К феноменологии и социологии ресентимента. По природе являющийся рабом или чувствующий и сознающий себя рабом, не испытывает никакого чувства мести

==21

по природе являющийся рабом или чувствующий и сознающий себя рабом, не испытывает никакого чувства мести, когда хозяин оскорбляет его; точно также — и распекаемый слуга-подхалим, и ребенок, получающий затрещину. Наоборот, высокие, сдерживаемые втуне притязания, гордыня, не соответствующая внешнему статусу, особенно благоприятны для пробуждения чувства мести. С социологической точки зрения, отсюда следует важный вывод: этого душевного динамита образуется тем больше, чем больше разрыв между политическим и правовым (конституционным или соответствующим «обычаю») положениями, а также публичной значимостью групп — и их фактическим отношением к власти. Роль играет не какой-то один из этих факторов, а разрыв между ними. В условиях не только политической, но и социальной демократии, стремящейся к имущественному равенству, по крайней мере социальный ресентимент не может разрастись до крупных размеров. Но он не должен быть большим — и на самом деле не был, — например, при кастовом устройстве общества, существовавшем в Индии, или в четко структурированном сословном обществе. Максимально сильный заряд ресентимента должен быть в таком обществе, где, как у нас, почти равные политические права и соответственно формальное, публично признанное социальное равноправие соседствуют с огромными различиями в фактической власти, в фактическом имущественном положении и в фактическом уровне образования, т. е. в таком обществе, где каждый имеет «право» сравнивать себя с каждым и «не может сравниться реально». Здесь совершенно независимо от индивидуальных характеров и переживаний в самой

==22

МАКС ШЕЛЕР

структуре социальности заложен мощный заряд ресентимента, с которым обществу придется считаться.

С этим фактором связан другой, благодаря которому мстительное чувство тем скорее переходит в ресентимент, чем более оно становится длящимся состоянием, непрерывно ощущаемым как неподвластное воле состояние «оскорбленности»; в чем большей мере оскорбление воспринимается как судьба. Самый яркий пример тому — случаи, когда человек или группа видят нечто, достойное отмщения, уже в самом своем существовании и бытиитаким-как-оно-есть. Это бывает у индивидов, имеющих дефекты телосложения, особенно если те бросаются в глаза, а также при нарушении природных способностей. Ресентимент калеки типичен; то же самое имеет место при отставании в развитии и слабоумии. Чудовищный еврейский ресентимент, как справедливо замечает Ницше, питается из двух источников: с одной стороны, это'сочетание чрезвычайной национальной гордости евреев («избранный народ») с презрением и гонениями, которые веками воспринимались как судьба; с другой стороны, в последнее время это еще более сильное сочетание формального конституционного равноправия с фактической дискриминацией. Особая тяга этого народа к приобретательству и наживе, несомненно, является (наряду с факторами, обусловленными природными задатками и другими причинами) следствием уязвленности еврейского самолюбия — черты, ставшей конституциональной; эта тяга — сверхкомпенсация за недостающее социальное признание, которое соответствовало бы свойственному нации чувству собственной значимости. Ощущение

К ФЕНОМЕНОЛОГИИ И СОЦИОЛОГИИ РЕСЕНТИМЕНТА

==23

того, что уже само существование твоей группы и ее судьба есть нечто, «взывающее к отмщению», стало мощным движителем активности четвертого сословия. Чем более фатальным кажется долгое социальное угнетение, тем менее оно способно высвободить силы для практического изменения этого состояния и тем менее ему содействует; но тем скорее оно вырождается в лишенную позитивных целей критику всего существующего. Особое свойство «критики», которую можно назвать «ресентиментной», заключается в том, что всякая помощь в устранении состояния, воспринимаемого как отягощающее, не приносит удовлетворения (в противоположность тому, как это бывает при любой критике с позитивными целями), но, наоборот, вызывает раздражение, ибо парализует удовольствие от пустой ругани и отрицания. О многих наших политических партиях можно сказать, что нельзя раздосадовать их сильнее, чем осуществив их программные требования или помешав им гордиться собственным «принципиальным оппозиционерством» путем привлечения к позитивному сотрудничеству в практической государственной работе. «Ресентиментную критику» отличает как раз то, что на самом деле она вовсе не «желает» того, что выдает за желаемое; она критикует не для того, чтобы устранить зло, а лишь использует зло как предлог, чтобы высказаться. Кто не знает депутатов парламента, чья критика безоговорочна и безмерна именно потому, что они знают: министрами им никогда не стать? Где такая робость перед властью — в противоположность воле к власти — становится конституциональной, критикой движет ресентимент. И наоборот, опыт показывает, что у политической партии легче всего вырвать жало,

==24

МАКС ШЕЛЕР

предложив ей позитивное сотрудничество в государственных делах!.

Второй отправной пункт в формировании ресентимента образуют зависть, ревность и стремление к конкуренции. «Зависть» в обычном смысле слова возникает из чувства бессилия, которое стоит на пути стремления к обладанию вещью, потому что ею обладает другой. Однако напряжение между этим стремлением и этим бессилием приводит к зависти лишь там, где оно разряжается в акте ненависти или в формировании установки ненависти по отношению к обладателю данной вещи; где, следовательно, в результате самообмана другой человек и та вещь, которой он обладает, воспринимаются и переживаются нами как причина нашего (приносящего страдания) необладания этой вещью. Благодаря самообману, который наше бессилие овладеть вещью выдает нам за позитивную силу, направленную «против» нашего стремления" к обладанию, начальное напряжение несколько ослабевает. Без переживания этого бессилия, как и без описанного выше каузального

' Современный полупарламентаризм в германском рейхе благоприятно действует на народное здоровье как средство освобождения от накопившегося в избытке ресентимента. Но поскольку парламент отстранен от деятельности управления и не олицетворяет собой политический ум и волю нации, он привлекает к себе ресентиментные типажи, ответственные за то, что парламентские вотумы недоверия скорее укрепляют, нежели колеблют положение министров.

" Поэтому в переживании зависти простое обладание желанной вещью другим человеком дано прямо как «отъятие» у нас этой вещи другим человеком; это следствие того, что в духовном взгляде на вещь мы сначала (иллюзорным образом) присвоили ее, а когда потом вдруг обнаруживаем, что данной вещью обладает кто-то другой, это обладание кажется нам некой «силой», изымающей у нас вещь, т. е. ее «отъятием».

К ФЕНОМЕНОЛОГИИ И СОЦИОЛОГИИ РЕСЕНТИМЕНТА

==25

заблуждения, не может быть настоящей зависти. Простое нежелание, чтобы другой человек обладал вещью, к которой стремлюсь я, — это еще не зависть; оно служит мотивом для приобретения этой или такой же вещи каким-нибудь способом, например ее можно заработать, купить, украсть, отнять силой. Зависть рождается только там, где попытка достать вещь этими способами не удалась и где появилось сознание собственного бессилия. Вот почему зависть нельзя ставить в один ряд с другими душевными началами (стяжательством, властолюбием, тщеславием) как движущую силу развития цивилизации. Зависть не напрягает, а ослабляет волю к приобретательству. И опять-таки зависть приводит к формированию ресентимента только там, где речь идет о ценностях и благах, которые по самой их природе нельзя приобрести, и лишь тогда, когда таковые попадают в поле нашего сравнения — в сферу, где наши внутренние изменения происходят через сравнение себя с другими. Самая бессильная зависть — это в то же время самая ужасная зависть. Поэтому зависть, ведущая к формированию наиболее сильного ресентимента, — та, что направлена на индивидуальную сущность и бытие другой личности: экзистенциальная зависть. Она словно беспрестанно нашептывает: «Все я тебе могу простить; только не то, что ты существуешь и что ты есть существо, которое ты есть; только не то, что не я есть то, что есть ты; что „Я" не есть „Ты"!» Такая зависть с самого начала словно бы лишает другую личность права на существование, которое воспринимается как «гнет», «вызов», умаление до ничтожных размеров собственной личности. В жизни великих людей легче найти кризисные времена, когда любовь и зависть по отношению к другим

==26

МАКС ШЕЛЕР

людям, наделенным выдающимися достоинствами, вновь и вновь сменяли друг друга, и лишь через некоторое время что-то одно брало верх и укреплялось. Именно эту сигуацию имел в виду Гёте¹², когда говорил: «Против превосходства другого нет иного спасительного средства, кроме любви». В отношении Антонио к Тассо в третьем действии второго акта он как раз и рисует такое переменчивое состояние¹³. Между Марио и Суллой, Цезарем и Брутом разыгрывается то же самое. Помимо этих все же достаточно редких случаев экзистенциальной зависти существуют более или менее распространенные, прежде всего врожденные, естественные и характерные свойства индивидов и групп, которые обычно вызывают ресентиментную зависть: красота, высокий статус расы, передаваемые по наследству ценные черты характера; такая зависть сильнее, чем зависть к чужой собственности, сословной принадлежности, к имени, чести. Именно для этих видов зависти характерно иллюзорное обесценивание позитивных ценностей, вызывающих зависть. Но об этом речь пойдет ниже.

Во всех перечисленных случаях происхождение ресентимента связано с особого рода установкой на ценностное сравнение самого себя с другими, которое нуждается в отдельном небольшом исследовании. Мы постоянно сравниваем нашу собственную ценность вообще или какое-нибудь из наших качеств с ценностными качествами других людей; такие сравнения делает каждый — благородный и подлый, добрый и злой. Тот, кто выбирает себе за образец, скажем, «героя», каким-то образом зависит от этого ценностного сравнения. Всякого рода ревность, честолюбие насквозь пронизаны такими сравнениями, но не является исключением и позиция, например,