара его крутануло на месте. Руки, сжимавшие ножи, все еще были подняты над головой, но омерзительное лицо выражало неподдельное удивление.

Пошатываясь, он пошел в сторону Эдвины, направив на нее ножи.

Она снова выстрелила.

На этот раз пуля попала в плечо, разбив кость; из рваной раны брызнула кровь.

Удивительно, но, спотыкаясь, он продолжал идти на нее с поднятыми руками.

– Получай! – крикнула Эдвина и в третий раз спустила курок.

Пуля вошла в живот и отбросила Мисс Кровь к стене. Он открыл рот, словно собираясь что‑то сказать, ножи выпали из рук и со стуком покатились по полу. Оставляя на стене кровавую дорожку, он медленно сполз вниз и замер в неестественной позе.

– Ты застрелила меня, – прошептал Мисс Кровь.

– Ты убила меня. – Его голова свесилась на грудь, скальп с волосами Анук свалился и упал между ног.

Эдвина отшвырнула револьвер и сделала несколько неуверенных шагов.

– О Господи! – прошептала она, и в голове у нее закружилось. В ужасе она прижала ко рту руки. – Это Лео! Это Лео Флад! Господи Иисусе!

Лео медленно поднял голову.

– Нет… Не Лео, – едва слышно произнес он.

– Что? – Эдвина нагнулась. – Что ты говоришь?

– Не… Лео…

– Тогда кто ты? – присев на корточки, она вцепилась в его заляпанные кровью плечи и встряхнула.

– Кто же ты, черт возьми?

– Мисс Кровь. – Его голос слабел, и глаза медленно тускнели.

– Тогда почему? Почему ты преследовал нас, Лео? Почему ты хотел убить нас?

– Лео… не… убивал. Лео… любил. Это… Мисс Кровь.

– Голос его стал еще тише. – Убивала Мисс Кровь, – повторил он и бессильно закрыл глаза.

– Что ты говоришь? – переспросила Эдвина. – Я не понимаю!

– Боже мой, – прошептала Билли и посмотрела на Эдвину. – Какой ужас!

Неожиданно его глаза открылись, и при взгляде на Билли в них вновь вспыхнул безумный огонь. С огромным усилием он поднял руку и, схватив волосы Билли, потянул на себя.

– Мои!.. – прохрипел он. – Мои!

Громко вскрикнув, Билли отпрянула назад.

В следующее мгновение глаза померкли, рука разжалась и упала на колени. Мисс Кровь был мертв. Вдруг в холле послышались крики:

– Билли! Билли! – Затем топот бегущих ног. – Билли! Эдс! Ал! – и в комнату ворвался Дункан Купер.

Словно по команде, темноту за окнами внезапно прорезал ослепительно белый свет, и воздух наполнился ревом двигателей снижающегося вертолета.

К тому времени, когда все спустились вниз, приехал Р.Л.

Все было кончено.

Похороны были назначены на 29 мая. Хоронили сразу троих: одни похороны утром, вторые – в полдень, третьи – ближе к вечеру.

Лео Флада хоронили утром. На небольшом кладбище в Коннектикуте состоялась скромная церемония, на которой были только Эдвина и Аллилуйя.

Р.Л. и Лесли терпеливо ждали в лимузине за оградой.

– Может быть, о мертвых и не принято говорить плохо, – зло сказал Р.Л., – но я скорее в аду сгорю, чем подойду к могиле этого мерзавца.

Эдвина не спорила, она не могла винить Р.Л. за такие слова. Лео – кровавый убийца, собиравшийся напасть на Аллилуйю в тот момент, когда она застрелила его.

Та часть его „я", что была Лео Фладом, вознесла его на вершину богатства и власти, а Мисс Кровь, составлявшая вторую половину, ввергла в пучину адских пороков.

На похороны не приехал ни один из двух компаньонов Лео, не было на них никого из целой армии исполнительных директоров и сотен служащих компании „Бек, Флад и Кронин", которые сочли, что это может повредить их деловой репутации. Все понимали, что компанию ожидает радикальная реорганизация, и никому не хотелось, чтобы его имя связывали с похоронами убийцы и монстра.

После того как гроб опустили в могилу, все сразу отправились в город на Мэдисон‑авеню, на другие похороны.

Церемония прощания с Анук проходила в полдень. Гроб был открыт: необходимая дань искусству служащих похоронного бюро.

И тем не менее поступили претензии.

– Анук никогда не накладывала столько грима, – причитала Лидия Клоссен‑Зем, являвшая собой образец траурной элегантности: черное шелковое платье, черная плоская шляпка из блестящей соломки и длинные черные кожаные перчатки. Сама Анук наверняка оделась бы так же.

– Прическа и цвет волос тоже не совсем соответствуют, – добавил Дэвид Кэмберленд.

Нет нужды говорить, что весь высший свет пришел проститься с Анук. И, конечно, ни одного плохого слова. Ни от кого, даже от Лиз Шрек и Класа Клоссена.

Посторонний человек, услышавший хвалебные речи в ее адрес, подумал бы, что хоронят, по крайней мере мать Терезу.

Двое похорон в один день, как правило, заставляют человека задуматься о том, насколько хрупка и быстротечна жизнь и как она дорога.

Во время церемонии Эдвина все время смотрела на Р.Л. и крепко держала его за руку.

Эдвина Дж. Робинсон Шеклбери. Несколько раз повторила это сочетание про себя. Слишком много слов, решила она.

Эдвина Дж. Шеклбери. М‑м‑м. Совсем неплохо. Ей даже понравилось.

Она склонилась к уху Р.Л.

– Я хочу выйти за тебя замуж, – прошептала она как раз в тот момент, когда Дэвид Кэмберленд рассказывал очередную пикантную подробность из жизни Анук, и рассказывал мастерски.

– Что? – с отвисшей челюстью повернулся Р.Л. к Эдвине. – Ты серьезно?

Она энергично закивала головой.

– Тогда я не могу понять одного: почему именно сейчас? Неужели ты не могла решить это давным‑давно? Это избавило бы нас от массы переживаний.

– Потому что раньше я еще не понимала.

– Не понимала чего?

– Что жизнь слишком коротка, чтобы ждать еще целый день, вот что!

Третьи похороны проходили около четырех часов дня и явились событием для всего Ист‑Виллиджа. Конечно, никого из скорбевших на Мэдисон‑авеню здесь не было, не говоря уж о Билли Дон. Никакие силы не смогли бы заставить ее прийти сюда.

Воины Сатаны устроили грандиозное прощание со Змеем. К богу всех „харлеев" его провожали с почетным мотоциклетным эскортом.

В Нью‑Йорк съехалось около трехсот Воинов Сатаны, чтобы отдать последние почести павшему брату; приехали даже из Джэксонвилла, штат Флорида.

Все происходило, как и подобает в таких случаях: несколько драк, немного крови. Два‑три тяжелых случая отравления наркотиками. Ничего необычного.

Около четырех дня мостовая в центре города содрогнулась, когда по ней промчались сотни „харлеев". Затем нью‑йоркское отделение братства Воинов Сатаны по два мотоцикла в ряд возглавило похоронную процессию на кладбище; впереди ехал полицейский седан, предусмотрительно расчищавший дорогу. Гроб с телом Змея везли на трехколесном мотоцикле, с которого сняли коляску. Многочисленные отделения братства из пригородов и других городов замыкали процессию.

Рев мотоциклов разносился почти на километр. Такое зрелище не часто можно было увидеть даже в Манхэттене. Достаточно сказать, что процессия блокировала движение.

Из трех погребений, состоявшихся в тот день, похороны Змея были самыми многолюдными и запоминающимися.

ЭПИЛОГ

Торжественная презентация демонстрационного дома в Саутгемптоне и банкет были отложены до 4 июля не столько из‑за уважения к покойным, сколько из‑за необходимости привести все в порядок. На следующий день после церемонии дом был открыт уже для всех желающих.

К тому времени не осталось и следа от еще недавно разыгравшихся здесь кровавых событий. Комнаты и залы еще раз обрели свое нарушенное совершенство. Все сложилось очень удачно: ущерб, причиненный дому, возместили за счет страховок, обязательных для каждого дизайнера.

Еще никогда ни один демонстрационный дом не возбуждал такого жгучего интереса.

В тот год дом в Саутгемптоне стал самым знаменитым образцом дизайна интерьера за всю историю этого искусства. Это произошло по нескольким причинам: благодаря беспрецедентному освещению в прессе и по телевидению и убийству непререкаемой королевы светского общества Нью‑Йорка Анук де Рискаль, а также человека, которого называли чудом Уолл‑стрита и который, как оказалось, держал в страхе всю армию манекенщиц.

Все буквально умирали от желания взглянуть на место преступления, ставшего сенсацией.

Сотни тысяч страдающих нездоровым любопытством потянулись в Саутгемптон и толпами бродили по особняку, предварительно заплатив по десять долларов за право на это.

На прекрасные комнаты почти не обращали внимания. Притягивала и завораживала та, где произошло преступление.

Ко времени закрытия дома в Фонд помощи детям, больным СПИДом, было собрано два миллиона долларов – на полтора миллиона больше, чем ожидалось. Это доказывало, что в редких случаях преступность не только приносит доход, но – правда, в гораздо более редких случаях – и служит доброму делу.

Билли Дон и Дункан Купер так и не поженились, но это не мешало им жить счастливо. Любовь раскрыла в каждом из них удивительные качества, сделавшие их мир только богаче. Им во всем сопутствовала удача.

Как‑то Билли невзначай вздохнула, что от студийных ламп кожа ее становится шершавой и сухой, а при съемках на улице – трескается.

Ничего не сказав ей, Дункан заперся у себя в лаборатории и вскоре подарил ей сказочный увлажняющий лосьон. Работая над получением лосьона, он, конечно, не испытывал его на животных, чему Билли была очень рада.

В другой раз Билли заявила, что по утрам стала замечать на лице морщинки. И что бы вы думали? Он сделал для нее ночной питательный крем от морщин, от которого кожа становится свежей и упругой.

Вскоре, специально для нее, Дункан занялся разработкой целой серии средств по уходу за кожей, и однажды Билли, обратив внимание на обилие у нее кремов и лосьонов, заметила, что он уже может продавать их.

Дункан обещал подумать, но лишь в том случае, если она согласится рекламировать их.

Билли согласилась, и они взялись за дело.

Оно пошло настолько успешно, что вскоре „Косметику клиники Купера" можно было увидеть в специальных бутиках, занявших лучшие места на первых этажах всех универмагов страны. А еще через некоторое время, при объеме акций на сумму в четверть миллиарда долларов, фирма была зарегистрирована на нью‑йоркской фондовой бирже.

Фортуна продолжала улыбаться Билли Дон, и она была вознаграждена за все перенесенные ею страдания.

Теперь благодаря новой методике в хирургии оказалось возможным вылечить травму, которую перенесла Билли Дон, попав к Воинам Сатаны. Через очень короткое время она забеременела и через девять месяцев родила двух здоровых мальчиков‑близнецов.

Билли понимала, что в жизни главное, и ставила материнство выше карьеры. Сделав на год перерыв в своей работе, она занималась теперь своим искусством только тогда, когда ей этого действительно хотелось.

Спрос рождает предложение, и поэтому вполне естественно, что ее редкие появления лишь увеличили спрос и, соответственно, цену.

Деньги лились рекой.

Эдвина Дж. Робинсон взошла на вершину славы.

Этому способствовали не только пресса и телевидение, со всеми подробностями представившие кровавую эпопею Лео Флада. Эдвина мгновенно стала знаменитостью, поскольку оказалась именно тем человеком, который избавил город от пресловутого маньяка‑убийцы, а также спас жизнь своей дочери и супермодели Билли Дон. Ее фотографии появились во всех газетах и журналах, она не сходила с телеэкранов. Поначалу Эдвина сокрушалась, что такая „популярность" испортит репутацию ее фирмы и снизит продажу: в конечном итоге она убила человека, что само по себе – уже отрицательная реклама.

Но пресс‑агент Уильям Питерс был на седьмом небе. Он взахлеб твердил, что такое масштабное освещение невозможно купить ни за какие деньги. И, конечно, он оказался прав. Ее пригласили участвовать в известных телевизионных ток‑шоу Донахью и Опра, и она согласилась, но с условием, что через две недели телевидение покажет демонстрацию ее моделей одежды. Продюсеры обоих шоу были готовы на все.

Ее также волновала и судьба компании „Эдвина Джи", так как Лео Флад был ее партнером.

Но она напрасно волновалась. Разногласий оказалось немного, и их легко уладили, поскольку она подписывала контракт не лично с Лео Фладом, а с компанией „Бек, Флад и Кронин". Ее контракт с ними все еще имел силу. Корпорация сохранилась, и ее директора Саул Бек и Дэвид Кронин внесли в нее только одно кардинальное изменение: из названия исчезло слово „Флад".

Бутики „Эдвины Джи" имели колоссальный успех, все просто помешались на ее моделях, так что „Рибок" и „Своч" отошли на второй план. Уже через год объем продаж фирмы составил триста миллионов долларов.

Но еще раньше Эдвина и Р.Л. связали себя брачными узами. Это была скромная свадебная церемония, на которой присутствовали лишь близкие друзья, Ал и Лесли. Невеста сохранила свою девичью фамилию.

После замужества в жизни Эдвины и Р.Л. произошли некоторые изменения. Эдвина дала объявление о продаже своей квартиры в Сан‑Ремо, а Р.Л. продал свой дом. Теперь они могли позволить себе все и, решив ни в чем себе не отказывать, принялись за поиски нового дома. В том же квартале, где находилась клиника Купера, они купили большой особняк с гаражом, бассейном и огромным с высоким потолком залом для балов, который Эдвина тут же переделала в свой домашний офис.

Через год, образовав филиал фирмы, она разработала целую серию моделей мужской одежды. Успех был фантастический. Затем она занялась созданием образцов постельного белья и дизайном предметов интерьера.

Как Ральф Лорен.

У Аллилуйи Купер не было проблем в общении со своей знаменитой матерью, знаменитым отцом и знаменитой мачехой. Она не отказалась от карьеры манекенщицы и, как и предсказывала Олимпия Арпель, стала последней сенсацией со времен Бруки Шилдс. Несмотря на экстравагантный стиль, обаяние молодости взяло верх.

Вскоре ее фотографии запестрели на обложках ведущих журналов мод по обе стороны Атлантики. Перед ее обезоруживающей улыбкой не мог устоять никто. Аллилуйя просила – и получала – большие деньги, ее годовой доход выражался шестизначной цифрой. И это при том, что она была занята неполный рабочий день.

Если она и могла пожаловаться, то лишь на то, что ей приходилось подстраивать свою работу под расписание школьных уроков. И, кроме того, Эдвина настоятельно потребовала, чтобы заработанные деньги оставались пока на счету ее фонда.

– Они тебе могут понадобиться в будущем, детка, – предупреждала она. – Жизнь сложна…

К замужеству матери и Р.Л., равно как и к отношениям своего отца с Билли Дон, она относилась без всяких комплексов. Она любила обе семьи, и возможность жить то в одном доме, то в другом наполняла ее счастьем. Аллилуйя обожала близнецов, а иметь такого брата, как Лесли, доставляло ей огромное удовольствие. Они прекрасно ладили друг с другом.

Конечно, Лесли сначала должен был „дозреть", прежде чем Аллилуйя смогла изменить его внешность. Она уже не находила в ней ничего экзотического. Вскоре она отправилась с ним по магазинам Ист‑Виллиджа, где выбрала все необходимое, а потом затащила к своему любимому парикмахеру в центре „Астор".

Лесли изменился до неузнаваемости. Теперь он носил прическу в стиле 50‑х, смазывая волосы бриллиантином, модные пластиковые „авиаторские" очки, вместо прежних, которые от тяжести постоянно съезжали на нос, умело разорванные и нужным образом обтрепанные джинсы „Ливайс" и потертую кожаную мотоциклетную куртку.

– Ты классно выглядишь, Лес! – восторгалась Аллилуйя.

Так же, как и Аллилуйя, он чувствовал себя непринужденно в обоих домах.

И, конечно, Руби была по‑прежнему с ними. Теперь, правда, ее знаменитое „одевается, как Бог знает что", уже относилось не только к Аллилуйе.

Олимпия Арпель покинула сумасшедший мир моды и ушла на покой. Свою компанию вместе с контрактами с Билли Дон, Аллилуйей Купер и остальными манекенщицами она продала Эйлин Форд, а себе купила квартиру на Гавайях.

Олимпия не была замужем и жила одна, поэтому, познакомившись со своим соседом, вдовцом Ирвином Гинзбергом, который тоже приехал из Нью‑Йорка, и влюбившись в него, она сама не переставала удивляться. Ему недавно исполнилось шестьдесят, и он вышел на пенсию, а до этого занимался производством одежды. Как выяснилось, и он и Олимпия двадцать лет прожили в Манхэттене буквально в двух шагах друг от друга, но впервые узнали друг о друге, только приехав на Гавайи.

Ирвин Гинзберг сделал ей предложение, и она приняла его, после чего они продали свои квартиры и купили большой дом с участком пляжа на побережье, откуда открывался прекрасный вид на океан.

Замужняя жизнь пришлась Олимпии по душе, и она ни капельки не скучала по Нью‑Йорку. Она обрела душевный покой.

Но так и осталась заядлой курильщицей.

Фред Кочина наконец‑то понял, что лишний вес и богатая холестерином пища чуть не сделали свое дело. Когда он гнался за подозреваемым в убийстве, с ним случился обширный инфаркт и ему пришлось провести двенадцать часов в реанимации. Жизнь его висела на волоске.

После того как он вышел из больницы, на его груди красовался здоровый шрам – память о перенесенной операции.

Вернувшись в свой участок и мечтая вновь заняться любимым делом, он с горечью обнаружил, что его перевели на более легкую работу, то есть попросту посадили на бумаги. Кроме того, ему пришлось отказаться от еды на ходу и начать заниматься спортом. Все это заставило Фреда принять кардинальное решение: он подал в отставку, получил лицензию и открыл частное сыскное агентство, состоящее из одного человека – его самого.

Он добросовестно выслеживал неверных мужей и жен, он готов был делать, что угодно, только не перекладывать бумаги и убивать остаток дня, смотря по телевидению очередную мелодраму для домохозяек.

И все же ему безмерно недоставало прежней работы. Полицейский – это уже на всю жизнь. Он им родился.

Карьера детектива Кармен Толедо круто пошла в гору. То, что она была пуэрториканкой и женщиной‑полицейским, выделяло ее среди других. Поэтому, продвигая ее по службе, нью‑йоркское отделение патрульной службы сразу убивало двух зайцев, и вскоре Кармен стала образцом женщины‑полицейского испанского происхождения, на который всегда ссылалось начальство.

Поначалу она искренне поверила, что ее успешная карьера объясняется исключительно ее личными заслугами и добросовестным несением службы. Когда же она поняла, что это не так, то пришла в бешенство.

Никто не смеет делать из нее дурочку, даже если это ей выгодно. Упрямства, а главное, гордости у Кармен Толедо было в избытке.

Подав в отставку, она первым делом позвонила старому напарнику.

– Босс, думаю, что пара женских рук тебе не помешает.

– Конечно, нет, черт побери! – тут же ответил Фред Кочина. – Ты не представляешь, скольким дуракам, мечтающим о разводе, я должен был отказать, потому что не хватает людей.

Через год дел прибавилось вдвое, потом вчетверо, и ему пришлось нанимать еще детективов. Все стало, как в старое доброе время. Почти как раньше.

Антонио де Рискаль по‑прежнему задавал тон в мире моды, он стоял у руля и хотел там оставаться. Ему очень недоставало Анук, но жизнь есть жизнь и не вечно же ходить в трауре. На его „грешки" смотрели сквозь пальцы, но он понимал, что для действительно прочного положения женитьба необходима. Даже в самых высших слоях общества на одиноких мужчин смотрели с подозрением, да и с остальными тоже приходится считаться. Он сознавал, что для полноты его сложившегося образа, для привлечения внимания – такого внимания, которого он требовал, – ему нужна женщина.

Жена. Ему нужна новая жена, еще одна Анук, которая бы смогла уживаться с ним и в то же время не слишком настаивать на выполнении супружеского долга.

Мариссу Карлайл Антонио знал давно. Ей было тридцать пять лет, она была вдовой, к тому же неотразимо красивой, и стоила полмиллиарда долларов. Страдала отсутствием аппетита, обладала убийственным чувством юмора, отличалась очаровательной порочностью и была тайной лесбиянкой. Совсем как Анук.

И, так же, как Анук, она и Дэвид Кэмберленд быстро стали неразлучной парочкой.

Через год после убийства Анук Антонио и Марисса объявили о своей свадьбе. Это, естественно, стало событием, больше похожим на сказку, – как раз то, о чем так любят писать газетчики. На невесте было, ну конечно же, прелестнейшее свадебное платье от де Рискаля, расшитое жемчугом, туалет дополняла также расшитая жемчугом кружевная фата и почти десятиметровый шлейф.

Если какая‑нибудь женщина и обладала такой напористостью, как Анук, то это была Марисса де Рискаль; если Антонио можно сравнить с бомбой, то Мариссу – только с бикфордовым шнуром. Вместе они задавали тон в высшем обществе Манхэттена и крепко держали бразды правления, оставаясь некоронованными властелинами крупнейшего города мира.

Все было, как в доброе старое время.

Вполне естественно, что именно де Рискали устраивали приемы, на которых немодное становилось модным, приемы, становившиеся сенсацией и доказывавшие, что Марисса, так же как до нее и Анук, баба с головой.

И первый большой прием, состоявшийся после брака Антонио и Мариссы, был устроен в честь Эдвины – отметить ее фантастический успех. Банкет с коктейлями и официальным ужином, проходивший в шикарном ресторане „Бруклин Ботаникл Гарденз", закончился грандиозным балом.

[1]Эдвин Джордж Робинсон – известный американский киноактер – (Здесь и далее прим. пер.)

[2]На месте преступления (лат.)

[3]Как раз наоборот, дорогой (фр.)

[4]В русском варианте – Элли, героиня „Волшебника Изумрудного Города".

[5]Пристанище (фр.).

[6]Список пятисот крупнейших корпораций США, ежегодно публикуемых журналом „Форчун".

[7]Героиня произведений американской писательницы Элеонор Портер, чье имя стало символом жизнерадостности и силы духа.

[8]Крупнейшая мегалитическая культовая постройка второго тысячелетия до н. э. в Англии близ города Солсбери.

[9]Фехтовальный термин, означающий укол, удар (фр.).

[10]Форма комиссионной продажи товаров.

Date: 2015-08-24; view: 378; Нарушение авторских прав