Глава 12. Некоторое время я лежала молча и не шевелилась

Некоторое время я лежала молча и не шевелилась. Подошла какая-то женщина, села рядом со мной и вылила мне на лицо немного воды. Затем протянула мне грязную бутылку и предложила немного выпить. Я яростно замотала головой и попробовала встать.

— Ты как? — голосом, полным сочувствия, поинтересовалась бомжиха.

— Паршиво.

— Выпей воды.

— Спасибо, не хочу.

— Может, тебе принести что покрепче?

— Нет. Спасибо.

Я села и придирчиво оглядела свое тело. Как ни странно, на нем не было ни единого синяка, только сильно болели внутренние органы. Ничего не скажешь, работали профессионалы. Не выдержав, я громко заревела, меня трясло, как в лихорадке. Казалось, каждая клеточка моего тела посылает мне сигнал бедствия. Я чувствовала себя униженной, растоптанной и страшно подавленной. Застонав, я встала на колени, подобрала две стодолларовые бумажки и сунула их в карман. Я возненавидела собственную жизнь и искренне сожалела, что до сих пор жива, уж лучше бы я умерла. Я чувствовала, как сильно обнажились мои нервы.

— Тебе больно? — напомнила о себе сидящая рядом женщина.

— У меня на душе больно…

— Я хорошо знаю, что это такое. У меня тоже часто душа болит.

Я посмотрела на грязную женщину и растерянно пожала плечами. От нее страшно разило. У нее были заплывшие глаза, пересохшие и потрескавшиеся до крови губы… Такие женщины годами не смотрятся в зеркало и совершенно не переживают по поводу того, как они выглядят. Они не пользуются косметикой и не нуждаются в креме… Такие женщины уже давно не женщины. А так, их жалкое подобие. Жалкое, грязное и крайне неприятное… В другой ситуации я бы не смогла сидеть с нею рядом, убежала. В другой ситуации… В другой, но только не в этой.

— Откуда ты можешь это знать? Откуда ты можешь знать, что такое душа? — спросила я. Сознание мое туманилось.

— У каждого человека есть душа. И у тебя, и у меня, — совершенно спокойно сказала женщина.

— Но как она может у тебя болеть?

— Точно так же, как у тебя. Ведь мы с тобой очень похожи.

— Но чем?

— Мы обе — женщины. Вернее, мы обе родились на этот свет женщинами, нам суждено прожить сложную женскую жизнь. Мы отличаемся тем, что ты зависима. Ты принадлежишь не себе.

Ты принадлежишь тому миру, в котором живешь. А я свободна. Я свободна, у меня нет ни зависимости, ни ограничений. Ты никогда меня не поймешь, потому что ты никогда не жила на свободе.

— Что хорошего в твоей свободе? И для кого или от кого тебе нужно быть свободной? И что именно ты подразумеваешь под словом свобода? Что?

Я принялась перебирать подол платья, стараясь найти более чистое место, чтобы вытереть заплаканное лицо.

; — Свобода, она и есть свобода, — сказала мне женщина. — Она не может быть ни хорошей, ни плохой. Она засасывает быстро и из нее уже нельзя выбраться. Правда, бывают моменты, когда и у меня начинает болеть душа.

— О чем?

— О прошлой жизни.

— А кто у тебя остался в прошлой жизни?

— Семья. Муж, дети.

— И ты их бросила и ушла на свалку?

— Ушла… Понимаешь, одни рождаются свободными, а другие зависимыми. Так вот, я родилась свободной. Я не могу ограничиваться семьей.

— А как же твои дети?

— У них теперь есть новая мать.

— И ты никогда не пыталась их увидеть?

— Один раз попыталась.

— И что?

Из этого ничего не вышло. Мой муж не позволил мне даже приблизиться к ним. Иногда мне кажется, что все это было не со мной. Вернее, было в другой жизни. А ведь это и в самом деле другая жизнь. Тогда у меня была одна жизнь, а теперь другая. Когда мой муж за мной ухаживал, просыпаясь по утрам, я находила на постели букет цветов. Если это была весна, были подснежники. Если зима — обязательно розы. Если осень — гладиолусы, если лето, то любые цветы. Мужики умеют красиво ухаживать… Умеют… Не все, конечно. Некоторые вообще ни черта не умеют. Да… Так было, когда он за мной ухаживал.

— А ты скучаешь по прошлой жизни?

— Не знаю. Может быть иногда. Тут очень быстро привыкаешь. Моя новая семья теперь тут. Послушай, а ты что натворила? Тебя сюда зачем привезли?

— Меня сюда привезли из-за мужчины, — усмехнулась я.

— Из-за мужчины… Значит, тебя привезла соперница.

— Что-то вроде того.

Все беды в этом мире из-за мужиков. Все. Чего ни коснись, куда не кинься, везде мужик нагадил. Я вот когда мирской жизнью жила, своего любила безбожно, детей ему двоих родила, а затем его со своей лучшей подругой застукала. Страдала страшно. Молодая была, глупая. Это теперь я знаю точно, что кобель, он и в Африке кобель, и если у этого кобеля в одном месте загорелось, то никакая семья его остановить не сможет. Я тогда пить стала безбожно, пыталась каждому встречному свою душу излить. А затем все чаще на рынок стала захаживать. Там, в конце рынка, у мусорных баков всегда бомжи грелись. Они были готовы меня слушать в любую минуту… Ты понимаешь, я искала сострадания. Я всюду искала сострадания, а нашла его именно там. Я смотрела на этих грязных, запущенных, дурно пахнущих, пьяных людей и никак не могла понять, почему они меня слушают. А те чистые, ухоженные люди, сидящие на лавочках во дворах, не хотели слушать ни единого слова, открыто говорили, что им чужие проблемы не нужны, у них полно своих собственных. Они бежали от меня, как от прокаженной, или просто-напросто гнали меня прочь… А ведь я ничего не просила и никому не делала зла. Я хотела только, чтобы меня выслушали. Выслушали, посочувствовали и дали совет.

Я понимающе кивнула женщине и на несколько секунд закрыла глаза. Я смутно понимала, где именно нахожусь, во сне или в реальности. Сижу на городской свалке рядом с бомжихой и разговариваю с ней по душам. Такое даже во сне не приснится. А если бы и приснилось, это был бы самый страшный сон в моей жизни.

— Все наши ошибки из-за мужиков, — как бы сама с собой разговаривала женщина. — Эти непростительные ошибки делают нашу жизнь глупой и ненужной. Знаешь, что самое страшное я вспоминаю о той жизни? — Женщина не дождалась моего ответа и продолжила. — Помню только, что я не смеялась и даже не улыбалась. Ты понимаешь, что это такое — не иметь положительных эмоций? Ты это понимаешь?

— Я еще не была замужем…

— И не торопись. Если тебе некуда идти, можешь оставаться у нас. Будем подругами.

— Где, у вас?

— В нашем государстве.

— В вашем государстве?!

— Только тебе придется работать. У нас лентяев не любят. Мы все находимся на самообеспечении.

— Еще скажи, что вы находитесь на самофинансировании.

— И на самофинансировании тоже. У нас здесь люди разные есть. Тут у одного мужика полный пиджак боевых наград.

— И этот пиджак его?

— Конечно, а чей же еще. Он в наш мир вместе со своей женой пришел. Приятная, милая старушка. Они с собой самое ценное сюда и принесли — пиджак с орденами. Больше у них ничего и не было. Этот пиджак висел на стене, надевать было некуда. Наденешь — люди смеются, дети пальцем показывают, мол, дед старый, из ума выжил. Теперь они у нас живут. И знаешь почему?

— Почему?

Потому что у нас этот пиджак уважают. Когда дед напивается, он встает перед этим пиджаком на колени, прячет слезы, ругает страшную жизнь и благодарит пиджак за то, что он помогает ему пережить неудачи. Даже здесь, на свалке, дед не очерствел и верит в счастье и вечную любовь. Дед-то этот на голову контуженный и ног у него нет. Он их на войне потерял. Понимаешь, здесь его все уважают и для всех он большой авторитет. Ему каждое утро все честь отдают. А что он в том мире видел? Да ничего, потому что никому до него не было дела. Пенсия мизерная. На работу не устроишься — ног нет. Конечно, такие, как он, должны милостыню просить, но не мог он, не мог! Не мог встать на колени, колен у него давно нет! Правда, он тут постоянно по ночам кричит во сне, просыпается… Просыпается и в который раз рассказывает жене о том, как погибли его боевые друзья.

— А как он к вам на свалку попал?

— Обыкновенно. Пришел металлические запчасти искать, чтобы этим хламом приторговывать и хоть как-то сводить концы с концами. Пришел и навсегда остался… А самое главное, что долгое время этот человек жил в одиночестве, потому что обществу он был совершенно не нужен, окружающим было на него наплевать. А здесь… Здесь он понял, что он не одинок, что здесь он нужен. Они с женой соорудили дом из картонных коробок и прекрасно вписались в наше общество. Он тут собирает пластиковые бутылки и банки с крышками. Сюда приезжают люди за товаром и немного платят. Он у нас окреп и на зиму себе очень хорошую землянку вырыл.

— Значит, летом вы живете в домах из картонных коробок, а на зиму роете землянки?

— Совершенно верно.

— А спите-то вы на чем?

— Как на чем? Делаем из тряпок кучи.

— Что-то вроде матрасов?

— Это и есть наш матрасы.

— Ну а тряпки вы где берете?

— На свалке тряпок, хоть обвешайся. Тут не только матрасы можешь делать, но и настоящие перины.

— Так уж и перины…

— Я тебе зуб даю, что перины.

— Да какие тут, к черту, перины?!

— Самые обыкновенные. Может и не такие уж мягкие, но для нас они просто царские.

— Перины на свалке… Кому скажи, не поверят.

— А ты и не говори никому. Главное, чтобы ты сама себе верила.

— Свалка… Господи, кто бы мог подумать, что я когда-нибудь окажусь на свалке. — Я тяжело вздохнула и обхватила голову руками.

— Все мы не думаем о том, что когда-нибудь можем оказаться на свалке. А знаешь, свалка не так страшна, как о ней говорят. — Бомжиха расплылась в беззубой улыбке. — Свалка всегда полна сюрпризов. И вообще, свалка — один большой сюрприз.

— Да какие здесь, к черту, сюрпризы!

— Самые настоящие.

— Ну и где они?

— Вываливаются из кузовов грузовиков с мусором.

— В том то и дело, что с мусором, — грустно улыбнулась я.

А этот мусор полон сюрпризов, — настаивала женщина. — В каждом грузовике можно найти что-то необычное, красивое. Вот я вчера такой шарфик нашла, что тебе и не снилось. Розовый, легкий, почти воздушный. Я его вечером надела и ходила, точно королева.

— Ты так говоришь, будто ты ходила в этом шарфике не по свалке, а по роскошному парку.

— Может быть. Когда находишь красивые вещи, совершенно не думаешь, где именно ты их нашел, на свалке или в парке. Иногда эти вещи вызывают такой восторг, что обитатели свалки и — за них дерутся.

— Зачем?

— Затем, чтобы ими завладеть. Каждый из нас переживает, когда не успевает добраться до грузовика первым. — Женщина посидела в молчании пару минут и продолжила:

— Знаешь… А быть может, я вру… — она смотрела куда-то вдаль, в ее глазах читалась печаль. — Понимаешь, мне здесь хорошо. Я здесь привыкла. Теперь это моя жизнь, и я сама ее выбрала. Но все мы, обитатели свалки, иногда закрываем глаза и начинаем верить, что когда-нибудь вернемся в нормальную жизнь. Мы все привыкли к смраду помойки, к грязи и временами даже не верится, что где-то есть нормальная жизнь. А иногда по ночам она нам снится. Понимаешь, снится…

Поняв, что я больше не могу так сидеть и выслушивать откровения ни на шутку разговорившейся, что я должна что-то делать, я с трудом встала и потерла онемевшее тело.

— Они тебе там внутренние органы не сильно помяли? — поинтересовалась бомжиха.

— Вроде бы все на месте.

— Значит, жить будешь. И зачем тебе такой мужик нужен?

— Какой?

— У которого много баб. Из-за которого бабы такие вещи творят. Хотя сейчас наверное бабы из-за любого мужика друг друга грызут. Мужиков нынче мало, а баб много. Вот бабы сами мужиков и испортили. Послушай, оставайся у нас. Мы живем тихо, мирно, никому не мешаем.

Я испуганно посмотрела на женщину и глубоко вздохнула.

— Нет. Спасибо.

— Как знаешь. Смотри, потом будет поздно, — предостерегла меня женщина.

— Я приехала в Москву для того, чтобы оказаться на самой вершине, но только не на самом дне.

— На вершине оказываются единицы. Если все будут на вершине, кто тогда будет на дне? И еще, многие из тех, кто был на вершине, затем с треском падают на самое дно.

Я посмотрела на босые ноги и вспомнила, что мои туфли слетели с ног и остались в машине. Я двинулась вперед, но почувствовала, как что-то острое впилось мне в пятку, и резко остановилась. Это было стекло. Я вынула его. Из ранки сочилась кровь, но я совершенно не чувствовала боли.

— Тут надо осторожнее. Очень много стекол, — заметила бомжиха.

Я подняла голову и огляделась. Разгребающие мусорные кучи бомжи побросали свою работу и с нескрываемым любопытством разглядывали меня.

— Хороша девка, — сказал кто-то совсем рядом. — Хороша! Хорошим девкам всегда хорошо достается… Видимо, падка на чужих мужиков. Вот и получила по заслугам.

Только теперь я с ужасом осознала, что все это — реальность, страшная, опасная действительность, а никакая не галлюцинация. Я поняла, что мне нужно бежать… Как можно быстрее отсюда бежать. Мало ли что могут сотворить со мной бомжи.

— Ну как, девка, очухалась?

— Да.

— Как самочувствие?

— Спасибо. Хорошо.

— Все цело?

— Все.

— Голова кружится?

— Спасибо. Мне уже лучше…

— И почему красивые бабы всегда на мужиков падкие? Их прямо хлебом не корми, дай с чужими мужиками потрахаться. Девка, а ты хоть из-за хорошего мужика пострадала?

— Мужик как мужик. Нормальный.

— Наверное крутой, если за него бабы так бьются. Сексуальный гигант. Силушка-то, наверное, в штанах дай бог каждому. Девка, трахается-то он хорошо?!

— Спасибо, хорошо, — с трудом выдавила я и стала пятиться.

— А ты свою соперницу на свалку привезешь?! Мстить будешь?!

— Нет, что вы… Я мстить не умею…

— Значит, отдаешь мужика?

— Значит, отдаю…

— А может кого из нас выберешь? Кто тебе больше приглянулся? У нас мужики честные, могут и замуж взять!

От страха сердце у меня билось так, что казалось может заглушить голоса бомжей. Я хотела позвать на помощь, но с ужасом поняла, что здесь неоткуда ждать помощи. Нужно было как можно скорее убираться отсюда, но я совершенно не понимала, как это сделать. Босые ноги вязли в мусоре, я едва передвигалась.

— Девка, ты куда собралась? — окликнул меня кто-то из бомжей. — Может, составишь компанию, а то нам здесь одиноко.

— Извините. Я не могу. Я тороплюсь.

— Куда торопишься? Останься! Лучше, чем у нас, тебе не будет нигде!

— Я тороплюсь…

Я огляделась по сторонам. Кругом мусор и едкие клубы дыма. Определить, где находится шоссе, я не могла.

— Вы что до девчонки цепляетесь?! — вступилась за меня женщина, предлагавшая мне воду. — Что вам от нее надо?! Это моя подруга!

Она обняла меня за плечи и смачно сплюнула.

— Кто посмеет ее тронуть, пусть считает, что тронул меня! Ну, кто первый?

Бомжи замерли, удивленно глядя на мою защитницу.

— Да какая она тебе подруга?! Ее только что привезли сюда! Когда подружиться-то успела?!

— Я сказала, что это моя подруга и баста! Девке и так плохо, а вы еще масла в огонь подливаете! Ее мужик обидел. Понимаете, мужик! А мужики, они обижать умеют! Это я на себе испытала, и я за свои слова отвечаю. Они так обидеть могут, что потом вся жизнь пойдет кувырком. Вы же всегда сострадать умели, так что же теперь с вами случилось! У девки, может, теперь вся жизнь пойдет на перекосяк! Мы здесь собрались потому, что мы все люди… Все… Мы люди! А к нам сюда приезжают нелюди! Мы ушли от обычной жизни, потому что хотели остаться людьми! Только нелюди привозят сюда трупы. Только нелюди привозят сюда слабых, пугают и бьют их. Посмотрите на эту девушку! Посмотрите на ее грустные глаза, попытайтесь в них заглянуть, и вы увидите, как глубоко она несчастна. Ее предали, унизили и растоптали. Нелюди привезли ее, так неужели мы, люди, сможем сделать ей плохо… Неужели?!

Женщина замолчала. Молчали и бомжи.

— Короче, кто тронет ее пальцем, будет иметь дело со мной.

— И как зовут твою подругу?

— Как тебя зовут? — бомжиха по-прежнему не убирала руку с моего плеча.

— Анжела.

— Анжела, я Вера. Не бойся. Тебя тут никто не тронет. Ты хочешь вернуться домой?

— Хочу.

— Не хочешь остаться с нами?

— Нет, думаю, что мне еще рано.

— Смотри. Если тебе будет совсем плохо, можешь всегда на нас рассчитывать. Тяжело — приходи к нам.

— Спасибо.

Вера убрала руку с моего плеча и смачно высморкалась прямо на землю.

— Где ты живешь?

— Я очень плохо знаю Москву и очень давно не была дома. Я снимаю квартиру. Но я знаю свой адрес.

— Значит, ты не москвичка?

— Нет. Я сама деревенская.

— Я тоже деревенская, — улыбнулась беззубой улыбкой Вера. — Я в деревне прожила свои лучшие годы.

— Скажите, а здесь далеко до трассы?

— До основной трассы далеко. Пешком долго идти. Попутки сюда тоже редко заглядывают. Единственный способ побыстрее отсюда выбраться, так это дождаться очередной мусороуборочной машины. С ней можно не только до трассы, но и до самой Москвы доехать. Можно, конечно, и на крутой тачке уехать. К вечеру опять кого-нибудь на разборку привезут. Попугать, уму-разуму поучить.

Я очень плохо соображала. Чувствовала только, что больше не могу пребывать в этом страшном кошмаре. У меня не хватит ни сил, ни терпения, чтобы дождаться очередной мусоровоз. Я пыталась взять себя в руки, но у меня ничего не получалось. Ничего.

— Ну что, будешь ждать? — Голос моей так называемой подруги вернул меня в реальность.

— А через сколько она будет?

— Не знаю. У меня расписания нет. Они сегодня до обеда каждые пятнадцать минут ездили. После обеда намного реже… А то смотри, может, на свадьбу останешься? Завтра весело будет. Вся свалка гулять будет.

— Нет, спасибо. Мне надо срочно вернуться.

— Как знаешь. Завтра тут даже гармошка играть будет.

Я беспомощно улыбнулась, обвела бомжей уже менее испуганным взглядом и немного сбивчиво произнесла:

— Ребята, вы очень добрые и человечные. Спасибо вам за то, что вы ничего не сделали мне плохого. Спасибо. Можно, я пойду? Вы меня и правда отпускаете?

— Куда?

— Пойду до трассы пешком.

— Так до ночи будешь идти!

— Ничего страшного. Пусть даже до ночи. Я все равно пойду.

— Будет безопаснее у нас пересидеть, чем одной до трассы идти. — Вера вновь положила руку на мое плечо. — Послушай, у тебя же деньги есть. Я их у тебя видела. Я не ошиблась, есть у тебя деньги?

— Есть.

— А адрес ты свой помнишь?

— Конечно, помню.

— Ну вот и хорошо.

— Что ж хорошего-то?

— Такси можно вызвать.

— Такси?!

— Ну да, если у тебя деньги есть.

— Но ведь для того, чтобы вызвать такси, надо иметь телефон?

— Есть у нас телефон, главное, чтобы деньги были.

Вера посмотрела на стоявшего неподалеку бомжа, того самого, который представился начальником помойки и брал мзду с незванных посетителей его территории.

— Послушай, Георгий, дай телефоном воспользоваться. Нам надо такси вызвать.

— Телефон денег стоит, — сердито произнес Георгий.

— А мы у тебя ничего за бесплатно и не просим. Анжела, дай ему деньги.

В кармане моего платья лежали две стодолларовые купюры. Я достала одну из них и протянула начальнику свалки. Он посмотрел купюру на свет, попробовал на язык и сунул ее в карман. Затем порылся в огромных карманах бесформенных штанов и достал мобильный телефон. Протянув его мне, он смачно сплюнул и прохрипел:

— Только не долго. У меня уже батарея разряжается, а с подзарядкой здесь целая проблема. Подзаряжать тяжело. В моем государстве с электричеством напряженка. Приходится на базу ходить подзаряжать. А за это платить надо.

Мне показалось, что я просто сошла с ума. Я не могла поверить, что держу в руках мобильный телефон. Кто бы мог подумать! Свалка, бомжи и…мобильный телефон.

Начальник свалки не мог не заметить мое удивление и пояснил:

— Ты, девка, не удивляйся. Сейчас время такое. Без связи — никуда. Этот мобильник я в кармане у одного жмурика нашел.

— У кого?!

— У одного жмурика.

— А кто такой жмурик?

— Жмурик — это труп, — важно пояснил мне начальник свалки. — Нам привезли одного жмурика закопать, а из его кармана телефон не вытащили. Правда, он был отключен, но это пустяк. Сейчас телефон включить проще простого.

Я подумала, что жмурик был не из бедных. Телефон дорогой. «Нокиа» последней модели.

— Это «Нокиа». Новый совсем, — сказал бомж.

— Я вижу.

— Мы карточки билайновские покупаем. Очень удобно.

Я взяла и тяжело вздохнула.

— Чего не звонишь? — удивилась Вера.

— Да сюда ни одно такси не поедет.

— С чего ты взяла? Ты же не за бесплатно поедешь.

— Но как я назову адрес?

— Назови, как есть.

— Что, прямо так и сказать — городская свалка?

— Так и скажи.

— Диспетчер подумает, что это розыгрыш.

— Ты говори серьезным голосом и никто ничего не подумает.

— Я не смогу.

— Дай я!

Вера выхватила у меня трубку, набрала справочное, а затем позвонила в заказ такси.

— Але, девушка, здравствуйте. Вы знаете, я работаю на базе, находящейся на территории свалки. У меня не заводится машина. Вы бы не могли прислать такси? Куда ехать?..

Я спешно назвала Вере свой адрес, она продиктовала его диспетчеру. Отдав трубку Георгию, Вера похлопала меня по плечу.

— Ну все, подружка, не переживай. Карета в течение часа будет.

Я посмотрела на Веру взглядом, полным бесконечной благодарности, и почувствовала, как на мои глаза набежали слезы.

— Спасибо. Спасибо тебе огромное. Ты мой адрес запомнила?

— Запомнила.

— Если захочешь вернуться в жизнь, приезжай. Я обязательно тебе помогу.

— А ты если хочешь уйти от той жизни, приезжай тоже. Я тоже тебе помогу, — по-доброму улыбнулась Вера. — Тебя ж здесь никто не обидел?

— Нет, — покачала я головой.

Потому что мы тоже ЛЮДИ. ЛЮДИ! Просто никто не хочет этого понять!!! Никто! Мы не хотим жить, как все! Мы хотим жить в своей стране и по своим законам!!! Так что, Анжелка, смотри, в следующий раз будь осторожна! В том мире, в котором ты живешь, живут НЕЛЮДИ. Понимаешь, НЕЛЮДИ! И с мужиками будь осторожнее. Никогда не доверяй мужикам! Никогда! Если доверишься, очутишься здесь, среди нас!

Вера взглянула на Георгия и неожиданно закричала что было сил:

— Георгий, где твой гребаный магнитофон?!

— Как где? Где всегда, — захлопал глазами Георгий.

— Тащи его сюда!

— Зачем?

— Танцевать будем!

— Танцевать?!

— Вот именно! Ко мне подруга не каждый день приезжает!

Георгий побежал за магнитофоном, а шустрая Вера скинула с себя бесформенный свитер, точно такие же бесформенные штаны и осталась в одной рваной ночной рубашке. Через несколько минут показался Георгий с магнитофоном и бутылкой шампанского. Увидев шампанское, Вера радостно захлопала в ладоши и закричала:

— Молодец Георгий! Молодец! Ты самый настоящий мужик! Самый настоящий из всех мужиков, которых я только знала!

— Я подумал, что тебе не грех выпить шампанского… Ты же не каждый день лучшую подругу в путь провожаешь, — пробубнил Георгий, с треском открыл бутылку, протянул ее Вере и включил музыку. Вера сделала несколько глотков из горла и протянула бутылку мне. Я последовала ее примеру.

— Анжелка, ты танцевать умеешь?

— Умею.

— Тогда давай, забацаем что-нибудь.

— А ты умеешь?

— Умею. Я раньше знаешь где работала?

— Где?

— В стриптизе!

— В стриптизе?!

— А ты думала как?!

— Круто! А где?

— В «Грезах»!

— Солидно!

— А ты думала! Я именно там со своим мужем познакомилась! Я ему приваттанец танцевала. Короче, я так танцевала, что он в ту же самую минуту в меня влюбился! На коленях стоял, цветами задаривал. Умолял, чтобы я. стриптиз бросила и замуж за него вышла… Вот я и сделала, как он хотел… Дома сидеть стала, детей рожать, семейный очаг хранить… Ну и получила по заслугам. Молодая была, дурная, не знала, что у мужика на поводу никогда нельзя идти. Они ж, кобели, женских жертв вообще не понимают. Ой не понимают! Это я потом поняла, слишком поздно я это поняла.

— Верка, так ты ж еще совсем молодая. Сколько лет тебе?

— В этом году тридцатник будет.

— А я думала полтинник…

— Что, плохо выгляжу?

— Как тебе сказать… Неухожено, что ли…

— А мне плевать! Мне уже на все плевать! Главное, что у меня душа молодая! Это самое главное. В душе мне восемнадцать. Понимаешь, восемнадцать?! Так мы сегодня танцевать будем?

— Будем!

— Ну что, вперед?

— Вперед! — крикнула я, и мы с Веркой задвигались в такт музыки.

Бомжи, встав в круг, громко хлопали в ладоши и громко орали:

— Молодцы бабы! Молодцы!!!

Мы с Веркой танцевали, передавали друг другу шампанское, пили его из горла. Я отчаянно танцевала, забыв про отбитые внутренности, совершенно не чувствуя боли и… плакала. Королева осталась без королевства, опустилась на самое дно… Мечта о сказочном принце, который распознает во мне королеву и возьмет к себе в свое королевство, улетучилась. Слезы лились все сильнее и сильнее. Я расставалась с мечтой, а с мечтой невыносимо больно расставаться. На то она и мечта.

— Анжелка, давай резче, резче давай!!! — кричала Верка, судорожно извиваясь в танце.

— Даю, Верка! Ох, даю! Даю!!!

— Анжелка, ты мне обещаешь, что больше никогда не будешь доверять мужикам?!

— Обещаю!!!

— Если бы ты знала, что я пережила, когда своего с лучшей подругой в постели застукала! Если бы ты знала! А что он ей говорил! Что говорил-то! Он мне такого никогда в жизни не говорил! Никогда! Ни когда я первого ребенка ему рожала, ни когда второго! Уверял, что говорят о своих чувствах ради показухи, любовь надо делами доказывать, поступками! И доказал… Он мне все доказал! Что он ей говорил! Что говорил! А куда он ее целовал!!!

Анжелка, если бы ты знала, куда он ее целовал!!! Он меня ни разу туда не поцеловал, как бы я ни просила! А ее прямо вылизал всю, словно она медом намазана!

Допив шампанское, Верка швырнула бутылку в сторону и крикнула:

— А ну, народ, не надоело глазеть?! Выходите-ка все танцевать!

— Завтра на свадьбе напляшемся, — стали отнекиваться бомжи.

— Свадьба свадьбой, а моя подруга подругой! Георгий, чего стоишь?! Ты же всю жизнь в ансамбле русской песни и пляски танцевал!

— Так это когда было…

— Какая разница, когда это было… Главное, что раньше одна пляска была, а сейчас совсем другая! А ну, народ, выходи танцевать!

Бомжи, один за другим, подчиняясь Веркиному разудалому настроению, включались в танец. Мы с Веркой обнялись, начали раскачиваться из стороны в сторону и заботливо вытирали друг другу слезы.

— Анжелка, ты к этому мужику не возвращайся! — Верка пыталась перекричать громкую музыку.

— К какому?

— К тому, из-за которого тебя сюда баба вывезла!

— Не буду!

Вот и правильно, пусть она сама с ним долбится! У нормального мужика есть только одна женщина! А если у мужика их две, и он между ними мечется, как дерьмо в унитазе, грош цена ему! Да и не мужик он вовсе!

Неожиданно Георгий выключил магнитофон и выкрикнул:

— Тихо, мобильный звонит! Тихо!!!

Все резко остановились и замерли. Георгий выслушал абонента и склонился в мою сторону:

— Барышня, ваша карета подана! Доброго пути!

До такси мы шли всем скопом. Георгий нес громко кричащий магнитофон. Мы с Веркой шли обнявшись и пританцовывая, а следом за нами пританцовывала наша честная компания… Увидев эту картинку, таксист так перепугался, что никак не мог достать сигарету из пачки.

Я прощалась с Веркой, с Георгием и со всеми остальными. Они стали мне по-настоящему близки.

— Нет, Анжелка, мы не прощаемся! — кричала Верка. — Мы говорим друг другу «до свидания»! Бог даст, свидимся! Ты если в «Грезах» будешь, увидишь девчонок стриптизерш, спроси, кто Верку помнит. Если помнят, передавай привет! Скажи, что я их очень люблю! Они мне иногда по ночам снятся! Скажи, мол, видела Верку, она живет хорошо. На жизнь не жалуется. Живет, как может.

Верка всхлипнула, в ее глазах появились слезы.

— Скажу, Верочка, не переживай. Я все скажу.

Скажи, милая, скажи… Анжелка, запомни наш мобильный. Позвони как-нибудь… Может, в гости соберешься, звони, мы тебя встретим. Может, просто душа у тебя заболит и тебе поговорить захочется. Я же знаю, как страшно может болеть душа. Ой, как она иногда болит… Как болит… В такие минуты надо, чтобы кто-то тебя обязательно выслушал, но там, куда ты едешь, никто слушать не будет. Там народу полно, но никто никого не слышит. Каждый слышит только себя и никого больше! Звони. Обязательно звони, только в себе не держи! Слышишь, это очень плохо! У нас Билайн, а в Билайне входящие звонки с мобильных бесплатные.

— Но у вас же с подзарядкой проблемы. С электричеством тут особо не разгуляешься.

— Не переживай. Георгий на базу лишний раз сходит, подзарядит. В конце концов не каждый же день звонить будешь.

— Хорошо. Я позвоню.

— Запомни номер!

— Запоминаю!

— 8 903…