Глава 24. В половине десятого я отправился на работу

В половине десятого я отправился на работу. В машине я включил местную радиостанцию и услышал о том, что случилось в школе. Не включи я радио, то, как идиот, приехал бы в мэрию.

Находящийся прямо там репортер захлебываясь вещал о, как он выразился, «необычайных и трагичных событиях, происходящих сейчас в школе». На заднем плане ревел неумолчный сигнал пожарной тревоги.

Я продолжал вести машину. Голос репортера стал приглушеннее, словно он удалялся от сирены.

Затем передача оборвалась.

Вещание продолжалось с радиостанции, и дикторский голос сказал:

– Видимо, возникли какие‑то проблемы с прямым вещанием. Пока мы можем сообщить вам, что во время первого урока, примерно в восемь пятнадцать, в школу прибыла полиция. Они хотели побеседовать с местным футбольным феноменом, Кайлом Джонсоном, после того как стало известно заключение коронера, из которого следует, что подруга Кайла, Черил Карпентер, чей труп был извлечен из утонувшей машины, была задушена.

Согласно нашим источникам, Кайл Джонсон был вызван по школьному радио в кабинет директора. Несколько секунд спустя послышались выстрелы. По словам очевидцев, директор, направлявшийся в сторону класса Кайла, повернул за угол коридора и столкнулся с Джонсоном. Возникла борьба, раздались два выстрела, и директор упал. Свидетели видели, как Кайл вбежал в мужскую раздевалку, держа пистолет, из которого только что выстрелил. На этом наши сведения пока обрываются. В настоящий момент мы ждем подтверждения из полицейских источников. Пока никакого официального сообщения не поступало.

Я знал: если Кайл выйдет из раздевалки, нам всем конец. Вопрос был прост: останется Кайл жив, чтобы рассказать, или пустит себе пулю в лоб? Последует ли он за своей подругой и нерожденным ребенком?

Стрельба была час назад, и школа, когда я подъехал к ней, уже обрела сюрреалистический вид. Три патрульные машины шерифа, две пожарные машины и зловещий черный фургон успели прибыть на место происшествия. «Скорая помощь» остановилась прямо перед главным входом. Дверцы были открыты, но машина оставалась пустой.

Я сидел в своей «сайтейшн», припаркованной несколько в стороне, – нелепая фигура на обочине развертывающейся драмы. Радио продолжало вещание то из студии, то из школы, то снова из студии – передавали сведения о Кайле Джонсоне, кто он и что. Передачу ретранслировали другие ведущие станции. Мы обрели национальную известность.

Ситуацией занялось управление шерифа. Меня даже не вызвали. Наше управление задвинули на задворки. Полицейская лента отгораживала фасад школы. Ученики толпились на автостоянках – в большинстве без верхней одежды, ежась от холода или притоптывая. Школьные автобусы стояли нос к носу у проволочной ограды, из глушителей в холодном воздухе курился дымок, но в них никто не садился.

Микрофон был снова в руках того же репортера. Мне было видно, как он вещает, стоя у самого края полицейского ограждения. Берет интервью у учеников. Очевидцы внезапно превратились в знаменитостей. Они говорили, захлебываясь, как говорят дети, когда хотят сразу выложить все. У них за спинами телевизионщики расспрашивали других учеников.

Я протолкался через толпу ребят, увидел кучку секретарш, пугливо разговаривающих между собой. Вид у них был подавленный. Они, разумеется, убежали из здания, как и учителя, которые стояли особняком: унылые рубашки с короткими рукавами, карманы с защитными клапанами, очки – привычные мишени для подростковых проказ, растерянные, озирающиеся. Некоторые написали номера своих классов на листках бумаги и держали их, будто плакаты. Простейшее правило в случаях природных катастроф (обычно торнадо) – найти своего классного руководителя, чтобы можно было подсчитать уцелевших.

На школьной крыше встали две фигуры и подняли забрала, открыв свои лица, затем материализовалась еще одна такая же и еще одна, – видимо, тревога миновала. Один из них говорил в рацию, и я догадался, что все уже произошло. Судьба Кайла Джонсона свершилась.

Я пошел к главному входу. Мэр сидел в своей машине и говорил по рации. Сидел он боком, спустив ноги на асфальт. Я направился к нему.

Он поглядел на меня и сказал:

– Кайл покончил с собой.

И, со стыдом признаюсь, услышав эти слова, я испытал облегчение.

Мэр втянул ноги в машину и продолжал говорить по рации. Дверцу машины он захлопнул.

Репортеры, освещавшие происходившее, еще не знали, что все кончилось. Один подошел ко мне, когда я направился к главному входу, и осведомился о моей фамилии. Помощник шерифа оттолкнул репортера, но мне пришлось назваться этому помощнику, прежде чем тот пропустил меня, хотя я был в форме. Я услышал, как репортер произнес мою фамилию в микрофон – он назвал меня представителем местных сил правопорядка.

Тэннер, директор школы, погиб в унылом коридоре, который ответвлялся от центрального. Вблизи трупа я увидел Фишера. Он рассказал мне, что, вызвав Кайла по школьному радио, Тэннер тут же передумал и вышел ему навстречу. Фишер сказал, что шел прямо за директором, который свернул в коридор и внезапно столкнулся с Кайлом, и тот выстрелил инстинктивно от мгновенного испуга.

Фишер сказал, что с тем же успехом мог получить пулю и сам. У Тэннера никаких шансов не было – первая пуля смахнула накладку с его головы. Фишер еще не знал, что Кайл мертв. И продолжал говорить о себе, о том, как близок был к смерти. В его глазах стоял страх.

Тэннер лежал на каталке, прикрытый белой простыней. Он умер перед лабораторным кабинетом. Я заглянул туда. Разило формальдегидом. Рядом с дверью стоял пластмассовый бочонок с эмбрионами поросят, а на противоположной стене висел плакат: анатомия свиньи. Тишина вокруг не соответствовала ужасу того, что произошло. Полосы утреннего света ложились на пол, за окном я увидел футбольное поле.

Оно выглядело почти мирным.

Спустя несколько минут появились шеф и Бейнс с торжественно‑мрачными лицами. За ними по коридору шли другие полицейские, мне неизвестные.

Фишер подошел к шефу, который сказал тихо:

– Кайл мертв. Разнес себе голову.

Оставался вопрос, сказал ли Кайл что‑либо? Не оставил ли он записки?

Но чтобы получить ответ, мне предстояло ждать.