Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Глава 6. Ходжахмет Ходжаев иногда позволял себе часок‑другой побыть Володей Ходяковым
Ходжахмет Ходжаев иногда позволял себе часок‑другой побыть Володей Ходяковым. Вот и теперь. Велел вертолетчикам посадить машину в том месте, где Калужское шоссе пересекает реку Десну. Когда‑то здесь на пляже он познакомился с девушкой‑москвичкой, а она, узнав, что он из Ульяновска, презрительно отвергла его ухаживания. Если б она знала, во что, какими слезками потом отольется миллионам москвичек это ее тогдашнее «нет», попокладистее, наверное, была бы тогда с ним. Саму девчонку, ее лицо Володя уже давно позабыл. Помнил только фигурку ее ладненькую в модном тогда махровом бикини да светло‑русые пряди, шевелимые теплым июльским ветерком. Ходжахмет раздраженно махнул рукой, веля летчикам улетать, а охранникам скрыться в кустах, не маячить перед глазами и не портить впечатление от созерцания природы. Вертолет завыл форсажем турбины и, косо наклонившись над самым полем, быстро улетел прочь. Володя остался один. Нет, один он никогда теперь не оставался. Человек с полета охранников с винтовками и автоматами засели по периметру – там и там – глядят в оба, охраняют… Он теперь главный вождь движения. И хоть и не духовного звания, но покруче любого аятоллы.
Володя присел на корточки, поднял камешек, бросил в воду. Здесь они купались. Много машин еще стояло тогда на траве – это дикие туристы из Москвы приехали искупаться. И он тогда был вместе с московским своим дружком, Андреем. А она местная была. Вернее, москвичка, но с местных дач.
Сколько времени прошло? Он тогда только школу закончил в Ульяновске и приехал поступать в институт. Выбрал себе автомобильный, МАДИ, и факультет – эксплуатацию автотранспорта, чтобы потом на жигулевском автосервисе в Ульяновске работать, хорошую деньгу зашибать… Не поступил. Баллов недобрал, а на вечернее не было смысла, вечерний отсрочки от армии не давал. Вернулся в Ульяновск, на «Тути»[9]к себе. А осенью его и в армию забрали. С Лешкой Старцевым.
А вот интересно, если бы тогда не отбили они Лешку, когда его боевики Хамид‑шаха выкрали там, с горки, где Леха собаку хоронил? Что бы сталось? Может, Лешка теперь был бы Ходжахметом? А он, Володька, русским генералом, который бы этого Ходжахмета ловил?
Может! Все может быть. Аллах велик. И все в воле его.
Володя вспомнил, что теперь время молитвы. И вот полста спрятавшихся по кустам охранников смотрят теперь на него, на главного своего вождя. Володя обратился лицом на восток, расстелил коврик, встал на колени… Огладил бороду, провел пальцами по глазам, по лицу…
Но он не молился. Он вспоминал. Вспоминал, как встретил Пакистанца. Уже в Чечне, когда сам был в чине бригадного генерала. И как Пакистанец рассказал ему про чистых, объединенных в цепь. Что если много чистых объединить в цепь, то можно достичь сути откровения, которое дается пророку.
Вспомнил, как поверил в это. Все вспомнил.
* * *
Катюша сидела во внутреннем дворцовом саду. Резко и противно кричали павлины. Индюшки эти ходили взад и вперед, клюя свои орешки из кормушек, а главный индюк‑павлин с большой короной на голове то распускал свой хвост, то сводил перья в стопочку. И покрикивал.
Купаться не хотелось. Куда уж купаться – не сегодня завтра родить уже! Лида сидела рядом, в тени, и рассказывала про свою старую жизнь в Москве, как они с Игорем, ее покойным мужем, ездили с друзьями на пикники на Москва‑реку за Звенигородом, и как там бывало хорошо. Лида, кстати говоря, как инструктор занималась с Катюшей гимнастикой для беременных. А под эту ипостась и сама тянулась – на шпагаты садилась, гнулась, делала махи ногами… А без того чтобы как бы с Катюшей заниматься, ей самой гимнастику запрещала старшая жена. – Как думаешь, нас подслушивают? – спрашивала Катя, беря с тарелки финики. – Ясен пень, подслушивают, – сидя в шпагате, отвечала Лида, поочередно делая наклоны к левому и правому носку. – А как ты думаешь, зачем мы ему тут нужны? – спрашивала Катя, отправляя в рот очередной финик. – Это у тебя надо спросить, – отвечала Лида, – поройся‑ка ты в памяти, может, вспомнишь чего? И вдруг Катя как бы обомлела… Схватилась за живот. – Ой, ты че, Катюха? – испуганно спросила Лида. – Ой, кажется, началось, – тихо ответила Катя, – кажется, началось у меня, рожаю. – Акушера, акушера сюда! – закричала Лида. – Хозяйка рожает! Прибывшие через три минуты акушеры мгновенно поставили диагноз – у роженицы отходят воды, самая пора была на стол и делать стимуляцию…
* * *
С Пакистанцем Ходжахмет впервые встретился на базе неподалеку от Карачи. Шла вторая чеченская война. Ходжахмет только что провел два месяца в Турции, в одном из оплачиваемых шейхами санаториев, где залечивал простреленные в горах правую ногу и левое легкое. Некоторые его товарищи лечились и в Грузии, и в Азербайджане, но Совет полевых командиров решил, что бригадному генералу Ходжахмету Ходжаеву лучше не рисковать, а поправлять здоровье подальше от России. Русских женщин, по которым тосковал, Ходжахмет мог видеть и в Турции. Теперь, после перестройки Горбачева и Ельцина, русских женщин в Турции было побольше, чем в иное советское время их было в Крыму или в Сочи. Нога уже совсем перестала его беспокоить, а то до отдыха в Анталии Ходжахмет часто припадал на нее и по ночам, бывало, просыпался от мучавшей его боли. Пуля русского снайпера под Шали задела кость. Это инструктор по кличке Ливиец и чеченец Гоча вынесли его тогда по реке из‑под обстрела.
После отдыха Ходжахмет отправился в Пакистан. Там готовили пополнение для ведения летних боевых действий новой летней кампании девяносто седьмого года… Простых бойцов готовили в Чечне и в ущельях сопредельной Грузии. А здесь, близ Карачи, готовили младших командиров. Учили очень важным вещам – выживанию в горах, маскировке, минному и взрывному делу, обустройству бункеров и схронов, стрельбе из «стингера» и «иглы», работе на современных устройствах космической спутниковой связи и всему прочему, очень нужному в современной войне, тому, чему не обучают простых боевиков – мальчишек, набранных в селах предгорных районов. А кстати, мальчишки, выросшие уже не при Советах, зачастую не умели писать и читать, но стрелять из автомата и гранатомета «муха» умели получше, чем иной российский солдат, особенно из тех российских солдат, кто вместо полигона все два года своей службы провел на строительстве командирских дач или на полковой свиноферме. Ходжахмет прибыл в Карачи для того, чтобы проверить готовность нового выпуска школы и вместе с отобранной партией бойцов вернуться в Шалинский район, где готовились большие дела. Тут‑то Ходжахмет и познакомился с Пакистанцем.
Пакистанец вообще‑то имел американский паспорт на имя Ислама Нургали. Но это было не настоящее его имя. В лагере его так и звали – Пакистанец. Именно он отвечал за готовность новой партии. А Ходжахмет приготовил для этого выпуска достойную проверочку. Что может быть лучшим испытанием для воинов, чем реальный выход в горы и боевое столкновение с реальным противником? Ходжахмет сам отобрал пятнадцать человек для предстоящей контрольной вылазки. Им предстояло пощупать оборону русских пограничников на таджикском участке. Предстояли и стрельбы из «стингера» по вертолетам. Ходжахмет хотел все сам проверить: ведь с этими людьми ему потом предстояло устроить большой шум на юго‑востоке Чечни и в Дагестане.
Пакистанец тоже пошел с ними. И вот, когда они дали русским пограничникам бой, когда отстрелялись по русским вертолетам, когда уже уходили назад, на одном из ночных привалов Пакистанец и рассказал Ходжахмету о перспективах будущей войны, как он ее себе представлял.
Сперва Ходжахмет попросту не поверил Пакистанцу. Как? Что такое? Верить в колдовство? Ему – реально мыслящему вождю сопротивления, авторитетному полевому командиру, бригадному генералу – и верить в сверхъестественное?! Да кабы он верил во всякого рода чепуху, он бы не выжил в многолетней череде перманентных боев! Только реально мыслящий человек, только его трезвый ум и расчет могли помочь на войне. В этом был уверен Ходжахмет. Это подтверждал весь его боевой опыт. В этом он был уверен до встречи с Пакистанцем. Да! Пакистанец был не прост… Но он сперва только слегка поколебал Ходжахмета в его материалистических убеждениях – поколебал, показав пару фокусов… Тогда на бивуаке у костра Пакистанец продемонстрировал Ходжахмету свою способность влиять на приборы. Одним только усилием воли Пакистанец сделал так, чтобы, например, вдруг перестал работать ночной прицел эсвэдэшки… Мог Пакистанец заставить ноутбук от системы спутниковой связи самопроизвольно включаться и выключаться… Наконец, мог сделать и так, чтобы не сработал детонатор в цепи заложенного ими фугаса… А мог и, наоборот, заставить цепь сработать еще до получения спутниковой команды на взрыв. – Ты просто фокусник, – сказал тогда Ходжахмет. – Нет, не фокусник, – отвечал Пакистанец, – есть люди, которых я называю проводниками. Они могут концентрировать и перенаправлять потоки энергии. И если собрать таких людей в команду, то можно делать великие дела, которые американцам с их авианосцами и не снились. Ходжахмет так бы и запомнил Пакистанца как простого фокусника, не поверив ему до конца, а воспринимая его штучки просто как любые принятые в любой армии милые чудачества дежурного комика, умеющего развлечь товарищей по оружию карточными фокусами или штучками с продетой в уши веревочкой… Так бы и не поверил, кабы не случай, произошедший с ними на обратном пути от границы.
Пара «Ми» двадцать четвертых, пара этих «крокодилов»[10]с отчетливо различимыми коническими обтекателями пакетов НУРСов, с отчетливо видными белыми всполохами автоматических пушек под бронированными днищами, заходила прямо на них. Нет, куда там заходила! Уже шла на них боевым, лупя в хвост и в гриву из всего имевшегося бортового оружия… Камни разлетались осколками, разлеталось рваное мясо изрешеченных крупнокалиберными пулями и двадцатимиллиметровыми снарядами бойцов… Криков не было слышно… Только гулкий рокот четырех турбин двух русских вертушек, усиливаемый двойным и тройным эхом ущелья, грохот пушек и сыпавшихся с неба НУРСов… Все… Вот она, смерть… Некуда спрятаться. И поздно уже хвататься за ПЗРК, потому как «крокодилы» уже на боевом, и совсем не поможет пулемет, потому как для брони «Ми» двадцать четвертого калибр семь‑шестьдесят два – это что утиная дробина гиппопотаму… «Вот и все, – подумал Ходжахмет, – вот и пришел конец». Он теперь даже уже не прятался, он стоял в полный рост на тропе с автоматом в руках, а рядом рвались снаряды, разнося в клочья тела и одежду только что закончивших курсы, но так и не состоявшихся младших командиров… Им всем теперь было суждено остаться здесь, в этом ущелье… Вот и все… Вот приближается он, зловещий «крокодил». Вот видно даже лицо русского офицера – оператора оружия, что сидит спереди перед пилотом, и вот он уже поворачивает пушки и кассеты с НУРСами, поворачивает прямо в сердце Ходжахмету… Но тут и случилось то самое чудо. Сперва у обоих вертушек вдруг заклинило оружие. Они пронеслись над самыми головами Ходжахмета и Пакистанца, пронеслись… Начали было новый разворот на боевой… Начали… И вот второе чудо – у одного вертолета разом заглохли обе турбины… И второй что‑то закачался и с трудом, накренившись, стал уходить… Вертолет со скрежетом рубанул лопастями несущего винта по склону горы. Рубанул, упал, перевернулся, покатился… Покатился, загорелся… Разве это не чудо? Разве это не чудо? Ведь никто не стрелял! У них даже никто не успел и расчехлить ПЗРК… Вертолеты сбил Пакистанец. Сперва он заклинил им оружие, а потом остановил электронику, управляющую полетом. И это было чудо. И этого чуда теперь и отныне было достаточно для того, чтобы Ходжахмет поверил Пакистанцу.
* * *
Они вернулись в лагерь вдвоем. Все остальные бойцы были убиты. На них же, на Пакистанце и на Ходжахмете, не было ни царапины. И отныне они были единомышленниками. Ходжахмет теперь верил – будущее их победы в создании сети из чистых проводников.
* * *
Старцев решил показать запись передачи генералу Ерохину – послушать, что тот скажет. В конце концов, может быть, это у него, у Старцева, старика, совсем крыша едет? Или нет… С большого плазменного экрана на генералов глядел моложавый мужчина в кожаном пиджаке и сером свитерочке‑бадлончике. – Это Баринов? – спросил Ерохин. – Это Булыгин‑Мостовой, – ответил Старцев и нажал кнопку «пуск» на пультике дистанционного управления. Изображение сразу ожило… – Дело в том, что Запад как цивилизация идет своим путем от постепенного расширяющегося познания мира. Так была изобретена и атомная бомба. Было накоплено определенное знание в физике, химии, электронике и материаловедении, и барьер был преодолен, – говорил с экрана человек в кожаном пиджаке. – Это как в компьютерной игралке‑бегалке‑стрелялке: пока не пройдешь все этапы своего уровня, на следующий уровень подняться не сможешь. – А есть иной путь? – спросил другой участник телепрограммы. – Есть, – кивнул Булыгин‑Мостовой, – немцы пытались найти этот путь, работая в Вевельсбурге… Но их беда была в том, что они не собрали свой компьютер и свой магический Интернет полностью и смогли только выдергивать информацию из мирового банка информации – частично и бессистемно. Так, например, они выдернули информацию о технологии летающих тарелок, но не смогли к этой технологии заполучить сведений о двигателях, горючем и электронике. Поэтому их летающие тарелки с обычными бензиновыми двигателями выглядели очень и очень жалкими подобиями настоящего оружия будущего. – Зато им удалось выдернуть информацию по ракетным технологиям, – заметил другой участник… – Кто это? – спросил Ерохин. – Это профессор Баринов, – пояснил Старцев, – этот тоже много чего знает. А на экране двое ученых обсуждали интереснейшие проблемы. – Да, это был Вернер фон Браун, – кивнул Булыгин‑Мостовой, – ведь это был чудо какой прорыв, ведь до сих пор Россия летает в космос на той же самой практически без модернизации и переделки «Фау‑2», только составленной в пакет. И кстати, составление «Фау» в пакет – это ведь тоже идея немцев! Причем почерпнутая из того же магического Интернета… И в этом тоже есть свое, если угодно, чудо, подтверждающее то, к чему мы теперь перейдем. – Да, – кивнул Баринов, – обратите внимание, американцы вывезли в сорок пятом все заводы «Фау» и самого Вернера фон Брауна, а русским‑советским досталось только несколько целеньких «Фау», найденных нашими танкистами в Пенемюнде… И что? Американцы забуксовали, и их «атласы» никак не хотели летать. А наша «семерка» полетела. Полетела вперед их «Атласа», хоть там, в Америке, и был сам Вернер фон Браун. Почему? – Точно, почему? – спросил Ерохин неизвестно кого – то ли командующего, Старцева, то ли этого профессора с экрана. – И еще одно «почему», – продолжал Булыгин‑Мостовой, – почему почти половина ученых из группы Оппенгеймера согласилась передавать технологию атомной бомбы русским? И почему академик Сахарновский, когда сделал водородную бомбу, сразу вдруг заделался антисоветчиком и правозащитником? Вам не кажется это странным? – Мне не кажется! – воскликнул Ерохин, хлопая себя по колену. И уже обернувшись к Старцеву, добавил: – Хороших знатоков вопроса вы нашли, товарищ командующий, хороших знатоков! – Ты дальше, дальше послушай, – сказал Старцев, там дальше еще интереснее будет. Генерал повернулся к экрану и весь обратился во внимание. – Можно пойти не западным путем, но альтернативным, – продолжал свои рассуждения Булыгин‑Мостовой. – Запад, если считать Америку Западом, идет по тупиковому пути – они зациклились и сосредоточились на создании дорогого сверхточного оружия. Дело в том, что они стали заложниками своего ВПК и теперь гонят то, что выгодно этому ВПК, и на каждую войну – раз в пять лет – списывают миллиарды… Которые, кстати, покрываются нашими нефтью и газом. – Верно, – кивнул генерал. А Булыгин‑Мостовой продолжал тем временем с экрана: – А выход для бедных террористов, для тех, кому не по деньгам американский дорогостоящий курс, выход для них один – брать оружие у Бога. Как бы это не звучало смешно. Помните Прометея? Он украл у богов огонь. – Но как? – спросил Баринов. – Но как? – вторил ему генерал Ерохин. – Немцы в Вевельсбурге создали некое подобие подсоединения своих экстрасенсов к небесному, если угодно, компьютеру, – сказал Булыгин‑Мостовой… – Пророки? – спросил Баринов. – Знание в откровении пророков?.. – Да, но усиленное, так как пророков соединяли в цепь, создавали сеть из пророков… – Локальная сеть пророков, – задумчиво произнес Баринов, – она без затрат на науку сразу даст рабочие чертежи нового сверхоружия, как немцам в сорок пятом чертежи летающих тарелок. – Именно! – воскликнул Булыгин‑Мостовой. – Тогда можно будет идти от правильного – от печки. И для того чтобы победить… ну, скажем, тот же Запад, зачем арабам грубая дубинка атомной бомбы – дайте им лучше средство, при помощи которого они смогут транспортировать их спецназ прямо в сердце западного правительства – прямо в Белый дом, на Уолл‑стрит, в здание на Потомаке… Или зачем бомбить города, чтобы победить в войне, ну, скажем, Россию, когда надо захватить Кремль и Останкино? Взять в плен президента и правительство и выступить с ультиматумом по всем телеканалам! А для этого, если у горячих голов будет способность к телепортации и телекинезу[11], – то достаточно пары сотен штурмовиков из мучеников Аль‑Аксы, чтобы победить Соединенные Штаты со всеми их авианосцами и атомными субмаринами… – Ага! – воскликнул Баринов. – Мировой компьютер и Интернет, составленный из живых экстрасенсов… Где модем – это телепатия. А прорыв к мировому компьютеру и линк[12]– это откровение… – Кстати, – заметил Булыгин‑Мостовой, – локальные сети из экстрасенсов составлялись уже давно. Неудивительно, что в Монголии, в Тибете, например, все мужское население стран иногда было представлено медитирующими монахами… И между прочим, в КГБ были на учете все люди с аномальными способностями. КГБ тоже готовило свой прорыв к эзотерическому знанию. – Да, – кивнул Баринов, – подсознание – это системные файлы… Там есть и возможности модема. И монахов‑экстрасенсов вводили в пограничные состояния… Старцев снова нажал кнопку «пауза». – Как тебе знатоки, генерал? – спросил он. – Хорошие знатоки, – согласился Ерохин, – надо послать за ними Сашу Мельникова. – Уже послали, – ответил Старцев. Старцев снова оживил застывшее было изображение. – Теория блицкрига эволюционировала, – говорил Булыгин‑Мостовой, – теперь не надо громить армию и полицию, главная цель – захватить правительство и средства электронных коммуникаций. Полицию свяжут грабежи, а армию – местная пятая колонна из строительных рабочих‑нелегалов и рыночных продавцов. – Гляди‑ка, прямо в десятку попал! – заметил Ерохин. – Ты смотри дальше, – перематывая изображение вперед, сказал Старцев. – Вот здесь, здесь он прямо жуть как в самую точку! – Перетекать в пространстве и времени – нужна еще одна компонента: душа, или свет, – говорил физик Булыгин‑Мостовой. – И это мелькнуло у Эйнштейна в виде «ц» в его знаменитой формуле «е‑эм‑це‑квадрат». – А кто занимался нанотехнологиями? – спросил Баринов. – Штаты делали торпеды… и что? Остались в океане одни… Их обманули, от них ушли, вокруг них пустота, как при отступившем противнике. Или вот немцы воевали танковыми клиньями А Штаты воевали авиацией и бомбежками… А можно выиграть войну, уйдя на атомарный уровень и светом войдя прямо в святая святых? – Ага, – согласно кивнул Булыгин‑Мостовой. – Леонардо – пророк, программист или и то и другое вместе? Как пройти через время‑пространство? И в том и в другом? Это как наличие новых возможностей в электронной игре.
* * *
В то время, когда генералы смотрели передачу и размышляли, Мельников и Булыгин‑Мостовой были уже на пути в Ставку…
* * *
Что? Уже родила, или бред еще продолжается? Катюша медленно отходила после наркоза. Она вдруг почему‑то вспомнила, как какая‑то школьная ее подружка, поступившая на исторический в их местном «педе», рассказывала, что римлянки в древности рожали стоя, что их для этого привязывали за кисти рук и подвешивали к потолку…
Первой к ней пустили Лиду. Служанку ее. – Поздравляю, мальчик у тебя, хорошенький! Сейчас тебе принесут, – сказала Лида, целуя госпожу. – Пятьдесят один сантиметр, три семьсот… Как назовешь‑то? – Сашей, – тихо ответила Катя. – Сан Санычем он у нас будет. – А ты хотела мальчика? – спросила Лида – Мы вот с первым моим мальчика хотели, а получилась девочка. – Где она теперь? – спросила Катя. – Здесь, при пекарне служит… Хлеб местный печь обучается. Сыта, накормлена, обута, одета, никто к ней не пристает, я спокойна… Катя взяла Лиду за руку – все будет хорошо, дорогая моя, я верю, мне видение было.
* * *
А Кате, и правда, было видение, когда она от наркоза отходила.
Привиделось ей, что сидит она не то в Георгиевском, не то в каком ином из парадных залов Кремля, сидит в кресле, одна, подле нее столик маленький с телефоном, таким, какие она видала по телевизору на столах у самого высокого начальства, такой старомодный светленький телефонный аппарат с гербом вместо диска… А надето на Кате платье, очень странное, вроде как даже и не платье, а шуба. Причем явно белая, с темными пятнами, такая, какую Катя видела на портретах французских королей. Горностаевая называется. И тут начинает играть гимн, в зал входят солдаты в парадной форме с аксельбантами и с палашами наголо, Катя поднимается с кресла, а из парадных дверей навстречу ей выходит президент. Выходит и почему‑то начинает называть ее мамой. Наш нынешний президент – и вдруг ее, Катю, мамой называет. Обращается к ней так уважительно, а Катю это отчего‑то и не удивляет. Она совершенно спокойно принимает все знаки внимания, которые оказывает ей хозяин Кремлевского дворца, и даже вдруг, поддерживая правши игры, называет президента сыном и, протянув руку, поправляет ему ворот рубашки… И тут еще новое действие. Снова играет гимн, и в зал из той же двери входит ее муж – Саша. На Саше камуфляжная форма с погонами и несколько медалей на груди. И Саша ей говорит: – Гляди, Катюша, как вырос наш сын!
Катя вгляделась в лицо президента и вдруг поверила, что это их с Сашей сын. А почему бы и нет? Если Саша так говорит?
А сын, то есть президент, достает из внутреннего кармана пиджака какой‑то конверт и говорит: – Дорогие мои папа и мама, от лица страны поздравляю вас со спасением нашей Родины от нашествия басурман… – И протягивает Кате конверт. Она раскрывает его, а там какой‑то документ, написанный характерной вязью, на арабском… И президент ей говорит: – Мама, а у меня ведь два хозяина?
* * *
По дому прокатился шум. Хозяин приехал!
* * *
На первое был доклад профессора Булыгина‑Мостового. Присутствовали генералы Старцев, Ерохин и Бочкин, а также полковники Цугаринов, Грабец, Мижулин, Заробко и с ними майоры Мельников и Луговской. Суть доклада сводилась к уже известному, что Ходжахмету, судя по всему, удалось повторить вевельбургский опыт немцев, то есть собрать экстрасенсов, влияющих на техногенное, и скомпоновать из них работоспособную цепь. Однако выводы Булыгина‑Мостового не были слишком пессимистичными. Профессор был уверен, что так же, как и немцы в сорок пятом, Ходжахмет по‑прежнему выдергивает из мировой сети знаний только случайное. Его экстрасенсы, словно в Публичной библиотеке, но с завязанными глазами, – хватают с полок бессистемно и, только уже выйдя из транса, могут как‑то потом разбираться с утащенным с небес знанием. Вопросов к профессору было много. Во‑первых, можно ли и, главное, нужно ли нам сейчас пытаться собрать аналогичную цепь из экстрасенсов? И во‑вторых, как лишить Ходжахмета его преимуществ? Булыгин‑Мостовой ответил на это, что собирать собственную цепь – дело долгое. И главное, собрав ее, где гарантия, что нашим удастся быстрее Ходжахмета нахватать из мировой сети именно нужных знаний, именно тех, что позволят противостоять его армии? Поэтому Булыгин предложил начать с того, чтобы разрушить имеющуюся у Ходжахмета сеть. Именно эту рекомендацию профессора решили и принять за основополагающую директиву дальнейших действий Резервной ставки.
* * *
– Ты должен поехать туда, ты должен проникнуть в их святая святых под видом экстрасенса, – сказал Цугаринов. – Саша, тебе доверяем мы судьбу России, ты должен включиться в их сеть и… Вырубить ее. – И тогда телепортанты зависнут в подпространстве, – вставил Булыгин‑Мостовой. – И тогда эти их дьяволы, которые телепортировались в Кремль, в Белый дом в Вашингтоне, на Даунинг‑стрит и в уиндзорский дворец, все эти телепортанты тогда зависнут в подпространстве и вообще неизвестно куда денутся, – подтвердил Цугаринов, – и ты, Саша, и ты должен это сделать…
Да! Заданьице!! Всего – ничего!!!
Проникнуть к Ходжахмету, выдав себя за экстрасенса, умеющего влиять на техногенное, и, проникнув в то место, где сидят эти его монахи‑экстрасенсы, вырубить им подключение к мировой сети… Вот и весь сказ. Вот и вся задачка. – И еще, – добавил Цугаринов, – профессор сказал, что твоя Катюша не случайно попала к Ходжахмету, он ее каким‑то образом вычислил, и, ища ее, ты выйдешь на Ходжахмета, и наоборот… Ища Ходжахмета, ты найдешь свою Катюшу… Она почему‑то нужна ему И выяснив, зачем она ему нужна, ты, может, выяснишь и раскроешь его главный секрет…
Катюша? Она главный приз этой гонки. Вот как завернула Судьба.
Date: 2015-08-24; view: 273; Нарушение авторских прав |