Глава сорок девятая. Когда детектив Мендес и другой человек ушли от двери, Томми юркнул обратно наверх, чтобы быть подальше от глаз

Когда детектив Мендес и другой человек ушли от двери, Томми юркнул обратно наверх, чтобы быть подальше от глаз. Его сердце стучало так быстро, что он думал, оно вырвется и зальет кровью все вокруг.

И мать рассердится на него, что кровь испачкает ее ковер. В доме все принадлежало ей.

Не испачкай кровью мои ковры.

Не пролей сок на мой чистый пол.

Не порти обивку на моем диване.

Он почти всегда чувствовал себя так, словно они с отцом вообще не живут здесь.

Он сидел на лестнице, стараясь, чтобы его было не видно. Он дрожал, боялся и злился одновременно. В нем бурлило столько смешанных чувств, что он думал, его снова вырвет.

Это была худшая ночь в его жизни. Даже хуже той, когда он нашел мертвую женщину, хотя он не переставал думать, что если бы не нашел ее, то ничего бы не произошло.

Его мать взорвалась, когда узнала, что мисс Наварре задавала ему вопросы. Мисс Наварре ему не друг, сказала она. Она называла ее такими словами, после которых Томми хотелось бы вымыть рот с мылом.

Он тоже навлек на себя неприятности, потому что ответил мисс Наварре. Но что еще он должен был делать? Она его учительница, и она задала ему вопрос. Что плохого в том вопросе?

А то, что мисс Наварре практически обвинила его отца в том, что он серийный убийца.

Томми не поверил этому, но вдруг она права? Тогда получается, что мисс Наварре предала его. Эта мысль причинила ему такую боль, будто его резанули ножом.

Он хотел бы поговорить с мисс Наварре. Она была умной и заботливой и всегда знала, что надо делать. Она повторяла, что хочет помочь ему, что если ему надо поговорить – о чем угодно, – то он должен звонить ей.

Он хотел позвонить.

Но ему было страшно.

Она просила звонить. В любое время.

Он вспомнил все случаи, когда мисс Наварре была рядом с ним на этой неделе, когда помогала ему, утешала. И даже несмотря на то, что он был как бы влюблен в нее, он знал, что она относится к нему как мать.

Ах, если бы его матерью была она или мать Вэнди. Миссис Морган всегда улыбалась и смеялась, она обнимала и целовала всех просто так. Мама должна быть такой, подумал Томми, а потом почувствовал себя виноватым. Его мама была очень несчастной, и он должен переживать за нее. Она говорила ему об этом всякий раз, когда грустила.

Последнее время она постоянно кричала. Долго ругалась перед обедом то на Томми, то на отца. А потом не разговаривала весь обед. Она гремела столовым серебром, будто сердилась на запеканку из тунца. Она вздыхала и цыкала, ожидая, пока кто‑нибудь спросит ее, что случилось. Но никто не спрашивал. Они с отцом знали, что, если спросить ее, она снова сорвется.

Когда обед закончился, мать убрала тарелки со стола и практически бросила их в раковину. Потом отец сделал большую ошибку, сказав ей, чтобы она успокоилась, потому что никого не волнует, что думает мисс Наварре.

О Боже! И все началось по новой. Что с ним? Как он может думать, что это никого не волнует? Почему он не может постоять за себя, за нее, за свою семью!

Когда мать начинала говорить «большими буквами» и «восклицательными знаками», это было не к добру. Значит, это надолго.

Так и случилось.

Его отцу наконец надоело, и он просто вышел из дома, сел в машину и уехал, снова предоставив Томми самому разбираться с матерью. Он поступил с ним нечестно. Томми просто ребенок, в конце концов. Даже взрослые мужчины боятся своих матерей.

Она была чересчур возбуждена и потащила Томми в город выгулять, как собаку‑призера. От злости ее бросило в чрезмерную радость от общения с людьми, и она принялась всем демонстрировать своего идеального сына.

От этого Томми всегда становилось не по себе. Он был уверен, что люди смотрели на него и думали, что он за ботаник, раз позволяет с собой так обходиться.

А потом мать сорвалась на мисс Наварре. Прямо на улице среди людей. К тому времени Томми уже так устал, так запутался, слушая тирады своей матери, что уже не знал, что и думать.

Он знал только то, что не хотел быть здесь. Он был смущен, обижен и зол, ему хотелось убежать и жить в другой семье.

Когда они вернулись домой, его немедленно отослали к себе надевать пижаму. Потом нужно было принять лекарство от аллергии, тошнотворно сладкое и фиолетовое, а он сглупил, сказав матери, что не хочет пить его. Она стала кричать на него так сильно, что у него заложило уши.

В конце концов он выпил его, но как только она вышла из его комнаты, он вернулся в ванную, засунул конец зубной щетки в горло, и его вырвало.

Теперь он пожалел, что не принял его, потому что тогда проспал бы все, что только что произошло.

Когда Томми услышал голоса внизу, то тихонько прокрался на нижнюю ступеньку, чтобы посмотреть, что происходит. Большой старый человек из ФБР! ФБР пришло в их дом задавать вопросы об отце. И детектив Мендес с ним.

Томми слышал, как человек из ФБР злил его мать все больше и больше. Она солгала и сказала, будто отец Томми играет в карты. Конечно, но не говорить же правду – что она такой ужасный человек, что муж больше не может ее терпеть.

Когда они исчезли, Томми поспешил спуститься в коридор, а оттуда – по черной лестнице через кухню в маленькую ванную, у которой была общая стена с кабинетом. Там он сел на унитаз и стал слушать, о чем они говорили.

Это было ужасно. Человек из ФБР считал, что его отец убийца. Его отец не убийца! Его отец – самый лучший отец в мире. Ну и что, что он последним видел ту леди? Кто‑то же должен был видеть ее последним до того, как ее похитили. И кроме того, его отец был дома вечером.

До этого Томми был не очень уверен, а теперь вспомнил наверняка. Его отец приехал домой, они поиграли в бейсбол во дворе, а потом смотрели «Косби» и веселились. Это был самый лучший вечер. Теперь он все вспомнил и скажет это любому, кто спросит, – даже человеку из ФБР.

Вэнди стояла в столовой, прижав ухо к стене рядом с застекленными створчатыми дверями, которые вели в гостиную. Никто не знал, что она там. В гостиной было темно, и ее родители думали, что она спит наверху. Они были слишком увлечены своим спором и вообще не замечали ничего вокруг.

Взрослые такие глупые, подумала девочка. Или наивные – так сказал ей Томми. Они решили, что могут улыбаться и сюсюкать, и ребенок всему поверит. Это было так же глупо, как то, что она, когда была маленькая, считала, что, если будет притворяться кошкой, все поверят, что она кошка.

Теперь она слушала то, что они говорили друг другу. Оскорбительные слова. Слова, которые ни к чему хорошему не приведут.

– Что ты хочешь от меня, Сара? Чтобы я отправился в гостиницу? Здесь мой дом. Это тебе все не нравится. Почему бы тебе не уйти?

– Это ты изменяешь…

– Чушь! Ты не доверяешь мне. Ты подумала, каково это? Ты считаешь, что ты пострадавшая сторона, Сара. А как же я?

– Но это о тебе задают вопросы детективы! Ты был знаком с Лизой Уорвик? Где ты был, когда пропала та, другая девушка?

– Значит, ты заходишь так далеко, что считаешь меня убийцей?

– Не считаю! Но…

– Это безумие! Они задают вопросы, потому что у них нет ответов! Это называется расследование. Они этим занимаются.

– Я знаю, что ты что‑то чувствовал к Лизе. И что она что‑то чувствовала к тебе…

– Значит, ты считаешь, что я что‑то чувствовал к ней, что я изменял, а потом убил ее? Это бессмысленно!

– Все бессмысленно! У нас все было хорошо. У нас была такая хорошая семья…

– И до сих пор есть, если ты не перестанешь быть такой невменяемой стервой!

– Прекратите! – закричала Вэнди, вбегая в гостиную. – Прекратите! Прекратите! Прекратите ругаться!

Изумленные родители молча смотрели на нее.

– Тебя никогда не бывает дома, папа! – сказала она, а потом повернулась к матери. – А когда он дома, ты затеваешь скандал! Прекратите!

Мать уронила лицо в ладони и зарыдала. Отец переводил взгляд с одной на другую.

– Прости, детка, – сказал он Вэнди. – Но я думаю, что мне лучше сегодня уйти. Может, тебе удастся образумить свою мать.

Мать Вэнди посмотрела на него, пораженная его словами и разозленная до предела. Она поднялась с дивана и подошла к Стиву.

– Как ты смеешь поступать так с собственной дочерью! – воскликнула она напряженным голосом, каким говорила, когда была очень рассержена. – Как ты смеешь?!

Выражение лица отца стало холодным и непроницаемым, таким, что Вэнди даже испугалась.

– Виноваты всегда двое, Сара. Подумай об этом.

Он повернулся и вышел из комнаты. Через минуту захлопнулась входная дверь. Вот так просто он взял и ушел.