Комментарий Сато Кавады. Странно, но именно в тот день, когда My рсал привиделся Артамонцеву, с ним приключилось несчастье

Странно, но именно в тот день, когда My рсал привиделся Артамонцеву, с ним приключилось несчастье. Они близкими друзьями не были. Встречались всего пару раз. На Бермудах, а затем немного спустя, в Брюсселе, где Мефодий передал ему французский журнал с обещанной публикацией. Тогда эта публикация прошла мимо высокого внимания научной общественности. Но, слава богу, она не затерялась. Вот что он писал.

«…Представленная мной модель устройства и действия Пространства-Времени, разумеется, не универсальна, то есть, она не обязательно такая в других мирах. Ведь все мои суждения и наблюдения находятся на уровне того Пространства-Времени, в каком живет и здравствует Земля. А коли так, значит, с позиций других Пространств-Времен и их, измерений, а стало быть, и иных представлений разума, живущего там, моя модель может и наверняка будет выглядеть иначе. И это понятно, ибо каждое из Пространств-Времен является одной из самостоятельных частей единого и общего Времени Мирозданий — Абсолютного Времени. В его живом чреве существует не одна, а несколько моделей подобных той, что схематично набросана мной, под „крышами“ которых прижилась разумная жизнь.

Сколько же этих Миров со своими Временем-Пространств? Если исходить из того, что разум совершает великий Кругооборот жизни, то полагаю их не более трех-четырех.

(Пространство-Время. Сб. статей в 3-х томах. См.: Артамонцев, „Узлы Времени“, том I.)

… — Что с тобой, Мефодий?! Да проснись ты! — трясет его за плечи Боб.

Мефодий долго не может сообразить, где он находится.

— Ты чего? Испугался? Приснилось что? — спрашивает Боб.

— Угу. Бермуды… Туземцы… — спросонок бормочет он.

— Не думай об этом, Меф, — вставая с места, советует Боб и предлагает прогуляться.

— Неужели прилетели? — выглядывает в иллюминатор Мефодий.

— Пока в Алжир, — уточняет Боб.

Из пилотской выходит Соммер. Увидев поднявшегося с кресла Мефодия, он интересуется его самочувствием и, не дожидаясь ответа, говорит:

— Meф, ты славянин, а спишь как янки.

— Можно подумать янки спят как-то по-особенному, — ворчит Мерфи.

— Конечно. Во сне они агрессивны. Так и норовят или красивый хук провести, или ногой в пах звездануть.

— Погоди, Меченый, ты скоро увидишь таких янки, которые это прекрасно делают наяву, — обещает Боб.

— Судя по вашим рассказам, нисколько не сомневаюсь, Бобби, — смеется Соммер.

Дик с Бобом выглядят просто здорово. Полными сил и энергии. Чего не мог сказать о себе Мефодий. Емубы еще поспать часок-другой, тогда бы он с ними сравнялся. Они, правда, тоже не спали до утра, но у них не было двух бессонных ночей и бешеной беготни от одного туземного поселения к другому, изнуряющих бесед со свидетелями, экспертами, врачами и докладов у въедливого Скарлатти о проделанном…

Да что говорить?! Думал отоспаться в Париже, а получилось с корабля на бал. Гости Соммера не дали сомкнуть глаз. Их донимало любопытство, что же случилось в Тонго? Ведь все газеты последний месяц только и писали о тонголезской трагедии, расследовать которую поручили Интерполу. Пресса муссировала непонятно кем подброшенную версию массового самоубийства туземного племени, устраивавшую сильных мира сего.

Эта абсурдная чушь утверждалась в многочисленных интервью высокопоставленных правительственных чиновников. Как только они не изощрялись в объяснениях столь неординарного случая! Чти только не гонорилн — дикость нравов, религиозный психоз, своеобразный протест колонизаторскому процессу большого бизнеса Америки и Европы… Но почему-то упорно умалчивали или мельком касались официального обращения премьер-министра Конго к ООН с просьбой провести следствие по факту преступления, совершенного на их территории представителями военно-про-мышленного комплекса США… Или, сообщая о том, что Генеральный секретарь ООН отдал распоряжение разобраться в тон-голезскон беде, они не уточняли, какому из отделов было поручено разобраться с этим делом. Очевидно, чего-то боялись. Ведь тогда у людей непременно возникла бы масса вопросов, закрались бы сомнения. Ни с того, ни с сего Генеральный секретарь ООН не поднимет на ноги Отдел спровоцированных стихийных явлений Интерпола…

Мефодия злили недомолвки официальных бонз. И, пользуясь случаем, он пошел в атаку на их многозначительные пробелы в стройной веренице демагогических аргументов Пусть немногие, решил Мефодий, но поразмыслят над тем, что же на самом деле произошлошло в Тонго? Что смущает в этой истории сыщиков Интерпола? Почему официальные круги так старательно обходят выпирающие в ней острые углы? Какие основания были у главы правительства республики Тонго обращаться в ООН? Не стал бы он с бухты-барахты делать этого.

Сильвио, которого он принял в своей резиденции в первый же день приезда в Тонго, просидел с премьерам добрых три часа. Беседа велась с глазу на глаз и Скарлатти о ней не распространялся.

„Ребята, — сказал он, — здесь дело не чистое… Нам надо докопаться. Помощь обещана любая, какую мы пожелаем, вплоть до денежной, если она понадобится…“

И она понадобилась. Правда, об этом Соммеровским гостям знать было не обязательно. Хотя, опустив важнейшие детали, которые могли бы намекнуть на существование человека, оказавшего им за небольшое вознаграждение услугу, Мефодий рассказал-таки о тонголезской истории. Иначе трудно было бы им понять, как бьиа восстановлена картина всего случившегося с туземцами. Ведь их группа прибыла туда почти две недели спустя после юго как „африканские дикари“ ни с того ни с сего взяли и покончили с собой.

Как выяснилось, утром того дня туземцы еще не собирались сводить счеты с жизнью. День обещал быть для них удачным. Как дети радуясь, они готовились к приему гостей из далекой и богатой Америки, которые, как им сообщили вчера, привезли им подарки: мерные лоскуты пестрых тканей, бижутерию» дешевые галантерейные поделки, детские игрушки…

Перед приездом гостей, вождь, с трудом уговорив, отправил в город по хозяйственным нуждам племени шесть человек. В том числе и своего брата. Они согласились лишь после того, как вождь пообещал лучшие подарки выделить их семьям…

Эти-то шестеро и остались в живых. Во всяком случае в первую неделю скорби люди не без содрогания наблюдали за жалкой горсткой туземцев, истово исполнявших ритуальный «танец плача»..

А потом исчезли и они. Как говорится, при весьма странных обстоятельствах. Интерполовцы кинулись их искать.

Четверо провалились как сквозь землю. Одного обнаружили с проломленным черепом в городском госпитале, а другого, брата вождя, укрыл у себя высокопоставленный чиновник местной администрации. Он-то и рассказал о событиях, предшествовавших трагедии…

Кому, спрашивается, мешали эти несчастные? Если речь идет о самоубийстве, зачем в таком случае, скажем мягко, надо было прятать от людских глаз ту шестерку, что не рассталась с сим бренным миром? Стало быть, они что-то знали такое, что другим знать было не положено. Вывод напрашивался сам собой: кто-то заметает следы преступления, убирает свидетелей.

Кто же этот кто-то? О двух группа Скарлатти знала, по существу, уже в день своего прибытия, когда были получены показания брата вождя. Это владелец крупнейшего химического концерна, тесно связанного с Пентагоном, Герман Марон, со своим компаньоном и зятем Бенджамином Фолсджером.

«К моему брату, вождю Талькафу Мудрому, накануне дня скорби приезжал один из хозяев дымных заводов господин Бен. Он предупредил, что завтра утром наше племя посетит его Президент. Сказал, чтобы Талькаф Мудрый собрал весь свой народ. Его Президент, сказал он, везет большие подарки. И будет обидно, если кто останется без подарков…»

Фолсджер, вызванный Скарлатти на допрос, подтвердил, что за день ло «массового самоубийства туземцев» он был в их поселении. Якобы, улаживал с вождем дела фирмы. Договаривался, чтобы тот прислал директору предприятия Феликсу Краузе несколько десятков сильных мужчин. Пообещал хорошую плату и вождь согласился. А что касается подарков и Марона — Фолсджер категорически отрицал. Мол, такого не было и быть не могло, так как Герман в Штатах и сюда приезжать не собирался…

«Они что-то путают, — искренне недоумевал Фолсджер. — Это я Талькафу помимо платы обещал привезти кучу сувениров, что привело его и присутствующих у него в хижине человек пять-шесть в щенячий восторг… Но не на следующий же день?!»

«В щенячий восторг говорите? — переспрашивает Скарлатти. — В чем же тогда причина их так называемого „массового самоубийства“? Ведь люди, собравшиеся отправиться к праотцам, не станут проявлять столь бурного выражения радости? Как по-вашему?»

«Ума не приложу… Кто поймет этих туземцев?»

«Так вы на следующий день у них не были?»

«Мне там нечего было делать», — твердо сказал Фолсджер.

Но Фодсджер врал. Оставшийся в живых туземец утверждал обратное. Он с остальными пятью своими соплеменниками видел два джипа, свернувших в сторону их поселения. Первым, на заднем сидении которого сидели два солидных джеительмена, управлял Бен. А за рулем второго, груженного ящиками, сидел работник завода по имени Поль. Туземцы его знали потому, что через него они обделывали делишки, доставая no-дешевке настоящее американское виски, которое в городских магазинах стоило втрое дороже.

Однако показания одного свидетеля не давали основания задержать Фолсджера. Нужны были дополнительные, более веские объективные доказательства.

Манфреда и Блэйра Скарлатти направил на завод с целью установить, не может ли его продукция являться тем самым средством, которое погубило племя и прощупать у работников, приезжал ли сюда две недели назад Герман Марон… А Мефодий с Снльвио занялись поисками других свидетельств.

Надо было поговорить с полицейскими и журналистами, раньше всех оказавшимися на месте трагедии, прочитать и проанализировать протоколы вскрытия тел, побеседовать со специалистами-экспертами, чтобы уточнить причину массовой гибели людей.

Загадки возникали одна за другой. Продукция завода ничего общего не имела с отравляющими веществами. Хотя в основном она выпускалась для нужд Пентагона. Здесь изготавливалась некая масса искусственного происхождения, превосходящая своими свойствами сталь. Из нее смело можно было собирать корпуса подводных лодок, основные части самолетов, бронетранспортеров…

Нет, продукция Мароновского предприятия не могла быть тем средством, что уничтожило людей. Эксперты утверждали то же самое. Они вообще ничего вразумительного по этому поводу сказать не могли.

«Достаточными основаниями для утверждения причины умерщвления аборигенов — не располагаем. Признаки насильственной смерти не установлены».

Так было записано в их заключении.

Скарлатти возмущало обтекаемое словосочетание «достаточными основаниями… не располагаем».

«Так и хочется спросить: Чего же не доставало? Какого такого пустяка?»

Эти вопросы Сильвио задавал каждому из вызванных снова в Тонго членов экспертной комиссии. Они вроде как юлили. Ссылались на форму составления подобных заключений и только один из них, известный австрийский судебный эксперт заявил нечто такое, что заставило задуматься всю следственную группу.

«Мы не имеем оснований полагать, — сказал он, — что люди были умерщвлены каким-либо из известных нам средств уничтожения, но одновременно этот странный случай наводит на мысль о рецидиве аналогичного инцидента, который уже здесь наблюдался. Я имею в виду историю с обезьянами. Они в результате не то эксперимента, не то некоей гипнотической иллюзии в бездыханном состоянии на глазах десятка людей пролежали около трех часов. Затем будто бы ожили и по сей день здравствуют. Поговаривали, что среди обезьян случайно находился человек. Он так же, как и макаки, в момент этого странного эксперимента пребывал без признаков жизни. Это — полицейский. Я с ним лично встречался. Ничего путного, кстати, от него не добился…»

История, происшедшая в заповеднике доктора Доунса, для Скарлатти, в отличие от его коллег, не прозвучала громом небесным. Он о ней был осведомлен. Вероятно, проинформировал премьер-министр.

Эта аналогия настораживала. Сильвио подступал к ней исподволь. Массовый падеж обезьян, когда вместе с ними, если верить слухам, по недоразумению пал человек — с одной стороны. А с другой — замертво рухнувшие несколько сотен люден да плюс, видимо, тоже по недоразумению, 49 обезьян, обитавших вблизи туземного поселка. Какая-то здесь связь существовала. Тем более, что в первом случае вся живность ожила, а во втором — увы! Или что-то не сработало, или так было задумано…

Как бы там ни было, а выплывший наружу «Доунсовский феномен» поставил большой вопрос на версии самоубийства. Стали разбираться в ней и снова столкнулись с Фолсджером и еще каким-то его инженером — скандинавцем по происхождению.

По тому, как описывали наружность этого скандинавца, Манфред и Блэйр, побывавшие на заводе, узнали инженера, сопровождавшего их по заводу и объяснявшего им технологию производства. Звали его Терье Банг. О себе он оставил приятное впечатление. Толковый, проницательный и весьма располагающий к себе человек.

— Но не без странностей, — заметил Конрад.

— Что есть, то есть, — поддержал Манфред.

Такое впечатление у них сложилось из-за странного разговора, состоявшегося между ними. Изложив суть того, чем занимаются на предприятии, и, подтвердив, что основным их заказчиком является Пентагон, инженер вместе с тем сказал, что их производство ничего общего не имеет с трагедией у аборигенов.

— Не там ищите, мальчики… Близко, горячо, но не там, — искренне посочувствовал он.

— А где надо? — вырвалось у Блэйра.

— Только не в химии, — пренебрежительно кивнув на батарею шипящего и зловеще урчащего оборудования, сказал Банг.

— Нельзя ли точнее? — настаивал Конрад Блэйр.

— Можно. Но это вам ничего не даст. Вам трудно будет доказать… Ведь то, с чем вы столкнетесь, еще практически не изучено… Вам никто не поверит.

— Этот рыжий тип говорил с такой самоуверенностью и превосходством, — вспоминал Артур Манфред, — что я вынужден был оборвать его. Дескать, поймут нас или кет, это наши заботы.

— Я не слышал от тебя этих слов, — замечает Конрад.

— Да? Значит, не успел сказать. Он отвлек меня чем-то и я забыл о них.

— Точно, — оживился Блэйр. — Ты это тоже заметил? У него еще жест такой. Ладонью водит… Как сомнамбула.

— Хватит мистики, парни. Давайте мне о деле, — требует Скарлатти.

Артур с Конрадом обменялись многозначительными взглядами.

…— Вы не сможете объяснить причину, почему ушло на небо 403 ни в чем неповинных человека, — продолжал Банг.

— 408! — поправляет его Артур. — Пять из оставшихся шести, по всей вероятности, уничтожены… — И, чуть помедлив, добавил:

— Иными методами. Физическими.

Судя по тому, как Банг с недоверием посмотрел на них, ему не было известно об этом. Он отрешенно повел перед собой ладонью и под нос, как бы самому себе, с ужасом пробурчал:

— Бог ты мой, что он сделал!.. Зачем?..

— Что?! Что вы сказали?! — набычив голову, пошел на него Манфред.

Кроткие, красновато-теплые глаза скандинавца скользнули по Манфреду и тот, как вкопанный остановившись в полушаге от него, заложил руки за спину и о чем-то задумался.

— Не 408, а 407… Один в тяжелом состоянии в больнице. Он будет жить. Другой невредим. Прячется. Четверо — убиты, — внятно произнес Банг.

— Фолсджер? — поинтересовался Блэйр.

— Его люди.

— Подробности вам известны?

— Известны ли мне подробности? — тянет он. — Поймите меня правильно, ребята. Это для вас не имеет значения. Мои свидетельства впоследствии будут лишены юридической силы…

— Хватит напускать туману! — очнувшись от задумчивости, шипит Артур.

Скандинавещ не обращая на него внимания, буднично продолжал:

— Но они помогут вам в поисках… Бен стал убирать свидетелей с перепугу. Ему можно было бы простить ушедшее племя. Простить, как ребенку, не понимавшему, что он творит. В конце концов они не погибли. Их уход—вопрос людям… Впрочем, я не о том… Он не должен был убивать оставшихся… Марон его руками прячет концы… Те четверо на 38-м километре Восточного шоссе… В 30 футах от обочины, между высокой араукарией и толстым фикусом. В трех шагах от араукарии… Убиты… Многое расскажет Поль… Он мародер… У него золотой диск символа власти Талькафа и его серебряный обруч с алмазом… Талькаф одевал его в торжественных случаях… Драгоценное ожерелье младшей дочери вождя тоже у него…

— Вы сказали о Мароне, — напоминает ему Блэйр.

— Марон был в поселке аборигенов. Его кто-то сопровождал… Они улетели утром следующего дня.

— Кто с ним был, не знаете?

— Нет… А впрочем…

Терье вытягивает пятерню. Пальцы его подрагивают и словно что-то невидимое гладят.

— Да… Вот… — говорит он. — Марона сопровождал полковник Кристофер Пич… Вам следует спешить, ребята… Фолсджер уничтожает улики… Ни одного нормального негатива и снимка вам уже не найти… Ищите фильм… В нем найдете все…

— Что же все-таки случилось с племенем? Что применили они? — допытывался Манфред.

— Они сами не знают.

— А вы?

— Я-то объяснить смогу… Запомните, ребята… Вы вспомните об этом… Вся загадка в технике контакта индивидуального поля времени человека с общим Пространством-Времени. Вас должно утешить то, что туземцы все-таки не погибли. Они перешли в иную плоскость бытия…

— Банг, вам придется все это повторить там, где положено и как положено, — холодно произнес Манфред.

— До этого не дойдет, ребята. Я скоро уйду отсюда… И, повторяю, мои показания вы вынуждены будете убрать из дела… Скарлатти исподлобья смотрел то на одного; то на другого.

— Когда вы его допрашивали? — процедил он.

— Позавчера днем, — ответнл Блэйр.

— Запись! — потребовал Сильвно.

Артур с Конрадом снова обменялись многозначительными и растерянными взглядами. Её у них не было. И у того и у другого непонятно почему отказали магнитофоны. Интересная штука получилась. Там, где Банг им рассказывал о производственном цикле, запись сохранилась полностью, а дальше пленка не взяла ни одного звука. Крутилась, а не накрутила. И Конрад Блэйр и Артур Манфред, сняв кассеты, забыли о них, как забыли и о состоявшемся между Бангом и ими разговоре. Они вспомнили о нем только сегодня. И не просто сегодня, а за час до встречи со Скарлатти, где каждый из членов следственной группы отчитывался о проделанном за день. Вспомнили вдруг. Почти одновременно. Кинулись к кассетам. А в них — пусто. Не могло же им обоим присниться одно и то же.

Но как они могли забыть?! Словно кто, как тряпкой с доски, стер из их памяти весь разговор со скандинавцем и теперь вот ни с того ни с сего все стертое снова проступило. Проступило — даже не то слово. Они будто только-только вышли с Бангом из ворот завода. В их ушах еще звучал его голос. Всполошенные его показаниями, они что-то намеревались делать. Кажется, привезти Банга сюда, к Скарлатти. И забыли. Манфред хорошо помнит, как он вытащил наручники, чтобы надеть на Банга. Блэйр мог поклясться, что так оно и было. Видел собственными глазами. Но вместо этого они кинулись к только что приехавшему Феликсу Краузе и вместе с ним укатили к поселению туземцев. Зачем это им нужно было? Ведь Краузе в то время отсутствовал. Он лечился у себя на родине. Что он им мог там показать?!.

Сильвио не стал распекать их. Хотя, судя по желвакам, ходившим но его щекам, он был зол, как черт. Приказав записать все, что они помнят, он связался с Краузе. Несмотря на поздний час, а было далеко за полночь, Феликс поднял трубку с первым же звонком и тревожно спросил:

— Ну как, нашли?

— Кого? — поинтересовался Скарлатти.

— А, это вы, Сильвио, — разочарованно протянул Краузе.

— Банг пропал? — не дожидаясь ответа директора завода, в лоб спросил Скарлатти.

— Да. Вы уже знаете? — упавшим голосом промолвил Краузе. — Тут творятся странные вещи. Бен приказал своим парням, пока он не вернется из города, охранять коттедж Банга. В шесть часов вечера я сам заходил к Терье. Хотел узнать, в чем дело, почему Фолсджер решил держать его под стражей. Банг что-то писал. Я не стал ему мешать. Извинился и вышел… Спустя час к нему заходил Джо Пойндекстер. Ну этот, правая рука Бена. А через полчаса, когда вернулся Фолсджер, Банга в коттедже уже не было. Он исчез, как приведение. Джо божится, что Терье не покидал коттеджа.

— А по каким делам Бен ездил в город? — полюбопытствовал Сильвио.

— Искать Поля Вердье… Он ведь тоже пропал… Уехал с утра по заданию Фолсджера и не вернулся.

Эта новость сразила Сильвио больше, чем исчезновение скандинавца. Кровь бросилась ему в лицо.

— Как пропал?! — задохнулся он.

— Не волнуйся, Сильвио, — звонко крикнул Мефодий. — Никуда он не пропал. Я его взял. Он у нас.

Два узких лезвия глаз Скарлатти располосовали Артамонцева.

— Кто это, Сильвио? — послышался голос Краузе.

— Да-а, — зло протянул Сильвио и, дав отбой, заорал: — Один мальчишка… — поперхнулся Скарлатти и, прокашлявшись, продолжил: — Все мальчишки! Кого я набрал на свою голову!

Скарлатти ревел и бегал по комнате, как раненный носорог.

— На мегафон, Меф… Пойди и объяви всем, что ты задержал Вердье. Но, пожалуйста, сделай так, чтобы и я слышал. Чтобы я тоже в курсе твоих дел был… И объяви, не забудь, по какому праву ты это сделал?! Какой прокурор дал тебе санкцию на арест?!

Мефодий действительно арестовал Поля без согласования со Скарлатти и без всякой санкции прокурора. Но он вынужден был так сделать. Он и так запоздал. Из вороха горевших фотопленок ему удалось спасти сантиметров десять. Всего два-три кадра из обезьянника…

В тот момент Сильвио в городе не было. Он с комиссаром тонголезской полиции, которому премьер-министр приказал оказывать содействие сотрудникам Интерпола и выделить в их распоряжение самых доверенных людей, выезжал к тому незадачливому блюстителю порядка, что некоторое время разделял участь обезьян. По дороге они с комиссаром захватили с собой шерифа провинции и тот сообщил Скарлатти некоторые подробности, предшествовавшие обезьяньему мору. Именно он, шериф, по просьбе Фолсджера, со своим личным составом, в целях безопасности проведения какого-то там эксперимента, обеспечивал оцепление заповедника. «Все-таки эксперимент», — отметил про себя Скарлатти… Полицейские прочесали весь обезьянарий. И когда Фолсджеру было доложено о готовности, его люди приступили к делу. Что они сделали, шериф толком объяснить не мог. Он видел, как с деревьев на землю посыпались макаки. А потом ему сообщили про того, замешкавшегося.

Полицейский тоже ничего вразумительного не сказал. Он помнил, как полез на дерево, но не помнил, как свалился с него. Очнулся от того, что его больно дергали за волосы. Это были макаки. Одна из них уселась ему на лицо…

Oт него они поехали к доктору Доунсу. Услышав, что интересует полицейских, он безумолку и с гневом говорил о варварстве, учиненном блинолицым бестией и Фолсджером. С туземным племенем случилось то же самое, что и с его беззащитной живностью.

— Я до сих пор в шоке, — шамкал доктор Доунс. — Ведь все они, бедняжки, лежали мертвыми. Потом люди что-то сделали и обезьяны ожили… С туземцами, господин Скарлатти, у них, видимо, что-то не сработало. Ужасно!.. Ужасно!..

Скарлатти пришлось задержаться там. Допросил каждого работника обезьянария… Конечно, Артамонцев не мог его отыскать, чтобы испросить разрешение на арест Вердье. Он действовал по обстоятельствам.

Утром, не успел Скарлатти уехать, выделенные в помощь Артамонцеву люди сообщили, что ими перехвачен телефонный разговор Поля Вердье с заведующим отделом информации и фотохроники местной газеты, который представлял для следствия большой интерес.

Да, этот разговор представлял интерес и немалый. Фолсджер опередил Скарлатти. Он загодя обошел все редакции и скупил негативы съемок, сделанных их сотрудниками и в заповеднике, и в селении у туземцев. Побывал на радио, телевидении, в кинохронике… Везде, где могли снимать, записывать, вещать или публиковать. Платил, по всей видимости, не скупясь. Так что в какую бы редакцию Мефодий не совался, везде его ожидал в разных вариациях, но один и тот же ответ: «Ничего интересного в съемке не было и ее за ненадобностью выбросили…» «Нет, ничего такого в глаза не бросалось…»

И тут тебе телефонный перехват. Невидная газетенка, но тем не менее. На безрыбье и рак рыба. Как выяснилось, сотрудник этой газеты, у которого хранился текущий редакционный архив, до вчерашнего дня был в командировке. И вчера же его засекли в обществе Фолсджера. А сегодня — пожалуйста, запись. Да какая.

Поль передал журналисту привет oт Фолсджера и сказал, чю обещанные ему пять томов у него в руках. Тот ответил, что и он для обмена приготовил необходимые книги и будет ждать его в два часа дня в том же ресторане, где они с Беном вчера встретились.

Встреча снималась скрытой камерой. Она длилась не больше минуты. Один другому радостно махнул рукой, улыбнулись, пeредали свертки и разошлись. Сотрудника редакции арестовали сразу же как он свернул за угол. А Вердье взяли в парке, где он чуть было от них не улизнул. Думали, что прошляпили. Заметил его Мефодий. Скорее, догадался. Из кустов поднимался дымок и Артамонцев со всех ног кинулся туда. Пока Поль сообразил в чем дело, он уже со скрученными руками сидел в машине. Мефодию удалось спасти жалкую ленточку фотопленки и клочки обгоревших бумаг с записями.

На пленке были кадры из обезьянария. В нескольких ракурсах — склонившийся к двум мертвым обезьянкам доктор Доунс… На остатке обгоревшего листка Мефодий прочел:

«Кадр 24. Перед смертью братья-„самоубийцы“ дрались из-за алюминиевого подста…» «Подстаканника», — догадавшись, закончил Мефодий и подумал о странном поведении людей, решивших покончить с собой…

На другом клочке бумаги из множества разрозненных слов он разобрал конец вопросительного предложения: «…смотришь с ужасом?» Егорасшифровал задержанный сотрудник газеты:

— Номер кадра забыл, — сказал он, — а что написано было помню: «На кого ты, Талькаф Мудрый, смотришь с ужасом?»

Выслушав доклад Артамонцева, немного остывший от ярости Скарлатти заметил:

— Господин Артамонцев, я понимаю, вы увлеклись. Но… — он обвел присутствующих тяжелым взглядом. — Наши «увлечения» должны быть в рамках закона… Если в ваших государствах позволительно подозреваемого без разрешения прокурора хватать, бросать в застенок, а затем выпытывать признания, то, работая в Интерполе, забудьте об этом. Мы работаем по букве международного права… Все показания Вердье суд может признать недействительными. И будет прав. Ведь, по сути, вы, господин Артамонцев, вырвали их у него. Взяли под нажимом… Он просил адвоката?

— Нет, — пробурчал Мефодий.

— Значит, нужно было самому предложить… А газетчик?

— Просил.

— Удовлетворили?

Мефодий покачал головой. Скарлатти, сокрушенно вздохнув, развел руками — мол, ну что говорить.

— Слушайте меня, ребята, — сказал он гораздо мягче. — Я понимаю вас. Чтобы нашу следственную работу юристы не похерили, а среди них будут такие доки, что держись, надо строго соблюдать все предписанные законом формальности… От закона — ни на шаг. Таков должен быть принцип нашей работы. Поняли?!. Вот и хорошо. Поехали дальше…

Скарлатти проанализировал, пожалуй, все детали проведенной ими за три дня работы, разобрал каждый прокол и взгрел за него, А затем, чтобы приступить к заданию на следующий день, спросил:

— Что вы думаете о Терье Банге? Как к нему относиться? Можно ли верить его словам?

— Нет! Нельзя! В нем больше напускной значительности, чем дела, — выпалил Манфред.

— Я бы воздержался от подобной категоричности, Артур! — рассудительно заметил Блэйр. — Признаться, его манера разговора мне тоже не понравилась. Но она, будем справедливы, не беспочвенна. Мы почувствовали его превосходство над собой и спешим осудить его.

— Может быть. Может быть, Конрад… Но… — ерзая на месте, соглашается Манфред.

— Без «но», Артур… Ты пытался грубо осадить его, заключить в наручники. И не смог. Не правда ли? Он спокойно, без каких-либо грубостей отвлекал тебя от твоих поползновений. Пустая магнитная пленка, я убежден, тоже его рук дело… Он даже смог сделать так, что мы на два дня забыли о разговоре с ним. Вспомнили перед тем, как прийти сюда… И потом, мне показалось, Банг с нами был искренен. Первое — он не стал отрицать приезда в Тонго Германа Марона. Более того, внес существенное дополнение к нашей информации. Я о пентагонце Кристофере Пиче… Второе — проявил удивительную осведомленность о шести оставшихся в живых тонголезцах… Третье — ты, Артур, не мог не обратить внимание на то, как его возмутило сообщение о расправе над ними. Он же не юлил. Он без обиняков, прямо сказал, что это сделали люди Фолсджера…

Чуть-чуть помолчав, Блэйр заключил:

— Сильвио, думаю, Банг нам не врал. Все полученное от него надо проверить.

Наступила очередь высказаться Артамонцеву. Повисла тягостная пауза. Сильвио исподлобья посмотрел на Мефодия, мол, в чем дело? Артамонцев не видел этого. Насупившись, он уставился себе под ноги. Скарлатти усмехнулся.

— Меф, дорогой, не надо обижаться, — с увещевательно-извиняющимися нотками в голосе произнес он. — В тысячу раз обидней услышать о наших проколах от других… А что касается формы моего разноса, то в нашем деле, если хочешь знать, она помогает крепче запомнить ошибку. Чтобы потом не повторить ее… Уверяю тебя, Меф, я люблю и ценю тебя теперь ничуть не меньше, если не больше…

— А я что?.. Я ничего… — растаял Мефодий.

— Ну и хорошо… Твое мнение по Бангу?

— Я полностью на стороне Конрада Блэйра… Меня, если хотите, поразил довольно прозрачный намек Банга на то, как отправили на тот свет аборигенов. Вероятно, найдена техника контакта живой особи со Спиралью общего Пространства-Времени. Обезьяны — блестящий пример этому… Над этой штукой, я знаю, работают… Но Банг прав, мы действительно не сможем объяснить суду технологию этого явления. Наверняка спровоцированного…

— Ничего не скажешь, явление… Элементарное убийство, — скрипит Манфред.

— Здесь следует разобраться. Ведь с обезьянами этого не случилось, — говорит Блэйр.

— Кстати, — вмешался Скарлатти, — в заповеднике фигура Банга просматривается. А вот в случае с людьми скандинавца мы не видим. Никто на него не показывает… Правда, это могут быть только домыслы, однако не исключено, чтоименно его отсутствие и привело к трагическому исходу…

— Возможно, Фолсджер с Мароном провернули это дельце за его спиной, — подхватывает Артамонцев. — И все равно, чувствуя себя виноватым, Терье Банг и себя и вас утешал тем, что они не мертвы, а перенесены в иную плоскость Времени… Хотелось бы потолковать с ним… Судя по всему, он обладает уникальной способностью считывать Спираль Времени. Ведь, по существу, Спираль — это своего рода банк человеческой памяти. Интересно, она, способность эта, у него от природы или же… — размышлял Артамонцев.

— Не увлекайся, Меф, — смеется Скарлатти. — Будем считать, что и от природы, и от «или же…» Такого рода людей, как Терье Банг, дорогой Манфред, земля рождает не часто. Другое дело мы не можем объяснить их способностей. Не понимаем их… А он нам идет навстречу… Мне в связи с этим вспоминается экстрасенс Вергилий Векслер, консультировавший нашего брата. Его, кажется, убили… И поэтому я решаю следующее: трогать Банга не будем, а всю выданную им информацию тщательно проверим. Итак, завтра с утра Манфред и Блэйр со своей группой отправляются на 38-й километр Восточного шоссе… Артамонцев с приданными ему людьми направится в заводской поселок и в коттедже Поля Вердье произведет обыск. Что искать — знаешь. Брать с собой Вердье опасно… Фолсджер с Пойндекстером могут его укокошить. Будь предельно бдителен… Я займусь выяснением личности Кристофера Пича и поисками кинофотоматериалов…

Информация, полученная от Терье Банга, оказалась точной на все сто… Манфред с Блэйром в трех шагах от араукарии выкопали четыре трупа. Туземцев убили огнестрельным оружием разного вида и разного калибра, принадлежащим, как впоследствии установила баллистическая экспертиза, Джону Пойндекстеру, Полю Вердье и еще двоим из банды Бена.

Мефодий после долгих поисков отыскал у Вердье все им похищенное. Сделанный вроде диадемы серебряный обруч с алмазом, золотой диск с выгравированной на нем мордой льва — символ власти Талькафа Мудрого, — и нитка драгоценного ожерелья, накоторой через каждые три горошины жемчуга крохотной капель-кой висел бриллиаш Ьь жемчужин и 11 бриллиантов… На них на всех мародер и убийца оставил отпечатки пальцев…

А еще через пару дней нашлась кинопленка. За нее пришлось дорого заплатить, но она стоила этого. Это был, по существу, настоящий фильм. Не смонтированный и не тронутый рукой режиссера. Но от этого не менее убедительный….

Начинался он с торжественного открытия Международного симпозиума экологов… Сообщение председательствующего о катастрофе в заповеднике… Переполох в зале… Крупным планом растерянное лицо доктора Доунса… Поезд машин с учеными, подъезжающими к воротам заказника… Доунс и Терье Банг среди бездыханных обезьяньих тушек… Недоуменное выражение лиц ученых, ощупывающих мертвых животных… Терье Банг и что-то говорящий ему Фолсджер… Банг кому-то машет рукой… Это Поль Вердье… Оператор дал его крупным планом… В руках Поля пульт… Он надавливает на одну из кнопок… Лежавшие в пыли бездыханные животные ошалело, как ошпаренные, вскакивают с мест… Кидаются в кусты, взбираются по деревьям… Лица смеющихся людей… Из чащи, облепленный обезьянами, выбегает полицейский. Одна из них дубасит его по голове… Изображение полос самых разных газет… «Шарлатанство»… «Надувательство»… «Обезьянарий — арена циркачей…»

Затем следовали кадры Тонголезского столичного аэропорта. Сектор частных авиалиний. По взлетно-посадочной полосе катит прибывший в Тонго «боинг»… Его никто не встречает… «Боинг» отбуксовывают на задворки порта… К нему подкатывают трап… Выходят пилот, Герман Марон, а следом — Кристофер Пич…

Проселок… По направлению в город несется джип. За рулем Герман Марон. Рядом с ним сухощавый, тонкогубый Пич… Туземное селение… Другой джип… В отдалении Фолсджер, Вердье и Пойндекстер… Они ходят среди мертвых тонголезцев. Трясут их. Заглядывают в лица… Фолсджер что-то пинает… Тельце дохлой обезьянки… Они тоже попадаются. Их с десяток. Но глаз на них не останавливается… Глаза притягивают застывшие в смертных позах люди… У многих на лицах улыбки… Настоящие улыбки. Без оскала… Скопление людей у открытых ящиков. В одном видны яркие лоскуты тканей, всевозможная дешевая галантерея, блестящая бижутерия… Один из туземцев, из тех, видимо, кто раздавал привезенные подарки, упал грудью на ящик. Рука его, протягивавшая кому-то брошь, покоилась запястьем на ребре этого ящика… Мужчины, женщины, дети лежали вповалку в самых разных позах. И все с блаженной печатью восторга… Двое парней упали, вцепившись в один, блестевший под солнцем подстаканник. У деревца, на корточках, застыла молодая африканка. У нее в ногах, повалившись на бочок и счастливо заглядывая в лицо матери, полулежала девочка лет пяти. Её ручонки вцепились а лоскут ткани, которую она любовно прижимала к своей грудке… Не улыбался только один человек. Он сидел на возвышении, привалившись к стене своей хижины. На груди его покачивался золотой диск с мордой льва. Седую голову его перехватывал обруч черненного серебра, в середине которого сверкал осколок алмаза. Голова его была втянута в плечи. Рот — приоткрыт. Пытался что-то сказать. Широко распахнутые глаза его с настороженной грустью смотрят в сторону проселка…

Снова аэропорт. Под чревом «боинга» три фигурки… Крупный план… Оловянный взгляд дородного Марона, встревоженное лицо Пича и задумчивый, готовый на все Фолсджер… О чем говорили они никто и никогда теперь не воспроизведем… «Боинг» выруливает на полосу. А джип, которым правит Джон Пойндекстер, во весь опор мчится из аэропорта. Джон что-то показывает Бену… Фолсджер безнадежно машет рукой. Лицо его мрачно. Он что-то обдумывает…

…Почти все это только, разумеется, без деталей рассказывал Артамонцев в притихшей гостиной Соммера. Рассказывал я перед глазами стояли Талькаф, на груди которого маятником покачивался золотой диск, символ его власти, поникшая молодая африканка и счастливая мордашка ее дочери. Они-то ему и приснились. Непродолжительный и тяжелый сон вконец измочалил Мефодия. Ведь гости разошлись в пятом часу утра, а в шесть Соммер привез их с Бобом в аэропорт…

II

Алжир встретил их банной духотой.

— Жаром тянет с Сахары, — по-бывалому определи Соммер.

— В самолете кондиционеры, — с намеком, чтобы вернуться в салон, говорит Мефодий.

— Не усохнешь. Потерпи немного. Разгрузят, потом вернемся, — обещает Дик.

Мефодий послушно поплелся за ними в здание аэропорта. Ни их шутки, которые он слушал вполуха и приличия ради выдавливал улыбку, ни крепкий кофе, выпитый им, не отогнали сонной осовелости. Он мечтал добраться до кресла в самолете и с часик соснуть. И когда Дик наконец сказал, что можно возвращаться, Артамонцев едва удержался, чтоб не побежать. Во всяком случае, зашагал он резвее, намного обогнав как всегда споривших о чем-то между собой друзей. Он это заметил у трапа. Подниматься в самолет одному Мефодий посчитал неудобным. Облокотившисьспиной на перила трапа, с плохо скрываемым нетерпением, стал поджидать отставших спорщиков.

— Можете пройти, — пригласил один из пилотов.

— Спасибо. Я подожду, — отказался он.

— Мефодий! — позвали его.

«Интересно, Боб никогда меня полным именем не называл», — подумал Артамонцев и обернулся.

— Что, Боб?

— Ничего. Я не с тобой, — сказал он.

— Мефодий! — снова окликнули его.

И только тут он сообразил, что зов идет изнутри. Этот зов в его голове.

«Мефодий, это я, Леший. Как слышишь меня?»

«Отлично», — переходя на мысленный диалог, ответил он.

«Ты где?»

«В Алжире, на пути к вам… Что случилось, Леша?»

«Чрезвычайная ситуация! — докладывает робот. — Сильвио держат под прицелом… Двое с пистолетами марки…»

«Не надо марки… — обрывает Артамонцев. — Где вы?»

«В нашем коттедже. В комнате у Сильвио… Их пятеро…»

«Понял. Он не успел тебя включить», — догадался Мефодий.

«Да, спросонок не успел…»

— Что с тобой, Меф? Ты спишь, как лошаиь, стоя, — легонько хлопнув по плечу Артамонцева, сказал Боб.

Вздрогнув от неожиданности, Мефодий бросает на шефа недовольный взгляд.

— Что случилось? — заподозрив неладное, спросил Боб.

— Шеф, чрезвычайная ситуация. Со мной на телепатической связи Леший… У нас там, в коттедже, на мушке Скарлатти, — объясняет Артамонцев.

«С кем ты там?.. Что мне делать?» — нетерпеливо спрашивает робот.

«Быстро обстановку!»

«Их пятеро… Сильвио стоит у кровати… Руки подняты… В двух шагах от меня… Они передают ему приветы от Марона и Фолсджера…. Требуют ключи от сейфа… Им нужны материалы…»

Всю эту информацию, поднимаясь по трапу в самолет, Мефодий повторяет вслух для Мерфи. Заметив, что Артамонцев взбирается по ступенькам с закрытыми глазами, Боб бережно поддерживает его под руки. Неуклюже отмахиваясь от непонимающего ситуацию Соммера, он гусаком шипит:

— Машину — в воздух, Меченый! Скорей!.. Там нападение нанаших…

Дик разводит руками и, обгоняя чем-то необычайно взволно-ванного друга, послушно бежит в пилотскую.

«Черт с ними с клюсами Скажи, пусть отдаст», — приказывает Боб.

«Слышу», — отзывается Леший.

«Нет! Подожди… — останавливает робота Артамонцев. — Они, гангстеры, видят тебя?»

«Видят. С затылка».

«Значит, ты лицом к Сильвио?»

«Да, Меф… Скорей…»

«Дай ему текст: „Ключи отдать! Сказать, что без сигнала-кода им сейфа не открыть. Сигнал — на мне. Это клавиш моего боевого взвода Лешего. Действуй! Это приказ Роберта Мерфи“».

«Но тогда я его тоже свалю с ног…»

«А что ты можешь сделать иначе?!» — раздраженно думает Артамонцев.

«Есть, Меф!.. Он прочел!» — докладывает робот.

«Лешенька, подкрути настройку. Мне нужно слышать все, что там у вас происходит».

Робот реагирует на команду мгновенно. И Артамонцев слышит хриплый голос Скарлатти:

«Возьмите, черт с вами! Они на столе. Под календарем».

— Робот может заклинить замок? — спрашивает Мефодия Мерфи.

— Он уже это сделал, — уверенно отвечает Артамонцев.

«Сделал», — успокаивает Леший.

«Молодец, Лешенька, — хвалит Артамонцев, — Посмотри, есть ли куда отступить Скарлатти, чтобы твои разряды не попали в него?»

«Небольшое местечко есть».

«Дай текст: „Внимание! Станут нажимать на клавиш боевого взвода Лешего, отступайте в безопасное место. Роберт Мерфи“».

«Все в порядке, Мефодий. Текст Сильвио считал…»

Мефодий слышит позвякивание металла о металл. Звук понятен. Ключом ковыряются в сейфе.

«Не поворачивается, Сыч», — доносится голос одного из гангстеров. Тот, к кому обратились по кличке «Сыч», предполагает, что помимо ключа есть код.

«Макарон, — жестко говорит он Скарлатти, — тебя ничто не спасет. Я разряжу в твою тупую башку всю обойму, если не скажешь кода».

Сильвио молчит.

«Ну!» — рычит Сыч.

«Хорошо, парни… — обреченно вздыхая, сдается Скарлатти. — Я проиграл».

Сильвио снова умолкает.

«Ну! Поторапливайся», — повторяет угрозу налетчик.

«Меня не тронете?» — спрашивает Сильвио.

«Молодец! Правильно, дорогой мой. Нагнетай. Пусть поверят», — прерывисто дыша, думает Артамонцев.

«Не тронем, не тронем… Даю слово!» — обещает Сыч.

«Надо… — запинаясь говорит Сильвио. — Надо на этом пульте нажать белый клавиш. Замок расклинится и вы откроете сейф…»

«Идет ко мне, — бесстрастно комментирует Леший. — Сильвио делает шаг… Он в безопасности…»

И в следующую секунду Мефодий слышит, как в комнате их тонголезского коттеджа падает стул, что-то разбивается, что-то или кто-то тяжело бухается об пол.

«Меня уронили», — сообщает Леший. «Повреждений нет?»

«Нет».

«Как Сильвио?»

«В порядке, Меф. Он снимает с меня этого громилу…»

До Мефодия доносится тяжелое дыхание Скарлатти и характерное щелкание наручников.

«Для двух ублюдков не хватает», — говорит Сильвио и просит Лешего соединить его с Конрадом Блэйром.

«Готово. Блэйр у телефона», — докладывает Леший.

«Конрад! Это я — Сильвио. Буди Манфреда и срочно ко мне. Свет не зажигайте. У меня в комнате и у дома — непрошенные гости. Будьте осторожны. Пройдите ко мне садом. К задней двери коттеджа… Захватите наручники… Все!..»

«Сильвио, — подает голос Леший, — у того громилы под рубашкой рация. Она подает сигнал вызова…»

«Сыч, что случилось?» — пищит рация голосом Фолсджера.

«Пришлось замочить Макарона», — хрипит Скарлатти.

«Он успел тебе врезать что ли?» — сочувственно интересуется Бен.

«Да», — подтверждает Сильвио и, переходя на шепот, добавляет: «Подожди немного, Скользкий. Тут еще с двумя надо разобраться. Потом соединюсь…»

Все происходящее в коттедже Мефодий добросовестно передает шефу.

— Меф, передай Сильвио, нам нужен Бен… Лучше всего взять его у вас в коттедже.

«Приказ Мерфи? — удивляется. Скарлатти. — Откуда он взялся?»

«Они с Мефодием летят сюда. У меня на телепатической связи Меф…»

«А-а-а! — тянет Скарлатти. — Спроси, что он советует?»

На лбу Лешего появляется надпись:

«Вам на месте виднее. Нужно придумать такую причину, которая заставила бы его явиться в коттедж… Мерфи.»

Минут десять они впятером, вместе с подошедшими Конрадом и Артуром, обсуждали различные варианты. Ни один из них не подходил. Нн на одну из предложенных легенд, Фолсджер не клюнул бы Решение пришло само собой. Рация, которую держал Скарлатти, снова заскулила на вызов.

«Что там у вас?» — требует Фолсджер.

«Собираемся сматываться…» — скороговоркой отвечает Скарлатти.

«Жду…»

«Только тут такое дело, Скользкий», — шепчет Сильвио.

«Какое?!» — раздраженно звучит эфир.

«Макарон отдает концы и говорит, что он должен тебе лично передать слова какого-то Бланка… Не разберу в общем…»

Эфир умолк.

«Сыч, спроси у него: от Терье?»

Скарлатти делает паузу.

«Да, Скользкий. Говорит от Терье Банга».

«Макарон совсем плох?» — интересуется Бен.

«Вот-вот…»

«Ясно. Сейчас буду… Как лучше пройти?»

Объяснив, как лучше это сделать, Скарлатти дал отбой и стал совещаться со своими, как встретить дорогого гостя. Их прервал Леший.

«Гангстеры приходят в себя», — сообщил он.

Пока Скарлатти, Блэйр и Манфред перетаскивали в другую комнату оглоушенных импульсами робота налетчиков, Мефодий попросил Лешего подстраховать ребят, когда к ним явится Фолсджер.

«Хорошо, Меф, — сказал он. — Я тебя отключаю. Твое время истекло».

«Неужели прошло полчаса?» — удивился Артамонцев. «Да. До встречи».

И все. Больше Мефодий не слышал Лешего. Сколько он не звал, тот не отзывался.

— Все, шеф, конец связи, — говорит Мефодий.

— Как? — возмутился Боб. — А что дальше?..

— Прилетим — узнаем… Меня робот отключает от себя, когда длительность разговора по телепатической связи достигает критического порога…

Боб недовольно нахмурился. Мефодий, не обращая внимания на шефа, просит его поискать в аптечке Соммера депрессант «зет».

— Обойдешься, — скрипит Мерфи.

— Нет, Боб. Я должен принять его обязательно. Иначе я с ума сойду… Подкорка возобладает над разумом…

Мерфи сообразил, что это серьезно и пошел к Меченому. В аптечке нужного депрессанта не оказалось. Соммер предложил такое же средство только другой серии.

— Нет! Только «зет» и поскорее, ради бога, — взмолился Мефодий.

— Ну часа три потерпишь?… Мы уже в воздухе…

— Нет! Понимаешь, Дик, я не выдержу! — кричит Артамонцев.

Мерфи не узнавал Мефодия. В его строговато-волевом лица появились признаки дебильности.

— Заметано, Меф, — мягко улыбнулся он и, обернувшись к Меченому, приказывает:

— Возвращайся. Немедля! Мы там не задержимся… Дай команду, чтобы наземные службы подвезли к самолету нужное средство…

— Боб, тебя как шефа Интериола послушают лучше, — говорит Соммер.

И они вместе бегут в пилотскую…

Через четверть часа, приняв необходимую дозу депрессанта «зет», Мефодий уснул. Спал он часов десять Ему уже потом рассказали, как ребята взяли Бена и его дружка Джона Пойндекстера. Рассказали и о странном письме Терье Банга, изъятом у Фолсджера. И о прощальной записке Доли Вайсбен…