К феноменологии и социологии ресентимента. (de spectac, С. 29 SS. ), где тот пишет, что главный источник блаженства для попавших на небо заключается в лицезрении римских наместников

==47

(de spectac, с. 29 ss.), где тот пишет, что главный источник блаженства для попавших на небо заключается в лицезрении римских наместников, горящих в адовом огне. Отступнический ресентимент Тертуллиана выражен и в его известном афоризме «credibile est, quia ineptum est, certum est, quia impossibile est — credo, quia absurdum» (de came chr. 5, praescr. 7),³⁴ — радикально выражающем его метод защиты христианства, суть которого заключается в беспрерывной мести ценностям античного мира'.

Вообще всякий образ мыслей, наделяющий отрицание и критику творческой силой, втайне питается ядом ресентимента, хотя и в несколько меньшей мере. Ресентиментом пронизан тот тип мышления (для части новейшей философии он стал прямо-таки «конститутивным»), который «данным» и «истинным» считает не очевидное само по себе, а лишь тот X, что утверждает себя в противоположность критике и сомнениям — так называемое «несомненное» и «бесспорное»³⁵. Таков же, по сути дела, и принцип «диалектического метода», который посредством отрицания А хочет получить не просто не-А, но В (Спинозовское «omnis determinatio est negatio»³⁶; Гегель)" ³⁷. Там, где люди приходят к своим убеждениям

' Ср. характеристику Тертуллиана у И. А. Мёлера (MöhlerJ. А. Pathologie. Regensburg, 1840). «Мрачность этого человека, от природы злого и угрюмого, не могла размягчить даже ласковый свет евангелизма» (S. 703). Переход Тертуллиана около 203 года в монтанизм, после которого он не прекратил своих насмешек и издевок над принципами и нравами церкви, — это лишь возобновление отступнического акта. Последний в буквальном смысле вошел в структуру его жизненных реакций.

ч Уже Зигварт (Logik. II) метко замечает, что учение Дарвина, согласно которому вся эволюция в сущности определяется элими-

==48

МАКС ШЕЛЕР

не путем непосредственного общения с самим миром и вещами, но лишь в критике и через критику мнений других людей, в результате чего стремление к так называемым «критериям» правильности этих мнений становится важнейшим делом мыслящего таким образом человека, — там именно ресентимент, псевдопозитивные оценки и суждения которого всегда суть скрытые отрицания и девальвации, становится флюидом, обволакивающим и замутняющим процесс мышления. И наоборот, всякая подлинная и плодотворная критика зиждется на постоянном соизмерении чужих мнений с сомон вещью, а это прямо противоположно принципу, господствующему в ресентиментной критике: считать «самой вещью» только то, что утверждается в ответ на критику.

Тип романтической души в известной мере всегда определяется ресентиментом, правда, в несколько ином смысле. Это происходит постольку, поскольку присущая романтической душе тоска по какой-либо эпохе исторического прошлого (Эллада, средневековье и т. д.) основывается в первую очередь не на притягательности для субъекта самобытных ценностей того времени, а на стремлении убежать из собственной эпохи. Поэтому в его похвалах «прошлому» ощущается намерение принизить настоящее — окружающую субъекта действительность. Если, например, любовь Гёльдерлина³⁸ к Элладе вполне первична и позитивна, проистекает из глубокой конгениальнос-

нацией невостребованного внутри случайных видовых вариаций, заимствует основной мотив гегелевского учения о «творческом значении отрицания», так что картина позитивного развития и формирования нового, предстающая перед нами в явлениях видовой организации, — всего лишь эпифеномен, скрывающий за собой отрицание и исключение.

К ФЕНОМЕНОЛОГИИ И СОЦИОЛОГИИ РЕСЕНТИМЕНТА

==49

ти поэта по отношению к сущности эллинской души, то тоска Фридриха Шлегеля³⁹ по средневековью в значительной мере питается ресентиментом.

При этом формальная структура выражения ресентимента всегда одна и та же: нечто (А) утверждают, восхваляют не ради его собственного качества, а с интенцией — не находящей языковой формулировки — отрицать, порицать, девальвировать нечто иное (В). А «разыгрывают» против В.

Как я уже говорил, именно чрезвычайное напряжение между импульсом мести, ненависти, зависти и их проявлениями, с одной стороны, и бессилием, с другой, приводит к той критической точке, когда эти аффекты принимают «форму ресентимента». Другое дело, когда они получают разрядку. Например, парламентарные институты даже там, где они наносят ущерб законодательству и управлению государством, а тем самым и общему благу, все же имеют огромное значение как средство выхода массовых и групповых эмоций такого рода». Аналогичным образом дела обстоят с уголовным наказанием, освобождающим от необходимости мстить, с дуэлью, а в известной мере также и с прессой (правда, это еще вопрос — смягчает ли она ресентимент путем публичного выражения мнений или, наоборот, распространяет его). В этих формах выражаются аффекты, которые — не будь такой разрядки — превратились бы в душевный

' Ни одна литература так не переполнена ресентиментом, как молодая русская литература. Книги Достоевского, Гоголя, Толстого просто кишат героями, заряженными ресентиментом. Такое положение вещей — следствие многовекового угнетения народа самодержавием и невозможности из-за отсутствия парламента и свободы печати дать выход чувствам, возникающим под давлением авторитета.