Глава вторая. Смерть Вергилия. Паук и паучата

СЕДЬМОЙ КРУГ АДА

^{Смерть Вергилия. Паук и паучата. И снова Пиринеи.}

I

Сразу после похорон жены Мерфи захотел встретиться с Векслером. В ту последнюю их встречу тот обронил многозначительную фразу, не дававшую ему теперь покоя. Векслер тогда сказал: «Больше я вам ничего говорить не стану…»

Нужно было, конечно, в тот же самый момент настоять и уточнить, что он имел в виду. Но тогда Боб почему-то был зол на Векслера и к его пророчествам отнёсся с решительным неприятием. На этот раз он рассчитывал на большую откровенность экстрасенса, тем более Векслер намекал на свой близкий конец.

Векслера в штатах не оказалось. Улетел в Бельгию. Там нуждались в его квалифицированной консультации. «Тем лучше, — подумал Мерфи. — Зачем? Лучше не знать. Что будет — то будет». И Боб на время забыл об экстрасенсе. Ему о нём напомнил зам. Как-то утром, соединившись с Мерфи по селектору, он спросил:

— Босс, вы читали о нашем Векслере?

— Опять что-нибудь предсказал?

— К сожалению, он никогда больше не сможет этого сделать.

— Вот как!? Сейчас прочту. Спасибо.

Каждая из пяти газет, лежавших у него на столе, вынесла это событие на первые полосы. Заголовки кричали: «Загадочная смерть известного экстрасенса», «Кто свёл счёты с Вергилием Векслером?», «Мафиози торжествуют. Убит их обличитель…» Пространные материалы сопровождались фотографиями. Улыбающийся Векслер на пляже, сосредоточенный — на сеансе, и, конечно, обезображенный — на месте происшествия.

Мерфи ограничился чтением короткого сообщения.

«Сегодня ночью в своей квартире семью выстрелами в упор убит знаменитый экстрасенс Вергилий Векслер. На трупе покойного полиция обнаружила, напоминающая визитку картонную карточку, на которой типографским шрифтом было оттиснуто: „Векселю — по векселю“».

За долгие годы работы Мерфи взял за правило в первый день после сообщений о преступлениях не читать газетных отчетов. Не изменил он ему и сегодня, хотя сгорал от элементарного любопытства.

Боб предпочитал прежде прочесть первоисточник: составленные полицейскими первые протоколы с места происшествия и дознания. Их язык был профессионален и потому понятен ему. Только после знакомства с ними Мерфи принимался за изучение газетных материалов. В них иногда выдвигались такие версии и, походя, упоминались такие детали, которые, как ни странно, не отрабатывались следователями или отрабатывались не в том направлении.

К газетчикам Боб относился с уважением. Не отмахивался от них и не смеялся над ними. Они, правда, излишне путаются под ногами, но ребята дотошные, дело свое делают добросовестно… Мерфи снова в раздумье посмотрел на газеты, а потом, сложив их, решительно вложил в ящик стола.

Вернувшись с обеденного перерыва, он первым делом поинтересовался, поступили ли к ним материалы по вчерашнему событию. Каково же было его удивление, когда после обязательного: «Да, сэр!» — сотрудник доложил:

— Вам несколько раз звонил директор страхового банка. Просил, чтобы вы срочно связались с ним. Если я правильно понял,'у него для вас письмо, якобы от… Векслера.

Так оно в действительности и было. Как выяснилось, Векслер написал и положил его на хранение в банк месяцев десять назад. С условием: «Сей пакет, после моей смерти в срочном порядке, лично в руки, вручить шефу Интерпола, комиссару Роберту Мерфи». Расписавшись в получении «сего», Мерфи поспешил к себе.

На конверте от руки печатными буквами было написано: «Роберту Мерфи (лично в руки). Вергилий Векслер». Боб вскрывал конверт не без волнения.

«Уважаемый сэр! Наконец почувствовал себя лучше. С возрастом мои недомогания после сеансов становятся все продолжительнее и острее. С трудом их переношу. Годы дают знать о себе. Хотя какие мои годы? Всего 36, а выгляжу старше вас. Многие думают, мне далеко за 50. За свой дар, полученный от бога, приходится расплачиваться годами жизни. Недаром дается человеку этот мир. Интересно, в Осуждение или во Благо приходим мы сюда? Не задумывались?

По всей вероятности, мы об этом узнаем Там. Как видите, я такой возможностью уже располагаю. А вам придется подождать. Да вы не сетуйте. Ведь неизвестно каково Там. И я при всем желании сообщить не смогу.

Вы уже пережили гибель Розиты. У вас снова появилась жажда жизни. Но вы никогда уже так не будете любить, а значит, вам не дано и терять.

Сказать тогда о ее смерти у меня не повернулся язык. Вдобавок я был смертельно уставшим. А главное… Помните, я сел в кресло у журнального столика? Вы подошли ко мне и были поражены мертвенным видом моего лица и жутким страхом. Боб, быть может, вам покажется странным, но там я увидел последнюю ночь своей жизни.

Я откуда-то приехал. Было много багажа. Консьерж и таксист заносили его в подъезд, к лифту. Я стоял возле таксомотора и почувствовал как меня обдувают напитанные лютой ненавистью ко мне волны воздуха. Они накатывались со стороны зеленого кадиллака, стоящего на противоположной стороне улицы, у самого тротуара. В нем спиной ко мне сидела женщина. Того, кто за рулем, я не разглядел. Последние цифры номера автомобиля две „пятерки“.

Я запер за собой дверь. В квартире кроме меня никого не было. Стал распаковывать самый большой чемодан. Увлекся. В дверь позвонили. Я открыл. Он выстрелил мне в лицо. Он выпустил в меня всю обойму.

Моего убийцу, Боб, вы знаете. Вспомните тот день. Из девяти подозреваемых по делу я оставил двоих. Оба наемные убийцы. Об одном, если помните, сказал, что по векселю должен платить он. Другой об этом преступлении знал. По первоначальному замыслу нанимателей именно он должен был его совершить. Но по каким-то причинам они отказались от его услуг. Наниматели щедро заплатили его сопернику и он по-черному завидовал тому, Я его оставил поэтому и потому, что на его душе восемнадцать нераскрытых убийств в разных странах мира — в Швеции, Австрии, Италии, Тонго, Египте, ФРГ и Бразилии. Из Интерпола его этапировали в Бразилию. Там этого субъекта якобы из-за отсутствия доказательств, взяв с него подписку о невыезде, освободили. Воспользовавшись столь демократичной великодушностью, имеющей, как вы догадываетесь, дурной запашок, он скрылся… Фамилии его я не помню. Зато есть примета. На нижней губе, справа, маленькая, прозрачная бородавка. Она похожа на капельку воды. Так и хочется сказать ему — „Смахни!“ Да, чуть не забыл. Как это не парадоксально прозвучит, но тогда, глядя на него, мне показалось, что этот тип умрет дважды.

Одним словом, Боб, тип с бородавкой и есть мой убийца.

Возьмите с него по всем восемнадцати векселям. То есть, уже девятнадцати.

Раньше таких как я называли колдунами, людьми, продавшими душу дьяволу. Их сжигали на кострах, отдавали на съедение зверям, рвали раскаленными щипцами, забрасывали камнями, заживо зарывали в землю. Теперь их называют немного лучше прежнего: одни — „экстрасенсами“, другие — „шарлатанами“. Но все также беспощадно расправляются с ними.

Вот и все, Боб. Прощайте.

Ваш покойный слуга

Вергилий Р. Векслер».

Судя по «покойному» вместо «покорный», Векслер был человеком не без юмора. А что вообще Мерфи знал о нем? Кроме адреса и того, что он одинок? Была ли у него женщина? Любил ли кто его? Откуда родом он и что было для него дорого? Чему радовался?.. Ни на один вопрос Мерфи не может дать ответа. Еще вчера, не прочитай газет, он и понятия бы не имел, что Векслера, оказывается, звали Вергилием. Имя, конечно, претенциозное. Но не он же дал его себе. И не он выдумал себе кличку Вексель. Кстати, на нее Вергилий отзывался без обиды, что подчеркивало его превосходство над теми, кто к нему обращался. Ну что теперь об этом говорить? Векслера нет.

Нелегко ему было жить. Тяжел был крест, доставшийся ему от бога. После своих сеансов, принесших ему славу, Вергилий долго и изнурительно болел. После той первой и последней встречи с шефом Интерпола, Векслер провалялся в постели больше месяца. Мерфи представил себе, как маленький, тщедушный Векслер корчился в судорогах. Возможно, кричал. Звал на помощь. А рядом — никого… Теперь его нет, но появился человек, который хотел бы ему посочувствовать, поговорить, помочь. И это он — Мерфи.

«О-кэй, Вергилий, я возьму твое дело, — проговорил он, глядя на письмо. — Твой убийца заплатит по всем девятнадцати векселям».