Денис Луньков

Как всё-таки часто меняет жизни людей совсем в другую сторону всемогущий господин Случай! Я ещё не забыл со второго курса, из философии, рассуждений философов-классиков о закономерностях и случайности. Почти у всех приоритет отдавался первому. Случайность же трактовалась как «отражение несущественных, неустойчивых, единичных связей действительности». Ничего себе отражение, да ещё несущественное! Живёт, допустим, конкретно взятый человек на Земле. Он должен вырасти, завести семью, воспитать потомство, состариться и умереть, оставив после себя своё продолжение. В этом плане все вехи его жизненного пути — несомненная закономерность, и она должна осуществиться. И вдруг его, переходящего дорогу, сбивает на «джипе» насмерть какой-нибудь пьяный ублюдок. Это уже «несущественно», получается? Когда «отражение единичных связей действительности» перерезает нить самой действительности, и вся закономерность за долю секунды летит к чёрту!

Нет, всюду ставить закономерность впереди случайности и безоговорочно подчинять последнее первому может только фаталист. А предопределение — это уже что-то из области мистики. На практике же очень часто случайность по всем статьям побивает закономерность.

Я вас не загрузил? Небось, думаете: умничает, сидит, сопляк! Нет-нет, нисколько, хотя мы с Борисом иногда действительно любим покалякать под настроение на философские темы. Остальные мои друзья от этого далеки.

И вот вам живой пример, когда случайность в очередной раз одерживает полную победу над закономерностью. Слушайте и делайте выводы.

Разговор об Ане я тогда затеял с Борисом действительно НЕслучайно. А вот предшествовала ему чистая случайность.

Я взял курсовую работу по истории искусства, чтобы экзамена не сдавать. А преподаватель мой, Виктор Петрович, возьми да и всучи мне конкретную тему о выдающихся художниках родного края на примере нашего города! Сказал:

«Писать курсовую, скажем, об искусстве антики или эпохи Возрождения — это никому не нужно, согласен? Подобные императивные работы впустую лежат на кафедре десятками и ничего нового в себе не несут, в них написано одно и то же. А вот творческая, исследовательская работа — это другой разговор, тем более, по родному краю. Этот пласт мы, к нашему стыду, только начали вскрывать. Поэтому поработать придётся действительно не за страх, а за совесть. Так что дерзай, господин Луньков!»

Во попал! Что называется, как кур в ощип! Спасибо, сэнсэй! Это же теперь надо в музее сколько времени торчать, и с самими местными художниками встречаться надо! Интервью там, фото- и видеосъёмки и всяко-разно... Не сказать, что мне не понравилась сама данная мне тема. Дело интересное и нужное. Но возни сколько! Это же на весь следующий семестр хватит. Но включать заднюю было неудобно. Сам ведь просил.

По совпадению, одно событие существенно облегчило мне работу. Как раз в эти дни в нашем Дворце культуры проводилась областная выставка произведений местных художников, как из районов, так и наших, городских. Последних-то мне и надо было. В один из дней я пришёл после пар во Дворец культуры, выпросил у администратора буклет с именами и биографиями всех участников выставки и, сев в кресло в фойе, углубился в чтение.

Просматривал я буклет минут пять, и вдруг... Я наткнулся на имя и фамилию, которые сразу приковали моё внимание. Анна Николаевна Светлакова! Что? Ведь это же... Неужели? Да нет, не может быть! Я тут же посмотрел на сопроводительное фото.

Аня! Невероятно! Она! Точно, она! Студентка 4-го курса художественной академии, факультет изобразительного искусства и рисунка. Несмотря на прошедшие годы, на маленьком персональном фото она была легко узнаваема. Конечно, заметно старше. Волосы, прежде вольно, по-девчоночьи, распущенные, теперь были забраны назад и красиво закручены в греческий узел, и лишь несколько завитых прядей ниспадали у висков. И взгляд её изменился, стал не таким отстранённым, как я помнил, а сосредоточенным и, я бы даже сказал, строгим. Но в то же время в нём по-прежнему проглядывала и та тихая, будто бы печальная задумчивость, которую я помнил. Теперь Аня была уже не по-юношески, а по-взрослому красива. Я сам невольно залюбовался ею. (Моя Наташка меня убьёт, когда это прочитает!)

Да, вот это случай! Оказывается, Аня всё это время живёт в городе, никуда не уехала. Фамилия прежняя, значит, пока не замужем. Интересно, помнит ли она ещё Бориса? Может, забыла и думать о нём? Наверняка даже так и есть. Как-никак, шесть лет прошло. Срок немалый.

Первым моим побуждением было бежать к Борису и сегодня же рассказать ему обо всём. Сказать, что я нашёл его Аню, что... Но вскоре, поразмыслив, я призвал на помощь осторожность. Погоди, не гони повозку! Голова-то у тебя для чего на плечах? Вот и думай! Что ты достоверно знаешь о Борькиных чувствах? Только предполагаешь. Есть гарантия, что ты не ошибаешься? Нету. А что ты об Ане знаешь? Вообще ничего! Тебе это надо тогда? Годы прошли, пойми, годы! Мы уже взрослые. Зачем им обоим сегодня эта встреча? Стоит ли?

А почему нет? Ну, пусть дело прошлое, а хотя бы как старым знакомым много лет спустя, им разве не будет приятно встретиться?

Хотя... Какие тут, к чёрту, могут быть старые знакомые, когда речь идёт о таком человеке, как Борис! Любит он её, хоть ты убей его, до сих пор любит! Да попробуй скажи я ему сейчас с наскока, что, вот, я Аню встретил!.. Он же забудет про всё, всё бросит, сорвётся, побежит к ней, и... напорется на её холодный взгляд! Кто ты, типа, такой? Не знаю тебя. А что? Запросто! Мало ли кто у неё сейчас есть... Ведь парень с ума сойдёт после этого! И всё это по милости лучшего друга.

Нет, тут очень осторожно надо. Смолчать и ничего не сказать Борису, конечно, нельзя. Молчание порой тоже может быть обманом. А тут, в этом исключительном случае, оно станет, как мне показалось, чуть ли не предательством. Вначале надо встретиться с самой Аней. Вот это верняк! А потом уж, в зависимости от результатов этой встречи, думать, стоит говорить Борису или нет.

Интересно, узнает ли она меня?

Я подошёл к администратору и спросил, когда будет проходить собственно презентация экспозиций выставки. Оказалось, послезавтра.

— А вот эта участница, Светлакова Анна Николаевна, точно будет присутствовать?

— Обязательно. Раз она выставляется. А вы хотите с ней встретиться?

— Ну... да.

— Так в данный момент она ещё здесь. Составляет экспозицию.

— Да? А как её можно увидеть?

— Пройдите на второй этаж. Он у нас весь представляет собой выставочный зал. Справа от лестницы размещена её экспозиция. И сама она тоже должна быть там.

— Спасибо!

Я взбежал на второй этаж, который действительно представлял собой единое просторное помещение с высокими потолками и роскошными многосвечовыми люстрами. Людей там было немного, в основном сотрудники и художники, задействованные в послезавтрашней выставке. Оформлялся зал, составлялись экспозиции картин. Да, работы мне здесь по курсовой — действительно не обобраться! Но у меня ещё завтра день, а потом презентация, где я тоже обязательно буду.

Аню я увидел у правой от лестницы выставочной стены. Её экспозиция, в которой было примерно полтора десятка картин, уже была готова, но она придирчиво переводила глаза с одной композиции на другую. Видно, ей что-то не понравилось в их взаиморасположении, и она, сняв две картины, поменяла их местами.

Впервые я увидел её живопись. Тогда, в юности, в больнице, я держал в руках планшет с её рисунками, которые она передала для Бориса, но, я, разумеется, не мог допустить и мысли заглянуть в него. А сейчас я всё видел собственными глазами. И теперь это были уже не юношеские рисунки на простых листах принтерной бумаги, а произведения настоящей, полностью сложившейся художницы, выставляющейся, судя по содержанию аннотации о ней в буклете, не только на областном, но и окружном и даже федеральном уровнях!

— Аня! — сказал я, подойдя к ней со спины. — Здравствуй!

Обернувшись, она вопросительно взглянула на меня, не узнавая.

— Ты не узнаёшь меня? — спросил я. — Мы с тобой когда-то в областной больнице лежали, в одном отделении.

Что-то мелькнуло в её задумчивых глазах, и уже в следующее мгновение в них стала разгораться радость.

— Денис! — тихо произнесла Аня, словно не веря.

— Он самый! — Я уже улыбался.

— Денис! Вот это встреча! Что ты здесь делаешь?

— Курсовую работу про тебя писать хочу! — Я засмеялся.

— Какую курсовую, о чём ты? Денис, я так рада тебя видеть!

— Я тоже рад! У тебя есть свободное время? Пойдём, присядем, поговорим хоть!

Мы прошли к небольшой сцене-подиуму, перед которой были расставлены полукругом стулья, и сели.

Тут же принялись засыпать друг другу вопросами. Аня рассказывала о себе, я — о себе. Я не буду пересказывать всего. О своей скромной особе я уже говорил, наверняка вам рассказала всё о себе и Аня.

Сказав Ане, что буду писать о ней курсовую, я не очень-то и шутил. О ней я обязательно должен был там упомянуть, и совсем не вскользь. Теперь я просил её подробнее рассказать о своём творчестве, и мы проговорили почти целый час. Я детально ознакомился с Аниной экспозицией. Она пригласила меня на презентацию. Я сказал, что обязательно буду, и что завтра тоже зайду сюда.

Аня действительно рада была меня видеть. И я её тоже. Но мне ещё обязательно хотелось как-нибудь узнать, как она отнесётся к возможной встрече с Борисом. А как узнать? Я, очертя голову бросившись на встречу с Аней, даже не составил хоть какого-нибудь сценария разговора с ней. И сейчас... Не мог же я сам заговорить о Борисе! Это стало бы грубой бестактностью. И я, разговаривая с ней, в то же время думал, какой вопрос ей задать, чтобы она пока ни о чём не догадалась.

К счастью, Аня, сама того не зная, пришла мне на помощь. Когда мы наговорились о самом основном и разговор наш потёк более спокойно и размеренно, мне показалось, что Ане как будто что-то не даёт покоя. Несколько раз она бросала на меня нерешительный взгляд, словно собираясь о чём-то спросить.

— Аня, тебя что-то беспокоит? — спросил я. — Может, я отнимаю у тебя время?

— Нет-нет, что ты! Время у меня есть.

Она замолчала и, опустив глаза, стала перебирать тонкими пальцами складки своего платья.

— Денис, — спросила она тихо. — А ты... из наших общих знакомых... ну, по больнице ещё... не встречал потом никого?

Вот оно!.. Есть! Более красноречивый вопрос и представить себе трудно! Даже самому ничего изобретать не пришлось! Да кто из наших тогдашних знакомых может ещё интересовать Аню, кроме Бориса? Вот оно!.. Значит, помнит она его. Не забыла! Сохранились ли у неё какие-то чувства к нему, об этом невозможно судить, но видеть она его хочет. И в голосе у неё в тот момент такая надежда была! А в глазах, когда она подняла их на меня, задав этот вопрос, была чуть ли не мольба: скажи, что да, скажи, что встречал его!

Как тяжело было ей лгать! Но я должен был ещё поговорить с Борисом, его тоже прощупать как следует, чтоб уж наверняка... Я через силу сказал «нет», утешив себя тем, что не сегодня-завтра она всё равно узнает правду.

Аня чуть заметно вздохнула, а через секунду уже заговорила о другом.

Расстались мы с ней хорошо. Я обещал, что приду на следующий день.

А вечером, когда мы с Борисом возвращались домой от Николы Степанова, я и завёл с ним тот разговор, о котором он вам сам рассказал. Начал издалека. И моё предложение познакомить его с другой девчонкой — это была, так сказать, «проверка на вшивость». Борис этот экзамен выдержал именно так, как я от него и ожидал.

На следующий день я вновь отправился после занятий во Дворец культуры. Встретился с двумя известными местными художниками, взял о них информацию для своей курсовой.

Ближе к вечеру пришла Аня. Накануне я просил её принести ещё какие-нибудь свои картины в электронном варианте: хотел включить их в презентацию к своей курсовой. Она передала мне CD-диск с записанными на нём материалами. И опять мы сидели и разговаривали с полчаса, не меньше.

— Обязательно приходи завтра на презентацию! — сказала Аня, когда я встал и начал прощаться. — Мне будет очень приятно. Приходи, Денис!

— Ещё бы! Обязательно приду! — Я помахал Ане рукой и сбежал по лестнице на первый этаж.

Так! Ну, всё! А теперь, как говорил Остап Бендер, действовать, действовать и действовать! Выйдя на крыльцо, я тут же позвонил по телефону Борису.

— Борис, — начал я без лишних околичностей. — Дело есть. Только, чур, без отмазок. Ты завтра свободен?

— Ага, «свободен», сейчас!.. — хмыкнул он в ответ. — У меня защита курсовой через три дня, а я её ещё не дописал.

— Ничего, подождёт твоя курсовая, — заявил я безапелляционно. — Ночь длинная, тебе, как холостому, в это время суток делать нечего. Вот ночью и напишешь. У меня тоже курсовая, и я ничего, не пищу. Короче, ты мне нужен. Слушай меня внимательно: завтра в одиннадцать ноль-ноль приходи во Дворец культуры...

— Куда? — поразился Борис, не дав мне договорить. — Ты что, хохочешь, что ли? Или я ослышался?

— Ты сегодня утром уши компотом не мыл? Значит, не ослышался. Во Дворец культуры.

— Почему уж тогда не в Оперный театр? — снова встрял он не без сарказма.

— Да потому что у тебя слуха нету ни хрена! — ответил я тоном, исключающим дальнейшие расспросы. — Где этот Дворец находится, знаешь? Проспект Гагарина, 85. Второй этаж. Выставочный зал. Я буду там.

— Выставочный зал? Вау, как романтично! Это ты к чему? Если бы это было свидание с девушкой, я бы ещё понял. Или ты всё-таки хочешь меня с кем-то свести, старый развратник? Через кафешку не вышло, так на фоне Ренессанса решил, ага?

«Вот это ты в точку попал!» — вертелось у меня на языке. Но вслух я сказал другое:

— Да пошёл ты!.. Короче, ты меня понял. Завтра в одиннадцать в выставочном зале.

— Дэн, что за спешка? — Борис отбросил шутливый тон. — Завтра воскресенье, и я хочу плотно поработать. У меня и так полный цейтнот.

— Боря, надо! Дело срочное.

— А через три дня нельзя? Курсовую сдам — и я весь твой.

— Да подь она на хрен, твоя курсовая! — рявкнул я в трубку. Женщина, стоявшая на крыльце в двух шагах от меня, опасливо покосилась и отошла подальше. — Ты просто не знаешь, о чём идёт речь! Вопрос крайне важный, и решиться он должен завтра! Без тебя мне его не решить, понял? Борис, — продолжал я, — я тебя никогда ни о чём не просил. А вот теперь как друга прошу: отложи все дела и завтра будь там, где я сказал!

— Дэн, что, проблемы какие-то? — Голос Бориса зазвучал тревожно.

— Нет, не проблемы. Но ты мне завтра нужен, по-любому!

— Ты давай, вола не води, выкладывай, что случилось!

— Об этом не по телефону. Да не парься ты, всё пучком!

— Да я не парюсь.

— Ну, вот и хорошо. Так ты идёшь, нет?

— Да какой разговор! — Борис уже не задавал вопросов. — Конечно, приду!

— Вот и славненько! Адрес запомнил?

— Но. Пистолет с собой брать?

Вот блин!.. Борька навсегда останется самим собой! Не упустит случая подкинуть хохму. Есть люди, которые делают это, чтобы подковырнуть, залезть под шкуру, а Борис — словно для того, чтобы как-то поддержать, если это требуется, или хотя бы просто ради улыбки.

— Не надо. «Я дам тебе парабеллум!» — весьма кстати пульнул я цитатой из Ильфа и Петрова.

В трубке послышался раскатистый, от души, смех: их самую знаменитую дилогию Борис знал от корки до корки.

— Что, «засада на конспиративной квартире?» «Придётся отстреливаться»? Добро! «Мы будем отходить в горы!» Ну, всё, короче, понял! Жди!

— Я тебе перезвоню ещё.

— Не надо. Я сказал, приду, значит, приду. Всё. Давай...

Признаюсь, я мандражировал, и довольно сильно. Что-то выйдет из всей этой моей затеи? Но жребий был уже брошен. Всё!..

На следующий день без десяти минут одиннадцать я подходил к зданию Дворца культуры. На крыльце я увидел Бориса, он уже торчал там и высматривал меня. Крепко я его «зацепил», видать, если он примчался раньше назначенного времени. Впрочем, я бы на его месте, наверное, тоже не вытерпел.

— Здорово! — Мы обменялись рукопожатиями. — Давно стоишь? Наверху не был ещё?

— Нет, тебя решил подождать. Ну, давай, раскалывайся, что произошло.

Я почувствовал, что от волнения меня начинает колотить дрожь. Мысленно перекрестившись, я изо всех сил постарался взять себя в руки.

— Пока ничего не произошло. Пошли! Сейчас увидишь.

Мы разделись в гардеробе и поднялись на второй этаж. Народу на презентацию экспозиций выставки собралось порядочно. Одни рассматривали картины, прохаживаясь вдоль стен, другие, сидя перед сценой, слушали стоящую на ней женщину средних лет, которая произносила вступительное слово. Мероприятие, как видно, только что началось. Возле Аниной экспозиции тоже останавливались люди, рассматривая представленные ею картины, но самой её я не увидел. Да где же она? Я начал оглядывать зал.

— Ты кого ищешь-то? — Борис, недоумевая и видя, что я не тороплюсь с объяснениями, уже начинал терять терпение. — Вообще, что происходит, объясни мне, наконец!

В это время ведущая начала по одному приглашать на сцену участников выставки, что-то говорила о каждом, затем какой-то пожилой представительный мужчина в костюме и галстуке вручал диплом. Девочка-школьница преподносила участнику букет цветов.

— Что происходит? Выставка происходит, не видишь, что ли? — отозвался я машинально на вопрос Бориса, продолжая высматривать Аню. И тут я её увидел со спины. Она сидела перед сценой, в первом ряду, как и остальные участники выставки. Только сейчас до меня дошло, что я допустил ошибку, а попросту, сделал глупость. Надо было привести сюда Бориса по окончании мероприятия, а не вначале. Он ведь весь на иголках сейчас будет. Как же я так не подумал? Но дальше держать его в неведении было уже нельзя. Нехорошо.

Я перевёл взгляд на Бориса. Не знаю, что он на моём лице прочитал, но со следующим вопросом осёкся сразу. Меня уже трясло от волнения, и он, наверное, это увидел.

— Борис! Пойдём.

Я подвёл его к Аниной экспозиции и указал рукой на титульный лист с личными данными и её фотографией.

— А теперь смотри сюда. Вот зачем ты здесь!

Он замер. С полминуты стоял, не шелохнувшись. Он, кажется, даже дышать перестал! Потом резко обернулся ко мне.

Что с ним стало! Видели бы вы! Он белым сделался, как простыня! Губы его дрожали.

— Где она? — выдохнул он хрипло. — Ты её видел? Видел?!

— Да. Борис! Ты успокойся только!..

— Где она, Денис?! Говори!

— Она здесь, Боря.

Борис долго молчал, не сводя глаз с Аниной фотографии и, видимо, приходя в себя от того, что увидел и услышал.

Я не успел больше ничего сказать, как вдруг со сцены объявили Анину фамилию. Борис, словно загипнотизированный, стоял и смотрел, как Аня поднимается на сцену, принимает поздравления, диплом и цветы. Я слышал, как он прерывисто дышал и как будто всё время пытался что-то проглотить. Аня уже спускалась со сцены вниз, когда Борис внезапно сорвался с места.

— Борька... — кинулся я за ним вслед. — Борька, не сходи с ума! Ты мероприятие сорвёшь!

Он не услышал моего жалкого оклика. Он бежал ей навстречу.

— Аня!!!

Она подняла голову при звуке его голоса. Оба они встретились глазами. Я не могу вам описать, что отразилось на Анином лице, когда она увидела и узнала Бориса! Не найти мне слов. Она уронила цветы и диплом, которые держала в руках, и застыла, не в силах сдвинуться с места.

— Аня!..

Они стояли друг напротив друга и не решались подойти, прикоснуться, словно не веря, что всё это происходит наяву.

— Аня...

Я видел, как задрожал её подбородок. Глаза её заблестели, она силилась что-то произнести, и наконец прошептала голосом тихим, как дыхание:

— Борис!..

Она хотела шагнуть к нему, но ноги её не слушались. Она, наверное, упала бы, если бы Борис не подхватил её. Стиснув её в объятиях, он дрожащими руками гладил её волосы, лицо.

— Аня... Родная!.. Аня...

— Боря! Боренька!.. Боря... — прерывающимся от рыданий голосом повторяла она без конца, обнимая его и заливаясь слезами!

Я никогда не видел, чтобы Борис, со своим железным характером, проронил хоть одну слезинку. А сейчас он плакал! Он обнимал Аню, прижимал её к себе, смотрел в её до краёв заполненные солёной влагой глаза, и слёзы текли по его щекам. И он не стирал их.

Я и сам-то, глядя на них... Так, немножко... Спрятался за колонну, чтобы никто не видел. А вокруг них двоих стояли люди, и некоторые женщины украдкой тоже вытирали глаза. Никто не проронил ни слова, все стояли молча, поражённые тем, что видели...

...

Бывают мгновения, когда слова не нужны. Мгновения, когда глаза говорят красноречивее любых слов.

«Ты... Неужели это ты?! Неужели мне это уже не снится, неужели я наяву вижу тебя? Через столько лет!.. Я вижу тебя! Вижу снова! Не верю! Не могу поверить! Это явь? Скажи мне! Милый, милый мой, это в самом деле ты?..»

«Да. Это я. И я тоже вижу тебя снова, родная! И тоже не могу поверить... Я вижу тебя! Любовь моя долгая, счастье моё, боль моя!.. Это ты...»

«Прикоснись ко мне! Прикоснись ещё раз! Обними меня! Обними крепко, сильно! Я хочу поверить до конца, что ты со мной рядом!»

«Как я скучал по тебе! Все эти годы я думал о тебе, не переставая... Без надежды снова увидеть... Как это было тяжело, как страшно!»

«Прости меня!!! Прости, милый, за то, что я тогда наделала! Можно ли когда-нибудь забыть такое? Чем я могу заслужить твоё прощение? Шесть лет... Прости, заклинаю тебя!»

«Не думай об этом! Не надо! И не вини себя. Мы были тогда детьми. И всё же мы сохранили нашу любовь! Она лежала у нас в душах, в сердцах, и столько времени ждала своего часа! И теперь она уже не отпустит нас! Она останется с нами. Спасибо тебе за то, что ты сберегла её! Как я люблю тебя!»

«И я... Ты снился мне все эти годы. И всегда был таким далёким! Я не могла дотронуться до тебя, не могла сказать тебе ни слова. Не могла вымолить у тебя прощение. Я кричала, я плакала, я умоляла!.. Но кто-то словно стоял между нами и не давал нам друг друга услышать. Ты был так далёк от меня, любимый, ты смотрел на меня и был так печален!..»

«Не надо, родная! Всё уже позади. Ты только больше не уходи от меня! Не уходи... Счастье моё, счастье единственное!»

«Не плачь, любимый!.. Мне так больно видеть твои слёзы! Не плачь!»

«Прости меня. Это я от счастья... Я не буду больше... Ты только не уходи от меня!»

«Я теперь от тебя никуда и никогда не уйду. Я всегда буду с тобой, родной мой! Прости и мне мои слёзы! Это тоже от счастья... Не отпущу тебя никуда! Не отпущу! Мне теперь не будет жизни без тебя!»

«Нам ещё столько предстоит прожить! Какое же это счастье, когда столько лет ещё впереди, и когда рядом ты! Когда мы вместе».

«Помнишь, когда-то я сказала тебе, что с тобой рядом всегда светло, и этот свет — ты! Теперь мне снова светло, как тогда. Словно кончилась долгая-долгая ночь!»

«Ни одна ночь не может длиться вечно. Рано или поздно она уходит, и наступает утро. Даже если эта ночь самая долгая».

...

22 декабря 201... года.

Я, автор этих строк, шёл зимним утром по улицам города, освещённым оранжевым светом фонарей. Воздух вокруг был тих и неподвижен. Хрустел под ботинком выпавший накануне снег. Снежинки искорками вспыхивали в лучах электрического света, а звёзды на чистом морозном небе словно вторили, перемигиваясь, то ли друг с другом, то ли с ними, снежинками.

Поднимаясь на мост развязки двух дорог, я увидел их обоих. Борис и Аня стояли на мосту, облитые мягким золотистым светом фонарей, и смотрели друг на друга. Они не замечали ничего и никого вокруг — ни проносящихся мимо машин, ни ранних одиночных прохожих. Они держались за руки, чему-то смеялись, что-то говорили. И безотрывно смотрели друг другу в глаза. Смотрели, словно не могли насмотреться, словно хотели в одночасье отобрать, отыграть у судьбы все те годы, когда они не могли этого сделать.

Меня они тоже не заметили. Я прошёл мимо, не окликая их, но, отойдя немного, придержал шаг и оглянулся. Оба стояли, обняв теперь друг друга за плечи, и всё так же глядели глаза в глаза. Юные лица их светились счастьем.

«Будьте счастливы, мои дорогие! — сказал я мысленно. — Я так привык к вам! Я полюбил вас обоих! Но теперь, когда вы снова обрели друг друга, я уже не нужен. Я стану вам только мешать. А это значит, что настала пора расстаться с вами. Это очень непросто — расставаться с теми, кого успел полюбить. И всё же, друзья мои, я оставляю вас со спокойной душой. Я сделал для вас всё, что мог. Дальше вам предстоит идти по жизни самим. И я спокоен, потому что знаю: вы сохраните вашу любовь, пронесёте её через всю жизнь. Прощайте. Будьте счастливы!»

Ночь ещё висела над городом, но край неба на востоке уже начинал светлеть. Я взглянул на календарь на циферблате своих часов. Сегодня начинался день зимнего солнцестояния, а значит, на исходе была самая длинная ночь в году.

Да, так и должно быть. Любая ночь всякий раз уступает место утру и солнечному свету.

Даже самая долгая.

Date: 2015-08-24; view: 271; Нарушение авторских прав