Глава 9. Дежа вю (часть 2)

Гарри сидел, обхватив колени и уткнувшись в них пылающим лбом, стиснув онемевшие пальцы и зажмурившись. Возможно, прошло уже несколько часов — он не считал. Время больше не имело значения.

Как мы докатились до этого? — спрашивал он себя — и не находил ответа. Как так случилось, что человек, ближе которого у меня никого нет, да и не было никогда, желает моей смерти — не в порыве отчаяния или злости, а совершенно осознанно и спокойно? Что с нами стало, во что мы превратились с ним — оба?

Я бросаюсь на него с ножом, он цедит мне сквозь зубы — чтоб ты сдох, Поттер… И в его глазах — ничего, кроме холода и усталости. Как мы оказались во всем этом, когда? Почему? Где я ошибся, что я снова сделал не так? В какой момент было еще не поздно поступить по-другому? И, главное — как — по-другому?..

А, может быть, и не было никакого другого выхода. Может быть, все закончилось еще в тот вечер, когда он привел сюда Луну Лавгуд, когда поглядывал на нее за столом из-под полуопущенных ресниц, пряча улыбку, когда любовался ею тайком даже от самого себя, а я, как дурак, сидел рядом с ними, радовался тому, что мы, все трое — вместе, и не знал, что УЖЕ потерял все, все, просто еще не увидел, не понял, и что еще несколько минут — и мне все объяснят… И мой мир рухнет, так и не успев выстроиться заново. Так и не дав мне шанса.

Мой мир, в котором было тепло его плеча — рядом. Насмешливый блеск его глаз, хватка его стальных пальцев на моей руке — каждый раз, когда я снова бросался во что-нибудь, очертя голову, не видя ничего за вспышкой ярости, не думая ни о чем… просто потому, что я знал — он всегда остановит меня, если будет нужно. Он всегда меня удержит… куда бы я ни падал.

Гарри затаил дыхание, глядя перед собой внезапно распахнувшимися глазами. Я провоцировал его, пришла вдруг горькая мысль. Все, что я вытворял, все мои срывы, истерики, вся агрессия, все способы достать его — всего лишь провокация? Попытка заставить Малфоя вернуться к привычной для меня роли?

Меня бесило то, что он не захотел быть рядом, отказался быть тем, кто контролировал мои порывы, позволяя мне опрокинуться в них, гореть в них, сгорать — до угольков, целиком, отдаваться им полностью, без остатка. Так, как я всегда и хотел… И именно этого отказа я ему не простил. Не захотел, не смог увидеть, что он больше не желает продолжать эти игры. Мои игры. Что у него могут быть свои мысли о жизни, в которой такого — не будет.

Он ходил по дому, как независимая тень, демонстрируя, что больше не нуждается в воспитаннике, за которым нужно присматривать. Или — не нуждается именно в таком… и, наверное, отчасти поэтому он и привел сюда Луну — так. Так вызывающе объявив о своем решении, о том, что отныне она — с ним. Чтобы показать мне, что такое — правильный воспитанник, способный дать ему больше, чем бесконечное беспокойство о ком-то. Да, мне был нужен контроль — мягкий и одновременно стальной, именно такой, какой мог давать только Драко… но было ли это нужно ему? Почему я никогда не задавался вопросом, счастлив ли он от подобного расклада? Так ли уж ему нравится всегда быть рядом и смотреть, что я вытворяю, ожидая момента, чтобы вмешаться?

Слезы хлынули сами, будто брызнув из-под ресниц. Гарри снова зажмурился, вжимаясь лбом в колени, пытаясь удержать этот непрошенный поток, но тот только усиливался, грозя прорваться и смыть, снести, закружить в бездонном водовороте что-то, за что Гарри цеплялся из последних сил все эти недели. Что-то, чего лишиться оказалось страшнее, чем снова окунуться в пламенные объятия стихии.

Он тихо, беззвучно плакал, судорожно вздрагивая всем телом, вжавшись спиной в стену в углу столовой, не замечая, что чьи-то теплые, мягкие ладони уже некоторое время гладят его по плечам, по волосам, зарываясь в них, как чьи-то губы целуют его макушку и шепчут — Гарри, ох, Гарри, ну, что ты…

— Не надо… — выдохнул он, поднимая голову и устало прислоняясь затылком к стене.

Опустошение и тоска — он был переполнен ими доверху, они навалились вдруг разом, но от слез их не становилось меньше. Выплескивалось, уходило, таяло что-то другое, без чего опустошение только росло, накатывая, обрушиваясь на плечи, и Гарри кусал губы, уворачиваясь от мягких рук.

— Что случилось? — чуть слышно прошептала Луна, и Гарри открыл глаза, собираясь возразить, оттолкнуть, чтобы остаться, наконец, одному.

И задохнулся, глядя в ее лицо. Он еще никогда, ни разу не видел ее — такой, даже когда она плакала, закрывшись на чердаке или у себя в спальне. Размытые, отрешенные, бессмысленно расфокусированные в пространстве глаза, запавшие так глубоко, будто она не спала неделю. Осунувшееся бледное лицо, бескровные искусанные губы, дрожащие от невыплаканных слез.

— Вы снова повздорили? — мягко спросила Луна, касаясь кончиками пальцев его щеки. — Вас просто нельзя оставлять одних…

Ее голос, приглушенный и нежный, как всегда, когда она приходила, чтобы успокоить, чтобы поделиться теплом, сейчас настолько не вязался с ее внешним видом, что Гарри перепугался до холодного пота между лопатками. Она была похожа на оживший труп, на зомби, повинующегося чужой команде — но говорила так, будто ничего странного не происходит.

Гарри медленно поднял руки и взял ее лицо в ладони, заставляя смотреть себе в глаза. Она молчала, чуть не до крови закусив губу, не пытаясь отвести взгляд, будто ей было все равно, куда смотреть. То, что она сейчас видела, не принадлежало этому миру, и понимание этого пугало больше, чем ее похожее на искаженную болью маску лицо.

— Что?.. — не находя слов, прошептал Гарри, вглядываясь в знакомые черточки, скользя большими пальцами по ее скулам.

— Ты ничего не чувствуешь? — все тем же спокойным, теплым тоном спросила она, и вдруг взмолилась, словно где-то внутри нее прорвало какую-то плотину: — ты должен, Гарри! Ты можешь! Прислушайся!

Ощущение полнейшей иррациональности происходящего накрывало с головой.

— Что ты видела? — прошептал он, сжимая ее виски. — Луна? Что происходит?

— Не знаю… — беспомощно всхлипнула девушка и попыталась закрыть лицо руками.

Гарри с силой притянул ее к себе за плечи, зарываясь пальцами в ее волосы, не давая ей вывернуться.

— Расскажи мне, — попросил он, не выпуская ее из кольца рук. — Просто расскажи, пожалуйста… Я пойму…

— Ну почему ты не помнишь… — пробормотала она. — Не чувствуешь… Пустота, Гарри… Провал…

Он прижался лбом к ее лбу, глядя в подрагивающую мерцающими отблесками радужку глаз, крепко держа ее голову, почти касаясь губами ее лица — оно было так близко, что он чувствовал пьянящее тепло ее дыхания.

— Вспомни… — прошептал Гарри. — Просто смотри на меня. Вспомни. Позволь мне увидеть. Захоти, чтобы я это увидел, Луна. Представь, поверь, что мне это необходимо, и только ты можешь это сделать. У тебя получится, давай…

Она коротко всхлипнула, прерывисто дыша, а потом ее плечи вздрогнули, и Гарри провалился в пугающую, ослепляющую черноту.

И почему он предполагал, что видение эмпата должно быть картинкой? Оно было эмоцией, ощущением, чувством — поглощающим, пронзительным, ярким и беспощадным настолько, что на миг показалось — все прочие органы чувств остолбенели и одновременно отказали, подавленные этим напором. Гарри тонул в беспросветном ощущении леденящей, давящей пустоты, захлебываясь беззвучным криком — будто заживо выдернули сердце, будто отсекли душу, и кровь хлещет из раны, а вместе с ней исчезает жизнь. Суть существования. Смысл, и цель, и ценность, и направление, в котором стоило жить.

Одиночество — всепоглощающее, доводящее до предела отчаяния. Не серой заунывной тоской, а оглушительным ударом обрушивающимся сверху. Подавляющее собой, как неизбежность. Как данность. Как то страшное, что уже случилось, от чего уже некуда бежать.

Бесцельность и убийственное в своей спокойной безысходности опустошение. Пустота. Ничего нет. Тебя самого — нет. Ты — ничто, изуродованное своей потерей. Неспособное к автономному существованию искалеченное существо, медленно гибнущее, лишенное слишком большой части себя, чтобы пытаться выжить, агонизирующее в понимании неотдалимой близости своего конца. Не желающее и не способное чувствовать и воспринимать ничего, кроме боли потери и пустоты, оставшейся после нее…

Наверное, если бы Луна не закрыла глаза, обрывая контакт, Гарри бы задохнулся. Только избавившись от наваждения, он понял, что все это время не дышал, захлебнувшись так и не вырвавшимся воплем.

Она беззвучно, без слез, плакала, закрыв лицо руками.

— Что это? — тупо переспросил Гарри, хватая ее за плечи. — У тебя было так раньше?

Луна молча помотала головой.

— Не так, — всхлипнула она. — Не так сильно. Только рядом с людьми… Гарри…

— Почему ты спросила, не чувствую ли этого я?

— Я спросила?.. — подняла отрешенный взгляд Луна.

Гарри понял, что она, похоже, не до конца отдает себе отчет в том, что говорит и делает. Чем-то это напоминало трансы Лаванды Браун — правда, для них был нужен физический контакт, Луне же хватало просто присутствия. Но она сказала…

— Как это началось? — спросил он, привлекая ее к себе.

— Я шла по улице… — растерянно проговорила Луна. — А потом… Я подумала — Драко поможет… Где Драко?

— Ушел, — буркнул Гарри, убирая прядь волос с ее лба.

Взгляд прозрачных светлых глаз на мгновение стал чуть более осмысленным.

— Он уже должен был вернуться, — с какой-то почти детской обидой возразила девушка. — Почему его нет? Он мне нужен.

Гарри долго смотрел на нее, вглядываясь в беспомощно моргающие глаза.

Ты — водный маг, мелькнула в голове обрывочная мысль. Ты видишь чувства мира, а не его мысли, или поток событий, или ощущения. Ты — эмпат, привыкший реагировать на смену чужих эмоций. Ты — воспитанница Драко. Ты спишь с ним, ты связана с ним, ты не можешь не чувствовать его. Это должно быть сильнее, чем с кем бы то ни было. Сильнее, чем ты могла когда-либо представить себе.

Что-то из всего этого складывалась, вот только воспаленный мозг упорно отказывался делать последний логический вывод.

Гарри устало прикрыл глаза, прижимая к себе доверчиво расслабившуюся девушку, машинально стискивая ее в объятиях, скользя губами по ее волосам. Ее пальчики вырисовывали узоры у него на груди.

— Ты знаешь, куда он пошел? — стараясь говорить ровно, спросил Гарри.

Луна спокойно кивнула.

— Они встречались со Снейпом в каком-то ресторане, — безмятежно вздохнула она. — Но он собирался вернуться через пару часов. Наверное, пошел куда-то еще, да?

Девушка подняла голову, заглядывая в лицо Гарри, и он сжал зубы, чтобы не выругаться вслух. В ее глазах была такая тоска, такая бьющая, хлещущая наружу боль, что это невозможно было не чувствовать — пусть даже чувствовать не связанного с тобой мага было еще более невозможно. Гарри поднял руку и осторожно погладил ее по щеке.

— Луна, что с ним произошло? — чуть слышно спросил он. — Ты знаешь.

Она хлопала ресницами и молчала так долго, что захотелось сжать ее за плечи и встряхнуть, что есть сил.

— Он не вернется… — беспомощно пробормотала она наконец и, быстрым движением поднеся руку ко рту, снова всхлипнула. — Он… ох, Гарри…

— Он жив? — требовательно выдохнул Гарри, невольно стискивая пальцы.

Она моргала, едва сдерживая прорывающуюся истерику, и прозрачные слезы стекали по ее бледным щекам, будто капельки росы.

* * *

Сознание возвращалось медленно, будто накатывая волнами и вновь отступая. Драко с трудом соображал, где он и что произошло, и только одно крутилось в голове, не давая подумать и собраться, сбивая на отчаянную, почти истерическую усталость — все повторяется. Мысль горчила, отдавая привкусом безысходности и безнадежности, бессмысленности всех усилий. Что было толку проживать этот год, разбираться в самом себе, расставаться с Поттером, выстраивать отношения со Снейпом и окружающим миром, заводить нового воспитанника, искать себя — того, какой мог бы прожить другую жизнь с другим финалом, если результат — все равно тот же? Все повторяется… И, значит, я снова что-то сделал не так.

Запястья, стянутые за головой, немилосердно ломило — Драко подозревал, что тот, кто выкручивал их, вряд ли задумывался об осторожности, дабы ненароком не вывихнуть пленнику плечо. Вся его жизнь, и сущность, и личность снова были пренебрежимой мелочью, и казалось уже неважным, кто сумел добраться до скандально известного мага и какие цели он преследует на этот раз. Все повторяется — вот и все, что с отчаянием повторял себе Драко, бессильно кусая губы.

Невозможно избежать судьбы. Только теперь, снова оказавшись в точке, из которой однажды с трудом вышел, потеряв при этом все, включая себя, он начал понимать, что имела в виду Луна, когда говорила — стихия не всегда действует в лоб, давя доступных ей магов силой, разрушая их тело и мозг. Стихия — это всего лишь закон мироздания, принимающий вид и форму огня, или воды, или вихря. Но она не имеет ничего общего со своей формой, она прибегает к ней в некоторых случаях, но по факту — это всего лишь закон, стоящий выше всех прочих, неизменный, фундаментальный, глобальный, как закон тяготения или сохранения массы. Закон воздаяния по заслугам, которому подчиняются все, даже люди — видимо, именно этим люди и отличаются от магов, этим, а не отсутствием внешних способностей к чтению мыслей или чувств, или наличием или отсутствием души, как принято считать.

Просто люди слишком тупы и ограниченны, чтобы видеть проявления высшей справедливости в чудовищно несправедливых с точки зрения человека событиях. Только маги способны понять это. Понять, а, значит — сделать выводы и измениться. Стать лучше. Стать выше самого себя.

Не людей, нет — о, Мерлин, как глупы те из магов, кто наивно полагает себя выше людей! Нам поэтому и запрещены сильные эмоции и физический контакт с тем единственным, с кем он имел бы смысл. Потому что все это — только помогает спрятаться от осознания своей задачи и цели, все это — только повод сбежать в иллюзию любви, или счастья, или душевного комфорта, который мы всегда воспринимаем как смысл бытия, путая цель и средство, сбиваясь с самоограничения и самовоспитания, соскальзывая со своего пути в почти человеческие радости.

Мы завидуем людям, чье понимание никогда не поднимется выше личных потребностей — выше обеспеченности, выше власти, выше наличия образцовой семьи. Завидуем именно потому, что у них есть возможность заблуждаться… Мы повторяем раз за разом, что у нас нет такого права, но, по сути, мы только и делаем, что стремимся к тому же. К близости. К теплу. К спасительной возможности остановиться на пути развития и наслаждаться жизнью, пусть даже все эти стремления выливаются в ту же боль и то же недопонимание, что и у людей…

Наверное, я — плохой маг, горько усмехнулся Драко. Он попытался пошевелить головой, и затылок мгновенно взорвался болью — судя по всему, за ухом значилась объемная шишка, посылающая дергающие конвульсии вверх и вниз при любой попытке сдвинуться с места. Перед глазами стояла пугающая, кромешная темнота — Драко понадобилось не меньше десяти минут, чтобы понять, что его глаза охватывает плотная повязка. Кто-то боится, что я увижу его лицо? — с отстраненным недоумением подумал он. Странно… Разве что впоследствии, добившись своей цели, этот кто-то планирует меня отпустить. Но тогда — зачем я ему?

Зачем вообще я здесь? Сейчас, когда во мне нет никакой реальной угрозы, и никакая сила больше не подчиняется мне, бывшей грозе Пожирателей Смерти? Месть — отличное объяснение, но тогда — зачем прятаться от того, кого планируешь убить?

Разве что — за моим похищением стоит некто, поверивший в весь мой блеф в Министерстве, наивно полагающий, что мы и впрямь до сих пор способны навести шороху и выйти сухими из воды. Уверенный, что нас имеет смысл убрать, чтобы не оказаться вновь под угрозой тирании. Испугавшийся нашей потенциальной силы.

«Мы»… какое забавное слово. Давно нет уже никаких «нас», и не я ли сделал все, чтобы прошлое, ставшее полузабытой памятью, никогда больше не превратилось в настоящее? Не я ли спрятался в бытовые заботы и беспокойство о Луне, о себе, о будущем, чтобы даже не думать лишний раз обо всем, что со мной было? Чтобы не думать — о Поттере?

Поттер — отрезанный ломоть, Поттер — тот, кто всегда мог спасти меня от чего угодно. От страхов, от внешних врагов, от меня самого. Тот, кто умел не думать ни о чем, не бояться ни смерти, ни жизни в одиночестве, если мне угрожала опасность. Тот, чьей безрассудности и отчаянной, безголовой смелости всегда хватало на то, чтобы пожертвовать собой ради кого угодно. Тот, чьей помощи я так привык ждать… тогда, раньше. Без кого был согласен умереть, потому что — если не врать, то только поэтому — не знал, как жить и защищать себя самому, не полагаясь на него, и до истерики не хотел другой жизни, попробовав — этой…

Поттер умел действовать там, где зацепленного за собственное выживание и благополучие слизеринца зашкаливало, где уже невозможно было действовать, не решившись на все. Я никогда не мог решиться — на все, играть по-крупному, идти ва-банк. Я всегда оставлял для себя лазейки — в бизнесе, в жизни, в делах, в чувствах. Во всем. И поэтому я был трусом, способным на смелость только тогда, когда чувствовал где-нибудь рядом тепло руки Гарри, в которой слабым оранжевым светом мерцала вторая шпага. Я даже умереть решился только потому, что надеялся быть с ним вместе — там! Мне было невыносимо от мысли, что придется провести вечность без него. Без его защиты.

Поттер глуп и недальновиден, и это не подлежит сомнению. Поттер не способен на просчитывание вариантов, на разумные поступки, на то, чтобы помнить — впереди будущее, и в нем тоже придется жить. Поттер всегда живет здесь и сейчас, требуя от действительности всего и сразу, желая каждый миг своей жизни превратить в воплощенное исполнение его желаний. Может быть, именно поэтому он и смог — тогда — превратить в реализованную мечту не только свою жизнь, но и мою? Дать мне все, о чем я мечтал тогда, настолько — все, что временами я терялся и с трудом сдерживал истерику, глядя на него — я был СЛИШКОМ счастлив. Я получил больше, чем заслуживал, чем был готов принять, чем был способен добиться — сам.

Это было слишком большим искушением — и я принял его, поддался на него. Я согласился быть счастливым, не будучи готовым к этому. Может, потому я и боялся всегда — так сильно, так всепоглощающе, растворяясь в этом страхе — что потеряю его? Потому, что не чувствовал себя заслужившим этого? Доросшим до этого?

Я думал когда-то, что, если тупо смотреть на поток событий, то главное, из-за чего Поттер умер прошедшим летом — это моя неуверенность в себе и в нем, в его чувствах. Это моя ревность и болезненное нежелание понять, почему именно он — со мной, позволили Уизли найти к нам лазейку. Мой страх потерять то, что, как я думал, всего лишь по счастливому стечению обстоятельств свалилось мне на голову.

И стихия не замедлила дать мне шанс разобраться в этом. Убив Поттера, оставив меня — без него, без моей сладкой сказки, она вернула меня в реальную жизнь, заставив открыть глаза и убедиться, что я все еще жив. Что я могу и должен понять, что именно сделал не так… почему потерял все.

Больше всего на свете я боялся остаться без Гарри — и Гарри умер, чтобы я смог осознать причины своего страха. Стихия даже закрыла от нас наши чувства, чтобы они не мешали нам увидеть нас — настоящих, исправить наши ошибки. Ведь, помни я обо всем, относись к Поттеру так же, как относился, когда мы были вместе, я бы снова бросился в его объятия, когда он вернулся, снова с головой окунулся бы в эти чувства… Я бы не думал ни о чем, и упустил бы возможность исправить что-либо — снова. Я бы еще раз привел нас обоих к такому же финалу. Я бы снова убил его — своим страхом, своей ревностью, своей неуверенностью оставляя лазейки для любого, кому мы мешаем жить — и снова не понял бы, как и почему это произошло…

После истории с отцом я до истерики боялся насилия — даже после всего, что Гарри сделал для меня. И я снова оказался в чужих руках — когда Финнигану взбрело в голову полакомиться заемной силой. Меня ткнули носом в мои собственные страхи, а я только и думал, что о том, как избежать ситуации, вместо того, чтобы подумать, ПОЧЕМУ и откуда она сложилась — такая. Что не так во мне самом, что опять сделало из меня — жертву. Или даже не так — что заставило меня осознать, что я — жертва. До сих пор. Даже после всего, что сделал Поттер…

Гарри никогда не боялся жертвовать собой. Может, поэтому ему и не пришлось проходить через это? Я же только и делал, что пытался не служить никому, преследуя собственные интересы. Не отдавать никому — ничего, или отдавать по минимуму, забирая все, до чего дотянутся руки. Даже с ним, с Гарри, я вел себя так же. Жрал от пуза, расплачиваясь мелочью через раз… и шел на уступки только тогда, когда он тыкал меня в это носом, требуя шагов навстречу. Я был готов отдавать, когда уже не было возможности мошенничать и брать просто так. Причем, желательно — отдавать только то, с чем было расстаться — несложно. Ни на какие шаги, требующие от меня действительно немалых моральных усилий, я не шел никогда. Фактически, я, вообще, только и делал, что плыл по течению, не вмешиваясь в поток событий, подчиняясь им. А то, что течением был — Гарри, только мешало мне осознать собственную безвольность. Вот поэтому Гарри и не стало…

Мысли заставляли Драко задыхаться от унижения, и на какую-то долю секунды он даже порадовался, что у него завязаны глаза. Что он ничего не может сделать с ситуаций, и не должен, у него есть эта спасительная возможность. Он снова — жертва, он бессилен что-либо изменить, он безволен, он всего лишь попытается выжить — как любая жертва, пойдя при этом на какие угодно уступки… От осознания всего этого почему-то стало еще гаже.

Я должен научиться справляться с этим сам, с тоской подумал он. Я оттолкнул от себя Поттера, оттолкнул даже после того, как он доказал мне, что все еще способен жертвовать собой ради меня — когда откачивал после нападения авроров. Я списал все на ответную любезность — я помог ему, он помог мне, но ведь, по сути, это был ПЕРВЫЙ раз, когда я действительно жертвовал собой — ради него. И этот первый раз случился только после того, как наши с ним отношения и чувства — закончились. Это ли не доказательство правоты стихии, запретившей нам чувствовать?

Даже тогда, в прошлый раз, когда Гарри был далеко, а я был заперт в подземельях Малфой-Менора, он умудрился помочь мне — тем, что вовремя провел Ритуал. Почему я ни разу не подумал о том, чего ему стоило решиться на это? Подписать себе приговор, разбивая этот чертов кристалл. Похоронить возможность любить меня, быть со мной рядом. Ведь Поттер — не я, Поттер никогда бы не сделал того, чего не хотел на самом деле. А, значит, он действительно любил меня. Действительно — а не так, как я мог позволить себе любить его. И все же он пошел на разрыв связи — только потому, что хотел помочь мне. Или — именно поэтому и пошел…

Он больше не придет за мной, понял вдруг Драко. Гарри — того, каким я знал его — больше нет. Я сам сделал все, чтобы остаться сейчас один на один с собственными страхами. Луна — может быть… но не Гарри.

Черт, и ведь самое поганое, что это — правильно. Я должен справиться сам… должен научиться не рассчитывать ни на кого, кроме себя. Вся моя слизеринская отстраненность была всего лишь отчаянной, полузадушенной надеждой, что рано или поздно кто-нибудь, кому я небезразличен, придет и поможет мне. Я слишком сильно хотел перестать быть один, чтобы быть способным действительно хотеть оставаться в одиночестве.

Мерлин, а не поэтому ли Северус тоже до сих пор — один? Стихия убила Блэка… освободив их обоих от взаимной зависимости. Вот только Снейп, похоже, до сих пор не решился поверить в себя, до сих пор не понял, почему это было правильно — то, что Блэк умер. Он списывает все на собственную неспособность удержать свое счастье — так же, как списывал я, лишившись Гарри, он с радостным наслаждением мазохиста запрещает себе любить — так же, как запрещал я… Вот только до него так и не дошло, что правильно не замыкаться в себе, выбирая осознанное одиночество. Правильно перестать цепляться за него и идеализировать партнера — и тогда одиночество станет бессмысленным. Точнее, тогда его просто — не станет…

Резкий металлический скрип двери оторвал Малфоя от рассуждений, уже грозящих ему истерикой и не собиравшихся прерываться. Я смогу, с глухим отчаянием подумал Драко, напряженно вслушиваясь в окружающие звуки и машинально пытаясь пошевелить связанными руками.

— А глаза-то зачем завязывать? — услышал он чье-то негромкое бормотание. — Что он тебе взглядом, без рук и палочки, сделает?

Голос, с ленцой хмыкнувший в ответ, заставил Драко похолодеть от ужаса. Он помнил его — наверное, он не смог бы забыть его никогда. Голос, который до сих пор время от времени врывался в кошмары Малфоя, вынуждая мышцы деревенеть от нечеловеческого холода, сковывая тело в тугой комок беспомощности и отчаянного, иррационального страха.

— Мне, может, и ничего, — насмешливо протянул голос. — А вот от тебя при желании мокрое место оставит… даже меньше, чем дементоры после своих поцелуйчиков…

— Он так силен? — с нотками уважения спросил первый.

— Он слаб, — ухмыльнулся второй. — Но любой загнанный в угол хищник кусается, запомни это. Даже если при этом обламывает себе последние зубы…

Драко стоял, прикованный к жесткому металлическому столбу, и обливался холодным потом, надеясь, что ему померещилось — и уже понимая, что это не так.

* * *

Луна сидела, уткнувшись лицом в грудь Гарри, и тому оставалось только кусать губы, догадываясь по слегка вздрагивающим плечам и прерывистому дыханию, насколько далеко отошла истерика. Насколько девушка обрела способность рассуждать спокойно… и стоит ли пытаться заставить ее это делать — сейчас.

Ощущение, шквалом обрушившееся на голову, как только Гарри заглянул в ее глаза, тут же напоминало о себе, стоило только попытаться еще раз посмотреть на нее. Гарри от души надеялся, что жизнь эмпата не состоит из подобных штучек. Даже стихийные кошмары на миг показались ему пренебрежимой мелочью по сравнению с этим — может быть, потому, что являлись только во сне и были заведомо ограничены по времени. От них можно было отдохнуть, получив к вечеру хотя бы иллюзорное ощущение, что повторения не будет.

Эмпат, слышащий, воспринимающий чужие эмоции, как свои, должен был вариться в них постоянно. Всегда. Жизнь в виде какофонии кричащих, вопящих чувств. Отовсюду, со всех сторон. Тонкая грань психической нестабильности, которую эмпаты, как правило, рано или поздно переходили, превращаясь в недееспособное истерическое существо, вдруг показалась Гарри чересчур зыбкой и близкой, а невозмутимая сдержанность Луны Лавгуд, которую та демонстрировала большую часть времени — верхом самообладания.

А ведь я бы так не смог, ошарашенно подумал он. Рехнулся бы просто — в первый же месяц… а она с рождения с этим живет. Пусть переживания подобной силы для нее и правда — редкость, но даже будь они вдесятеро слабее — согласился ли бы я слышать их постоянно? Испытывать их? Как фантомную боль — непреходящую, назойливую, медленно сводящую с ума. Боль, от которой не спрячешься, не закроешься — нигде.

Я никогда ее не пойму, вздохнул Гарри, машинально целуя пахнущие пронзительной морской свежестью волосы.

— Я всегда знала, что это случится, — едва слышно всхлипнула Луна. — Просто не думала, что так скоро…

— Случится что? — холодея, переспросил Гарри, слегка отстраняясь от нее, одновременно и пытаясь, и не решаясь заглянуть ей в глаза.

Она сама подняла голову, и, слава Мерлину, глаза у нее оказались закрытыми.

— Что я потеряю его, — спокойно сказала Луна. — Я всегда знала, что это не продлится долго.

— Что за чушь! — помимо воли выдохнул Гарри, сжимая ее хрупкие плечи. — Ты — водный маг! У тебя не может быть предчувствий! Ты просто поддаешься эмоциям, и…

Луна горько улыбнулась, закусив губу, и покачала головой. А потом открыла глаза, и Гарри задохнулся, мгновенно позабыв все слова. Это было, как еще один обрушивающийся водопад — столько сдержанного отчаяния и боли плескалось на их дне.

— Драко — не моя судьба, — судорожно вздохнув, прошептала она. — Это не предчувствия, Гарри. Я просто знаю, что это так. Всегда знала.

«Ты просто не любишь его!» — чуть было не заорал он — и осекся. Что, все так просто? Она никогда толком его не любила, она рада первой же возможности избавиться от него, она даже не собирается ничего предпринимать — и теперь будет просто сидеть и рыдать здесь, пока не станет слишком поздно, внутренне радуясь тому, как лихо мир вмешался и решил за нее все проблемы? Наплевав — как и все женщины — на то, что случится потом с ней самой? На то, что тратить время на слезы сейчас — просто преступно?

Гарри поверил бы в это — с ходу и сразу — если бы не видел, не ощущал только что все ее чувства, вывернутые, вывороченные изнутри, поданные ему открыто и бесстыдно, как на ладошке.

Луна Лавгуд могла переживать чужие эмоции, как свои, могла испытывать их во всей полноте и даже выдавать за то, что чувствовала сама. Вот только неоткуда от исчезновения Драко взяться той боли, что плескалась в ней, переполняя, перехлестывая через край. Да, одиночество, да ощущение потери, но то яркое, пронзительное отчаяние, что он увидел за ними, могло быть только ее собственной реакцией на осознание произошедшего.

Она слишком привыкла вариться в чужих переживаниях, чтобы отличать их от своих — наверное, так? Она всего лишь почувствовала, что Драко исчез. Что у него неприятности, Мерлин знает, что именно там случилось, и как это должно было ударить по связанному с Малфоем воспитаннику… Но все остальное — это ее. Это ЕЙ была невыносима сама мысль о жизни без него. Это ОНА перепугалась, что он не вернется — значит, она и раньше боялась этого, боялась, что однажды Драко просто уйдет от нее — навсегда… Дурочка, как будто он может…

Гарри рывком притянул к себе девушку за плечи, горячая ладонь легла на затылок, нервно поглаживая светлые волосы.

— Луна, — прошептал он, невольно сжимая ее в объятиях. — Луна, какая ж ты глупая все-таки…

Она то ли всхлипнула, то ли хмыкнула, и Гарри вдруг ощутил бьющееся внутри бешеное, взрывное желание доказать ей, как сильно она ошибается. Она ведь даже не представляет — до какой степени ошибается, думая, что Драко с ней только из-за стихийной связи… что он способен оставить ее.

— Ты не понимаешь… — выдохнул он, беря ее лицо в ладони. — Ты нужна ему. Ты же женщина, Мерлин тебя побери, неужели ты не чувствовала, что в тебе он нашел то, чего я никогда не мог ему дать? Что я мог только требовать и брать, а ты помогала ему снова выжить? Он же улыбаться снова начал, только когда с тобой… Луна, я был полным придурком. Но даже я понимаю, что ты была права… тогда, ночью… когда приходила ко мне…

Она горько улыбнулась, глядя на него так, будто это он не понимал чего-то очень важного, принципиального, способного изменить все. Не понимал — и не мог понять, никогда, и поэтому незачем даже пытаться объяснять ему что-либо.

— Мы найдем его, слышишь? — в глазах Гарри пульсировал жар, и девушке на миг показалось, что она плавится в его руках под этим взглядом. — Сейчас ты вспомнишь все и расскажешь мне, все, что можешь, хорошо? Ты должна все еще слышать его. Ты обязана, ты же маг. Водные маги на порядок чувствительнее остальных, для них расстояния — ерунда. А ты еще и эмпат! К тому же — вы с ним были вместе…

Он не верил ни единому собственному слову — точнее, верил, хоть и знал наверняка, что несет чушь. Главное — чтобы поверила она, Луна Лавгуд, единственная, кто способен найти Малфоя. Просто потому, что у всех остальных на это нет ни единого шанса. У нее был. Один из миллиона — если она поверит словам, а не собственным ощущениям, кричащим, что все, о чем болтает сейчас Гарри Поттер — ложь.

— Он все еще жив? — снова спросил Гарри, вглядываясь в ее лицо. — Ты не могла не почувствовать его смерть.

Мысль о том, что именно смерть Драко она и почувствовала, примчавшись домой в истерике, вызывала такие леденящие кошмары, что Гарри всеми силами старался избегать ее. Пока что ему это удавалось — пусть кошмар и топтался рядом, недобро поглядывая исподлобья.

Глаза Луны слегка затуманились, будто она перестала видеть окружающую реальность и переключилась на свою — Гарри помнил эти ее взгляды еще по Хогвартсу. В те времена они всегда вызывали в нем мгновенное и необъяснимое чувство неловкости, и хотелось как можно быстрее позорно сбежать, лишь бы не находиться рядом с девушкой, отрешенно смотрящей куда-то остекленевшими, полубезумными глазами.

Ему всегда было стыдно за эти порывы, но избавиться от них не выходило. Луна была слишком «другой», чтобы принимать ее всю и целиком — тогда. Сейчас получалось чуть лучше.

— Не знаю… — пробормотала наконец девушка, все еще завороженно глядя перед собой. — Наверное… да…

— Где он? — выдохнул Гарри, наклоняясь к ее лицу.

Она рассеянно пожала плечами.

— Даже направление не чувствую, — безжизненно прошептала она. — Да, ты знаешь… наверное, да — он жив… но я…

Гарри сдавленно зашипел сквозь зубы и, оттолкнув ее, вскочил на ноги.

— Я сейчас, — бросил он, пулей вылетая из гостиной.

Было некоторое странное ощущение скрипящего на зубах, приевшегося, неправильного дежа вю в том, чтобы влетать в спальню, ища глазами «Повелителей Стихий» и стараясь не думать о том, где сейчас может быть Драко и что с ним. Воспоминания отзывались застарелой дергающей болью, ставшей уже почти привычной, но от того не менее тошной.

Я не позволю ему умереть, вдруг осознал Гарри, хватая потрепанную книгу со столика. Не так, как в прошлый раз. Только не так… пусть даже на этот раз он действительно вернется уже не ко мне. От меня ему всю дорогу одни неприятности…

Спускаясь по лестнице, он поймал себя на том, что в последней мысли не было ни грана самобичевания. Только глухое, четкое и болезненно ясное осознание всем известного факта — от Гарри Поттера у Драко Малфоя и впрямь ничего, кроме головной боли, не было и, скорее всего, не будет.

Луна по-прежнему сидела на полу гостиной, обхватив колени и тупо уставившись в пол. При виде Гарри она подняла голову и с удивлением покосилась на книгу в его руках.

— Давай, хорошая моя, — прошептал он, обнимая ее за плечи и пересаживая в кресло. — Давай, соберись, тебе сейчас силы понадобятся…

— Что ты задумал? — устало спросила Луна.

От пакостного понимания, что в ее вопросе не было ни капли надежды, Гарри поморщился, но проглотил попытку огрызнуться в ответ. Действительно, с чего ей верить, что я могу придумать что-то полезное? — с тоской подумал он, лихорадочно листая фолиант.

— Вот, — вздохнул он, переворачивая книгу и протягивая ей. — Ритуал Поиска, самый простой. Он твой наставник, ты с ним спишь, поэтому, если он жив, мы найдем его в два счета… если ты, правда, перестанешь уже плакать и начнешь шевелиться!

Под конец фразы он, кажется, все же сорвался на издевку, но это было не так уж и важно, потому что Луна хмыкнула и склонилась над исписанными латынью страницами, потирая покрасневшие глаза.

— Воду тащи… — негромко пробормотала она, не поднимая головы. — Хоть в тазике. И кристалл.

— Добби! — крикнул Гарри.

Хоть что-то в этой жизни неизменно, снова подумал он, глядя на кусок хрусталя, который откуда-то выудил эльф. Все повторяется… что бы я ни делал. Может, пора уже начать делать что-то хорошее, если я не хочу переживать это снова и снова, до бесконечности?

— Из того, что здесь написано, следует, что мы можем только очень приблизительно угадать географическое положение, — утомленно проговорила Луна. — Точных координат оно нам все равно не покажет…

Она стояла, упираясь рукой с зажатым в ладони кристаллом в дно стоящей на столе чаши с водой, а второй машинально потирая поясницу. Светлые волосы, выбившиеся из прически, неровными прядями падали на лицо, скрывая его, но во всей позе сквозила такая чудовищная усталость, что Гарри почувствовал, как снова начинает закипать.

Какого ж Мерлина вы, женщины, такие медленные, раздраженно подумал он, стискивая зубы и размеренно дыша, и откинул голову на спинку кресла, глядя в потолок. Все бы вам сначала выплакаться да успокоиться… как будто ничего важнее, чем ваши истерики, в мире быть уже просто не может…

— Этого хватит, — процедил Гарри. — Ты же эмпат, на близком расстоянии сама на него выведешь.

Луна подняла голову, и под ее взглядом почему-то захотелось сжаться и поежиться.

— Не волнуйся, — улыбнулась она уголками губ. — Я знаю, что ты чувствуешь, Гарри. Не забывай.

— И что же я чувствую? — не удержался-таки и огрызнулся он.

— Для тебя жизненно важно его найти? — ответила она вопросом на вопрос и оперлась о столешницу другой рукой.

В ее глазах было что-то, чему Гарри никак не мог дать определения. Утомленность, боль, усталое опустошение — да, но где-то под всеми этими слоями билось что-то еще. Что-то, что Гарри видел в них не раз и не два за последние недели, видел почти всегда, когда она смотрела на Драко — точнее, ему в спину. А вот теперь поймал и по отношению к себе… знать бы еще, что.

— Для тебя важно, — негромко процедил он. — Сейчас мы поймем, куда мчаться, аппарируем туда, там ты определишься точнее, и мы его вытащим. И ты спросишь его сама, хочет ли он оставить тебя, вместо того, чтобы упиваться жалостью к себе от этой мысли. Если, конечно, у тебя хватит смелости.

— А о чем его спросишь ты? — вдруг спросила Луна. — Ты-то зачем все это делаешь?

Разговор начинал походить на диалог двух магов, переживших все, что возможно, и потому давно и благополучно рехнувшихся.

— Мне больше не о чем его спрашивать, — Гарри с удивлением понял, что даже почти способен улыбаться. — А делаю — для тебя, глупая. И для него.

Луна хмыкнула и снова покачала головой, отворачиваясь.

— Не веришь? — ухмыльнулся Гарри. — Знаешь, это ведь и не важно. Важно то, что я сам верю. А вы с ним думайте, что хотите…

Вытащенный из чаши с водой кристалл мерцал глубоким темно-синим цветом, и Луна в его лучах казалась тонкой, изящно выточенной статуэткой работы восточного мастера.

Мерлин, как же я буду скучать по тебе, вдруг с глухой, почти воющей тоской подумал Гарри, глядя на нее. По тебе… по вам. Обоим…

* * *

Дверь снова хлопнула, выпуская одного из визитеров, и Драко ощутил, как медленно скатываются между лопаток капельки холодного пота. Ему было страшно — как бы он ни пытался убедить себя, что перед ним всего лишь свихнувшийся недобитый гриффиндорец, однажды побрезговавший сделать последний шаг и добить собственными руками развалившего его гениальные планы Малфоя. Человек, деливший с Поттером спальню на протяжении семи лет — тот самый, что, ухмыляясь и лапая тело Драко, спокойно сообщал ему, что предпочел бы видеть на его месте Гарри.

Поттер все же совершенно не разбирается в людях, если прошляпил в Финнигане способность докатиться до такого, машинально подумал Драко. Если за все проведенные вместе годы даже не заподозрил, насколько близка к краю съехавшая крыша Симуса, и каким боком потом это вывернется им обоим. Им всем.

Повязка, охватывающая глаза и половину лица, в мгновение ока оказалась сдернута сухими, холодными пальцами, мимоходом скользнувшими по щеке, и Драко вдруг отчаянно, до судорог, пожалел, что посмотреть в лицо Финнигана ему все же придется. И ладно бы только посмотреть…

— Мой воздушный брат! — улыбнулся Симус. — Мой проклятый живучий гаденыш, как же я рад тебя видеть…

В его глазах был лед, застывший сухими, острыми комками, и, посмотрев в лицо, которое вечность видел в кошмарах, Драко похолодел. Он помнил этот взгляд, помнил слишком хорошо, чтобы ошибиться сейчас. Сложно забыть то, на что смотрел изо дня в день, из месяца в месяц — вглядываясь в знакомые черты по другую сторону зеркала.

Симус медленно сходил с ума, и пусть безумие пока еще не накрыло его разум, перекрывая доступ к реальности, превращая ее в иллюзию, наполняя теми людьми и образами, которые подсовывало растущее подсознательное желание чувствовать, чувствовать хоть что-нибудь, лишь бы удержаться на тонкой грани, лишь бы не соскользнуть туда, откуда не будет возврата. Желание, которому ты не мог не поддаться, не понимая, что именно этим питается поглощающий тебя вихрь. Что именно так ты делаешь последний шаг к его объятиям — и все равно делая его, постепенно истачиваясь, истончаясь…

— Хреново выглядишь… — прошептал Драко, вглядываясь в заострившиеся черты лица бывшего гриффиндорца.

— Сдается мне, я снова выгляжу лучше, чем ты, — фыркнул в ответ Финниган.

Контраст улыбающихся губ и застывших, замороженных глаз — нечеловеческий, пугающий. Слишком знакомый.

Симус стоял, упираясь левой рукой в столб, к которому были чем-то прикручены запястья Драко, наклонившись к лицу Малфоя, пытливо выискивая что-то в его чертах. В пальцах правой руки он вертел синий шейный платок — видимо, ту самую повязку, которую только что сдернул с глаз пленника.

Драко молчал. Он не знал и не хотел знать ни того, как этот чертов Финниган умудрился выжить в обрушивающемся Малфой-Меноре, ни того, какие цели он преследует сейчас. Но он отдал бы все за то, чтобы понять, насколько стоящий перед ним маг контролирует собственные действия и поступки. Насколько далеко он ушел туда, где не так давно находился сам Драко. И что толкнуло его в эту сторону, кроме его безумных, дурацких экспериментов?

— Ходят слухи, Малфой, что вы снова вместе, — протянул Симус, не отрывая цепкого взгляда от лица Драко. — Что Гарри вернулся с того света и вы опять непобедимая парочка. Кингсли, говорят, чуть не угробили, а?

— Кто говорит, тому и виднее, — ухмыльнулся ему в лицо Драко.

Держать мину было единственным выходом, и уж это Малфой умел, даже обливаясь холодным потом. Это было необходимо — по крайней мере, пока не станет ясно, насколько окончательно за прошедший год Финниган порастерял остатки мозгов.

Симус наклонился еще ближе, и теперь Драко мог видеть только его глаза — огромные, притягивающие, с затаившейся бездной на дне.

— Какое очаровательное вранье! — выдохнул он прямо в лицо Малфоя. — Я бы поверил, да боюсь, в Гриффиндоре слишком культивируют в воспитанниках способность верить в сказки. Так сильно, что рано или поздно она перерастает саму себя… и потом ты не веришь уже ни во что. Хотя откуда это знать вам, слизеринцам?

Желание отодвинуться постепенно перерастало в Драко попытки быть осторожным. Находиться так близко от Финнигана было выше его сил — но и заставить себя шевельнуться он тоже не мог.

— То, что я принял за смерть Гарри, было всего лишь разрывом связи! — ухмыльнулся Симус. — Чертов Поттер всегда везде успевал вовремя… даже когда ни черта не понимал в том, что происходит. Вы можете врать людям, пусть даже аврорам, но я — маг, Малфой! Ты ведь не поэтому выжил, так? Уж я-то все знаю о том, как выживать в этом ошейнике…

Драко не понимал и половины из его бреда. Глаза Финнигана были слишком близко, чтобы оставлять связную способность соображать и анализировать.

— Ты завел нового воспитанника, — констатировал Симус и отстранился. — Причем либо завел не настолько давно, чтобы накопить достаточно силы, либо вы и впрямь не участвуете ни в каких операциях, что бы ты там ни нес Визенгамоту.

— Что тебе нужно? — устало спросил Драко.

Облегчение от того, что Финниган, наконец, перестал заглядывать ему в лицо, подкашивало настолько, что он сохранил вертикальное положение лишь благодаря столбу, к которому был привязан, и отсутствие дрожи в голосе можно было смело считать своей единственной стоящей заслугой.

Симус лениво обернулся. На короткое мгновение в его глазах мелькнул тщательно сдерживаемый гнев, и Драко вздрогнул — такая ненависть, прорвавшись, хлестала из внешне ледяного, невозмутимого взгляда.

Короткий удар в висок обрушился почти мгновенно — отследить ни движение, ни решимость на него не получилось совершенно. Разъяренный воздушный маг способен перемещаться с бешеной скоростью, — почему-то всплыли в голове полузабытые слова Снейпа. Пальцы Симуса скользнули на затылок Малфоя, вцепились в светлые волосы, рывком дергая голову вверх.

— Мне нужна твоя шкура, — прошипел Финниган, снова приближаясь к лицу Драко. От его дыхания по спине побежали мурашки — Ты должен был сдохнуть — там! — сорвавшись вдруг, выкрикнул он. — Ты, а не твой папаша! Это Поттер тебя научил влезать, куда не просили? Ломать все, что выстроил — не ты?

— Ты все-таки рехнулся… — едва слышно прошептал Драко, чувствуя, что от болезненно натянутых волос из глаз вот-вот брызнут слезы.

— Ты должен был сдохнуть! — яростно процедил Симус. — Я был добр к тебе и, видимо, зря. Я давал тебе шанс, я решил, что в одиночку ты все равно не выкарабкаешься. Я следил за тобой, как ты медленно загибался все это время. Я подумал, что отдать тебя стихии было бы даже лучшей карой, чем прибить тебя самому. Даже не смей надеяться, что ты снова вывернешься… потому что на этот раз Гарри за тобой не придет.

Он нехорошо усмехнулся, его глаза блеснули — почти мечтательно.

— А того, кто придет, мы с удовольствием встретим, — резко сменив тон, промурлыкал он. — По моим подсчетам, Малфой, ты нарвался на Луну Лавгуд, а Луна Лавгуд может быть только водным магом.

Почему-то от одного только упоминания ее имени Драко захотелось взвыть. Этот свихнувшийся гриффиндорец не должен был даже произносить его… будто этим можно было что-то запачкать. Что-то, что Драко даже думать не хотел — не то, что вмешивать сюда.

— Она — эмпат, — улыбаясь, сообщил Симус, по-прежнему цепко держа его за волосы. — И она всегда рвалась вступаться за сирых и обездоленных… не чета нашей Грэйнджер. Та только говорильней заниматься умела, а Луна — она чувствует. Каждого. Значит, она — водный маг. Точно тебе говорю.

Драко бросил на него утомленный взгляд.

— И что из этого? — прошептал он.

Симус улыбнулся еще шире.

— А то, что я, Малфой, как и ты — воздушный, — констатировал он. — Убить стихийного мага так просто… если убийца — маг стихии противостояния. И не говори мне, что ты и об этом не знал!

Драко похолодел так, что на мгновение почти перестал чувствовать собственное тело. Что этот псих опять несет?.. — заторможенно подумал он.

— По моим подсчетам, если у Луны хватит мозгов — а у нее они есть — то рано или поздно она найдет тебя. Либо любой из Ритуалов Поиска, либо прямой призыв, либо ее чертова эмпатия… И я, так и быть, позволю тебе увидеть, как умирает то, во что ты вложил свои силы. Свою, мать твою так, Малфой, душу, если у таких, как мы, она вообще есть!

Его глаза снова полыхали ненавистью, и Драко на короткое, отчаянно конечное мгновение пожалел его. Скорость, с которой он кидался из одного настроения в другое, впечатляла — но и напрямую свидетельствовала, что до финальной черты Финнигану еще далеко. Для почти растворившегося в стихии мага он чувствовал слишком много и ярко.

— А потом я убью тебя, — вмиг успокоившись, почти миролюбиво добавил Симус и погладил Драко по щеке свободной рукой. — Если, конечно, в этом еще будет потребность — потому что, если ты спишь с каждым своим воспитанником, то после смерти Луны от тебя тоже… мало что останется.

С этими словами он отстранился, напоследок снова от души дернув за волосы. На этот раз слезы брызнули просто потоком.

Наверное, никогда еще до этой минуты Драко не желал так отчаянно и невыразимо, чтобы все, кто окружал его в жизни, оставшись без него, осознали, что по большому счету он не настолько им нужен, чтобы рваться спасать. Мерлин, пусть она сидит дома, как заклинание, повторял он. Пусть Поттер умудрится поругаться и с ней, чтобы ненароком не подсказать ей про эти чертовы Ритуалы Поиска! Только пусть не вздумает, и правда, рвануть куда-то за мной…

Луна — не Гарри, при всей ее ужасающей рассеянной безбашенности. У нее нет его удачи, его таланта чутьем выискивать мельчайшие возможности выжить и вытащить других. Мерлин, сделай так, чтобы с ней ничего не случилось… пожалуйста…

* * *

Гарри обвел критическим взглядом заросшую низкой травой огромную, до самого горизонта, равнину.

— Ты уверена, что правильно…

— Да, — устало перебила его Луна. — Ты спрашиваешь в третий раз, и это — если не считать того, что ты так громко ко всему этому относишься, что я ни черта не слышу. Гарри, просто заткнись.

Он фыркнул и спрятал руки в карманы, машинально нащупывая палочку.

— Давай, поехали дальше, — Луна, протянув руку, обхватила его за талию и аппарировала чуть дальше на север. Местность не изменилась. — Кажется, и здесь — ничего…

Она рассеянно крутила головой, прислушиваясь. Гарри подавил желание заорать что-нибудь вроде: «Ну???» и схватить ее за руку, чтобы быстрее переместиться дальше. Его просто убивала эта медлительность.

— Туда, — уверенно сообщила Луна, махнув рукой куда-то вправо, и сосредоточенно зашагала в указанном направлении.

Гарри ничего не оставалось, как двинуться за ней следом.

— И много их там? — напряженно спросил он. — Количество можешь определить?

Луна издала неопределенный звук, отдаленно напоминающий задумчивое хмыканье, и пожала плечами.

— Пять? Десять? — Гарри все же умудрился схватить ее за руку. — Сто?

— Больше пяти, — невыразительно бросила ему Луна. — Но меньше двух десятков. Гарри, отцепись, ты мне мешаешь.

— Люди? Маги там есть?

Луна на мгновение притормозила, машинально покосившись куда-то вверх.

— Двое, — хмуро обронила она. — Как минимум. Все, мы пришли.

Ландшафт по-прежнему поражал однообразием. Гарри с тоской констатировал, что в одиночку не нашел бы даже этот забытый Мерлином уголок Шотландии, не то что — определенную точку на местности.

Хорошая она… у нас, — с неожиданной теплотой вдруг подумал Гарри, глядя на то, как Луна, сосредоточенно хмуря брови, садится на корточки и протягивает ладонь к какому-то одной ей заметному бугорку.

Следующим звуком был хорошо знакомый врезающийся в уши визгливый звон сработавшего охранного заклятья.

— За тобой пришли, — одними губами усмехнулся Симус, в упор глядя в глаза мгновенно похолодевшего от звука Малфоя. — Пойдем, не хочу, чтобы ты пропустил представление…

Он потянулся вверх, отстегивая затекшие руки пленника от столба. Драко невольно затаил дыхание, пережидая, пока Симус снова отстранится. Находиться так близко к нему было слишком… нервирующе. Драко невольно подумал, что, не будь Финниган таким придурком, мог бы просто встать к нему вплотную — и так и стоять, и одного этого бы хватило, чтобы через два часа на месте Малфоя осталось бьющееся в истерике существо, которое можно будет брать голыми руками…

Визг раздражал просто невыносимо. А еще больше — то, что теперь руки Драко были связаны за спиной. Возможности сбежать это добавляло слабо, как и отсутствие палочки.

— Вон отсюда! — раздраженно бросил Симус кому-то, выглядывая за дверь. — Сказал же — всем по углам сидеть…

Конец фразы он проворчал себе под нос, и Драко тупо отметил, что Финниган, хоть и свихнулся, но все же не окончательно — действительно, людям бросаться под ноги схлестывающимся в разборках стихийным магам, как минимум, неразумно. Как максимум — это бессмысленная трата живой силы, которая впоследствии еще вполне могла бы на что-нибудь сгодиться.

С другой стороны — это означало, что тот, кто вломился в это странное укрытие, останется с Финниганом один на один, и такая перспектива его совершенно не пугает. Более того — именно ее он и жаждет.

Драко категорически не понимал, что Симус собирается делать. Он говорил об убийстве мага с таким пренебрежением и легкостью, будто знал наверняка, что именно потребуется совершить, и не видел в этом проблемы. Но Драко, как ни старался, не замечал и не чувствовал никаких следов начатого Ритуала — какого угодно. Опыт убийцы Пожирателей Смерти подсказывал — ни один вызов стихии, ни одно обращение не происходит мгновенно. Нужен настрой, нужно время, нужны слова и действия. Можно начать Ритуал заранее… но именно этих следов и не было. И тогда — что Симус имел в виду? Как он собирается защищаться? И почему не боится присутствия Драко?

Финниган вытолкнул Малфоя в коридор, увешанный чадящими факелами. Дым выедал глаза, не давая разглядеть ничего на расстоянии больше десятка футов, и Драко невольно поморщился, подавив рвущийся кашель. Далеко впереди, где коридор то ли сворачивал, то ли заканчивался тупиком, откуда-то сверху пробивался дневной свет — видимо, там и была взломана защита.

— Нет, — упрямо повторил Гарри, цепко держа Луну за запястье.

Девушка оглянулась и посмотрела на него с такой обидой, что пришлось закусить губу, давя желание отвернуться.

— Еще скажи, что ты мужчина, и поэтому я должна уступать, — с вызовом возразила она. — Гарри, это бессмысленный спор.

Тонкая рука дернулась, и Гарри едва удержал хватку. Луна Лавгуд демонстрировала попытки силового сопротивления, а применять силу в ответ все еще казалось неправильным. Действительно — женщина, все-таки…

— Хорошо, ты пойдешь, — так не найдя решения этой странной патовой ситуации, согласился Поттер. — Но будешь держаться у меня за спиной. По крайней мере — сейчас! Может, там двадцать человек внизу с палочками наготове стоят, на визг прибежали, нас дожидаться…

Повысить тон под конец фразы все же пришлось, и Луна, хмыкнув, наконец, выдернула руку, потирая запястье.

— Если там двадцать человек, от тебя мокрое место останется… — упрямо проворчала она. — К тому же, их там нет. Там только трое, и все — маги.

— Ты ж говорила, там всего два мага, — машинально огрызнулся Гарри, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь на дне уходящего вниз хода.

— Значит, третий — сам Драко, — рассеянно ответила Луна. — Нет, его я слышала и раньше. Там двое, кроме него…

— Клан можешь определить?

Разговор начал напоминать не несущий информации обмен позывными. Просто перспектива замолчать почему-то на миг показалась Гарри неправильной.

— Водных точно нет, — тут же откликнулась Луна. — Земной и воздушный, кажется. Кроме Драко…

— Встретимся внизу, — без перехода сообщил вдруг Гарри и, перекинув ноги вперед, скользнул в темноту лаза, сжимая в правой руке волшебную палочку.

Луна, чертыхнувшись, полезла следом, проклиная про себя утреннее колебание в выборе одежды, решившееся в сторону длинной юбки, а не более практичных в данной ситуации брюк или джинсов. Действительно, нет у нее таланта к предчувствиям…

Финниган стоял, заложив руки в карманы, пристально глядя в конец коридора, и вся его поза выражала что угодно, кроме напряжения и собранности. Презрение и насмешка — вот что сквозило в уголках губ, в кривой улыбке, в выражении глаз. Драко стоял на коленях рядом с ним, с трудом удерживая взгляд на квадрате солнечного света далеко впереди — когда твои связанные за спиной запястья задраны вверх заклятьем, вертикальное положение вообще дается непросто.

Если бы он умел молиться, он бы попробовал. Молиться кому угодно — Мерлину, черту или мятежному духу Тома Риддла, лишь бы Луна, которая вот-вот должна была появиться перед глазами, успела пригнуться, отскочить, сделать что угодно, но не попасть под то, что приготовил для нее Финниган.

А лучше всего — чтобы она совсем там не появилась.

В квадрате света мелькнула тень, и кто-то приземлился на пол, тут же сгруппировавшись и подняв вокруг себя тучу пыли. Драко до рези в глазах всматривался в тонкую, гибкую фигуру, в то, как она медленно выпрямляется и делает шаг вперед.

И в ту же секунду Симус ударил — по-прежнему держа руки в карманах, не доставая палочку, не разжимая губ.

Одновременно с этим произошло сразу два события. Во-первых, снова подняв тучу пыли, за первой фигурой приземлилась вторая, и уж теперь ее точно нельзя было не узнать — такие длинные, до пола, широкие и до ужаса непрактичные юбки могла носить только Луна Лавгуд. А во-вторых, тот, кто стоял впереди нее, наконец, вышел из пылевого облака, и в неровном свете факелов блеснули стекла дурацких круглых очков Гарри Поттера, которые Малфой тоже узнал бы, наверное, где угодно.

Вихрь, мрачным темно-серым комком вырвавшийся откуда-то из груди Симуса, чуть не сшиб Гарри с ног. Драко на мгновение остолбенел, одновременно давя и истерический радостный вопль, что, хвала Мерлину, черту и все тому же мятежному духу, первым стоял огненный маг, а не Луна, которой прямому воздушному удару и впрямь было бы нечего противопоставить, и возмущенный возглас, который помимо воли рванулся наружу при виде чертова Поттера, опять влезшего в самую свалку. Опять готового броситься грудью под палочки, когда Малфою угрожает опасность. Опять пришедшего за ним.

На лице Симуса мелькнула бешеная, злобная ярость. Он упрямо наклонил голову, и Драко едва на застонал, от души желая врезать самому себе по лбу. Ну, с чего он подумал, что для убийства обязательно нужен Ритуал или вызов? Стихия не опускается до местных разборок, а любой маг — готовое отверстие для ее выхода. Отверстие, способное мгновенно увеличивать свой диаметр в разы, как только в дело включаются чувства.

А уж чувств у Финнигана, видимо, хватало. Чувств — и желания выпустить стоящий за ним вихрь, а что еще нужно, кроме этого? Разве не так мы спасали друг друга когда-то? — мельком подумал Драко, глядя на замершего от неожиданности Гарри, едва различимого под сливающимся со светом факелов оранжевым защитным щитом, возникшим при первом же контакте с чужой стихией. Чувства — и желание. Все.

Симус закричал, закрывая глаза, и поток рывком расширился, заполняя почти весь коридор. Большая его часть хлестала в грудь Гарри, не достигая ее, превращаясь в неровно дрожащий горячий воздух, остатки же, огибавшие щит… остатки вполне успешно кромсали темно-синюю сферу вокруг сжавшейся на полу в комок Луны Лавгуд, выдергивая из нее куски, расплескивая их на капли — вполне реальные, стекающие прямо по стенам, выдувая из переливающегося водного щита составляющие его частички.

Драко остолбенел, глядя, как завороженный, на это зрелище. Битва стихийных магов всегда представлялась ему чем-то потусторонним, сверхчеловеческим — раз уж в дело вступают силы, стоящие неизмеримо выше людей. Но он никогда не предполагал, что это может выглядеть… так. Так жестоко. Так пугающе. Так неотвратимо. Даже при том, что Луне доставались всего лишь ошметки от хлеставшей из Финнигана силы, сфера таяла с бешеной скоростью. Если бы на нее пришелся прямой удар, он смел, сдернул бы ее в одно мгновение.

Драко не хотелось знать, что будет, если вот так — не заклятьем — разрушить защитную сферу. Скорее всего, маг разрушится вместе с ней?.. Исчезнет, растечется на капли, просто умрет, как человек? Он не желал этого видеть.

Гарри закричал, перекрывая вопль Симуса и визг все еще не заткнувшегося взломанного охранного заклятья. Огненный щит расширился, заполняя почти весь коридор, и в глазах Поттера бушевало такое пламя, какого Драко не видел в них, наверное, никогда. Глубокая, какая-то совершенно личная ярость сделала их почти черными, горящими, и сейчас он до сводящего в животе холода походил на Северуса, которого Драко пару раз в жизни видел — вот таким, живым сгустком карающего пламени, надвигающимся на противника. В эти минуты он отчаянно, до крика желал только одного — пережить все это и забыть, и никогда, никогда больше не помнить, что такое — вышедший из себя огненный маг. Никто не мог чувствовать так яростно и безудержно, как он. Никто не сгорал так неотвратимо и быстротечно. Никто не был способен на такое самопожертвование. Никто не умел быть настолько живым.

Два щита — воздушный и огненный — схлестнулись, не истончаясь, не давя друг друга. Гарри не решался рвануться вперед, боясь, что щит тут же схлопнется до нормальных размеров, снова подставляя под удар Луну. Симус, видимо, по той же причине, боялся шевельнуться и уменьшить нажим.

Пат, кусая губы, подумал Драко, не решаясь поднять глаза и снова посмотреть на Поттера. Симус прав — только стихия противостояния начнет разрушаться от подобных ударов… родственные же стихии, в принципе, видимо, не способны друг другу навредить. Знай об этом Луна раньше, ударь она первой — и это от Финнигана осталось бы мокрое место…

Боль в вывороченных суставах внезапно резко уменьшилось, и Драко нерешительно пошевелил связанными руками. Заклятье ослабевало — то ли Симус отменил его, что не лезло ни в какие ворота — у него явно голова была занята совершенно другим, если в ней вообще еще что-нибудь осталось, в этой самой голове, то ли вихрь высасывал силы и из него, сводя на нет способности к обычной магии.

В любом случае, мало-мальская свобода передвижения была очень к месту.

Осторожно, пытаясь не обратить на себя лишнего внимания, Драко попытался отползти чуть дальше, за спину взбешенного Финнигана. И тут же почувствовал, как ему в затылок уткнулся острый конец чьей-то палочки.

— Сидеть… — прошипел сзади дрожащий от сдерживаемой злости женский голос.

Судя по звуку, обладательница скорчилась на полу прямо за спиной Драко, появившись неизвестно откуда, нарушив прямой приказ Симуса не высовываться. И еще — беглые попытки машинально прощупать ее разум не привели ни к чему. Совершенно.

Ох, Мерлин, обалдело подумал Драко, лихорадочно оценивая ситуацию. Маг. Еще один маг. Вот почему этот чертов Финниган все еще жив! Он просто тоже завел себе нового воспитанника! Посвящение высосало из него остатки мозгов, но не дало свалиться в стихийное безумие… а теперь эта девчонка, кто бы она ни была, сидит здесь и держит его на прицеле палочки. Кстати, ведь Поттер-то наверняка ее видит… Дурочка, можно подумать, палочка ей поможет, если я дернусь…

Мысль мелькнула так быстро, что Драко, не успев додумать ее, рванулся назад и вбок, выходя из-под острого конца бесполезной в битве магов деревяшки и с силой врезаясь куда-то затылком — судя по тупой, пронзительной боли, взорвавшейся в голове звоном — прямо в висок этой невесть откуда взявшейся девицы.

Все, что он мог сделать дальше — это бессильно рухнуть на спину, хватая ртом воздух и глядя вверх, в потолок.

Оранжевый поток пламени пронесся прямо над ним — видимо, Финниган, почуяв возню, все же отвлекся и сдал позиции, пропустив напор огня себе за спину. Прямо в мгновенно возникшую вокруг прятавшейся за его спиной девушки зелено-коричневую сферу.

Земная, отстраненно подумал Драко. Бывает же так…

Дальше был ад, бушевавший прямо перед его глазами, в паре футов от лица, заслоняемый лишь дрожащим серым маревом собственного щита. Он лежал и смотрел — бесконечно долгих две или три секунды, как темное, безумное пламя вгрызается в массивную, почти неподвижную, мрачную сферу, опаляя ее, сворачивая в труху, слыша отчаянный, душераздирающий женский крик, и не шевелясь. Он и не смог бы пошевелиться, наверное, даже если бы захотел. Как бы жутко ни выглядел удар Симуса по щиту Луны, на него Драко смотрел издалека и со стороны. То же самое буйство, но в исполнении двух других стихий, происходящее прямо перед твоим носом, почему-то заставило забыть, что такое мышцы и как ими пользоваться.

А также — кто ты такой вообще и где находишься. И зачем.

Оно закончилось одновременно — и крик незнакомой девушки, и поток пламени, и рушащаяся чужая сфера. Закончилось все — потому что девушки больше не было, была только отвратительно воняющая труха на том месте, где она сидела, а потерявший самообладание Финниган, наконец, вышел из ступора и бросился к Драко, рывком хватая его за волосы, понимая с пола и загораживаясь — им.

Поттер тоже угомонился — по крайней мере, потоков пламени Драко больше не видел. Еще через секунду до Малфоя дошло, что Поттер, кажется, угомонился совсем. Он стоял, пошатываясь, глядя на Симуса, не двигаясь с места, и огонь в его глазах медленно гас, затихая, превращая взгляд в мертвое стекло.

— Гарри… — беззвучно выдохнул Драко, уже понимая, что еще миг, и Поттер осядет на пол бесформенной грудой.

Он видел, что на дне неправдоподобно зеленых глаз еще теплится что-то, видел, как Гарри смотрит на него, почему-то именно — на него, прямо в глаза, а не на что-то истерически выкрикивающего сорванным голосом Финнигана, сжимающего руку на его горле, видел — и с леденяще