День седьмой

В последний час! Новости! Сенсации!

Папарацци пришлось убегать от ручного крокодила!

Оргия на пляже: звезды потеряли стыд и срам!

13‑летний мальчик будет сидеть в тюрьме пожизненно!

Пропавшего депутата нашли в бочке с цементом!

ОНО упадет на нас! ОНО прилетело с Марса!

10:03

…можно в масле…

Телефон зазвонил в ту секунду, когда Сергей взялся за вытертую добела дверную ручку из бронзы. Потянуть на себя, как предлагала солидно исполненная надпись слева от двери, не успел. Заиграли «Амурские волны», Сергей едва удержался, чтобы не чертыхнуться…

Нет, нельзя! Птич‑ка!..

…Сошел со ступенек вниз. Извлек поющий мобильник из нагрудного кармана рубашки:

– Слушаю!

На номер взглянуть не успел, но сразу догадался. Кому он еще нужен с утра пораньше?

Выслушал, улыбнулся криво:

– Ничего…

Вспомнил покойного деда, знавшего все стихи Есенина наизусть:

– Ничего! Я споткнулся о камень. Это к завтраму все заживет!

Догадается ли симметричный приятель, о чем речь, парня не интересовало. И здесь нашли! А он специально взял отгул до обеда, чтобы не беспокоили.

…А все‑таки, невиданная вещь. Микки первым делом поинтересовался его самочувствием! Пусть скучным, казенным голосом; скучными, казенными словами. Или зеркальный просто работоспособность Сергея на контроле держит?

– Просьбу помню. Обещания я никакого не давал. Персонажи из списка нужны вам, Микки, а не мне. Между прочим, я отгул именно для этого взял. Сейчас в областную библиотеку иду.

Еще послушал, усмехнулся от души:

– На Всемирной помойке свет клином не сошелся, Микки! Вы бы не в мусоре рылись, а книжки почитали. Полезно! Думаю, после полудня звякну. Телиц на всякий случай приготовьте. Можно в масле. В сливочном.

Выключил мобильник, вернулся на ступеньки. Открывая дверь, прикинул, способен ли приятель Микки читать мысли на расстоянии. Не то, чтобы Сергей соврал зеркальному, но и всей правды не выложил. Если читает мысли – пусть его! Катись ты, ходячий арифмометр, прямиком…

…Подальше. Извини, синичка!

10:20

…моя любовь, которой нет предела…

– До 1921 года издания не сканированы, – с плохо скрытым раздражением пояснила библиотекарша. – Газеты на руки не выдаем, не то состояние. Хотите, поищем микрофильм? В соседнем зале есть аппарат, кажется, он еще работает. Качество не слишком…

Сергей кивнул. Пусть будет микрофильм, пусть в соседнем зале. Все‑таки повезло! «Пройти нужной дорогой,» – велела синичка. Что ж, он попытался.

Поздно вечером, удержавшись от соблазна в виде последней сигареты, рыжий положил на стол лист бумаги. Компьютеру он доверять перестал. Дорогу решил проходить с конца.

Разговор!

Музыка не хотела распадаться на слова. Начало вспомнилось с точностью до буквы: о цвете шевелюры, о возможностях современной техники. Потом…

«Времени мало, поэтому я вам должен… должен…»

Свои слова Сергей записывать не стал. Не забудет! Тут музыка обрывалась. Короткий заключительный аккорд…

«Сейчас я не могу вам ответить…»

Естественно! Госпожа Вяземская, Евгения Феоктистовна, стоит в двух шагах. Или того хуже, в ухо дышит.

«Не могу, извините…»

Неужели все?

«Благоволите просмотреть раздел объявлений газеты «Полуденный край». Завтрашней или послезавтрашней. Обязательно просмотрите! На всякий случай помещу объявление еще и в…»

Конец аккорда. Обрыв!

«Всякий случай» остался тайной. А вот «Полуденный край» – издание известное. Тогда, на площади, дни совпали. 10‑е сентября – плюс почти век. Значит, объявление было… будет… Десять плюс семь. Или десять плюс восемь.

На экране серое боролось с еще более серым. Микрофильм образца бурных восьмидесятых: слева, справа – полный туман. Резкость регулировалась, но помогало слабо. Аршинные буквы «П» «О» «Л» «У» – и далее по тексту – читались прилично. Но слепой шрифт четвертой страницы расплывался последним апрельским снегом.

«Куплю…», «Куплю…», «Куплю…». Целый столбец с половиной. Столько же «Продам». «Утеряно» – чуть меньше, «Ищу спутника для поездки за границу» – всего три. Экскурсии… Экскурсии?! Сергей помотал головой, вгляделся. Как это понимать? Гражданская война в разгаре, скоро падет Курск, а предки в Святогорский монастырь ездят? С завтраком и фотографированием «на фоне красот Северского Донца».

«Красотъ…»

«Пропала собака…», «Пропала собака…», «Убежала…». Кошка? Жена? Нет, тоже собака. «Сниму…», «Мастер восточного массажа». «Адвокатъ», «Изкусный адвокатъ»…

«Крысоморъ»! О боже!

Сергей потер ладонью уставшие глаза. Смотрим дальше!

Следующий номер читался лучше. Буквы бодрее, серости меньше. «Куплю…», «Куплю…», «Продам…». Восточный массаж и красоты Донца. Кошки, собаки, адвокаты, боны… Нет, бонны!

«Рыжему парню с площади».

Средний столбец. Середина. Три короткие строчки. Текст расплывался, исчезал, тонул в нахлынувшем тумане.

Рыжему парню с площади Shakespeare's sonnets, 23 Instead of "Book" with a "Memory"

Все‑таки прочитал.

Перевел.

Подозвал сотрудницу, отчитался о состоянии аппарата‑ветерана.

Микрофильм отдал, поблагодарил.

Сонеты нашлись в соседнем зале, на полке у входа. Затрепанное издание‑билингва. Слева Шекспир, справа Маршак:

As an unperfect actor on the stage

Who with his fear is put besides his part,

Or some fierce thing replete with too much rage,

Whose strength's abundance weakens his own heart.

Сергей понял, что напрасно заканчивал лицей с английским уклоном. Ладно, пусть будет Маршак! «Как тот актер, который, оробев, теряет нить давно знакомой роли…»

Как тот актер, который, оробев,

Теряет нить давно знакомой роли,

Как тот безумец, что, впадая в гнев,

В избытке сил теряет силу воли, –

Так я молчу, не зная, что сказать,

Не оттого, что сердце охладело.

Нет, на мои уста кладет печать

Моя любовь, которой нет предела.

Так пусть же книга…

Нет, не книга. Instead of "Book" with a "Memory". Память! Память…

Так пусть же Память говорит с тобой.

Пускай она, безмолвный мой ходатай,

Идет к тебе с признаньем и мольбой

И справедливой требует расплаты.

Прочтешь ли ты слова любви немой?

Услышишь ли глазами голос мой?

10:20

…но ведь хорошо!..

Валентин‑Валюха, в душе – художник‑концептуалист, по жизни же – халтурщик широкого профиля, отхлебнул из бутылки пива: теплого, противного. Вытер платком вспотевшую лысину, недобрым словом помянул бородача‑приятеля. Заодно и себя самого выбранил. Дернуло же показать этому барину новую, да еще и незаконченную работу!

…Не работу, конечно. Халтуру! То‑то зазнайка кривился, нос воротил. Вслух, конечно, одобрил. Восхитился через губу! Но тридцать лет знакомства – не шутка, пустыми словами друг друга не обмануть.

Валентин отошел на шаг, к выходу из гаража. Бородатый творил в кирпичном, с отоплением, на долю лысого выпала ржавая «ракушка» с протекающим потолком. В дождь не поработаешь, про зиму и говорить нечего. Электричество грозятся отрезать за долги. Соседи в милицию пишут: мол, наркоту в гараже бодяжит.

Приоткрыв ворота, он впустил солнечный свет. Да, не Джозеф Кошут, не Роберт Раушенберг. Не Клейн и даже не Ванесса Бикрофт с ее мальчиками в розовых трико.

Но ведь хорошо!

Валентин снял с полки пачку фотографий, всмотрелся, цокнул языком. Мебель, говорите? Пусть будет мебель. А вы сделайте так, чтобы сантиметр в сантиметр, рисунок в рисунок. Тут не детали важны, не мелочи, которые приходится выверять чуть ли не с микроскопом.

Образ!

Он прищурился, представил, как все это будет выглядеть в нужном антураже, и мрачно хмыкнул. Окна! Кнао‑кнао‑кнао! Жаль, на публику не выставить, в договоре на этот счет особый пункт прописан. Тут бы и Ванесса Бикрофт, и Сол ЛеВитт, будь он жив, паразит, иззавидовались бы, горькой слюной изошли!

Окна! Ха!

Валентин повел плечами, помассировал шею. Пора за дело. И срок подходит, и заказчик нервный, хуже бабы. А все‑таки неплохо! Да что там – неплохо. Отлично!

Пиво в бутылке показалось свежим и холодным.

Продолжим!

14:01

…может быть, вы попытаетесь, Микки?..

Камень падать не спешил.

Завис над крышами – огромный, круглый, в сколах и трещинах. Вершина срезана, по поясу‑диаметру – ожерелье глубоких вмятин. Парил, грел бока под сентябрьским солнцем. Тучи, с утра ползущие над городом, ушли. Распогодилось. Самое время накопить тепла на зиму!

Собралась, забурлила толпа. Из дома, над которым нависла глыба, с визгом и причитаниями выбегали жители. Выносили вещи, потом стали вытаскивать мебель. Милиция, пожарные, пресса…

Через час кричать перестали. Толпа поредела, мебель начали заносить обратно, несмотря на вялое сопротивление ментов из оцепления. Прилетел вертолет – юркая стрекоза. Протрещал, прошумел, облетая диво.

Камень висел. Что ему, камню?

Через три часа привыкли. Если и смотрели вверх, то от случая к случаю. В небе места много. Висит? Ну и ладно!

– Иногда думается о скверном, – Владыка Камаил Девятый отвел взгляд от беспардонного летучего булыжника. – Сейчас, например.

Трость Пятого из Седьмой Череды ударила об асфальт:

– Скверные мысли? У вас? Быть не может, шеф!

Владыка даже головы не повернул.

– Не пытайтесь льстить, преданный Микки! Хуже у вас получаются только стихи о любви. Судите сами! Вначале мы выясняем, что точных копий Изделия – две. Причем если одна спрятана, то ко второй доступ открыт. Вы даже предположили, что есть третья – здесь, в городе. А я сделал следующий шаг…

Беседа проходила не в кабинете, не в конференц‑зале – на улице, у открытого кафе. По этому случаю Владыка облачился в узкие брюки‑дудочки и желтую рубашку с черными пятнами. Симметричный игемон в офисном костюме смотрелся рядом с ним диковато.

Из предосторожности говорили тихо. Не «Ковчег», а просто «Изделие».

– Так вот, я сделал следующий шаг. Я запросил информацию по Изделию у руководства нашей конторы. Говоря конкретнее, у шестикрылых граждан.

– Не дали? – изумился Микки.

В ответ – смех:

– Сведения мне прислали. Три толстых пакета! Это оказались земные байки, записанные больше двух тысяч лет назад. Но даже если опираться на них… Какая у нас гарантия, что в столь надежно охраняемом тайнике – настоящее Изделие? Его могли подменить как минимум три раза – если не считать таинственной пропажи в правление Иосии, когда его якобы вывезли в надежное место.

– Четыре, – уточнил зеркальный. – Первый был, когда его захватили филистимляне у Авен‑Езера. Что именно возвратили иудеям, никто толком не проверял. Зато свидетели гибли батальонами. Потом при Соломоне, когда к сыну Давида приехала царица из Савы…

Владыка кивнул:

– Итак, мой дотошный Микки, мы имеем право с одинаковой долей вероятности предположить, что Изделие пребывает в помянутом тайнике – или где угодно. Под развалинами Таниса в Египте, на острове Элефантина, в подземельях Храмовой горы. В соборе Святейшей Девы Марии Сиона, что в эфиопском Аксуме. Типичная схема хорошо продуманной дезинформации. Такое впечатление, что кто‑то пытается скрыть факт пропажи. Я говорил вам о ядерной реакции? Теперь мы имеем самую настоящую бомбу.

Оба посмотрели на разнежившуюся под солнцем каменюку. К глыбе приближался настырный вертолет.

– Похоже на священный камень Изиды, – предположил Микки. – Размер в самый раз. И цвет такой же…

Подал голос телефон. У рыжего Сергея пели «Амурские волны», у Микки заиграл марш из «Звездных войн».

– Слушаю!

Слушать пришлось долго. Все это время Владыка Леопард любовался камнем. Вертолет улетел, уехала пожарная машина. Рядом с круглой громадой вознесся воздушный шар с бодрым слоганом: «С нами надежно! Страховая фирма «Стикс» гарантирует!».

– Скорее всего, Аксум, шеф, – Микки спрятал телефон. – Начальник экспедиции, где работал известный нам фотограф, одолжил у него аппарат для своего двоюродного брата. Тот был военным советником в Эфиопии. Привез оттуда кучу снимков: храмы, гробницы, развалины…

– Сергей сообщил? – Владыка не удержался от ехидной улыбки. – Какой незаменимый у вас агент, Пятый из Седьмой Череды! Но как он узнал то, над чем работает вся ваша доблестная группа?

– Спросил у самого начальника экспедиции. Договорился с ним о встрече в библиотеке и… И узнал.

Леопард повернулся: резко, словно сбрасывая цепи.

– Договорился – и спросил. Как просто, Микки! Почему этого не сделали ваши сотрудники? Чем они занимались, игемон?

Серые пиджачные плечи еле заметно дрогнули:

– Обеспечивали операцию, шеф. Кофе тоже кому‑то нужно заваривать.

– Похвально, мой предусмотрительный Микки! Игемон должен заботиться о своей Череде. Люди‑человеки – всего лишь расходный материал.

– Шеф?!

На этот раз от невозмутимости Микки не осталось и следа. Владыка же, напротив, сделался безмятежен. Вновь поглядел на камень, дремлющий между небом и землей, улыбнулся:

– Логическая цепочка: видение на площади, фотоаппарат, Эфиопия, собор Святейшей Девы Марии Сиона, Изделие… Что следующее? Должностное преступление кого‑то из Высших? Такая цепочка, Микки, утянет на дно не только случайного смертного агента. За себя не боитесь? Закон – Законом, но если кто‑то из Серафимов поймет, что мы об этом узнали, камень Изиды может упасть не только на вашего Сергея. Простите, нашего.

– Не боюсь, Владыка, – твердо проговорил игемон. – Мы тоже Высшие, мы присягали Отцу, Он защитит слуг своих. Люди же, работающие с нами, не выдают тайн. Стандартная процедура обеспечения безопасности, шеф! Кстати, если Ко… Если то, что в Аксуме, настоящее, становится понятно, что случилось с фотоаппаратом. Зафиксировав на пленке Изделие, он стал в какой‑то мере его частью…

– Теорию я знаю, – перебил Владыка. – Кто бы мне объяснил, что происходит в городе! Может быть, вы попытаетесь, Микки?

23:40

…мало кто спал в эту ночь…

– Па! – орала в трубку длинноногая девица, не обращая внимания на толпу, напиравшую со всех сторон. – Да проснись же, па! Опять сериал про киллеров смотрел? Па, тут целый Ад и Израиль! В окно выгляни! Что?! Фейерверк? Ну, па, это даже не смешно. Я еще погуляю часок. Или до конца света, как повезет! Нет, не бомбят. Просто красиво, все на улицах. С миллион будет, точно. Целую, па!..

– Конец света, – брюзгливо прокомментировал случившийся рядом пожилой гражданин. – Конец света, конец звука… Ничего у них нет! А что красиво, это да. Это они умеют!..

В городе, над улицами, проспектами и скверами…

На балконе отеля, забыв обо всем, визжал от радости Знаменитый Режиссер. Подпрыгивал, причмокивал губами, держал рукой спадающие трусы. Oh, Madonna Santa! О, Святая Заступница, спасибо тебе, милостивая и терпеливая! Какое счастье, что Ты надоумила приехать сюда, в эту ледяную тундру к варварам, к милым, хорошим, добрым варварам. Barbara carina! И пусть теперь Голливуд плачет, рыдает и пресмыкается во прахе. Жалкие ремесленники, тупая деревенщина, zotico muto!..

Режиссер смотрел в небо – и видел финал своего великого фильма. Нет, он видел весь фильм, grande, unico! Именно так все и будет, кадр в кадр. Нет, лучше, еще лучше, non rappresentati! Подошедшему секретарю был дарован смачный поцелуй. Не в шею – в покрасневшее ушко.

В городе, где мало кто спал в эту ночь…

Большой Начальник высыпал на стол содержимое домашней аптечки. Долго перебирал лекарства, не найдя нужного, шагнул к подоконнику. В любимом мультфильме его детства симпатичный, пусть и отрицательный персонаж хвастался на весь телеэкран: «А нюх как у собаки, а глаз – как у орла!». Большой Начальник давно понял: такие монологи опасно произносить даже про себя. Однако нюх имел изрядный, и когда днем зазвонил проклятый телефон…

…Из канцелярии Президента. Вежливо, с легким, очень легким оттенком озабоченности. Как, мол, у тебя, мил человек, с обеспечением безопасности? Ведь если что…

Переводчик, встроенный в мозжечок, тоскливо бубнил:

«Уроем, сука! Уроем!..»

Доложил, что есть. Порядок восстановлен, в городе тихо. Правду сказал? Правду! Попрощались, пожелали успехов. «Если что, в асфальт закатаем», – шепнул мозжечок.

Большой Начальник глядел в окно. Незримые персты, скользнув по стеклу, вывели багряной киноварью: «Мене, мене, текел, фарес!»

Уроют…

Не испугался. То ли подействовала выпитая час назад валерьянка, то ли просто надоело бояться.

В городе шел дождь – с раннего вечера, как только погасли последние отблески заката. Зарядил – не остановишь.

Огненный дождь.