Глава четвертая. Энн Наварре чувствовала, как ее колотит, когда отходила от Фрэнка Фармана и места преступления, на которое наткнулись ее ученики

Энн Наварре чувствовала, как ее колотит, когда отходила от Фрэнка Фармана и места преступления, на которое наткнулись ее ученики. Ее трясло от увиденного и от гнева на офицера. Он, видите ли, слишком занят, чтобы тратить время на разговоры с ней. Он, видите ли, сам позаботится о своем ребенке, когда придет время. Наверное, считает, что созерцание эксгумации трупа принесет мальчику какую‑то пользу. Идиот.

Она уже встречала Фармана на родительских собраниях. Он принадлежал к тому типу мужчин, которые слушают только себя и прислушаются к женщине только тогда, когда солнце взойдет на западе.

Совсем как ее отец.

Она никак не могла определить, чт о страшит ее больше: что она увидела жертву убийства – женщину, которую убили и бросили, словно сломанную куклу, – или то, что несчастную видели ее ученики.

Она отвела Вэнди и Томми назад в школу, там усадила за стол в канцелярии и принялась обзванивать родителей.

Матери Вэнди Энн сказала мало: только то, что в парке случилось несчастье и она привезет Вэнди домой.

У Крейнов ответил автоответчик. Она наговорила туда примерно тот же текст, не вдаваясь в детали.

Дети молчали всю дорогу, пока Энн везла их. Она не знала, что им сказать. Что все будет в порядке? Но дело в том, что их жизнь только что изменилась. Лицо мертвой женщины будет являться им во сне еще многие годы.

Энн попыталась припомнить какое‑нибудь руководство на такой случай. Ее знания детской психологии почти выветрились из головы. Она так и не написала диссертацию, у нее не было реальной клинической практики. Как и шаблонного метода, который помог бы в данной ситуации. Пять лет работы учителем пятого класса – не лучшая подготовка к такому положению вещей.

Может, ей надо было задать им какие‑нибудь вопросы, попытаться отвлечь их, помочь выплеснуть эмоции? Может, зря она так сосредоточилась на собственных чувствах?

Сара Морган ждала на передней ступени дома, когда Энн въехала на подъездную дорожку. Мать Вэнди была увеличенной и более атлетической копией своей дочери, с глазами василькового цвета и копной волнистых светлых волос. Она была одета в синюю футболку и выцветший джинсовый комбинезон с закатанными штанинами, обнажавшими белоснежные носочки с кружевными резинками. В ее глазах блестели слезы, а на лице была написана тревога.

– О Боже мой! – воскликнула она, когда Энн и Вэнди вышли из машины. – Наш сосед сказал, что в парке произошло убийство. Ему восемьдесят пять лет, он ездит в кресле и слушает полицейскую волну, – затараторила Сара. – Там была Вэнди? Она видела, что произошло? Вэнди!

Вэнди бросилась к матери, и Сара Морган опустилась на одно колено.

– Ты в порядке, детка? – Она осмотрела дочь, чтобы убедиться, что та не пострадала.

– Мы бежали, а потом упали с холма, а там… – Вэнди с шумом глотнула воздух. – Томми упал прямо на нее! Он упал прямо на мертвую женщину! Это было так отвратительно!

– Боже мой!

– А Дэннис хотел ее потрогать. Он просто ненормальный!

Сара Морган взглянула на Энн.

– Кто это был? Как она… Ее застрелили или…

– Я не знаю, – ответила Энн. – Уверена, детали станут известны только через какое‑то время.

– А еще там была собака, – продолжила Вэнди. – Какая‑то дикая собака. Она стала на нас рычать, а Дэннис сказал, что, может, это она и убила ту женщину…

– Собака? – переспросила мать. – Какая собака? У нее текла пена изо рта? Ты трогала ее?

– Нет! Она убежала.

– У нее могло быть бешенство! Ты точно ее не трогала?

– Я не трогала! – настаивала Вэнди.

Сара Морган откинула волосы с лица и посмотрела на Энн.

– А что дальше? Полиция приедет?

– Я не знаю, – ответила Энн. – Отец Дэнниса Фармана – помощник шерифа. Он разрешил мне отвезти Вэнди и Томми домой. Может быть, скоро поступит информация из офиса шерифа. Он ничего мне не сказал.

– Это просто ужасно. Мы переехали сюда, чтобы быть подальше от преступлений. Подальше от смога и машин. Я не задумываясь позволяю Вэнди возвращаться домой пешком. Вы считаете, ту женщину могла убить собака?

– Вряд ли, – ответила Энн.

Сара Морган снова повернулась к дочери.

– Если ты трогала эту собаку…

– Я не трогала собаку! – воскликнула Вэнди, рассердившись.

– Может быть, мне показать ее кому‑нибудь? – спросила Сара у Энн. – Бывшая жена дяди моего мужа работает врачом в Беверли‑Хиллз.

– Если вы сочтете это необходимым.

– Ума не приложу, что делать, – призналась она. – Об этом ничего не сказано в пособии для родителей.

– Да, – вздохнула Энн. – Этого нет и в руководстве для детей.

– Боже, никогда не видела мертвого человека. На похоронах я никогда не смотрю в гроб. От одной мысли о трупе меня бросает в холод.

– Я должна завезти домой Томми, – сказала Энн. – Я так и не дозвонилась его матери.

– Я могу позвонить Питеру в офис, – предложила Сара. – Мы у него лечим зубы. Они с моим мужем вместе играют в гольф.

– Если вам не трудно.

– Нисколько. И спасибо вам за то, что привезли Вэнди.

Энн вернулась в машину и посмотрела на заднее сиденье, где сидел Томми, разглядывая свои руки, лежавшие на коленях.

– Как ты думаешь, Томми, твоя мама уже вернулась домой?

Он посмотрел на часы.

– Да.

– Она, наверное, беспокоится.

– У меня сегодня урок фортепиано, – сказал он, с тревогой взглянув на нее. – Может, нам лучше пойти туда?

– Думаю, твой учитель простит тебя, когда узнает, через что ты прошел.

Мальчик ничего не ответил.

– Ты хочешь поговорить о том, что произошло? – спросила Энн, когда они ехали.

– Нет, спасибо.

С чего бы он стал делиться с ней своими чувствами? Она учит его всего два месяца. Как Энн успела заметить, Томми по натуре был сдержан. Мальчик был очень умен, но не делал ничего, чтобы привлечь к себе внимание. Наоборот, он делал все для того, чтобы оставаться незаметным.

Энн было интересно почему. Она знала его родителей. Его отец, стоматолог, был обаятельным и компанейским человеком. Мать, тоже общительная, на собраниях была слегка напряжена. Она гордилась талантом и способностями сына. Работает она риелтором и входит в правление благотворительных комитетов.

Крейны – пример типичной зажиточной молодой американской семьи. Они жили в двух кварталах от Морганов, в красивом двухэтажном доме, отделанном испанской штукатуркой; их участок был заросшим, а на боковом дворе стоял раскидистый дуб. Когда угасал дневной свет, в окнах призывно загорались приветливые огоньки, а вдоль дорожки – фонари.

В окне Энн увидела, как Джанет Крейн в костюме цвета фуксии прохаживается туда‑сюда, разговаривая по радиотелефону.

Томми вышел из машины и прислонился к двери. Энн протянула ему руку, и он взялся за нее. Он довольно сильно ее сжимал, пока она вела его к дому.

Дверь распахнулась прежде, чем они успели подняться по ступеням на крыльцо. Их встретила Джанет Крейн с широко распахнутыми глазами.

– Где ты был? – спросила она сердито, глядя на Томми. – Я с ума схожу, пытаясь тебя разыскать! Ты же знаешь, у тебя урок фортепиано.

– Миссис Крейн… – начала Энн.

– Ты совсем не ценишь времени мистера Ингланда! Моего времени!

– Миссис Крейн, – сказала Энн более уверенным и твердым тоном. – Вы получили мое сообщение?

Джанет Крейн посмотрела на нее так, словно та только что появилась.

– Сообщение? Какое сообщение? Я не слушала никаких сообщений. Я пыталась найти сына.

– Может быть, мы войдем? – спросила Энн.

Мать Томми сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

– Да, конечно. Извините меня. Прошу вас, входите, мисс Наварре.

Томми все еще держал Энн за руку, когда они вошли в коридор. Он не отрывал взгляда от напольного покрытия из мексиканского керамического камня. Никаких объятий от мамы. Никаких вопросов о том, все ли с ним в порядке. Зато сколько негодования из‑за сорванного урока фортепиано…

Энн наклонилась к нему:

– Томми, пойди умойся, пока мы поговорим с твоей мамой. Хорошо?

Он пошел по коридору, оклеенному желтыми обоями с яркими разноцветными попугаями, и исчез в туалетной комнате.

– Простите, – сказала Джанет Крейн. – Я просто с ума сходила от волнения. Вот так пропускать уроки – не в привычках Томми. Он всегда очень пунктуален.

Как и его мать, подумала Энн. Пунктуальная, застегнутая на все пуговицы своего костюма, с большими плечиками и в дорогой шали. Ее волосы были подстрижены под каре, начесаны и залиты лаком. Как «хворост», подумала Энн. Особу с родительского собрания слегка травмировало… отсутствие ее сына на уроке фортепиано.

Энн рассказала, как дети обнаружили труп в парке, подчеркнув, что Томми упал в самую могилу.

Глаза Джанет Крейн снова расширились до предела.

– О Боже мой!

Она резко повернулась и пошла в гостиную, словно сошедшую со страниц «Лучших домов и садов».[5]Каблучки ее туфель‑лодочек застучали по полу. Женщина устроилась на краю диванной подушки. Ее взгляд метался по комнате, словно в поисках помощи.

– Мне кажется, Томми в шоке, – сказала Энн. – Он почти ничего не говорит с тех пор, как это случилось.

– Я не знаю, что делать, – заявила его мать. – Мне стоит вызвать врача?

– Физически он, кажется, не пострадал, но, может быть, ему стоит побеседовать с психоаналитиком.

– Почему мне никто не сообщил? – спросила Джанет Крейн, стараясь рассердиться. Видимо, ей было легче, когда она злилась, чем когда беспокоилась. – Почему директор Гарнетт не позвонил? Почему он не приехал?

– Мистера Гарнетта сегодня не было.

На пороге комнаты появился Томми. Его лицо и руки были чистыми, и от этого сразу проявились все царапины и ссадины, которые он получил при падении. Он намочил и прилизал волосы, за исключением челки. Но его одежда была еще влажной, а на джинсах виднелся порез. Энн стало интересно, позволят ли ему в таком виде сесть на диван.

– Томми! – воскликнула его мать, подходя к нему. – Прости, я же не знала, что случилось.

Энн смотрела, как осторожно она касается своего сына, словно боится подцепить от него что‑нибудь, осматривая его повреждения.

Из окна Энн увидела, как к дому подъехал черный «ягуар» и припарковался рядом с ее маленьким красным «фольксвагеном». Из машины вышел Питер Крейн и зашагал к входной двери.

Это был красивый мужчина, не слишком высокий, но статный и хорошо одетый: темные брюки, рубашка, галстук. Он бодро поздоровался, зайдя в дом.

Сара Морган не застала его в офисе, подумала Энн.

Томми резко отвернулся от матери, подошел к отцу и обнял его. Питер Крейн слегка растерялся. Его жена вышла в коридор и рассказала, что случилось.

Энн наблюдала, как ужас отражается у него на лице.

– Это было просто кошмарное зрелище, – сказала она, ступив на порог комнаты.

– Мисс Наварре привезла Томми домой, – сообщила Джанет Крейн.

– Вы были там? – спросил он.

– Я пришла в парк сразу же, как услышала о том, что произошло.

– О Боже, – произнес он.

– Пойду позвоню мистеру Ингланду, – сказала его жена. – Объясню, почему Томми не пришел на урок.

Она ушла и исчезла где‑то в глубине дома, постукивая каблуками.

– Такого здесь еще не бывало, – заметил Питер.

Энн родилась и выросла в Оук‑Нолле, городке с двадцатитысячным населением (двадцатитрехтысячным – когда молодежь, учащаяся в колледжах, навещала родителей). Это был небольшой, благоустроенный город примерно в двух часах езды от Лос‑Анджелеса. Здесь размещался элитный частный колледж; городок населяли в основном хорошо образованные профессионалы, академики, художники. Преступления здешних мест – это мелкая торговля нар‑котиками, воровство животных, вандализм, но не убийство, не мертвая женщина, закопанная в чаще.

– А известно, кто эта женщина? Известно, что с ней случилось? – спросил он.

– Я не знаю, – ответила Энн. – Не знаю, что думать.

Он вздохнул и покачал головой.

– Что ж, спасибо вам, мисс Наварре, за то, что привезли Томми домой. Мы очень ценим вашу заботу о детях.

– Если я чем‑нибудь могу помочь, звоните, не стесняйтесь, – сказала Энн. – Мой номер телефона у вас есть.

Она наклонилась к Томми.

– К тебе это тоже относится, Томми. Ты можешь звонить мне в любое время, если тебе захочется поговорить о том, что произошло. Попытайся сегодня немного отдохнуть.

Универсальным средством от всех проблем у ее матери был отдых. Плохой день в школе? Отдохни. Бросил приятель? Отдохни. Умираешь от рака? Отдохни.

Теперь Энн знала: отдых не решает проблем. Просто это очень удобный совет, когда ничего другого не приходит на ум, и единственное, что можно делать, когда больше ничего не остается.

Сдавая назад с подъездной дорожки и поворачивая к дому, она надеялась, что Томми этот совет принесет куда больше пользы, чем ей.