Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Б. Жид биржевой 3 page
Стремясь к дальнейшему развитию, это явление само собой переходило в эпидемию стадного психоза. С точки же зрения большинства “русской интеллигенции”, сыны Иуды оказывались ещё страстотерпцами, равноправие которых представляется эмблемой великого будущего России, и сверх того — недосягаемыми талантами, которым довлеют всякие честь и поклонение. Искореняя всё противное кагалу, а в частности, уничтожая появление разумных книг и сколько‑нибудь терпимой литературы, монополия кагальной прессы достигла, таким образом, апогея в издевательстве над русским народом среди роковых, даже беспримерных испытаний, ему ниспосланных на Дальнем Востоке… Если конкуренция — война, то монополия — избиение пленных. А так как наряду с этим основной принцип евреев — “ни стыда, ни жалости!…”, то ход событий не замедлил превратиться в такую тиранию, одним из результатов которой должна была явиться популярность “избранного народа” и в рабочих массах. Популярность сия тем более очевидна, что непререкаема. Посягать на неё, значит обрекать себя же самого на погибель нравственную, экономическую, а если мало, то и физическую. Дерзновение этого рода бессмысленно уже в виду того, что нигде не найдёт убежища. Ему суждено даже оставаться неведомым и в отчаянии бессилия проклинать лишь собственное неразумие. А еврейство среди подобных обстоятельств имеет право торжествовать уже потому, что столь блистательный гешефт ему ничего не стоит. Этого мало. Покрывая расходы, например, по изданию еврейских и жидовствующих газет, осмеиваемые и обездоливаемые ими же гои спешат паки обогатить кагал, равно как его ставленников, безграничными доходами с объявлений и необъятным расширением иудейских замыслов вообще, рассчитанных именно на ослепление и порабощение гоев через эту же кагальную либо шаббесгойскую прессу… С другой стороны, мероприятия евреев сводят государственную и международную политику арийских народов, во‑первых, к рублю, а во‑вторых, к монопольному, за их же счёт, новому обогащению Израиля другими путями.
5. Не одна, конечно, пресса служит этому, а и капиталы, но опять таки нееврейские. Анонимные общества, а в особенности Банки, питаются деньгами и кредитом, равным образом самих же гоев… Если, далее, торговые и промышленные стачки всякого рода параллельно с размежеванием их внутри кагала, представляют одну из главенствующих тем в талмуде, как синтез эксплуатации иноплеменников, то захват сынами Иуды кредита проистекает отсюда логически, как верховный синтез. “Художественность” исполнения состоит в том, что пресловутый “nervus rerum gerendarum” добывается еврейством через подчинение ему государственного кредита страны, т. е. ещё раз за её счёт с ничтожной либо даже нулевой затратой кагальных средств. Потребление без производства, иначе говоря, проживание на чужой счёт, есть паразитизм. Будучи же возведённым в систему и осуществляясь путём присвоения кагалом самих знаков обмена гоями своих богатств, он обращается в иудаизм. Между сложными причинами, которыми обусловливается переживаемый Европой кризис, есть одна главнейшая, новоизобретённая, явная. Она заключается в том, что течение капиталов, предназначенное для питания всего социального организма, отводится по грязным каналам талмуда в пользу немногих вампиров — израильтян. Живительный сок, необходимый для жизни ветвей, отпрысков и листьев, высасывается прямо из ствола дерева чужеядными паразитами. Несомненно, что положение этого рода в разных странах может представлять своеобразные ступени развития. Там твёрдое и прозорливое правительство, здесь энергичная аристократия, ещё дальше — строгая привычка к порядку и коммерческий дух народа встречают натиск еврейства спасительным сопротивлением, или, по крайней мере, ограничивают его сносными пределами. Наоборот, к сожалению, в других государствах недостатки национального характера и колебания в политике, смуты и революции, химерические предприятия и растление в идеях, непригодность общественных деятелей и безнравственность партий комбинируются разом, дабы ускорить и распространить иудейское нашествие. Прав был Берне, когда сказал, что “всякая страна имеет таких жидов, каких заслуживает…” Действительно, среди союзников еврейского господства, основанного на тайных обществах, типом которого является собственная организация кагала, как не назвать золота?… Не его ли упрекало язычество в одичании и разврате нравов, а христианство проклинало за расслабление духа и очерствление сердца? Не золото ли искуситель всякой совести. В самом же безмолвии своём не оно ли красноречивейший из ораторов? Не оно ли безграничный владыка человеческих стад?… Простой, повидимому, металл, и, тем не менее, всё, что может быть куплено, продаётся либо отдаётся ему. “Продажный город, как ещё не нашлось желающего купить тебя!…”, — с бешенством, воскликнул гордый Югурта, переступая заставу города Рима, — этой надменной республики, где, привыкнув к грабежу провинций, сенаторы и полководцы столь часто унижались перед золотом, которое протягивал им грозный враг Рима, тот же Югурта. В наши дни покупатель есть на всё и притом повсюду. Верховный хозяин и повелитель золота, никогда не испытавший его тирании на себе самом, еврей, является обладателем и несокрушимой земной власти. Золото — важнейший рычаг еврейского могущества. Иудейские Банки возвышаются в этом мире, как гордыня цитадели, а сильные еврейские банкиры являются настоящими властелинами. И странное дело! Чем выше поднимаемся мы по социальной лестнице, тем это верховенство оказывается более могучим и тягостным. Человек простой, трудолюбивый рабочий видит проносящуюся мимо карету иудейского банкира, не ослепляясь: он даже отворачивается с невольным презрением. Наоборот, человек среднего сословия, разжившийся кулак, замотавшийся фабрикант или купец взирают на эту карету жадными глазами. Прогорающий аристократ ещё более откровенен и с изысканной любезностью кланяется своему кредитору, ставшему его “приятелем”. Наконец, какой‑нибудь владелец собственности раскланивается с “великим” банкиром уже как равный с равным. Действительно, банкир поклонился ещё как раб, но это не помешало владетельной особе, обернувшись к своему адъютанту, с печальной иронией заметить: “Вот наши господа!…” Могущество золота имеет сходство с владычеством ума в том отношении, что наравне с ним мечтает о всемирном господстве и парит выше отдельных национальностей. Всё должно быть подчинено ему, а оно ни от кого не должно зависеть. Все сферы жизни, а в особенности, её болезненные уклонения, равно как и всякий вообще беспорядок, подлежат его эксплуатации, должны быть данниками усовершенствованного им ростовщичества. Вообще говоря, двигатель мира и войны, любой службы государственной или общественной, всякого предприятия либо замысла, всяческой власти либо наслаждения, — главная сила в мире, где религиозность угасает, а нравственность осмеивается, конечно, — золото. Ничто иное, увы, не заменяет его, и заменить не может. Золотом коварно заказывается и пускается в ход идея; золото же куёт и оплачивает железо, меч или механизм, предназначенные осуществить её. Царствуя, как повелитель и выражаясь, как тиран, золото повергает к ногам того, кем оно раздаётся, королей и знать, министров и поданных, философов и женщин, старцев и юношей, искусства и науки, законы и понятия, нравы и склонности… Каждый истекший день придаёт сказанному всё более зловещий блеск, в конечном же выводе убеждает, что золото — это еврей. Режим иудейских финансистов, если не уничтожает вполне возвышенных стремлений человечества, то сверху до низу потрясает их. На горизонте восходят новые светила, пред которыми бледнеют идеи нравственности. Иные становятся более или менее туманными, а некоторые и совсем невидимыми. Вместо них безумие подражания евреям овладевает умами и производит легко объяснимое понижение общественного уровня. Раз деньги явились главным центром тяготения и обратились в верховную цель бытия, это роковым образом проникает до отдалённейших глубин социального организма. В такой среде наклонности и призвания размениваются на мелочь, государственный человек становится похожим на биржевого дельца, наука живёт рекламой, искусство впадает в продажность, либеральная профессии вырождаются в эксплуатацию сомнительной честности и с весёлым цинизмом отвергаются старые традиции, а люди, которых они поставляют на общественное поприще, ведут себя, как интриганы, стремящиеся только к наживе. Если сыны Иуды были царями финансистов во все времена, то никогда в том же размере, как ныне финансы не являлись основанием войны и мира, душой политики и промышленности, равно как всех вообще человеческих отношений; счастьем и покровом семьи; обстановкой всякого положения, отличия или достоинства, всевозможных связей и почестей; увенчиванием любой славы и родовитости. Сверх того, отнюдь никогда раньше это владычество, домашним очагом и цитаделью которого служит железная касса еврея, не сосредотачивалось в кагале столь вероломно, как в наши дни. По объёму настоящего исследования трудно, к сожалению, войти в подробности проблемы. Предстоит ограничиться тем, что неизбежно для раскрытия беспредельности и глубины деспотизма, которым еврей обязан своему металлу, равно как неподражаемому искусству вызывать его просачивание к себе и, наконец, природному инстинкту, таланту, если хотите, гению, с которым еврейство превозносит оказываемый им кредит над всяким иным величием и уравновешивает так, что поколебать либо низвергнуть этот кредит — значило бы перевернуть мир вверх дном. Не упало ли современное общество до такого цинизма, что допустило биржу сделаться безапелляционным судьёй народных движений и правительственных мер?!… Да, — золото владеет миром, а еврей — золотом!… Если вообще согласен с истиной афоризм habes habeberis, то еврейство как хищническая и неумолимо организованная орда подтверждает его ежедневно. Вовне оно, как губка впитывает золото из сферы, где вращается; внутри себя оно становится всё крепче и внушительнее, потому что ничего почти не расходует за своими пределами. Еврей больной идёт к врачу‑еврею; участвуя в судебном процессе, еврей обращается к адвокату‑еврею же; еврей‑грамотей подписывается на еврейскую газету, подчас и на жаргоне; еврей‑покупатель старается иметь дело с продавцом‑евреем; еврей‑директор консерватории наполняет её, а затем и оперную сцену евреями; еврей‑врач окружает себя еврейскими же ассистентами; еврей‑профессор подтасовывает шаббесгоев и заполняет университетские кафедры опять‑таки евреями и т. д. А мы, христиане, не хотим ни понимать этого, ни оценивать по достоинству. Мы даже поклоняемся евреям и несём к ним сбережения, сделанные для наших детей. Но ведь у немцев существует даже поговорка: “wer sein Geld zumjuden tragt, sich mit eignen Fausten schlagt!…” [100] Между тем, всякий, кто хочет видеть, может легко убедиться, с какой быстротой разрастаются иудейские капиталы, как нагло сосредоточиваются они в больших компаниях, неуклонно захватывающих все отрасли народного хозяйства, тираннизирующих и деморализующих всё вокруг. Сами же “акционеры” — евреи, “как врачи граяхутъ, трупии себе деляче”!… Всемирный кагал уже достиг такого положения, что может командировать своих членов в состав того или иного правительства. Он это и делает. Но, и независимо от сего, проникновение еврейских финансистов в правительство навострилось происходить более точным и ближайшим путём. Рядом с фабрикацией общественного мнения сыны Иуды подделывают как народных представителей порознь, так и целые партии “негодной свободы” либо “народной невзгоды”. Для таких манекенов кагала управлять через евреев и для евреев — основной пункт программы. По взятии же власти эти шаббесгои передают еврейству всё — от финансов до дипломатии страны… Действительно, представим себе, что ad hoc сфабрикованные Haute Banqu лицо или партия вступили во власть. Поддерживавшие их деньгами банкиры, очевидно, не могут удовлетворяться воздействием на политику издали. В той либо другой форме, а потребуют они раздела власти и непосредственного участия в управлении страной. Тогда наступает захват высших должностей креатурами биржи, а затем и иудаизация министерских постов. Банкиры, в свою очередь, станут толкать их во всякие антрепризы, подмалёванные блистательными красками, но неизменно являющиеся ареной для спекуляций и всегда разорительные для государства. Чрезвычайное развитие государственных сооружений тому характерный пример. Ближайшим же и, кажется, не дурным образцом, в связи с нашим бланком на китайском векселе в 100 миллионов рублей для уплаты контрибуции, на которую Япония изготовила затем флот, устроивший нам же Цусиму, является занятие нами Порт‑Артура, вызвавшее сооружение отнятой вскоре японцами маньчжурской железной дороги на сотни миллионов рублей, заимствованные Россией у Франции под учёт дружественного распевания нами Марсельезы… Новые и новые займы, необыкновенное размножение акционерных обществ, усердное возделывание взяточничества через изобильные выпуски “промессов” параллельно с целыми тучами экономической саранчи — акций и облигаций, невероятные субсидии и повсеместная кутерьма хищений, увы, чего только с еврейской ловкостью нельзя извлечь из строительного умопомрачения под иерихонские трубы либеральной прессы, овладев наивным или восторженным народом. А уж если кто способен содрать с одного вола две шкуры, то, без сомнения, дети “избранного” народа, банкиры же его — в особенности. Между тем, пока безрассудные, скажем, “маньчжурские” строительные мероприятия доведут государственные финансы до истощения, Израиль где‑нибудь в другом месте успеет, конечно, своих тощих коров заменить тучными…
6. Нарисовать полную картину банкирских махинаций кагала мог бы разве энциклопедический ум. Как Афины и Рим, так и Иерусалим — город единственный во вселенной. Подобно тому, как афинские мудрецы положили основание философскому умозрению, а римские армии развернули все доблести и осуществили чудеса войны, так и завоеватель — Иерусалим воздвиг искусство обогащения на недосягаемую высоту. У него есть свои гениальные люди и смиренные рядовые, неудержимые храбрецы и благоразумные кунктаторы; он умеет вести одну и ту же линию на протяжении веков и в несколько месяцев совершить дело целого столетия. Как и Рим, он владеет собственными правилами тактики и руководящими началами стратегии, особой дисциплиной и нарочитым героизмом. В нём даже больше гордыни, чем в Риме, так что он и сам отнюдь не прочь бросить вызов. Лишь в тот роковой день, когда оскорблённый Рим наносит ему coup de grace и повергает ниц, Иерусалим познаёт, наконец, кто истинный владыка мира!… На пути эволюции и завоеваний Израиля, его банкиры играют роль главнокомандующих армиям. Деятельность их мозга, знание территории, талант маневрирования, чутьё великих случайностей, спокойная, господствующая над бурями воля и такая выдержка, которая привлекает победу, всё в них, вплоть до высокомерия победоносного генерала, оправдывает такое наименование. История европейских бирж распадается на два периода: первый, юношеский, открывший “забаву” игры ценами товаров на срок идёт с XVI до начала XIX века; второй, зрелый, изобретя новую игру бумагами, жонглирует, фикциями, торгует мнимыми ценностями, но прежде всего потешается устройством государственных займов и государственных же банкротств, о чём минувшие века и понятия не имели. Как раньше предсказывали страшный суд, так евреи пророчат теперь какой‑нибудь великий крах, универсальное, мировое банкротство с достоверной, однако, надеждой, что им самим испытать его не придётся. Здесь, впрочем, ещё раз замечается параллель между надменным Альбионом и Всемирным кагалом. Оба они — кредиторы вселенной, а уж никак не её должники. Тем не менее, если англичанин способен чему‑нибудь удивляться, то в особенности тому, что шотландец ещё лукавее его самого! И мы знаем, что холодная Шотландия — родина пуритан, таинственная же и неразрывная связь между пуританством и капитализмом — явление бесспорное как в Великобритании, так и в Швейцарии (где им соответствуют последователи Кальвина — и Цвигли), так главным образом в Северной Америке. Отсюда естественно, что если на земном шаре существует страна, где “угнетённое племя” до жалости беспомощно, то ею должна быть, повидимому, признана именно Шотландия. “Jts hard for a Jew to take the breeks off a Highlander!” [101], — говорят сами англичане о её коренном населении, что вполне справедливо не только по свойству его костюма, а и по национальному характеру. Иное, конечно, замечается в тех странах, где от их имени выдаются даже “гусарские” векселя… Положение задолженного евреям государства очень просто, хотя и весьма унизительно. Имея внутри себя кагального повелителя, оно вынуждено остерегаться неугодить ему. Положим, биржевой владыка обыкновенно пользуется своей властью с предусмотрительностью и “действует” лишь, когда этого требуют “его выгоды”, но он всегда начеку и зорко следит за любыми совещаниями министров, точно он сам там присутствует либо соединён телефоном. Но что он знает особенно хорошо, так это то, что на таких совещаниях о нём говорят не иначе, как с почтительным страхом. Да и в самом деле, если ещё возможно гордиться званием всемирного кредитора, то нет уж ровно ничего завидного в звании всемирного должника. С другой стороны, указанный повелитель отнюдь не желает замежевать себя в стенах биржи. Забавная вещь! Вопреки узкоторгашеским своим инстинктам, еврей охотно допускает в себе необыкновенные таланты и для политической карьеры. Между тем дух толкучки кладёт неизгладимую печать на иудейскую политику. Не только на сцене, а и за самыми её кулисами гешефты всякого рода неизменно присутствуют и размножаются, или, лучше сказать, этот дух никогда не бывает более деятельным, чем в тот презренный момент, когда, расширяя поле своих операций, политика позволяет ему проникнуть в самое сердце государственной жизни. Тогда, будучи властителем правительственных тайн уже ни мало не опасаясь боязливой юстиции, еврейство может спекулировать с безграничной свободой. Обетованная земля в его руках, остаётся лишь собирать жатву! А чтобы не ходить далеко за примерами, заметим, что ещё несколько десятков лет назад, в одном из австрийских юмористических кагальных листков наряду с другими ядовитыми афоризмами был дан и такой: “если бы и существовали общества страхования государств, то и тогда, разумеется, ни одно из них не согласилось бы принять жизнь Австрии на страх”… Вдумываясь же во всё изложенное мы не можем отрешиться и от следующих указаний. Из зловещих талантов иудейского банкира нет ни одного, за которым государственные люди должны бы так смотреть в оба, как за искусством развращения. Там, где есть какой‑нибудь его зародыш, как бы он ни был сокровенен, еврей сумеет откопать его и дать расцвесть. Повсюду, где растление нравов стало хроническим, там под усердным жидовским воздействием оно принимает чрезвычайные размеры. Брожение, которое при этом совершается в известных странах, нельзя ни с чем сравнить лучше, как с пышным развитием скромной былинки под влиянием жаркого и влажного климата. А вдруг узнают?… Но и в этом направлении еврейский банкир располагает страшным оружием — молчанием. Непроницаемость тьмы, которой должно быть прикрыто дело подлога, “девичья” скромность, делающая его невидимым, художество сноровки для уничтожения малейших следов, — таков священный залог, предлагаемый евреем, и небезызвестно, что он останется верен своему обещанию. Да, это коварнейшее существо умеет не изменять другому, чтобы не выдавать и самого себя. Политический разврат, нужно сознаться, отличается высоким достоинство в том смысле, что умеет молчать. Как только преступление совершилось, он, как змея скрывается в глубокую нору, откуда его невозможно достать. Сказанного мало. Дабы вернее застраховать от нападений и себя, и шаббесгоев, кагал переходит в атаку. Изощряясь в травле непокорных, он с невероятным бесстыдством навязывает им именно те гнусности, в которых сам же повинен. Шантажируя и глумясь, он в своей лжи бывает тем реальнее, чем с большей подлостью успел применить собственные таланты на практике. Правда, шаббесгоям от этого не легче. Договор с еврейством напоминает сделку о продаже души дьяволу, его нельзя нарушить. А если какой‑нибудь еврейский “трибун” вдруг засверкает более или менее осязательной честностью, пусть этим никто не обманывается: его соплеменники тем блистательнее спекулируют вокруг него, а состояние мозговой зависимости от них вменяет ему в обязанность отдавать всё своё влияние на службу их интересам[102]. Кто, например, не знает, что сыны Иуды, даже не ведущие никакой торговли, приходят, однако, в “священное” негодование перед любыми таможенными пошлинами, как учреждением омерзительным для иудейского космополитизма и преследуемым со стороны кагала вечной ненавистью?!.. Что касается гражданской ответственности иудейских банкиров, то их иммунитет обеспечен здесь в той же мере, как и в области суда уголовного. Действительно, отдавать назад вещь отвратительная для еврея, и тот, кто его принуждает к этому, — последнее из чудовищ! Вот почему он грызётся с осатанелым упорством. Тогда разражаются целые потоки брани, ураганы оскорблений, язвы клеветы, идут открытые подстрекательства на самые крайние меры и на государственные злодеяния[103]. Подобно вулкану в период извержения еврейская пресса изрыгает огонь и серу, отплёвывает грязь, камни и пепел. Иной раз невольно вообразишь себя на шабаше ехидн, одержимых всеми ужасами демонического помешательства… Где уж при таких условиях пострадавшим думать о вознаграждении за убытки! Им подстать разве скрыться, куда глаза глядят от диких проклятий, которыми “угнетённое” еврейство преследует своих жертв. Закидывая “счастливую тоню”, еврейский банкир приспособляет и свои гешефтмахерские ресурсы, и биржевую оркестрировку. Весьма нередко задача сводится не к действительному осуществлению предприятия сплош и рядом заведомо дутого, а лишь к увлекательному замыслу, рассчитанному на осмеяние и ограбление гоев. Каково изобилие стратегических ресурсов, да и само проворство в захвате обманом раньше, чем появиться свет? Каков гений орудования рекламой? Какова сноровка “раздвигать” само время скоропостижностью операций? Какова обдуманность подготовки набега через разврат и шпионство и каков навык разрушения? Как обильно текут серебро и золото в победоносные руки? Какие удивления, печаль и страх царят среди всего окружающего?!… Увы, спуск вниз и “выпуск газа” из шара последуют ещё быстрее!…
7. Являясь строго организованными компаниями охотников за гоями, еврейские сообщества разработаны в талмуде принципиально и систематически. Коренным их началом служит правило, что еврей не смеет обманывать еврея, отвечая в противном случае перед иудейским судом, как государственный преступник, а это звание не обещает виновному ничего хорошего. Скрыться от евреев некуда. Они разыщут кого надо и на другом полушарии, а затем накажут его через силы и средства тамошней иудейской общины. Если же, с другой стороны, принять во внимание, что по отношению к гоям любому еврею дозволено всё, то нельзя не уразуметь, каковы бывают результаты охоты. Общества, учреждаемые иудейскими банкирами напоминают знаменитый эпизод римской истории — битву при Тразименском озере (217 г. до Р.Х.). Консул Фламиний не понимал Ганнибала. Ему, как видно, и в голову не приходила характеристика этого образцового семита, данная впоследствии Титом Левием: “perfidia plusquam punica, nihil veri, nihil sancti!” Возможно ли удивляться, что римская армия, увлечённая Ганнибалом, попала в западню — ущелье, выходы из которого лукавый карфагенянин закрыл, а затем вырезал несчастных солдат республики поголовно… Евреи — ближайшие родственники и преемники карфагенян, выходцев из Финикии, проделывают по сути то же самое, когда горемычных акционеров заманивают в ущелья биржи, сулят горы золота и чудеса в решете, не прочь даже уверить, что и уплаты денег не потребуется… Увы, “резня” не заставляет себя ожидать. И если не новый Ганнибал, то конкурсное управление либо “администрация” из адвокатов‑шаббесгоев, а то в большинстве и из самих же евреев явится палачом! Таким образом, идёт ли речь об армиях и военных предприятиях или об иудейских капиталах и спекуляциях, проделки семитизма всегда одни и те же. Над потоком столетий грандиозная эпопея второй пунической войны (“bellum maxime memorabile”, — называет её Тит Ливии) протягивает руку современным грабительствам.
“Министерство, где правит еврей, дом, в котором он держит ключи от денежного сундучка и хозяйства, администрация или интендантство, где какой‑нибудь отдел вверен евреям, университет, где евреи терпимы, хотя бы как факторы или как заимодавцы денег студентам, являются, без всякого сомнения, столькими же Понтийскими болотами, которые необходимо осушить. Ибо по старинной пословице ястребы слетаются туда, где есть мертвечина, и лишь там, где происходит гниение, извиваются черви”. (Herder. — Ideen zur Geschichte der Menschenheit).
Консорциумы, синдикаты, картели и тресты новы лишь по нынешним названиям. В действительности же они известны сынам Иуды давным‑давно. С научной тщательностью разработаны в талмуде хазака или хазука и мааруфия. Первая — монополия имущественная, вторая, — так сказать, политическая. Мааруфия даже идёт дальше того, что заключают указанные современные термины. Это слово халдейское и выражает отношение кошки к мышке. Монополия заигрываний, мааруфия (наравне с хазукой), приобретается в кагале и даёт купившему её право плясать с данным представителем власти гривуазный кэк уокк[104]на славу и веселие Израилю.
“Я знаю страну, где еврейское население многочисленно, но, где, наряду с этим, крестьяне на собственной земле, ничего не называют своим. Начиная с постели и кончая ухватом, вся движимость принадлежит еврею. Скот в стойле принадлежит ему же, и крестьянин за каждую собственную вещь вносит наёмную плату тому же еврею. Крестьянский хлеб на поле и в овине — собственность опять токи еврея, который и продаёт мужику его же хлеб, семена и корм для скота осьминами…” (Бисмарк).
Такое положение вещей является прообразом для всякой страны, которая позволит еврейству захватить власть и укорениться. В том или ином виде мы уже и наблюдаем это по всюду. Налагая руку на грозное могущество денег, евреи оставались доныне терпимыми хотя и крайне опасными гостями народов. Шаг за шагом они успели обездолить своих благодетелей, стать на их место, присвоить себе их вольности и обосноваться везде, где есть нажива или влияние. На развалинах древней аристократии, которая, по крайней мере, была национальной они создали бродячий феодализм железной кассы. Но аристократия этого последнего рода, не имея за собой, как прежняя, ни блеска и заслуг, ни пролитой за отечество крови, отметила себя лишь финансовым пиратством, “набегами конкурсов” и художественными плутнями биржи… Видоизменения иудейских мероприятий по форме либо размеру не влияют на существо. Так или иначе применяется талмуд, для жертвы безразлично, потому что в итоге наступает рабство либо самая погибель гоев… Теряет ли человек силы на жизненной борьбе, в это же мгновение близь него оказывается жид подобно тому, как в равнинах южной Америки невидимый дотоле кондор внезапно бросается на раненого коня прежде, чем он испустит последний вздох… Закутит ли маменькин сынок — еврейские ростовщики, сводники и бриллиантщики тотчас же сбегутся со всех концов, чтобы помочу ему разориться, как можно скорее. С каким соревнованием и с какой “любовью” к юноше поведут они свой предумышленный, кагальный гандель, делая вид, будто друг о друге понятия не имеют?!… Надо ли устроить застрахование — “со своим поджогом” или потопить корабль в открытом море, дабы воспользоваться страховой премией за товары, которых на нём никогда не было, сыны Иуды оборудуют и эти гешефты. При “благоприятном” ветре через пропойцу‑шаббесгоя, страховой же агент‑еврей пустит красного петуха с соседней, нигде не застрахованной усадьбы… От таможенных чиновников в Бразилии либо в Мексике “талантливые” израильтяне добудут подложные грузовые документы, всё устроят так гладко, исчезновение корабля, пожалуй, со всем экипажем произойдёт столь естественно, что страховому обществу ничего не останется, как уплатить за все убытки, в том числе и за те слитки золота, которые остались… в волнах океана. Ястребиным взором наметив “дельце”, которое можно пустить в ход, еврей быстро организует комбинацию и завершает выбор союзников. Из этих последних одни являются прямыми “доверенными”, другие же — только влиятельные люди, но для “операции” нужны их имя и поддержка. С первыми толковать нечего, известная часть добычи определяется в их “законную” пользу без дальних слов. Наоборот, по отношению ко вторым необходима сноровка и дипломатия. Как, например, заручиться герцогом X., генералом Y., либо крупным взяточником Z?… Но талмид‑хохим знать не хочет препятствий. Справки из под руки уже доставили ему кое‑какие сведения, так что в самом омуте житейских невзгод своего “простофили”, он твёрдо рассчитывает найти преданного соучастника. Однако, это только начало. Зайдёт ли вопрос о том, чтобы ослепить или усыпить, обольстить или совратить — извивы змеи ему одинаково присущи. Он сумеет и заманить и увлечь. Преодолевая опасения как самой жертвы, так и предостережения её близких, он способен достигать такого господства над человеком, когда обманываемый видит и слышит глазами и ушами только своего “псковича”. Да, иудейский банкир знает, как проделывать и это дельце. Поэтический жар речей, симуляция дружбы, энтузиазм высшего гешефтмахерства, воззвания глубокими переливами голоса к самым жгучим страстям, немедленные посулы денег, все эти средства вводит он с невероятным цинизмом и превосходством. На пути развития данного явления приходится наблюдать, что целый круг лиц испытывает потребность пасть ниц перед могущественным представителем “Haute Banque”. Встречая его, так сказать, в состоянии концентрации, когда он сверкает уверенностью и невиданным полётом замыслов, кидает своим поклонникам и врагам обиды с такой же ловкостью, как профессор фехтования наносит удары шпагой, обязательно импровизирует ложь, плутует и увлекает, издевается и мистифицирует, одним словом, воссоздаёт знаменитый тип халдея былых времён, общество, а то и целая страна принимает его за существо необыкновенное, чуть не за полубога. Date: 2015-08-24; view: 307; Нарушение авторских прав |