Программы словесных настроев на воду, направленных на исцеление и профилактику конкретных разновидностей недугов

В этом разделе вам предлагается девять вариантов прохождения курса исцеления при помощи талой воды. Каждый курс направлен на строго определенную группу недугов и рассчитан на 21 день, то есть на три недели. И на каждой неделе будет свой текст настроя. Каждый вечер вы будет ставить воду на заморозку по предложенной выше схеме. Каждое утро будете воду по той же схеме размораживать и заряжать словесной информацией. После этого заряженную талую воду нужно будет выпить.

Итак, на каждую неделю будет свой текст настроя. То есть всего получается по каждой группе недугов по три текста. И каждый текст построен по строго выверенным законам ритмизованной прозы, которая транслирует авторские и исполнительские вибрации на нулевую матрицу воды. Ни слова, ни буквы в текстах менять нельзя, поэтому читать их следует строго по бумажке, не отрываясь и уж тем более не отвлекаясь. Перед началом новой недели (лучше всего, если будет воскресный вечер) вам надо будет переписать текст этой недели по вашей группе недуга на отдельный листок. Утром вы этим листок накроете миску. И листок так и будет лежать на миске, пока лед не станет талой водой. когда же вода уже будет перелита в стакан, вам надо будет взять листок и прочесть вслух – громко, с выражением – текст словесного настроя. Тем самым вы зарядите воду с нулевой матрицей необходимой для вашего здоровья информацией. Отложите листок и выпейте воду. Повторяйте эту процедуру в течение семи дней. После седьмого раза листок с настроем следует сжечь, а вечером этого дня переписать из книги новый настрой, с которым проделать все то же самое, что и с настроем прежним. И так опять неделю, в конце которой и второй листок сжигается. На третьей неделе – третий текст по той же схеме с его сожжением в двадцать первый день, завершающий всю программу. Как видите, схема очень проста. Ну а теперь сами тексты словесных настроев.

Словесные настрои на воду при недугах сердца и сосудов

Первая неделя

Все на свете легко окунается в дымку усталой зари. Там зима ненадолго прощается с прошлым. Просто очень смотреть на звенящую воду. В ней кристаллы систем хрусталя. Только здесь через лес протекает желание понять пустоту. Дикий ветер тревожит моря. Реки прячутся в сонных распадах. Дни взлетают на равные доли небес. Остается покинутый кем‑то когда‑то вполне себе радостный сад. И молчание над помыслом вьюжным. И снег. И былые свечения среди этих елей. Так легко продвигаться по уровням света. так хочется верить былому. Вода продолжает спешить все туда же, откуда приходят все воды на свете. Все стремления давно уже сотканы еле заметной на фоне окна пеленой. и легко признаваться в пустых обещаниях. И верить легко. И легко устремляться туда, где волна набегает на новую эту волну. Навсегда.

Вторая неделя

Вся вода собралась на пригорке, куда спешат эти нервные тучи. Так усталость проходит, и отдыхом это назвать тоже нынче нельзя. Простираются дни до пределов иных. На волне пролетает куда‑то прекрасная птица. Ей легко и спокойно. Ей хочется жить и любить. А страдать эта птица совсем не умеет. Не дано ей понять то, что может понять даже кто‑то другой. Убегать от слепящей жары можно даже в присутствии горького этого света. Можно двигаться дальше по теплому этому кругу, летящему в сторону прежних надежд. Только вера в грядущее может спасти. И шагнуть надо в воду. И забыться в воде. И лежать просто так, предаваясь спокойствию вечного этого света, идущего прямо от ласковых волн. Когда‑нибудь мудрость дарует способность любить и прощать, сомневаться и верить. Надеяться. Прошлое сделает мир как – то даже чуть ближе к воде родника.

Третья неделя

Здесь придется что‑то забыть, а что‑то придется и вспомнить. Все обиды пройдут в тишине нынче сами собой. Посмотреть можно будет на солнечный лучу. Свет качнется. Волна простирается к берегу, пену роняя на скользкие эти сомнения всех чаек на свете. Когда‑то тут будут проделаны музыки звучной нелепые ноты. И звуки столетий смогут долго еще продолжать и тревожить своими стремлениями жить и творить облака, что готовы к любви. Им легко. Им свобода дана, а вода так похожа на них. И мечтать тут приходится многим о том, что выходить тут не страшно под дождь или даже в туман. Ничего нет грустнее, чем ветер терять в этой страшной глуши. Тут легко проходить, чуть касаясь макушкой усталого облака. Век еще сможет приблизить уверенность карты, за которой скрывается вечности эта волна.

Словесные настрои на воду при недугах позвоночника и суставов

Первая неделя

Для Луны невозможного больше нет. Все уже для нее решено за пределами самого странного света. И туча улетает туда, где легко. Тут спокойствие многое очень хранит. Продолжение здесь видится мягким. Спокойно пока на душе. Звон такой разливается в сферах иных, что просторы его поглотить не готовы для успеха грядущего. Эта волна так стремительно бьется о берег, что хочется вновь созерцать все слова в тишине. Тут дорога куда‑то слегка завернула. Тут многое сделалось ветром из вечного летящего звука над миром вместе с этой метелью. Она заметает собой все слова. Все уже прочтено и забыто. Все сделано. Нет уже света, чтоб двигаться дальше. Молчать тут чуть проще. Чуть проще дышать, чем казалось до нового знака пустого созерцания среди всех на свете сияний великой Луны.

Вторая неделя

Каждый раз продолжение бывает возможным. Тут легко находить те причуды, которым дано подчиняться дорогам звенящего этого сна. Все так просто на свете. Вода продолжает спешить к родникам. Видеть можно и шутку, и даже сомненье. Знать тут можно былое. Легко созерцать этот мир за пределами знака зари. Видеть этот восход, видать этот закат в океан. Просто думать, что будто все просто на свете. Отворить все ворота. Впустить этот воздух их теплого этого звука. Забыть про обиды. Открыть для себя коридор тишины. И признаться в любви. И решить все на свете задачи. И духом проникнуться радости вместе с решеньем идти к пустоте. И понять, как легко перенять этот плеск этих волн и шум родника. И бывает, что даже и радость уходит под самую звонкую сущность замерзшей зимою воды.

Третья неделя

Снег все может. Для снега давно уже нет никаких продолжений. Любое сомнение готовится сделать свой мир чуть стремительней. Каждому выдан закон тишины. Эта радость готова забыться, пока еще важность былых обещаний не слилась с тишиною, летящей на самый рассвет. Тут туман все заполнил. Там многое стало причиной сменить этот вид на похожий хоть чем‑то. Сделать легче всего грань решений, смешав ее с гранью свершений. От свежих лучей сразу стало легко на душе. В этом мире все просто решается. Можно простить тишину и подвергнуться радости теплого пения. Можно бегать по крышам. Можно думать о радостях жизни. И жить. И жить будет проще. Направленно движется в сторону света чужая волна океана великого. И в каждом ее измышлении есть что‑то такое, что делает этот мир еще лучше, чем был он в самом близком от нас прошлом. Будущее будет прекрасно. Достичь гребня волны – вот счастье.

Словесные настрои на воду при недугах дыхания

Первая неделя

Небо смотрится в море. Молчащим даны подражания в себе навсегда. Кто‑то видит желанья, примятые свежим морским этим запахом. Тут легко созерцать. тут легко признавать все права на слова. Видеть можно тут волны. Тут просто все соткано в радость былого. Так хочется видеть себя наверху этих волн летящим туда, где все радости мира сливаются в водных глубинах. Решить надо многое. Свет продолжает струиться туда, где все просто и даже легко. Трудностей нет там, а есть только вера в желанья. Желанья не знают сомнений. Прочитаны книги по правилам. Резвые звуки слетают с вершины на голую эту прозрачность всего, что могло сохранить тишину на пределе всех мыслимых звуков. Источник живительный полнит собой весь воздух всего, что всех нас окружает. И хочется жить. И вдыхать этот воздух от моря.

Вторая неделя

Нет границ между прошлым и будущим. Нет ничего, что могло бы сравниться по радости с тем, что еще созерцало себя в этом приступе лета, когда‑то пришедшего в мире и забывшего все, что могло оставаться до самого нового срока в этой вот тишине. И в воде. Смелость новых сердец исполняет желания любые. Оторваны знаки. Все просто. Все уже решено, до пределов заполнены трюмы. Пора отплывать, оттолкнувшись рукой от причала. Кто видел все это, тот очень легко сможет это понять даже в радостях первого сна, от которого легче немного становится. Правда становится правдой и правдой всегда остается. Лицезреть этот мир позволяется в радости мира всем тем, что поможет себе отказаться от самых глубоких глубин океана, где господствуют странные рыбы. Цветы распускаются в свете усталой зари.

Третья неделя

Остаются снежинки на мерзлом стекле. Слишком просто все сделано. Слишком спокойны слова обещаний, что легко тут давались до самых краев. Заполнялись тяжелые ведра водой. Становились слова ближе к радости. Сущность всех звуков на свете тут сливалась с решеньями нового века. Пора уже было спешить в тек края, за которыми кроется что‑то такое, что вьюга бессильна понять и отбросить подальше. Что вьюга? Ей спокойствие снится. Ей хочется встретить сомнение и выгнать его за пределы желаний. Вода в том ведре так свободна казалась. И дождь бил по крышке ведра. И лежало все так же в крыльце коромысло, как когда‑то лежало до этого времени. Прошлое делалось ближе. Спешили желания куда‑то. И думалось, будто кому‑то тут тоже бывает легко. Все дороги прочитаны. Собраны мысли. Решения давно уже приняты.

Словесные настрои на воду при недугах нервной системы

Первая неделя

Ночью видеть приятно вдали огонек. Созерцать тишину тоже очень приятно бывает. Кто‑то будет молчать, кто‑то станет петь песни о вечности. Плыть по реке так легко, так спокойно, так свободно. Так размеренны эти старания, легки эти звуки, парящие в вечности. Так легко созерцать все на свете. Любое желание становится светом бессменной зари. Так легко продолжать этот звук. От него все уходит куда‑то в прозрачные эти свечения былого. Тут заря еще долго рождает способность себя продолжать и дрожать под изрядною стрелкой скупого на ласки дождя. Видеть легче всего тишину в этих звуках, ломать все прожитое некогда, верить в стремленья. Созерцать эти знаки глубин океана. Смотреть, как стремятся по новой воде к тишине эти звуки нанизанных бусин предутренней в листьях росы.

Вторая неделя

Место славно это смеяться готово уже над собою среди всех на свете открытий и прочего вывода. Вместе с величьем волны протекают все воды, которым бывает так важно лицезреть эти радости прежнего смысла в глубоких мечтаньях летящей куда‑то под утро прелестной зари. От нее на душе так спокойно вдруг стало. Все радости мира туманом наполнены. Где‑то, когда‑то были выпиты литры прекрасной целебной воды. И вдруг стало легко. И слова оказались придвинуты к прошлому ближе, чем это когда казалось возможным. И лились по краям всех на свете глубин знаки вечности. Думалось только о том, как пройти мимо бухты на гребне волны. И уплыть навсегда в этот край. От него невозможно ни в мыслях уйти, ни забыться. И петь нет сил никаких у всех этих слегка одуревших от запаха леса стрижей.

Третья неделя

Исполнены пеплом желанья, лишенные страха. В пустом этом доме все проще, чем в прежнее время казалось. Теперь навсегда модно сдвинуть столы, чтобы только понять тишину. Нет сомнения. Есть радость от прошлого, радость грядущего. Смыслы взлетают над пропастью. Радость сама по себе так похожа на что‑то из внешних строений былого. Заполняются мыслями разные знаки смущенной от скорби воды. Тут все просто до счастья. Понять тишину означает привлечь к себе радость доступного. Воля сама отнеслась к пустоте этой звонкой. Тут забылись слова одиночества, стали планеты чуть ближе к поверхности моря. Тут можно бы было допеть песню ветра. Легко созерцать мир великого знака, звенящего в ночь тихим летом и прочими песнями гордого этого леса, когда‑то простившего всех, кто чего‑то хотел.

Словесные настрои на воду при недугах зрения и слуха

Первая неделя

Капли росы так роскошны на этих листочках прозрачных. Цветут васильки. Очень девственны эти цветы в этих возгласах теплого лета. Так легко нынче жить, просто верить во все, чем прославлен и радостен мир, что опять простирается в солнечных этих соцветьях великого знака прекрасного этого ветра, познавшего прелесть летящей до самого неба великой волны. И все ближе к лучам восходящего солнца. Так радостно плыть по течению. Так сладостно верить во что‑то такое, что может еще продолжаться на фоне летящего снега по этому знаку, который так мудр по этим волненьям вертящихся этих цветков синеватых, немножечко желтых и в стылых стараниях зеленых на уровне стеблей и прочего теплого ветра, которому были даны пожелания грустящих сомнений на фоне покрытых корою деревьев, которым лет столько, что даже не снилось пока никому тут на свете.

Вторая неделя

Отточены знаки великого промысла в сотканных кем‑то прозрачных одеждах. Легко отдыхать, когда вера влетает по месту зеркальной зари. Измучены знаки всего, что тут было. Отмечены выбором ставки всего, что касается прошлого. Книги легко прибирать по заставленным этим дыханьем убогим дорогам. Тут прошлое сделать способно все то, что способно пробраться сквозь пестрые сны вдоль дорог потерявшихся. Вечность разорвана плоскостью счастья на части на равные. Видеть дается тут только такое, что сделать способно весь мир и сломать его части. И многое может себя отметать от звенящей по Югу тоски. Так грустно на сердце бывает, но грусть это светлая. Радость пребудет по воле великого знака. Отмечены счастьем стремления себя принести на порог той любви, для которой и выбрана ночь.

Третья неделя

Заветы все приняты были, когда подступали стремления стать лучше и чище. Восход оказался тут ближе, чем раньше тут был сам закат. Оставлены краски великого дерева. Смыты все прошлые смыслы. Откинуты все покрывала на свете. И тот, кто хоть капельку щедр был в мире, тот мог очень многое взять у воды, чтобы только потом пройти по дороге туда, где рождаются радости. счастье все так же стремится быть тоньше. Все чаще ломаются верхние эти регистры у гибкой зари. Забыты отверженным именем те, кто себя предпочел тишине в этих сферах излишне просушенных. Думалось только о том, чтобы вечер себя уводил чуть подальше от света всех этих светил полуночных. Когда‑то застыли картины великого сна на исходе тут прожитой ночи, познавшей себя на пределе всех этих забытых когда‑то и кем‑то тут капель воды.

Словесные настрои на воду при недугах мочеполовой системы

Первая неделя

Капля росы опустилась на этот познавший себя лепесток. Это гордость дает о себе таким образом знать. Тут все просто. Свободно дыхание в себе поступившего чуть опрометчиво ветра. Тут сделано многое, что позволяет потом уже двигаться в сторону теплого света. Никто никого тут не сможет обидеть. И не захочет никто никого обижать никогда. Тут что‑то великое вырваться может из плена крылатых и ярких иллюзий, вошедших на этой волне под облако счастья и ставших такими, каких еще не было раньше нигде никогда. Кто‑то сможет придумать такое, что радостью выльется в сферу источника радости жизни. И будут тогда все способны растить только те пожелания, которые точно уж сбудутся. Пусть так и будет.

Вторая неделя

Все стремленья застыли от этой усталости в ветре чего‑то немного забытого. Тут были вымыты крепких обид глаза. Тут все просто. Тут век опрокинулся прямо над пропастью, чтобы стать лучше и чище. Тут опять волшебство за себя отвечает. Тут сделаны чьи‑то слова из всего, что доступно. Тут многое кажется радостью. Все пределы тут скомканы. Выход всегда где‑то есть. И в пределах тут все переделано. Воды спешат дальше в сторону рощи, омытой грозой этой гулкой. Весеннее настроение такое полощется там, где легки этих вечных желаний шаги. Тут все кажется искрами летних желаний, роящимися возле прежних развалин грядущего. Так легко видеть эти свежие знаки на стенах. Куда‑то идти по дороге, чего‑то желать, проникаться желаниями прежнего лета и думать чуть больше о будущем.

Третья неделя

Заря умывается в ласковых водах ключа. Так рождается радость. Уйти от исходов чуть дальше, чем это допущено. Встретить кого‑то из сонма великих посланцев звенящего дня. Навсегда подарить этому миру скупость разных прочтений текста облаков. Задуматься над схожестью мыслей у разных камней в разное время. Там будет много такого, что даже искушенному оку покажется недоступным. Там будут такие радости, которым признаваться в своей собственной уверенности. Там все пронизано свежестью мыслей и смыслов лазурного берега, о который так радостно бьется прибой. Тут прочитаны знаки облаков, которые всегда куда‑то стремятся и летят по сонным этим берегам, думая, что так им легче будет понять всю ту воду, что устремляется вслед за нами по горизонтам, заставляющим ждать нового света.

Словесные настрои на воду при недугах желудочно‑кишечного тракта

Первая неделя

Солнце такое нынче печальное. Солнце ведь тоже бывает печальным. Грусть проливается вместе с упавшим на глину прозрачным дождем. Все очень просто на свете. Решенья тут быстро уж очень находятся. Кто‑то ломает избыток былой красоты. Кто‑то движется в сторону теплого этого ветра, срывая почти на ходу эту розу пустыни. Кто‑то может придумать чего‑то такое, что сделает мир этот проще и лучше. На пределе зари сознавать пустоту так спокойно, так хочется верить во что‑то, что где‑то лежит за пределом сознания. Здесь просто найти те решения, которые могут прорваться сквозь толщу воды и легко затеряться на фоне застывших деревьев в расщелине кроткого взгляда оленя, спешащего в жизни понять даже то, что и рыбе понять до конца никогда не бывает возможным. А дальше тут будет все то, что уже где‑то было.

Вторая неделя

Даль такая, что хочется в ней оставаться до нового времени. Эти знаки летят от зари до пределов парящих в восходе светила небесного. Означают все знаки лишь то, что так просто находится в этих глубинах и может еще оставаться чуть дольше, чем можно понять и решить все на свете, что только и можно тут будет решить. Перечислены дни упоения. Отвыкли молчать на границе скрипящего разума. Долго тут все очень делалось. Долго смотрели в свое отражение в озере. Плакали долго. Ложились потом на траву и мечтали о светлом и добром предчувствии. О чем‑то таком тут мечтали, что было дано всем на свете и делало мир этот лучше всего, что могло показаться смешным на фоне всех тех устремлений в величье грядущего. И скомканы сделались сны.

Третья неделя

На каждом камне есть отзвук чего‑то, что делает вечность забытой. На каждом из этих сомнений уже притаилась истина. И забыты все книги, летящие в ночь вдоль хрустального берега. Оторваны в пепле слова. Атрибуты великого стоптаны с мокрою обувью. Нет смысла сливаться с волненьем на фоне всего, что могло породниться с надеждами этими. Так звонко все сделано, так перекрыты все эти открытия, что даже из вечности их можно увидеть, а после придвинуться ближе всего к тем лучам, у которых есть все, что еще даже можно принять за открытые книги великого мира. Когда‑то все было настолько легко, что даже казалось, как будто бы выбрать тут можно печать от зари и заполнить ее чем‑то вязким. Какие‑то признаки грустного тут долго еще простирались по самому краю волнений, чтоб только стать больше и лучше.

Словесные настрои на воду при недугах печени и желчного пузыря

Первая неделя

Этот свет так радостен отраженный в озере. Так скромны от счастья все его слова. Так легки шаги по берегу. Мох слегка подернулся чем‑то ярким, прозрачным. Это роса так удачно легла на простор всех на свете открытий. И взятое что‑то тут сделало небо немного туманным. Потом затерялись простые слова объяснений, потом перепутаны сделались знаки чего‑то великого. Потом отпустили чужих назначений стремленья в изрядную почву великого смысла, забытого кем‑то при входе в великую воду великой реки, что спешит в ту сторону от рассвета все дальше и дальше, а там продолжение забыто и сброшено в вечность, которая стала от этого только еще более яркой. И только слова пролетали по тихим проулкам великого разума всей тишины, что готова собраться была на пороге у той самой осени, которая легкой такой оказалась.

Вторая неделя

Ливень пролился и стал заполнять тишину с пустотой чем‑то важным и ярким. Так стало стремительно небо взлетать на простор вековечного космоса. Оставить на фоне неточностей хлипкий избыток той силы, что вязнет среди тех полей, за которыми так хорошо удивляться уверенным взглядам тумана. Так просто все делать, когда основные уже даже и сделаны. Легко быть собою, когда все уже пересчитано в знаки и вызвано там, где так много всего сохраняется на этих вот искрах, летящих нелепо на самую светлую грань всех на свете ночей. И уже перехожен тот путь, которому ведомо, как выходить вместо зеркала в толщу воды, как прощать все обиды, что были. И можно растить эти смыслы великие в сущности первой грозы под конец весны.

Третья неделя

Весело видеть дыханья ростки в этом омуте светлом. Можно и дальше прощать те сомненья, что радостной делали ночь. Слишком уж ветер поднялся тут сильный. И как‑то вдруг стало заметно то, что недавно еще простиралось вдоль берега в ласковый сон. Виделось что‑то, чего невозможно забыть и простить. Очень многое стало итогом всех этих мыслей, взлетающих в брызгах озерной воды. Страждущим дали напиться из родника, вместо ковшика были ладони. Было легко признавать себя лучшим. В исходе желания здесь замерли сны. И как‑то сложилось все так, как должно было дальше сложиться и сделаться в этом прозрачном от всех пожеланий и радостей мире, где столько всего потерялось под толщей великой воды океана, что даже слова оказались бессильны среди всех волнений всего, что могло еще сделаться чем‑то иным.

Словесные настрои на воду при недугах кожи и волос

Первая неделя

Тишина открыла двери в этом мир. Какой‑то хрустальный космос вдруг сделался ближе. Стало совсем тихо на планете. Многие от усталости легли на траву, позабыв, что лучше всего было бы им оставаться стоять или сидеть, потому что только так и можно лицезреть бурные воды, над которыми и проложен мост из вечности в вечности. И только самые счастливые поднимались на этот мост, чтобы оттуда увидеть то, чего никому и никогда еще видеть не доводилось – те бурные воды, от которых брызги долетают до самой Луны. А Луна только смеется в ответ, потому что больше всего на свете любит эти воды и мечтает о тех временах, когда воды эти станут столь бурными, что смогут без всякого труда подняться выше всего, что только есть на этом свете, что было на этом свете, что будет на этом свете.

Вторая неделя

Над вечностью пролетела росинка, и стал мир от этого лучше. Увидели в небе зарю, и всем стало легче. Исправить хотели знаки, но вышло как‑то нелепо. Ломали странные звуки, а небо о чем‑то пело. Тут можно бы было дождаться чего‑то из области сфер этих вязких. Забыть еще можно бы было чего‑то, что мир этот сделало вечным. Оставлены были капли росы, что нападали утром из сердца тумана. Туман загрустил. Стало ярче светило, что вышло с Востока смотреть на сей мир. Одинок немного на сердце. Но это всего лишь дыхание великого сумрака делает мир чуть потерянным в прошлом и даже в грядущем. Теперь остается найти те подсчеты, что скрыты тут были за ветхостью нервного знака. О чем‑то могли догадаться, бросались подряд во все крайности, делали вечность почти что доступной. И снова грустили.

Третья неделя

Природа сама стала лучше смотреть как цепляются ветра сколки за сгустки великого прошлого. Оставлены нынче сомненья, забыто все то, что легко возродить. Нет смысла молчать у воды, ведь вода принимает молчание за самое лучшее. Есть только любое желание войти в пустоту по воде. Есть волненье души. Переброшен куда‑то желаний завет, тут оставлены времени прежнего звуки. Так много всего обозначено этим, что даже нелепо бы было придумывать иные расчеты того, что уже растворилось в воде океана. И сделать тут нужно один только шаг. Даже небо смеялось от счастья. Все пело. Все видами ветра делилось с водой, что спокойно себе вытекала из вечных собраний грядущего на свет всех на свете картин. Водопады молчали. И верилось в то, что грядут времена только самые лучшие.

В завершение раздела об акватерапии приводим сводные данные по видам недугов, разделенные по возрастным группам. Данные получены в результате нескольких лет работы с пациентками в Резиденции красоты «Версаль».