Структура семантического пространства бытия

Разнородные семантические монады содержат в себе «алгоритмы», «программы» укоренения субъекта в соответствующих онтологических слоях мироздания. Они также выступают знаковой основой функционирования определенных уровней человеческого менталитета.

Неявные ценности — это ценности, латентно содержащиеся в символах. До поры до времени они пребывают в символической форме, неадекватной их антропному содержанию. Неявная ценность — это символическая форма ценности. Наиболее интенсивно она задействована в семантике поздних мифов. Выделение культуры из культа осуществлялось за счет активизации неявных ценностей в структуре символа. «Размещение динамических пружин культуры, — пишет Станислав Лем, — обычно скрыто от её носителя. Если нарушить семантику одной культуры, общественный порядок может превратиться в дикую анархию» (95, 58).

Неявные нормы могут быть в двух формах: символической и ценностной. На заре цивилизации нормы неявно содержались в ценностно-символической структуре мифов, что позволяло архаичной общности воспроизводиться в качестве некоего социального целого. Нормы первобытной культуры в основном фиксировались через запреты, табу.

Явные нормы через свои латентные формы постоянно «подпитываются» трансцендентными и эвалюативными смыслами, способствующими конституировать внешние формальные предписания в качестве личностных побудительных мотивов к деятельности. Но если отсечь видимую часть «нормативного айсберга» от его «ценностно-символического» основания, явные предписания окажутся «гласом вопиющего в пустыне». Искусственное нормотворчество, игнорирующее исторически сложившуюся латентную семантику культуры и менталитета человека, с неизбежностью ведет к деградации социальных и духовных структур.

Подобного рода общественный катаклизм произошел и в нашем обществе. Подорвав устои религии, заменив духовные ценности культуры идеологическими шаблонами, тоталитаризм тем самым разрушил ценностно-символическую основу неявных нравственных нормативов. Нормы, «освобожденные» от символической и ценностной форм, искусственно «привязанные» к идеологии как ложному сознанию, постепенно утрачивали свою прескриптивную, предписательную функцию. Одной из причин социального хаоса в нашей стране явилось безудержное «нормотворчество», а результате которого была нарушена мера в соотношении явных и неявных норм в пользу явных.

Неявные знания существуют в трех формах: символической, ценностной и нормативной. Известно, что неопозитивизм, столкнувшись с необходимостью учёта в модели познания символических, ценностных и нормативных значений, вынужден был в конце концов смягчить свои жесткие эпистемологические установки. Ещё в 50-е годы М. Поляни пытался обосновать тезис о наличии в любом знании элемента понимания, который он впоследствии назвал «скрытым, неявным знанием». Он утверждал, что эта форма знания определяется практикой и не может быть представлена эксплицитно. Вопрос о «неявном знании», на наш взгляд, должен рассматриваться и разрешаться не в рамках чистой гносеологии, а в границах эпистемологии, то есть в предельно широком контексте функционирования культа и культуры. Существует не одна, а несколько форм познания и, прежде всего, такие из них, которые основываются на символических, ценностных и нормативных формах неявного знания.

Человеческое знание как в фило-, так и в онтогенезе обязано символическим, ценностным и нормативным рефлексивным формам. Лишь на этапе своего классического становления наука частично преодолевает эти рефлексивные формы познавательной практикой, основанной на логических категориях. Система так называемого «завершенного знания» не может порождать новые идеи, она перестаёт быть продуктивной, а потому, скорее, принадлежит не к гносеологии, а к археологии знания. В принципе не может быть логики творчества, логики постижения истины, так как всё качественно новое имеет свою собственную логику, обнаруживаемую чисто эвристическим способом. В основе творчества, в том числе и научного, лежат неявные формы знания.

Знаки более высоких уровней не только подчиняются иным логикам, но и несут более высокий потенциал «смысловой энергетики», позволяющий им более универсально и целостно кодифицировать активность субъекта. От символа к знанию через ценности и нормы идёт существенное понижение регулятивных возможностей знака в связи с энтропией в его энергетическом потенциале. «Символ живёт антитезой логического и алогического, непонятного, — пишет А.Ф. Лосев, — и никогда нельзя в нём от полной непонятности перейти к полной понятности. В вечно нарождающихся и вечно таящих его смысловых энергиях — вся сила и значимость символа, и его непонятность уходит неудержимой энергией в бесконечную глубину непонятности, апофатизма; как равно и неотразимо возвращается оттуда на свет умного и чистого созерцания. Символ есть смысловое круговращение алогической мощи непознаваемого, алогического круговращения смысловой мощи познания» (100, 93).

Дескриптивное знание как эмпирическая истина утрачивает смысловую энергетику, а потому и способность регулировать отношения человека к высшим формам реальности. К. Маркс писал, что «истина, которая понятна сама собой, потеряла... свою соль, весь смысл и всякую ценность. Она сделалась безвкусной, как застоявшаяся вода» (110, 88). Это пантеон истин, утративших человеческий смысл, однако обретших «внечеловеческую» естественную валентность.

Уровень валентности и «смысловой энергетики» знака пропорционален степени интегрированности субъективности в морфологические структуры Вселенной, которую этот знак «программирует», «технологизирует», «алгоритмизирует» и проч.

Символы, ценности, нормы и знания различаются между собой смысловой валентностью. Символ — это «бесконечный знак», то есть знак с бесконечным числом значений, на расшифровку которых уходит вся история человечества. «Хотелось бы указать на тот интересный случай, — пишет А.Ф. Лосев, — когда знак имеет бесконечное число значений. На первый взгляд такой «бесконечный знак» как будто бы является чем-то невозможным, нелепым и бессмысленным... мы будем пользоваться для этой непрерывной семантической текучести... термином «символ» (99, 62 64).

В рамках такого семантического континуума, «символическое значение» в «чистом» виде — это значение, у которого трансцендентная валентность стремится к бесконечности, а дескриптивная — к нулю. «Чистое знание» — это значение, у которого всё «навыворот» — трансцендентная валентность стремится к нулю, а дескриптивная — к бесконечности. «Чистое знание» можно также представить в качестве некоего знака, который, с одной стороны, выступает результатом генерализации природных кодовых зависимостей в дескриптивное основоположение, а с другой стороны — конечным продуктом полного распада символа. Знание — не что иное, как объективный закон природы, «запакованный» в дескриптивный знак.

Символы, ценности, нормы и знания являются специализированными «кодовыми программами», лежащими в основании саморегуляции определенных видов универсумов. «Знак, — писал Гегель, — это пирамида, в которую переносится и в которой сохраняется чья-то чуждая душа» (44, 414). «Душа» универсума имеет свою особую знаковую пирамиду.

Символы — это трансцендентные значения, фиксирующие собой систему связей и отношений между человеческим и космическим универсумами. Они выражают целостность ноосферы, в рамках которой достигается органический синтез человеческого и космического универсумов в единую антропокосмическую целостность. Символ — это пирамида, в которой хранятся смыслы Логоса.

Ценности — эвалюативные значения, фиксирующие систему связей человека с другим человеком и составляющие основу их события. Ценности отражают характер целостности уже не космоса, а человеческого универсума, то есть целостность Человека в качестве особого Рода (человеческий род, человечество). Эвалюативные значения «программируют» процесс присвоения человеком своих родовых сущностных сил. Они синкретично связаны с продуктивной деятельностью человека, с взаимообусловленными процессами опредмечивания и распредмечивания. Посредством ценностей фиксируются, хранятся и передаются из поколения в поколение наиболее существенные для жизнедеятельности человеческого рода высшие императивы и смыслы.

Нормы — дескриптивные значения, фиксирующие связи и отношения, существующие между частичными индивидами в пределах Социума. Они отражают идею целостности социального универсума. Нормы служат средством «пристегивания» человека к «социальной колеснице» в качества «фактора» её движения. Играние индивидами социальных ролей оказывается эффективным лишь при наличии соответствующей детализированной и всеобъемлющей нормативной системы («социальная технология»). Норма — продукт распада ценностей, связанного с объективным процессом отчуждения от человека некоторой совокупности его сущностных сил «в пользу» целостности безличного социального универсума.

Знания — дескриптивные значения, раскрывающие закономерности природного универсума. Они фиксируют связи и отношения, существующие как бы вне и независимо от «гносеологического субъекта», чья субъективность практически сведена к нулю. В рамках природного универсума субъект противостоит объекту тотально в качестве некоего особого объекта, наделенного сознанием.

Конечно же, чистый тип значения можно выделить только в абстрактном научном анализе, примерно таким же образом, как в лабораторных условиях выделяются чистые химические элементы. Любой элемент знаковой системы представляет собой сложную комбинаторику из свойств, присущих всем четырем основным «семиотическим кваркам». В.Б. Ольшанский пишет: «Знания», «ценности» и «нормы» — это полюса абстрактного континуума. Фактически же большинство значений содержат и описание, и оценку, и предписание, располагаются внутри этого трёхмерного пространства. Каждая из существующих в современном мире идеологий занимает особое место между знаниями, ценностями и нормами, в различной степени сочетая в себе эти элементы» (126, 166).

Смешанные знаковые формы изоморфны смешанным онтологическим и ментальным структурам. Они обеспечивают регуляцию отношений на «стыках» универсумов и структурных образований человеческого Я. На семантическом континууме знаковые монады не отгорожены друг от друга китайской стеной, между ними существуют промежуточные, переходные формы.

Между символами и ценностями располагаются «символы-ценности» и «ценности-символы», составляющие семантическую основу мифотворчества. Эти переходные семантические формы «программируют» взаимодействие космического и человеческого универсумов.

Взаимодействие человеческого и социального универсумов «программируют» переходные формы, лежащие между ценностями и нормами. «В социологическом аспекте, — пишет В.А. Ядов, — ценности — нормативы или регуляторы деятельности. Здесь их целесообразно подразделять на ценности-нормы, ценности-идеалы, ценности-средства и т. п.» (143, 48). Описывая структуру ценностно-нормативной системы регуляции человеческого поведения, Б.Д. Парыгин также выделяет в ней огромный спектр значений, различающихся по валентности. «Все нормы, — пишет он, — можно представить в виде норм-рамок, которые жестко регламентируют поведение и взаимоотношения людей в настоящем, и норм-идеалов, проектирующих наиболее оптимальные модели и шаблоны поведения людей на будущее. В свою очередь нормы-рамки включают в себя нормы-запреты и нормы-обязанности» (129, 124).

Высший уровень социальной технологии занимает ценностно-нормативная подсистема нравственной регуляции, состоящая из норм с повышенным уровнем ценностной валентности. Их можно также рассматривать и в качестве ценностей, находящихся ещё в стадии «социальной мутации». Несомненно, социальная активность индивидов, их социальное творчество основываются на сверхнормативном регулировании.

Ценности-нормы вовлекают индивидов в процесс социального инновирования. Они насыщают социальную технологию личностными смыслами и тем самым превращают её в «личностную технологию», в технологию самовыражения, самореализации в социальной деятельности. Такая картина наблюдается, например, в условиях повышенной политизации масс. Модель мира индивида, поляризованная моральными нормами с повышенной ценностной валентностью, «возбуждает» его к созиданию общества с человеческим лицом. «Таблица ценностей, — пишет А. Моль, — предстает перед нами как эталонная система, то есть как своего рода семантическое пространство индивидуума, позволяющее ему помещать должным образом новый элемент, предложенный его вниманию» (116, 81).

Несмотря на то, что данный тип взаимодействия осуществляется на стыке человеческого и социального универсумов, складывающиеся между индивидами отношения ещё не в полной мере субъектно-субъектные. Скорее всего это такие отношения, в которых субъективная составляющая ещё не обрела своей безличной, объективированной формы, а объективная — ещё окончательно не утратила своего субъективного содержания. Такой тип нравственной регуляции можно наблюдать в эпохи перестройки общественных структур под приоритеты общечеловеческих ценностей.

Между нормативной и дескриптивной подсистемами также располагаются промежуточные семиотические формы, программирующие взаимодействие социального и природного универсумов. Со временем социальная технология оказывается перегруженной значениями с весьма пониженной прескриптивной валентностью. Они-то и составляют «нормативно-дескриптивную» подсистему значений.

Нормы-знания и знания-нормы также принадлежат к социальной технологии, так как выполняют функцию регуляции поведения человека в качестве биосоциального существа. По идее лишь «чистая» социальная норма способна обеспечить наиболее полный гомоморфизм между социальным Я и социальным не-Я, между социальной позицией и личностной диспозицией. Однако последовательно упрощая связи между индивидами как социальными функциями, придавая их отношениям все более стабильные социотехнологические формы, «нормативно-дескриптивная» подсистема регуляторов все более и более дробит человеческую субъективность, и, наконец, наступает такой момент, когда «атомарная субъективность» вполне оказывается замещаемой объективированной структурой — «искусственным интеллектом». Как пишет Э.С. Маркарян, «процесс функционирования и развития любых нормативных систем предполагает аккумуляцию определённых элементов знаний о соответствующих объектах» (108, 71).

Ценностное и нормативное значения в их «чистом» виде располагаются на семантическом континууме между символами и знаниями, обладая валентностью, коррелирующей со степенью укоренённости субъекта в человеческом и социальном универсумах. Человеческий род как особый универсум — посредующее звено между космическим и природным универсумами. В трансцендетной антропологии человек есть среднее существо между животным и богом, между животным и ангелом. Антропокосмизм преодолевает взгляд на человека как на промежуточное звено между Космосом и Природой, в нем он Человекобог или Богочеловек, обладающий Логосом, то есть всей совокупностью смыслов, содержащихся в Символе.

«Чистая норма», находящаяся на семантическом континууме между «чистой ценностью» и «чистым знанием», есть, видимо, их «усредненное значение». То есть это такое значение, у которого эвалюативная и дескриптивная валентности между собой находятся в равновесном положении. В норме сняты крайности, присущие как ценностям, так и знаниям, а потому они берут на себя функцию репрезентировать одновременно и природную, и родовую сущность человека, пытаясь ее «свернуть» в сущность социальную. В акте социальной деятельности норма соединяет между собой, казалось бы, несоединимое личностное и вещественное. Так как в социальных нормах неявно содержатся знания, они придают совместной деятельности людей рациональный смысл, подводя к единому шаблонному, стереотипному поведению с различимыми трансцендентными и ценностными эго-состояниями.

По мере расширения Вселенной Человеческого Духа усложняется инвариантная ей семантическая система, постепенно обретающая всё более четкую структуру из явно выраженных подсистем значений, специализированно выполняющих функцию «кодовых программ». Трансцендентные значения своими явными символическими формами составляют основу ноуменального программирования отношений Человека с Абсолютом.

Посредством ценностей, являющихся ядром культуры, моральный субъект беспрерывно реинтегрируется в Человеческий Род.

Прескриптивные значения образуют социальную технологию, а из дескриптивных — складывается наука в её современном понимании. На определенных исторических этапах развёртывания потенций человеческого Духа каждая из этих подсистем семантического пространства обретает относительно самостоятельный статус и явную знаковую форму, а универсум морали при этом достигает более высокого уровня целостности.

Параллельно с развертыванием онтологических структур мироздания развертывается и инвариантная им семантическая структура. Всё время происходит перегруппировка элементов в подсистемах значений в связи с энтропией знака. Возникают новые ценности, нормы и знания, понижается уровень валентности значений, «выработавших» свой энергетический смысловой ресурс. Одни из них вытесняются на более низшие ярусы семантической иерархии, другие обретают «второе дыхание» и начинают инновировать человеческими смыслами, третьи вступают в «нормальную» (нормативную) фазу своего существования и т. д.

Соотношение символов, ценностей норм и знаний в семантической системе прежде всего зависит от степени продвинутости Мироздания к своей более целостной завершенности. Исторически центр тяжести в семантической системе перемещается от символов к ценностям, от ценностей — к нормам и от последних — к знаниям.

Но этот путь связан скорее с предысторией Человека, подлинная его история, видимо, будет обусловлена обратным движением, к Абсолюту, возрождением человека в качестве космического существа, а это означает, что постепенно центр тяжести в семантическом универсуме будет перемещаться от знаний к нормам, а от них к ценностям и символам.

В ценностно-символическом ядре, как и на солнце, периодически происходит флуктуация смысловой энергии, в результате которой на далекую периферию семантического пространства выбрасываются значения, способные поддерживать достаточно высокий уровень негэнтропии в нормативно-дескриптивной системе.

Каждая из онтологий, в которых человек укоренен, воспроизводится им в рамках особых практик, опирающихся на соответствующие семантические подсистемы: символическую, ценностную, нормативную, знаниевую. В них неявно содержится в «запакованном» виде вся тотальность значений, способных фиксировать как актуальные, так и потенциальные отношения всех возможных типов универсумов.

Своим творчеством субъект осуществляет распаковывание семантического континуума (121, 163), которое естественным образом ведет к появлению многообразных знаковых форм, специализированно программирующих, алгоритмизирующих разнообразные формы человеческого бытия: космического, родового, социального, природного. Каждая из форм семантического континуума распаковывается посредством специфических практик, какими являются трансцендирование, актуализация, социализация и дескриптивизация.

История человечества — это непрерывный процесс распаковывания семантического континуума, изначально свернутого в «семантическом вакууме» Логоса, Слова, Символа. Этот процесс обусловлен креативной функцией человека, связанной с достраиванием космоса «до верху» (ноосфера), с созиданием своей экзистенцией промежуточных онтологических слоев (родовой и социальный универсумы), а также с реконструкцией части космоса в проекцию своей собственной витальности (природный универсум).

Предлагаемая нами модель семантического пространства человеческого бытия позволяет на наш взгляд, решить ряд важных методологических задач, связанных с декомпозицией семантической протомонады: во-первых, выявить знаковую определенность различных форм морали; во-вторых, связать в единую систему разнородные регулятивные механизмы морали и суббординировать их по месту и роли в воспроизводстве универсальных связей и отношений; в-третьих, определить «моральный потенциал» универсумов, который, видимо, пропорционален уровню целостности, с которой в них интегрирована человеческая субъективность.