Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Глава тридцать четвертая
И как все прошло? – спрашивает Томас, когда Джастин возвращается в машину после доклада. – Я видел вас в дальней части зала. Вот вы мне и скажите. – Ну, я мало разбираюсь в искусстве, а вы здорово сумели рассказать о «Женщине, пишущей письмо». Джастин улыбается и тянется за очередной бутылкой воды. Он не хочет пить, но вода-то под рукой, и к тому же бесплатная. – Там впереди сидела одна заноза. – Томас внимательно взглянул на него в зеркало. – О! Это была вовсе не заноза, а милая пожилая дама. – Джастин улыбнулся, но складка на лбу не разгладилась. – Хотя она мне кого-то напомнила, я даже хотел спросить, нет ли у нее дочери. – Дочь сидела рядом с ней, разве нет? – Да, но вспомнилась мне не она. – Он с силой потер лоб. – Все это было так давно… Я не уверен, что узнал бы ее в уличной толпе. Томас смотрит на него в зеркало внимательно, но с какой-то неловкостью. Джастин улыбается и качает головой: – Неважно. Если бы я вам об этом рассказал, вы бы решили, что я сумасшедший. – Ну и что ты думаешь? – спрашиваю я Кейт – мы гуляем по площади Меррион, и она рассказывает мне о лекции Джастина. – Что я думаю? – повторяет она, медленно шагая рядом со мной за коляской, где спит Сэм. – Я думаю, что не имеет значения, ел он вчера карпаччо и фенхель или нет, потому что он кажется прекрасным человеком. Я думаю, что вне зависимости от того, по каким причинам ты чувствуешь связь с ним или влечение к нему – это не имеет значения, – ты должна перестать ходить вокруг да около и просто представиться. Я качаю головой: – Я не могу этого сделать. – Почему? Он ведь казался весьма заинтересованным, когда бежал за твоим автобусом или когда увидел тебя на балете. Что изменилось-то? – Ему теперь не до меня. – Откуда ты знаешь? – Знаю. – Откуда? И не ссылайся на гадания по чаинкам на дне твоей чашки. – Я теперь пью кофе. – Ты же ненавидишь кофе! – А он, очевидно, нет. Она изо всех сил сдерживается, чтобы не сказать резкость, даже в сторону отворачивается. – Он слишком занят поисками женщины, чью жизнь он спас, я его больше не интересую. У него был записан мой телефон, Кейт, а он так и не позвонил. Ни разу. Ему до такой степени нет до меня дела, что он выбросил листок с моим номером в мусорный контейнер. И не спрашивай, как я об этом узнала! – Зная тебя, могу предположить, что ты затаилась на дне мусоросборника. Я молчу. Кейт вздыхает: – Долго ты еще собираешься дурью мучиться? Я пожимаю плечами: – Не очень. – А что с работой? Что с Конором? – Между мной и Конором все кончено. Больше не о чем говорить. Четыре года раздельного проживания, после чего нас разведут. Что до работы, то я уже сообщила, что выйду на следующей неделе, мой ежедневник заполнен встречами, а насчет нашего дома… Черт! – Я поднимаю руку и смотрю на часы. – Мне нужно возвращаться. Через час я показываю дом. – Чмокаю ее в щеку и бегу к ближайшей автобусной остановке. – Остановите здесь, пожалуйста. – Джастин смотрит из окна машины вверх, на второй этаж, который занимает Центр переливания крови. – Вы собираетесь сдать кровь? – спрашивает Томас. – Ни в коем случае! Просто хочу кое-кого навестить. Я недолго. Если вы увидите, что подъезжают полицейские машины, заводите мотор. – Джастин улыбается, но улыбка выглядит довольно жалкой. В приемной он нервно спрашивает о Саре, и его просят подождать. Вокруг него сидят мужчины и женщины в деловых костюмах, отлучившиеся с работы на обеденный перерыв, читают газеты, ожидая, когда их позовут сдавать кровь. Джастин придвигается ближе к женщине, листающей журнал рядом с ним, наклоняется, и, когда задает шепотом вопрос, она подпрыгивает от неожиданности. – Вы уверены, что хотите это сделать? Все присутствующие опускают газеты и журналы, чтобы взглянуть на него. Он кашляет и смотрит в сторону, делая вид, что говорил не он. На стенах висят плакаты, убеждающие сдавать кровь, фотографии маленьких детей, выживших после лейкемии и других заболеваний. Он уже прождал полчаса и каждую минуту, нервничая, смотрит на часы: ему нужно успеть на самолет. Когда уходит последний человек, в дверях появляется Сара: – Джастин! Она не холодна и не рассержена. Молчалива. Обижена. Это хуже. Он бы предпочел, чтобы она сердилась. – Сара. – Он встает ей навстречу, неловко приобнимает, целует в одну щеку, в другую, затем почти касается ее губ. Она отстраняется, обрывая этот фарс. – Я ненадолго, мне нужно успеть на самолет, но я хотел зайти повидаться с тобой. Мы можем поговорить несколько минут? – Да, конечно. – Она выходит в приемную, садится, руки скрещены на груди. Он озирается по сторонам: – А у тебя нет кабинета или чего-то в этом роде? – Здесь приятно и тихо. – Где твой кабинет? Она прищуривается, и он прекращает расспросы и быстро садится рядом с ней. – Я здесь, чтобы извиниться за свое поведение во время нашей последней встречи и за все, что произошло после. Мне правда очень жаль. Она кивает, ожидая продолжения. Черт! Это все, что я заготовил! Думай, думай! Тебе очень жаль и… – Я не хотел тебя обидеть. В тот день мои мысли были заняты всеми этими сумасшедшими викингами. На самом деле можно сказать, что мои мысли были заняты ими почти каждый день в течение последнего месяца или двух, и м-м… – Думай! – Можно мне сходить в туалет? Если ты не против. Пожалуйста. Она выглядит немного сбитой с толку, но говорит: – Конечно. Прямо по коридору в самом конце. Стоя рядом с домом, перед которым совсем недавно установили табличку «Продастся», Линда и ее муж Джо прижимаются носами к окну и заглядывают в гостиную. Меня внезапно охватывает желание защитить дом. И так же внезапно исчезает. – Джойс? Это ты? – Линда медленно снимает темные очки. Я широко улыбаюсь им дрожащими губами и лезу в карман за связкой ключей. – Твои волосы… Ты выглядишь другим человеком! – Привет, Линда, привет Джо. – Я протягиваю руку, чтобы поздороваться с ними. Но у Линды другие намерения, она желает обнять меня, крепко обнять. Очень мило, конечно, но все наше знакомство ограничивается тем, что более месяца назад я показала ей три дома, и уже тогда она меня удивила: потрогала мой практически плоский живот, узнав, что я беременна. Это было неприятно – мое тело перестало принадлежать только мне, стало собственностью чужого человека. Меня это ужасно раздражало весь месяц. Я поворачиваю ключ в замке, пропускаю их вперед. – О! – радостно выдыхает она, а ее муж улыбается и берет ее за руку. Я вспоминаю, как мы с Конором десять лет назад приехали посмотреть этот дом, который только что освободила пожилая женщина, обитавшая здесь в одиночестве двадцать лет. Я все вспоминаю, и неожиданно прошлое будто становится настоящим, а я сама – привидением. В доме тогда стоял ужасный запах старых ковров. Полы скрипели. Мы увидели гниющие оконные рамы и такие старые обои, что они успели не один раз выйти из моды, снова войти в нее и опять выйти. Было понятно, что на ремонт уйдет прорва денег, но мы полюбили этот дом, как только очутились там, где сейчас стоят Линда и ее муж. Тогда у нас все было впереди, Конор был Конором, которого я любила, а я была прежней – идеальная пара. Потом Конор превратился в того, кем он является сейчас, а я стала той Джойс, которую он больше не любит. По мере того как дом делался все комфортабельнее и красивее, наши отношения становились все хуже и хуже. Первую ночь в нашем доме мы провели на ковре, покрытом кошачьей шерстью, и были совершенно счастливы. Позже каждый изъян нашего брака мы пытались исправить, покупая новый диван, заменяя двери и щелястые рамы. Если бы мы потратили столько же времени и сил на поддержание наших отношений, вместо того чтобы украшать дом! Никто из нас не подумал о том, как избавиться от холодных ветров, разрушающих наш брак. Они свистели сквозь расширяющиеся щели, но мы не обращали на это внимания, пока однажды утром оба не проснулись в ледяном холоде. – Я покажу вам первый этаж, но… э-э… – Я смотрю на дверь детской, больше не пульсирующей как в тот день, когда я вернулась домой. Теперь это просто дверь, безмолвная и неподвижная. Выполняющая свою функцию. И все. – А второй этаж вы осмотрите сами. – Хозяева все еще живут здесь? – спрашивает Линда. Я смотрю по сторонам: – Нет. Нет, они давно уехали. Пока Джастин идет по коридору в туалет, он читает таблички на каждой двери в поисках кабинета Сары. Он не знает, с чего начать, но, может быть, если он найдет папку, в которой находятся документы, касающиеся сдачи крови в Тринити-колледже в начале осени, он будет ближе к разгадке. Он видит ее имя на двери и осторожно стучит. Не получив ответа, он входит и тихо закрывает ее за собой. Быстро оглядывается по сторонам: на полках лежат стопки папок. Он бросается к ним и лихорадочно перебирает, пытаясь найти нужную. Через несколько секунд ручка двери поворачивается. Он бросает папку и замирает. На него смотрит изумленная Сара: – Джастин? Что ты делаешь в моем кабинете? Ты умный человек, придумай что-нибудь! – Я заблудился. Она скрещивает руки на груди: – Почему бы тебе не сказать мне правду? – Я шел обратно, увидел твое имя на двери и подумал: дай-ка зайду и посмотрю, как выглядит ее кабинет. Понимаешь, у меня есть такой пунктик – я верю, что кабинет отражает личность своего хозяина. И я подумал, что, если у нас есть будущ… – У нас нет будущего. – О, понимаю. Но если бы мы были вмест… – Нет. Он рассматривает ее стол и замечает фотографию, на которой Сара обнимает маленькую светловолосую девочку и мужчину. Они радостно позируют все вместе на пляже. Она следует за его взглядом: – Это моя дочь Молли. – И сжимает губы, злясь на себя: зачем сказала? – У тебя есть дочь? – Джастин тянется к рамке, замирает перед тем, как дотронуться до нее, и взглядом спрашивает у Сары разрешения. Она кивает, и он берет рамку в руки: – Красивая девочка. – Да. – Сколько ей лет? – Шесть. – Не знал, что у тебя есть дочь. – Ты многого обо мне не знаешь. На свиданиях тебе никогда не хватало времени поговорить о чем-нибудь, кроме себя самого. Джастин внутренне сжимается: – Сара, мне так жаль. – Ты это уже сказал, и очень искренне, прямо перед тем, как пришел в мой кабинет и начал что-то вынюхивать. – Я не вынюх… Взглядом она пресекает его вранье, осторожно берет фотографию у него из рук. Ее переполняет разочарование, но это не первый раз, когда ее ожидания обманывает идиот вроде Джастина. – А мужчина на фотографии? Она выглядит печальной, когда рассматривает снимок, потом ставит его на стол и тихо говорит: – Раньше я была бы рада рассказать тебе о нем. По крайней мере два раза я пыталась это сделать. – Мне очень жаль, – в который уже раз повторяет он, чувствуя себя полным ничтожеством. – Теперь я слушаю. – Кажется, ты говорил, что тебе нужно успеть на самолет, – бросает она. – Верно. – Он кивает и идет к двери. – Мне очень, очень жаль и ужасно стыдно, я сам себе противен. – И Джастин вдруг понимает, что говорит это от чистого сердца. – Со мной сейчас происходят очень странные вещи. – А ты знаешь хоть одного человека без проблем? Мы все время от времени вынуждены окунаться в дерьмо, Джастин. Только, пожалуйста, не надо погружать меня в свое. – Все правильно. – Он снова кивает и еще раз смотрит на нее с извиняющейся и смущенной улыбкой, затем выходит из ее кабинета и бежит вниз по лестнице к машине, продолжая ощущать собственное ничтожество.
|