Глава 2. Прото-феномен реален, символически тождествен

ПРОТОФЕНОМЕНЫ МОРАЛИ

Символы культа

Прото-феномен реален, символически тождествен. Идеален, как последнее познаваемое; реален, как познанный; символичен, ибо охватывает все случаи, тождествен со всеми случаями.

Гете.

Исследование иерархических структур универсума морали можно начинать либо снизу вверх, то есть с более проявленных, распакованных уровней морали, поддающихся в определённой степени эмпирическому созерцанию, либо сверху вниз, когда предметностью выступает нечто синкретичное, нерасчленённое, нераспакованное, в котором нравственный феномен существует (предсуществует) своими неявными, непроявленными формами. Первый путь хорош тем, что исследователь основательно погружается в обилие эмпирических фактов и свидетельств, позволяющее ему довольно легко выйти на понятийную инфраструктуру парадигмального концепта. Но при этом он будет испытывать трудности в генерализации дурной бесконечности внешних проявлений феномена в его сущность, от него всё время будет ускользать природа самого феномена. Второй путь тяжёл, но если исследователь обнаружит своим «внутренним зрением», интуицией «протофенальный», протофеноменальный образ исследуемого Феномена, ему будет довольно легко структурировать и концептуализировать его проявленные, внешние формы.

Гегель считал, что не стоит начинать исследование какого-либо явления, феномена с его наиболее завершённой целостности. Развернутую, разветвлённую, сложно структурированную систему предварительно необходимо декомпозировать до такого её состояния, когда она была ещё прото-феноменом, то есть пребывала в качестве простого и неявного элемента «породившего» её феномена.

Подметив существо подобной исследовательской процедуры в трудах Гете, Гегель пишет ему в письме: «Вы ставите во главу простое и абстрактное, что так удачно называете прафеноменом, затем раскрываете конкретные явления в возникновении их благодаря привхождению дальнейших сфер воздействия и новых обстоятельств и так управляете всем процессом, чтобы последовательный ряд шёл от простых условий к более сложно составленным, располагаясь в определённом порядке, так что всё запутанное является в полной ясности только благодаря такой своей декомпозиции. Выискивать своим чутьем этот прафеномен, освобождать его от всяческих прочих, случайных для него самого сопутствующих моментов, постигать его, как говорим мы, абстрактно — это я считаю делом великого духовного чувства природы, равно как метод такой вообще считаю поистине научным для познания» (45, 2, 389).

Неразвёрнутые, нераспакованные низшие формы морали до известной поры содержатся в высших, которые своим генезисом обязаны абсолюту, и выступают по отношению к нему протофеноменальными элементами его «трансцендентной феноменальности», трансфеноменальности.

В «Мастере и Маргарите» М. Булгакова Воланд в полемике с Бездомным выразил сомнение в том, что человек в состоянии чем-либо рационально управлять, ибо лишён возможности составить план действий хотя бы на тысячу лет — смехотворно короткий срок по сравнению с вечностью. Но программа «развития» вечности в дурную бесконечность событий существует; она представляет собой Протозначение бесконечного Протознака, являющегося «семантическим вакуумом».

Семантическую основу парадигмы свободы, фиксирующей собой трансцендентный характер связи микро- и макрокосмов, составляет знаковая монада. Некоторым образом ее суть может быть прояснена, если мы сосредоточим свое внимание на таком ряде понятий, как «логос», «слово», «смысл», «дао», «трансценденталия», «архетип», «символ». Ни одно из них, видимо, не в состоянии в себя вместить всю тотальность связей, существующих между космическим и человеческим универсумами, выступающими сторонами антропокосмической сверхцелостности, однако каждое из них по-своему приоткрывает завесу над тайной «за семью печатями».

Термин «логос», одновременно означающий и «слово» и «смысл», введен Гераклитом для обозначения стабильности и гармонии целостного мира, в котором все течет, все изменяется, но лишь логос остается равным себе. Благодаря этому понятию, Гераклитов поток при всем своем динамизме сохраняет стабильность и гармонию. «Идя к пределам души, — говорил Гераклит,— их не найдешь, даже если пройдешь весь путь: таким глубоким она обладает логосом» (5, 1, 278-279). Космический логос, как и подобает слову, «окликает» людей, но не каждый из них, «услышав» оклик, способен зафиксировать и понять его. «Но я забыл, что я хочу сказать. — И мысль бесплотная в чертог теней вернется» (105, 117). Логос — это «чертог теней» мировых смыслов, управляющих и космосом и человеком, придающих их отношениям стабильность и гармонию.

Гераклитово учение о логосе представляет собой определенную аналогию учению Лао-цзы о дао. Дао — невидимый вездесущий естественный закон природы, человеческого общества, поведения и мышления, неотделимый от космоса и управляющий им. Неследование дао ведет к неминуемой гибели. Дао коррелирует с понятием свобода. «Когда в Поднебесной растет число запретов и табу — народ ее более беднеет» (103, 114). В то же время дао вмещает в себя не только элементы протобытия, но и всю структуру мироздания еще в неявном, в непроявленном виде. Удивительно, но именно Лао-цзы предвосхитил идею о том, что в семантической монаде в свернутом виде содержится вся структура знаков и значений, все многомерное семантическое пространство, до поры до времени заключенное в этом «бесконечном знаке».

«Дао как вещь — существо — это туманность, это неразличимость. О неразличимый! Туманный! Внутри него содержатся образы. О туманный! Неразличимый! Внутри него содержатся вещи. О глубокий! Сокровенный! Внутри него содержатся геночастицы. Его геночастицы чрезвычайно действительны. В них содержится доверие. С древности и поныне его имя не исчезает. В нем вижу Прародителя множества (вещей) (103, 120).

Понятие трансценденталия в дословном переводе с латинского означает преступающий, выходящий за пределы. В учении Альберта Великого (XIII век) о трансценденталии в качестве первых и существенных характеристик бытия вводятся понятия: единое, истина и благо, возвышающиеся над аристотелевскими категориями. Термину «трансценденталия» И. Кант придал гносеологическое значение, характеризующее то, что относится к априорным условиям возможного опыта. Под трансцендентальными основоположениями он также понимал все недоступное теоретическому познанию, но являющееся предметом веры. Для нашего анализа весьма существенно то, что в «трансценденталии» содержится моральный компонент. Именно он привлек к себе внимание радикальной интеллигенции Бостона, которая в первой половине XIX века основала так называемый «Трансцендентальный клуб». Трансценденталисты рассматривали человека в качестве полноправного представителя гармонического и динамического космического начала и наделяли природу неисчерпаемой духовной и нравственной силой. Они видели способы нравственного очищения человека в интуитивном переживании и «разгадывании» им потаенного смысла в неиспорченной цивилизацией природе (201).

Понятие «архетип» ввел в научный оборот основатель аналитической психологии Карл Густав Юнг. Архетипы—древнейшие общечеловеческие образы, первичные исходные универсальные модели, при помощи которых человеческое сознание соответствует структурам реальности и реагирует на происходящие в ней события. Ядро архетипа темно, абстрактно, метафизично. Вокруг него структурируются образы подобно тому как это происходит в процессах кристаллизации. Архетипы — структурные элементы коллективного бессознательного, являющегося отложением в душе всей совокупности предшествующего филогенетического опыта и генетически передаваемого от поколения к поколению. В более поздних работах Юнг склоняется к представлению об архетипе как некой схеме организации внешнего опыта, в том числе и опыта нравственной жизни.

Из всего ряда понятий, фиксирующих различные аспекты взаимосвязи микро и макрокосмов, лишь понятие «символ» обрело более или менее четкую знаковую форму. «Сначала было Слово», и его знаковой формой мог быть только Символ. Символическая реальность протосознания — космические «пролегомены» человеческого духа. Ее генезис связан с определенным этапом в развитии креативного процесса в космическом универсуме. Символ в его широком смысле чаще всего определяется в качестве образа, взятого в аспекте своей знаковости. Символ — знак, наделенный всей органичностью и многозначностью образа.

Так, у Юнга, например, архетип и символ соотносятся между собой как образ и знак. Символ, по Юнгу, выражает неизменные структурные связи неосознаваемого, является носителем архетипов. Он «убедителен благодаря силе «нумена», то есть специфической энергии, присущей архетипу». Утрата современным миром устойчивой религиозно-символической практики порождает нарушения в связях между бессознательным и осознаваемым, между бесконечным и конечным, между «эго» и «не-эго», что влечет к разрушению целостности личности, эскалации психоневрозов. Юнг полагал, что активно пользоваться преобразующей мощью и энергией символов это означает обретать способность реинтегрировать свою личность со всем наследием коллективного бессознательного и приспосабливать его к требованиям реалий отдельных личностей.

«Символ» в качестве предельно широкого понятия человеческого мира в европейскую традицию философствования в XX веке вводит Э. Кассирер. Человек для него — «животное символическое». Э. Кассирер пишет: «Человек сумел открыть способ приспособления к окружению. У человека между системой рецепторов и эффекторов, которые есть у всех видов животных, есть и третье звено, которое можно назвать символической системой. Это новое приобретение целиком преобразовало всю человеческую жизнь. По сравнению с другими животными человек живет не просто в более широкой реальности — он живет как бы в новом измерении реальности... Человек не может избавиться от своего приобретения. Он может лишь принять условия своей собственной жизни. Человек живет отныне не только в физическом, но и в символическом универсуме» (82, 28).

На наш взгляд, символическая система — не что иное, как протосознание, семантическая калька со структур протобытия, сложившихся вследствие «большого взрыва» в природной витальности, в результате которого человек был явлен миру сему сразу же как надприродное существо, то есть как существо, не тождественное природным условиям, а тождественное всему Космосу. Символ представляет собой древнейшую семантическую монаду — первичный синтез «материи» и «духа», «эго» и «не-эго», особый язык диалога между Человеком и Космосом. Посредством него фиксируются бесконечное в конечном, вечное во временном, коррелируются связи между трансцендентным и эмпирическим бытием, упорядочивается человеческая жизнь, протекающая на интуитивном уровне.

Символ — это целостная семантическая монада, знаковая форма трансцендентной связи Человека с Космосом. «Содержание подлинного символа через опосредованные смысловые сцепления соотнесено с идеей мировой целокупности, с полнотой космического и человеческого универсума» (18, 156) — писал М.М. Бахтин. Символ — удвоенная проекция микрокосма и макрокосма на «чертог теней» Логоса. Символическая система опосредует собой отношения Человека и Космоса, выступая при этом особым третьим миром. Наиболее отчетливо идея «символической реальности», «символического мира», связующего между собой большой и малый миры, то есть космос и человека, развернута в философском учении Сковороды. «Суть же тры мыры, — пишет Сковорода. — Первый есть всеобщий и мыр обительный, где все рожденное обитает. Сей составлен из безчисленных мыр-мыров и есть великий мыр. Другии два суть частный и малый мыры. Первый микрокозм, сиречь — мырик, мирок, или человек. Второй мыр симболичный, сиречь библиа. Во обительном коем либо мире солнце есть оком его, и око убо есть солнцем. А как солнце есть глава мыра, тогда не дивно, что человек назван микрокосмос, сиречь маленький мыр» (147, 1, 536).

Символ — такая семантическая монада, которая способна приводить к единой гармонии хаос двух стихий и удерживать между собой в равновесном состоянии космический и человеческий универсумы. Обеспечивая целостность процессу взаимопревращения микро- и макрокосмов, символ содержит в себе «алгоритм» их коэволюции в антропокосмическую целостность, в ноосферу. Естественно, что вместо натуралистического термина «алгоритм» необходимо пользоваться понятиями, более адекватно отражающими трансцендентную природу духовной интенции, такими, например, как «таинство», «святое» и пр. Известно, что религия выступает особой символической формой, посредством которой человек упорядочивает хаос своей души. Религию в ее более высоких формах Э. Кассирер определяет как символическое «выражение наших нравственных идеалов».

Символ двулик, его взор одновременно обращен и к космическому и человеческому универсумам. С одной стороны, в символе запечатлен отблеск человеческого духа, который обнаруживается теми, кто умеет пристально вглядываться в глубины мироздания. В. Гейзенберг как-то заметил, что «исследуя Вселенную и ища в ней объективные свойства, человек встречает самого себя». С другой стороны, в символе запечатлен образ Космоса, посредством которого он интроецируется, поглощается бездонными глубинами Я, и обнаруживается человеком как «свое космическое иное» в акте саморефлексии, что позволяет ему коррелировать изменения в микрокосме с изменениями, происходящими во внешнем космосе. Человек в состоянии развиваться в универсальную космическую целостность, лишь освещая свой исторический путь предельно высокими значениями — симг волами. Эту вселенскую тенденцию удачно выразил в своих «Мистериях» К. Гамсун, вложив в уста одного из персонажей фразу. «Мы ведь двигаемся вперед только благодаря символам и меняем эти символы по мере того, как двигаемся вперед» (39, 1, 362).

Символ — это не только семантический аналог отношений между микро- и макрокосмом, но и само это отношение, внутреннее отношение космической гармонии, выступающее предметом последнего видения, видения над-ынтеллектуального и над-интеллигибельного, являющегося верхним пределом и познания и бытия. (196, 412-413). Символ не просто знак, замыкающий собой семантическую пирамиду Логоса, он особая реальность, онтология Духа. Символическая реальность и есть высший уровень Бытия. Не случайно у П.А. Флоренского нет разделения сущего на чистое бытие и чистое мышление. Существует лишь целостная символическая реальность, единый Символ, чувственной стороной которого выступает все Мироздание. «Слово есть онтологическая изотропа» (178, 292). Центральная онтологическая максима П.А. Флоренского гласит Бытие есть Космос плюс Символ. «Бытие, которое больше самого себя, — таково основное, — по его словам,—определение символа. Символ — это нечто являющее собою то, что есть он сам, больше его, и однако существенно через него объявляющееся. Раскрываем это формальное определение: символ есть такая сущность, энергия которой, сращенная, или, точнее, срастворенная с энергией некоторой другой, более ценной в данном отношении сущности, несет таким образом в себе эту последнюю» (178, 287).

Мыслить посредством символов, считал Юнг, это значит создавать в себе такое миросозерцание, которое было бы способно воспринимать и расшифровывать символическую информацию, передаваемую бессознательным. Диалог между Человеком и Космосом — это по сути автодиалог микрокосма, осуществляемый на языке символов. Символы — «естественный язык» свободного человеческого духа, «пирамида», в которой хранятся высшие нравственные смыслы, императивы свободы.

Протофеномены морали — элементы символической реальности, они втягиваются в ментальное пространство микрокосма лишь в процессе трансцендирования Человеком себя в Абсолют. Абсолют и есть Протофеномен Сущего, содержащий в себе высшую непроявленную форму Морали. Она является «связующим звеном» между Абсолютом и Человеком. В даосизме Дао в качестве непознаваемого абсолюта конкретизируется в сущем именно посредством высшей морали, обозначаемой понятием дэ. «Содержание великого дэ подчиняется только дао» (67, 1, 121). Высшая форма морали хотя и обусловлена абсолютом, однако осуществляет свои регулятивные функции как относительно самостоятельная ментальная целостность.

Последовательное понижение уровней нравственности в даосизме, замещение высших форм морали низшими связываются со все большим дистанцированием человека от абсолюта — дао. Невероятно, но в древнейшей мировоззренческой схематике явно присутствует идея распаковывания онтолого-семанического континуума, свернутого в пустоту, в вакуум Дао. В книге «Дао дэ цзин» записано «Дэ появляется только после утраты дао; человеколюбие — только после утраты дэ; справедливость — после утраты человеколюбия; ритуал — после утраты справедливости. Ритуал — это признак отсутствия доверия и преданности. В ритуале — начало смуты» (67, 1, 121).

Символическая реальность отнюдь не итог человеческой истории, его предпосылка, исходный пункт. Символ — не просто знак, он обобщенный принцип дальнейшего развертывания смыслового поля человеческой истории, в свернутом виде в нем содержится судьба человечества. «Народ обретает мифологию не в истории, — писал Шеллинг, — наоборот, мифология определяет его историю, или лучше сказать, она не определяет историю, а есть его судьба (как характер человека — это его судьба); мифология это с самого начала выпавший ему жребий... Мифологические представления, какие возникают вместе с возникновением самих народов, определяют их начальное бытие — они должны были разуметься как истина, и притом как вся, как полная правда» (194, 2, 213).

История человечества в некотором роде есть процесс последовательного разрушения, раздробления символического мира на более «тяжелые семантические фракции», какими являются ценности, нормы, знания. Символический универсум, как шагреневая кожа, катастрофически уменьшается в размерах со старением цивилизации, пытающейся «спастись от смерти» окончательным бегством из космоса, защищая от него человеческую витальность путем создания искусственной «второй природы», построенной на строго «научных расчетах». Символы не создаются искусственно, как алмазы, и не выращиваются, как экзотические цветы, в теплицах. Они «загораются» с рождением Человека как космического существа, «ярко вспыхивают» на подступах к крутым поворотам в его Истории и окончательно меркнут со смертью Абсолюта, как только человек утрачивает свою космическую сущность.