Лекарство раз и навсегда

В сентябре 1928 года Александр Флеминг вернулся в лабораторию из отпуска и обнаружил, что одна из чашек Петри, которую он оставил неубранной на лето, заросла стафилококком целиком, кроме площади вокруг колоний плесени. Эта плесень содержала вещество, которое он позже назвал пенициллином. Флеминг опубликовал свое открытие в 1929 году, но медицинские авторитеты его проигнорировали, и бактериальные инфекции оставались главной причиной смертности. Свыше десяти лет спустя, поставленные военным временем перед необходимостью создать вдобавок к сульфонамиду новые антибактериальные препараты, Говард Флори и Эрнст Чейн провели первые клинические испытания пенициллина на шести пациентах, страдающих от различных инфекций, положив тем самым начало систематическим изысканиям, которые можно было начать десятью годами раньше¹.

Появившись в арсенале врачей в 1941 году, пенициллин быстро заслужил репутацию чудо-лекарства 40-х годов. У возникновения такой репутации три главные причины: пенициллин удивительно нетоксичен, даже при высоких дозах; его крупномасштабное производство обходится недорого; он чрезвычайно универсален, так как действен против микроорганизмов, вызывающих самые различные заболевания — от пневмонии до сифилиса.

Можно найти параллели с коноплей во всех трех отношениях:

1. Конопля исключительно безопасна. Хотя она и не совершенно безвредна, но, без сомнения, менее токсична, чем большинство традиционных медикаментов, которые она могла бы заменить, будучи легальной. Как мы уже указывали, хотя ее использовали миллионы людей в течение тысячелетий, не зафиксировано ни одной смерти от передозировки. Также мы отмечали, что опасность вредного воздействия на легкие может быть уменьшена работой над повышением эффективности препарата и развитием технологии отделения вредных составляющих дыма от каннабиноидов (что сильно тормозится политикой запретов).

2. Конопля была бы очень недорогим лекарством. Разумной представляется цена от двадцати до тридцати долларов за унцию (28 г), или около тридцати центов за одну сигарету. Сравните это с ценой таблетки ондансетрона — от тридцати до сорока долларов при покупке оптом. И сигарета, и таблетка эффективны при большинстве случаев тошноты и рвоты, испытываемой большинством пациентов во время химиотерапии онкологических заболеваний (хотя многие пациенты считают, что марихуана лучше). Таким образом, марихуана обойдется более чем в сто раз дешевле, чем лучший из имеющихся законных препаратов.

3. Конопля исключительно универсальна. Поскольку наша книга посвящена освящению именно этого аспекта, нет нужды говорить об этом здесь. Мы рассмотрели много известных медицинских применений марихуаны, возможно, в будущем их будет найдено еще больше.

Также есть исторические параллели между марихуаной и пенициллином. Прошло свыше десяти лет, прежде чем был оценен медицинский потенциал пенициллина, систематические исследования сильно задержались из-за недостатка интереса и ресурсов. Вот и сейчас жизненно необходимые масштабные клинические исследования марихуаны не начинаются в основном из-за безразличия медицины и обструкционистской позиции правительства. Но, как Вторая мировая война подтолкнула исследования пенициллина как антибиотика, так сейчас эпидемия СПИДа ставит исследователей перед необходимостью изысканий способов лекарственного использования марихуаны. Первоначальный энтузиазм по поводу новых препаратов часто неоправдан и рассеивается при дальнейших исследованиях, но ведь конопля не является совсем новым веществом с неизвестными свойствами. Современные исследования подтверждают ее перспективы, открывшиеся столетия назад. Когда ограничения на исследования будут сняты и потенциал марихуаны реализован, возможно, что однажды она будет названа чудо-лекарством нового тысячелетия.

Страшно подумать о том, сколько жизней оборвалось из-за того, что пенициллин не начали применять как лекарство сразу после открытия Флеминга. Также печально осознавать, сколько страданий не удалось облегчить, поскольку марихуана не доступна в качестве лекарства двум последним поколениям.

Народ Америки начинает чувствовать эту несправедливость. Люди считают, что марихуана должна быть доступна в качестве медикамента, чему есть многочисленные свидетельства. В начале 90-х годов научный опрос, проведенный одной из известных исследовательских компаний для Фонда политики в отношении наркотиков, установил, что 69% опрошенных считают, что врачи должны иметь право прописывать марихуану для лечения глаукомы. Опрос тысячи человек, отобранных среди зарегистрированных избирателей, проведенный Американским союзом гражданских свобод весной 1995 года, раскрывает позицию общественности по этому вопросу в наше время. 84% опрошенных считают, что легализация марихуаны для использования в медицинских целях — хорошая идея, а 47% — что очень хорошая идея. Даже после того как респондентов предупредили, что «убедительные данные еще не получены», 65% выступили в пользу легализации. 83% посчитали, что люди, использующие марихуану и считающие ее полезной, должны иметь право законного доступа к ней. 53% считают неубедительным мнение, что узаконивание применения марихуаны в медицинских целях приведет к росту ее использования для получения удовольствия, а 32% — совершенно несостоятельным².

Реформисты до сих пор работали в основном в рамках существующей регулирующей системы, пытаясь добиться узаконивания марихуаны в качестве достойного лекарства. Было бы хорошо достичь такого результата, но это кажется маловероятным. Нынешняя система сертификации медикаментов построена так, чтобы следить за выпуском продукции фармацевтических компаний и защищать публику от ложных утверждений о пользе и безопасности лекарств. Термин лекарство обычно используется в отношении одиночного синтетического химиката, который был разработан и запатентован, как правило, какой-либо фармацевтической компанией. Фирма, инвестирующая средства в разработку препарата, подает заявку на исследование нового медикамента в Администрацию по контролю за продуктами и лекарствами и начинает тестирование: вначале на безопасность, а затем на клиническую эффективность. По завершении изысканий компания просит Администрацию допустить новое лекарство к применению. Чтобы продемонстрировать эффективность препарата, компания должна предоставить доказательства, полученные при проведении исследований с использованием контрольных групп, а не просто отдельные истории болезни, мнения экспертов или клинический опыт использования препарата. Со времени создания этой системы в 1962 году стандарты только ужесточались. И хотя сейчас правила остаются формально такими же, как и раньше, очень немногие заявки, удовлетворенные в начале 60-х годов, имели бы шанс сегодня, если бы сопровождались теми же данными испытаний. Среднее время получения разрешения в наше время составляет три года.

Исследования очень дороги, фармацевтические корпорации тратят до двухсот миллионов долларов, прежде чем лекарство появится на полках аптек. Компании готовы к таким большим вложениям только в том случае, когда есть уверенность в успешном медицинском применении химического вещества и в том, что это лекарство принесет прибыль. Компании располагают патентной защитой в течение двадцати лет, чтобы иметь возможность вернуть инвестиции.

Марихуана, возможно, при такой процедуре не будет допущена никогда. Одной из причин является то, что ее нельзя запатентовать, другой — то, что марихуана представляет собой растительный материал, содержащий много различных химических соединений (как мы отмечали, синтетический ТГК продается по рецептам, но большинство пациентов считают его менее эффективным, чем марихуана). Третья причина заключается в том, что марихуану употребляют путем курения, а ни один из представленных в фармакопее медикаментов так не принимают.

Ситуация складывается смешная. О побочных и лечебных эффектах конопли имеется больше данных, чем по большинству лекарств, продающихся по рецептам. Марихуана за тысячелетия испытана миллионами людей. Последние тридцать лет ее изучали в сотнях экспериментов, профинансированных правительством США. Марихуана — одно из старейших лекарств, используемых человечеством, с многократно подтвержденной безопасностью и эффективностью. Тем не менее, Администрация по контролю за продуктами и лекарствами по закону обязана классифицировать ее как «новое лекарство» и требовать проведения таких же испытаний, как в случае неизвестного вещества. В качестве главной причины запрета использования марихуаны в медицине федеральное правительство называет недостаток научных изысканий, демонстрирующих ее эффективность. Отказывая в последней заявке об изменении классификации марихуаны в 1992 году, Ричард Боннер, тогдашний глава Администрации по контролю за применением законов о наркотиках, сделал следующее предложение: «Люди, настаивающие на том, что следует применять марихуану в медицине, лучше бы послужили обществу, пропагандируя или поддерживая проведение необходимых научных исследований, нежели расходуя время, деньги и ораторский пыл на лоббирование, общественные кампании и ежегодные судебные процессы³.

Воодушевленный такой декларацией, доктор медицины Дональд Абраме из Калифорнийского университета в Сан-Франциско пытался получить разрешение на проведение пилотного исследования, финансируемого из негосударственных источников. Он хотел сравнить действие высоких, средних и малых доз выкуренной марихуаны с действием капсул дронабинола при лечении потери веса, наблюдаемой в случае синдрома истощения при СПИДе. План исследований Абрамса был разработан при консультации с Администрацией по контролю за продуктами и лекарствами и одобрен ею, а также наблюдательным советом Калифорнийского университета в Сан-Франциско, Калифорнийской исследовательской консультационной группой и научным консультационным комитетом общественного консорциума Сан-Франциско, которые готовы были поддержать исследование.

Правительство США не дало разрешения на получение Адамсом легальной марихуаны. Администрация по контролю за применением законов о наркотиках отказала ему в разрешении ввозить марихуану, купленную у фирмы Horta Pharm (эта компания имеет лицензию правительства Нидерландов на выращивание марихуаны для ботанических и фармацевтических исследований). Национальный институт токсикомании, который контролирует внутренние поставки марихуаны для клинических исследований, отказал Абрамсу в его заявке в апреле 1995 года. Письмо с отказом было отправлено через девять месяцев после подачи заявки. Эта задержка была названа Абрамсом и его коллегами как «неприемлемо долгая» и «оскорбительная не только для исследователей, но и для пациентов»⁴. То, как пресекли попытку Абрамса, позволяет предположить, что в ответ на все более убедительные данные в пользу использования марихуаны в медицине правительство призывает исследовать ее потенциал, одновременно создавая препятствия, делающие такие исследования невозможными.

В ноябре 1995 года член Палаты представителей от штата Массачусетс Барни Фрэнк представил в Конгресс законопроект о переводе марихуаны из списка I в список II, что позволило бы устранить одно из юридических препятствий, подтвердив, что уже имеются общепринятые методы применения марихуаны в медицине. Допуск Администрации по контролю за продуктами и лекарствами все равно был бы необходим для того, чтобы марихуана стала отпускаться по рецептам. Вероятность того, что проект Франка скоро станет законом, невелика. Но даже если цельная марихуана стала бы доступна по рецептам, она была бы отнесена к группе препаратов, имеющих высокий потенциал злоупотребления и сравнительно узкое применение в медицине. Ограничения на медикаменты из списка II (как и на все контролируемые вещества) ужесточаются. В девяти штатах врачи обязаны выписывать три копии рецепта на многие из этих веществ. Одна из этих копий отправляется в централизованную компьютерную систему, которая отслеживает любые операции с этими препаратами⁵. Подобные законопроекты ждут утверждения и в других штатах.

В 1989 году штат Нью-Йорк поставил вещества из списка IV, бензодиазепины, под такой контроль. Соответствующее наблюдение за врачами уже принесло свои плоды. Исследования показали, что в Нью-Йорке многим пациентам, действительно нуждающимся в бензодиазепинах, в них отказывают. Некоторые отчеты отмечают рост использования заменителей, которые менее безопасны и эффективны. Минимальное сокращение случаев передозировки бензодиазепинами было более чем компенсировано ростом числа передозировок мепробаматом, хлоралгидратом, этклорвинолом и глютетимидом. А ведь к тяжелым или среднетяжелым относилось только 6,7% случаев передозировки бензодеиазепинами, для остальных же перечисленных препаратов этот показатель равен 22%⁶.

Когда Администрация по контролю за применением законов о наркотиках допустила перевод дронабинола в список II, она наложила особые дополнительные ограничения, якобы необходимые для соответствия Конвенции о психотропных веществах (1971), подписанной правительством США. Это соглашение запрещает участникам всякое использование определенных препаратов, кроме как для научных и «очень ограниченных» медицинских целей. Администрация по контролю за применением законов о наркотиках излагает принципы своей политики следующим образом:

Любое лицо, получившее разрешение от Администрации по контролю за применением законов о наркотиках на распространение, назначение, применение или продажу контролируемых веществ из списка II, которое участвует в распространении или продаже дронабинола по медицинским показаниям, не придерживаясь установленных правил (кроме как в рамках структурированной и утвержденной исследовательской программы), может быть подвергнуто процедуре пересмотра лицензии... на основании противоречия общественным интересам. Администрация по контролю за применением законов о наркотиках примет меры по лишению этого лица лицензии, если установит, что такое распространение представляет угрозу общественной безопасности и здоровью, и будет требовать уголовного преследования, если это возможно⁷.

Обыкновенно врачам предоставляется свобода прописывать любые лекарства, включая медикаменты из списка II, при состояниях или в дозах, отличающихся от допущенных Администрацией по контролю за продуктами и лекарствами и указанных на этикетке. Дронабинол является единственным исключением. Первоначально его допустили к использованию в 1985 году для лечения тошноты и рвоты, возникающих при химиотерапии онкологических заболеваний. Все больше врачей осознавали пользу препарата при лечении синдрома истощения при СПИДе, и в 1992 году Администрация по контролю за продуктами и лекарствами добавила это назначение к упомянутым на этикетке. Это — единственные допускаемые применения. Таким образом, врачи рискуют своими лицензиями назначать контролируемые вещества, когда предоставляют дронабинол пациентам с другой симптоматикой, проявляющим желание использовать законный медикамент вместо курения цельной марихуаны (хотя последнее обычно более эффективно). По сути, когда пациент принимает дронабинол (скажем, при депрессии) вместо курения марихуаны, риск, связанный с нарушением закона, переносится с пациента на врача.

Когда цельную марихуану переведут в список II, Администрация по контролю за применением законов о наркотиках, возможно, будет настаивать на подобных ограничениях. Мы можем лишь догадываться о значении фразы «очень ограниченные медицинские цели». Будет ли марихуана допущена для лечения глаукомы, эпилепсии или мышечных спазмов и других симптомов рассеянного склероза? А как насчет хронических болей и менструального синдрома? Кто будет решать, насколько глубокой должна быть депрессия, чтобы оправдать использование марихуаны как антидепрессанта? И что будет с людьми, подобными Лори Хорн, пациентки с внутричерепной гипертензией? Что ей делать, пока она дожидается систематических исследований, в результате которых список допустимых применений пополнится этим редким заболеванием?

В таких ситуациях врачи могут опасаться рекомендовать лучшее, по их мнению, средство, поскольку подвергают опасности свои репутацию, лицензию и карьеру. Даже если марихуана будет доступна по списку II, аптеки не захотят ее распространять, а врачи — выписывать. Благодаря компьютерному мониторингу Администрация по контролю за применением законов о наркотиках будет знать, кто и в каком количестве получал марихуану по рецепту. Она сможет преследовать врачей, которые, по ее стандартам, назначают марихуану слишком часто или по причинам, которые она считает неприемлемыми. Возможность таких преследований обескураживает людей. В отличие от других медикаментов списка II, таких, как кокаин и морфин, марихуана обладает богатым потенциалом медицинского применения. Нет сомнений в том, что многие люди постараются доказать врачам, что у них имеется законное основание требовать рецепт. Врачи не захотят брать на себя ответственность за подобные решения, постоянно находясь под угрозой дисциплинарных наказаний со стороны государства. Более того, многие врачи даже не задумываются о назначении марихуаны, будучи жертвами государственной кампании дезинформации. До сих пор некоторые верят мифу о том, что марихуана вызывает зависимость и приводит к употреблению более опасных наркотиков, и распространяют его.

Есть проблема и совсем другого рода. Цена производства высококачественной медицинской марихуаны, возможно, составит от двадцати до тридцати долларов за унцию, распространение по медицинским каналам обойдется еще в несколько долларов. Из одной унции можно сделать семьдесят сигарет, а средняя доза составляет одну или даже меньше сигареты. Поскольку государство не может облагать налогом препараты, используемые в медицинских целях, лечение марихуаной будет стоить всего несколько центов в день, тогда как нелегальная марихуана идет на вес золота — 200 — 600 долларов за унцию. Такая огромная разница создает потенциал для операций последующей перепродажи. Если учесть все эти причины, занесение марихуаны в список II и разрешение продажи ее по рецепту вряд ли будет долгосрочным решением проблемы, хотя и является важной промежуточной ступенью.

Индивидуальная программа испытаний новых лекарств является единственной возможностью применения марихуаны в медицинских целях. Со времени ее создания всего около сорока пациентов из многих тысяч тех, кто может извлечь пользу от употребления лекарственной марихуаны, были допущены к участию в этой программе. Сейчас (1996 год) только восемь человек получают марихуану, и ее поставки часто прерываются, а качество порой оставляет желать лучшего. Правительство решило впредь не поставлять марихуану другим больным. Это жестоко по отношению к тем немногим людям, кто когда-либо получал марихуану от правительства, но в принципе это преимущественно символический акт. Правительство все равно не могло удовлетворить каждый запрос, поступивший через эту программу, не наняв большого числа служащих и не найдя армию врачей, готовых заниматься заполнением многочисленных документов, одновременно убеждая пациентов терпеть бесконечные проволочки и не покупать марихуану на улице.

Теоретически, лечебные свойства марихуаны можно использовать, если вдобавок к ТГК выделить другие каннабиноиды. Но это невообразимо сложно. Фирмы, пожелавшие финансировать такой проект, должны были бы определить лекарственный потенциал и безопасность шестидесяти или более веществ, синтезировать те из них, которые будут признаны полезными, и выпустить их в виде таблеток или аэрозолей. Не исключено, что некоторые из этих веществ действуют только совместно, так что пришлось бы изучить различные комбинации. Мы уже объяснили, почему ни одна фармацевтическая компания не предоставит ресурсы, необходимые для такого проекта⁸. Теперь, когда открыта система анандамидных рецепторов, фармацевтические компании начали поиски синтетических аналогов (химически родственных веществ) каннабиноидов. Например, фармацевтическая компания могла бы запатентовать для местного применения аналог, понижающий внутриглазное давление и не вызывающий побочных эффектов, которые есть у цельной марихуаны. Но до тех пор, пока сама марихуана доступна, у фармацевтической компании могут возникнуть трудности получения прибыли от этого препарата. Возможно, им придется установить такую высокую цену, что многие пациенты предпочтут вместо этого покупать или выращивать марихуану. Так происходит во многих случаях использования маринола.

В 1992 году законодатели штата Мэн одобрили документ, который стал бы законом, если бы губернатор не наложил вето. По этому законопроекту марихуана поставлялась бы в аптеки, и врачи, имеющие специальные разрешения, могли бы прописывать ее 1) больным глаукомой или проходящим химиотерапию при онкологических заболеваниях; 2) больным, которым угрожает смерть или потеря зрения; 3) пациентам, чьи симптомы не поддаются обычному лечению, а также тем, кто страдает от тяжелых побочных эффектов, возникающих при обычных методах лечения.

Законопроект, одобренный в штате Мэн, развил принципы программ 70-х и 80-х годов, реализовывавшихся штатами. Во-первых, он предусматривал защиту больных от уголовных обвинений в выращивании марихуаны или владении ею, если бы они доказали, что им поставлен диагноз глаукомы или они страдают от сильной тошноты и рвоты, возникающей в результате химиотерапии онкологических заболеваний. Во-вторых, в «программе терапевтических исследований», предусмотренной законом, было бы позволено использовать марихуану, конфискованную полицией, если Национальный институт токсикомании отказывается ее поставлять.

В ноябре 1996 года избиратели в штате Калифорния одобрили законодательную инициативу о разрешении пациентам и людям, которые за ними ухаживают, выращивать и иметь марихуану, если она используется по рекомендации врача для лечения «рака, потери аппетита, СПИДа, хронической боли, спастических нарушений, артрита, мигрени или любого другого заболевания, при котором марихуана приносит облегчение». Оговаривалось также то, что нельзя обвинять докторов в рекомендации применять марихуану. Принятие такого законодательства могло бы стать крупной вехой в истории марихуаны как лекарства, в том числе потому, что отразило бы перелом, произошедший в общественном сознании.

То, что в вопросе референдума перечисляет так много возможностей применения марихуаны, является как недостатком, так и достоинством. Широта охвата может создать проблемы, которые приведут к вмешательству федерального правительства. В том же месяце избиратели штата Аризона большинством в две трети одобрили законодательную инициативу, призывающую разрешить врачам назначать медикаменты из списка I, включая марихуану, тяжелым или безнадежным больным. Для этого доктор должен был бы заручиться письменным согласием с этим хотя бы одного коллеги, а также представить документально подтвержденные данные, обосновывавшие применение препарата в каждом отдельном случае. Вообще, подобный закон трудно ввести в действие, поскольку он пытается обойти систему федерального регулирования, а маловероятно, что федеральное правительство согласится передать контроль над лекарственными средствами штатам. Тем не менее, подобный закон может защитить людей, использующих марихуану в медицинских целях, при аресте.

Хотя правовые акты, подобные законопроекту, подвергшемуся вето в штате Мэн, а так же инициативы в Калифорнии и Аризоне не предлагают долгосрочного решения проблемы использования марихуаны в медицинских целях, они сигнализируют о растущем недовольстве общественности существующими законами. Если похожие предложения будут приняты в других штатах, то федеральное правительство должно будет включиться в дискуссию, а общественность осознает важность этой проблемы.

Незадолго до того, как федеральное правительство уничтожило последнюю возможность доступа к марихуане, используемой в медицинских целях, люди, нуждающиеся в ней, начали объединяться и поставлять марихуану друг другу, открыто нарушая закон путем создания клубов покупателей конопли. Начало было положено в 1991 году в Сан-Франциско. Сейчас такие объединения существуют в нескольких городах Америки. Эти клубы покупают марихуану оптом и поставляют ее пациентам, у которых есть справка от врача, по оптовой или близкой к оптовой цене. Типичной организацией такого рода является Green Cross Patient Co-op. Люди, управляющие клубом, говорят, что он «открыт для каждого, кто имеет настоящую нужду в марихуане, рекомендованной врачом или другим работником здравоохранения». Пациенты подают заявление на членство в клубе, в котором указывают свои симптомы, принимаемые ими медикаменты, способ употребления и побочные эффекты марихуаны, к заявлению прикладывается справка, подписанная врачом⁹. Пациента просят сделать добровольный взнос для покрытия стоимости производства марихуаны и операционных расходов. Те, кто не в состоянии внести деньги, получают марихуану бесплатно.

До начала 1995 года правительство штата и федеральные органы не пытались закрыть клуб из-за опасения негативной общественной реакции. Весной 1995 года была предпринята первая серьезная акция против открытых поставок марихуаны для медицинского применения — полиция совершила обыск в Green Cross Patient Co-op. Джоанна Мак-Ки (один из директоров кооператива) прикована к креслу-каталке и страдает от тяжелых мышечных спазмов, которые лечит марихуаной. Ей пришлось отсидеть два дня в тюрьме в августе 1995 года, поскольку вопреки постановлению суда она покинула штат для поездки на конференцию по марихуане, организованную Национальным институтом токсикомании в Вашингтоне. Обвинение закрыло дело против Green Cross Patient Coop после того, как судья аннулировал ордер, по которому был совершен обыск. Йохан Мур, глава нью-йоркского Underground Cannabis Buyer's Club, и Ричард Эванс из Greater Cincinnati Cannabis Buyer's Club арестовывались в 1996 году. Дело против Мура было закрыто, Эванс получил месяц тюремного заключения за «противозаконную торговлю марихуаной» в менее чем 1000 ярдов (914 м) от школы, хотя, конечно же, она не предназначалась детям. В августе 1996 года клуб покупателей в Сан-Франциско, старейший и самый большой в стране, насчитывавший почти десять тысяч членов, был закрыт агентами по борьбе с наркотиками по указанию главного прокурора штата, несмотря на упорные протесты городского правительства Сан-Франциско. Клубы покупателей марихуаны были закрыты в Ки-Уэсте (штат Флорида) и в Лос-Анджелесе, но многие другие, включая Green Cross Patient Coop, продолжают работать.

Выживание и рост этих клубов являются знаками того, что применение марихуаны в медицине встречает одобрение все большего числа американцев. Пациенты будут вступать в клубы по мере получения информации и подтверждения на собственном опыте того, что марихуана может облегчать их симптомы. Кажется, что продажу по рецепту и без него дополнил третий, нелегальный способ распространения этого лекарства. Но поскольку клубы покупателей являются незаконными и, Можно с уверенностью сказать, таковыми останутся, они оказываются незащищенными от коррупции, соблазна перепродажи марихуаны ради наживы и нападок со стороны властей. Они могут сыграть важную переходную роль в привлечении общественного внимания к выгодам медицинского применения марихуаны, но смогут обслуживать только небольшую долю людей, для которых марихуана может оказаться полезной. Такие клубы не являются постоянным решением проблемы доступности конопли для медицинского использования.

Зная, что марихуана является удивительно безопасным, универсальным и эффективным медикаментом, и очень недорогим, если ликвидировать запретительные тарифы, правительство США упорно препятствует любым мерам, которые могут привести к ее легализации. Почему? В голову приходят, по крайней мере, три причины:

1. Уже почти семьдесят лет правительство преувеличивает опасность использования марихуаны для развлечения. Оно потратило многие миллионы долларов на то, чтобы обнаружить хоть какой-нибудь вред, причиняемый марихуаной, который оправдал бы политику запретов. С 1967 года более десяти миллионов американцев были арестованы по обвинениям, связанным с марихуаной. Многие люди получили длительные сроки тюремного заключения, карьеры рушились, семьи разорялись или распадались. Понесенный урон не поддается оценке. Сейчас правительству трудно передумать и сказать: «Простите, мы ошибались». Правительства не любят признавать свои просчеты.

2. Многие влиятельные круги заинтересованы в продолжении политики запретов. Создан силовой и «просветительский» бюрократический аппарат, контролирующий выполнение законов, индустрию по борьбе с наркотиками, сравнимую с военно-промышленным комплексом, возникшим во время холодной войны, — мощную и борющуюся за сохранение своих доходов. Имущество, изъятое у наркоторговцев, увеличивает ресурсы системы борьбы с распространением наркотиков. Бескомпромиссная война с наркотиками подкармливает растущую индустрию исследований волос и мочи граждан на предмет обнаружения следов марихуаны и других наркотиков. Фармацевтические компании и лаборатории тестирования, получающие прибыль от такой практики, не хотят ее прекращения. Как зеркальное отражение, развиваются техники обмана тестов, рекламирующиеся в журналах вроде High Times. Конечно же, подпольные торговцы марихуаной тоже получают выгоду от существования системы. Так же и поставщики гидропонного оборудования для тех, кто выращивает ее дома, пытаясь укрыться от ока закона, не остаются внакладе. В общем, в этот процесс вовлечены достаточно большие и растущие капиталы и человеческие ресурсы.

3. Марихуана стала культурным символом, полным противоречий. Вместе с психоделиками она являлась катализатором движения протеста против истеблишмента 60-х л 70-х годов. Многие люди считали выступления за свободу слова, права человека и против войны во Вьетнаме здоровым проявлением демократии в действии. Но другие видели в них симптомы анархии — только посмотрите, как одета вся эта курящая марихуану молодежь, и какие у них прически! Даже в наше время консервативные люди опасаются марихуаны. Средства массовой информации вносят свой вклад, изображая людей, использующих марихуану, как людей, у которых «не все дома». Преуспевающие выходцы из средних классов, балующиеся марихуаной, пассивно помогают этой кампании, храня в тайне свое увлечение, переключая внимание средств массовой информации на запоздалых хиппи.

Правовые и институциональные препятствия, воздвигнутые на пути к использованию конопли в медицине, имеют вековую историю. Как и марихуана, многие наркотики, чье употребление в настоящее время жестко ограничено, находили значительные медицинские применения в разное время и в разных странах. Использование этих препаратов сокращается, когда становится широко известней опасность их употребления, другие медикаменты становятся доступными, а правительства ставят наркотики под более жесткий контроль. История того, как реагировали общество и закон на применение наркотиков, дает множество примеров двуличия, коррупции, плохой фармакологии, непоследовательности, потакания различным социальным предрассудкам, наращивания мощи агентств, которым поручено ведение борьбы. Но существует общемировая тенденция, более важная, чем любая из приведенных выше.

Все страны ныне имеют сходные законодательства о наркотиках. Они дополняются международными соглашениями и организациями. Но в XIX веке в США и Европе практически отсутствовал государственный контроль над использованием медикаментов. Рост производства, капиталистического предпринимательства и дух либерального индивидуализма превратили тот период в эру самолечения и конкуренции медицинских авторитетов. Кто угодно мог продавать едва ли не все, что угодно, как лекарство. Расцвела индустрия патентованных средств. Многие из ее продуктов содержали вещества, действующие на сознание, среди них алкоголь, опиум и никотин. Обычные врачи тоже использовали эти средства, поэтому, кстати, в больничных аптеках хранились большие запасы вина. По оценкам, в 1910 году морфин был четвертым по частоте использования медикаментом, а алкоголь — пятым¹⁰. Было трудно провести разграничение между категориями пользователей. Чем отличается человек, выпивающий в салуне, от того, кто принимает «укрепляющее средство», основным действующим ингредиентом которого является алкоголь?

Психоактивные препараты, как и большинство сильных медикаментов, могут быть очень ядовиты. И их опасность (равно как и эффективность) преумножалась при выделении действующих веществ в чистом виде и при развитии технологий, например, внутривенных и внутримышечных инъекций. К началу XX столетия недоверие к этим препаратам начало расти. Ранее их использовали без четкого разграничения медицинского и других применений, и эта неопределенность начала казаться опасной.

Все эти перемены происходили на фоне успехов врачебного искусства и медицинской науки. Рождение синтетической химии, экспериментальной физиологии и бактериологии дало надежду на создание научной медицины, основанной на распознании специфических болезнетворных агентов каждого недуга. Но психоактивные препараты не обладают целевым действием. Во многих случаях они облегчали страдания, но фармакологически инертные «панацеи» иногда давали тот же результат. Сила этих препаратов стала казаться неконтролируемой, они выглядели более эффективными, чем снадобья шарлатанов, но не менее опасными и таинственными. В начале XX века их начинают считать «вкрадчивой отравой». Даже хорошо информированный человек мог быть порабощен ими. Прием кокаина для бодрости или опиатов для успокоения перестали оправдывать медицинской необходимостью. Эти наркотики повсеместно были поставлены под строгий уголовный контроль, а конопля была запрещена во многих американских штатах. Даже алкоголь был вне закона свыше десяти лет и навсегда потерял статус лекарства.

Новые ограничения, наложенные в конце века, являются результатом желания обезопасить общественное здоровье, наведя порядок в этой области. Как физическая гигиена требовала правительственных мер для предупреждения инфекционных заболеваний, профессиональная гигиена — более высоких стандартов медицинской и фармацевтической практики, так, казалось, интеллектуальная гигиена требует ясных и подкрепленных законом правил применения препаратов, действующих на психику. Над производством и использованием этих веществ был установлен контроль. Отдельные медицинские применения были четко определены, а остальные объявлены незаконными.

В Соединенных Штатах федеральное правительство взяло психоактивные вещества под свой контроль посредством Закона о чистоте продуктов и лекарств (1906), Закона Гаррисона о наркотиках (1914) и Закона Вольстеда (1919). И хотя запрет на алкоголь под давлением общественности в 1933 году сняли, в других отношениях система осталась прежней и получила развитие в серии законов, приведших к принятию Всеобъемлющего акта о профилактике и ограничении злоупотреблений наркотическими веществами 1970 года и последующих законов.

Все это явилось частью процесса, в результате которого либеральный капитализм XIX века трансформировался в государственно-корпоративную систему. В то же время произошла организация медицинского и фармацевтического профессиональных сообществ, которые, иногда в сотрудничестве с фармацевтическими компаниями, накапливали силы и узурпировали все больше социальных функций в процессе, который враждебно настроенные критики называют «медицинским империализмом». Для периода, известного теперь как «Эра прогресса», Закон о чистоте продуктов и лекарств, Закон Гаррисона о наркотиках и Закон Вольстеда столь же характерны, как и Закон о федеральной резервной системе, который коренным образом изменил банковскую систему.

Государственный контроль над лекарственными препаратами, не воздействующими на психику, усиливался не так быстро, и проявления этого процесса были иными, но тенденция к централизации контроля и умножению ограничений была совершенно аналогичной, ибо свобода личного выбора в этой сфере нецелесообразна, так как иллюзорна. Из всех федеральных законов лишь Закон о чистоте продуктов и лекарств 1906 года поощрял свободу выбора, поскольку был направлен на борьбу с очень простым обманом — лживыми этикетками. Федеральные ограничения на непсихотропные лекарственные препараты начали вводиться Законом о продуктах, лекарствах и косметике 1938 года. В этот закон в 1962 году были внесены поправки, имевшие целью создание системы по допуску новых лекарств. По этому закону федеральное правительство имеет решающий голос в том, какие препараты будет разрешено использовать врачам. Было решено, что даже врачи нуждаются в защите от назначения ими лекарственных средств на основе неправильной информации. Это мнение созвучно аргументу Администрации по контролю за применением законов о наркотиках: даже широкая поддержка врачей недостаточна для оправдания использования марихуаны в медицине.

Перемены, произошедшие с конца XIX века, объясняются сильно возросшей сложностью фармакопеи. Свобода личного выбора кажется оправданной во времена, когда средний потребитель был способен оценивать безопасность и полезность немногих имевшихся тогда медикаментов. Было бы разумно согласиться, что в современной ситуации потребители и даже врачи не могут иметь достаточно знаний для такой самостоятельной оценки, и лишь авторитетные научные изыскания могут служить основой для принятия решений.

Система контроля над неактивными в отношении воздействия на психику препаратами основана на этой модели защиты потребителя. Это хорошее оправдание правительственного контроля, так как он обычно имеет дело со сферами общественной жизни, в которых индивидуальная автономия кажется наименее ценной. В сложно устроенном обществе существует больше знаний, чем любой отдельно взятый человек может усвоить, и есть вещи, среди которых среднестатистический гражданин не может самостоятельно сделать рациональный выбор. При такой системе препараты без утвержденного применения напоминают дефектные и, следовательно, опасные механизмы. Препараты, имеющие медицинское применение, полезны как инструменты, созданные для определенных целей, если только работают механизмы, обеспечивающие безопасность производства и распространения под контролем государства.

Медицинское регулирование является самым жестким в законодательстве о защите потребителя, поскольку опасности весьма значительны, а якобы непоколебимый авторитет науки может обосновать сколь угодно строгую систему контроля. Медицинский контроль за применением лекарств предоставляет средства против неразберихи и поэтому играет большую роль для общественного мнения. В опросе, проведенном в начале 70-х годов, 30% опрошенных выбрали среди различных определений того, что представляет собой злоупотребление препаратами, формулировку «использование не для тех целей, для которых лекарство было создано, немедицинское использование» (27% выбрали «чрезмерное употребление»)¹¹. Мы хотим надеяться, что правила, имеющие целью уменьшить медицинский риск, строже, чем в сфере досуга, где на риск идут из-за стремления к обогащению или амбиций. Если бы опасный спорт (например, профессиональный бокс) находился под медицинским контролем, его запретили бы по настоянию Американской медицинской ассоциации.

Но даже этасистема контроля считается недостаточной для препаратов, воздействующих на психику. Запреты на так называемые наркотики стали накладываться задолго до того, как рецепты стали необходимы для обычных препаратов. Правительство дало понять врачам, что использование опиатов для поддержки зависимых от наркотиков людей не является законным медицинским применением, еще прежде, чем стало вмешиваться в назначение всех прочих лекарств. Этот режим сильнейших ограничений сохраняется. Иногда это ничего общего не имеет с защитой потребителя, например, тогда, когда закон превращает потребителя в преступника и требует создания мощного полицейско-бюрократического аппарата для контроля своего выполнения. Мы не штрафуем и не сажаем в тюрьму пациентов лекарей, которые практикуют без лицензии, или потребителей товаров тех производителей, которые нарушают законы о защите прав потребителя, однако владение марихуаной и другими запрещенными наркотиками является федеральным уголовным преступлением. Метафора войны используется редко, когда речь идет о защите потребителя, но постоянно — при выпадах, направленных против наркотиков. Это происходит потому, что соответствующее законодательство направлено не на защиту потребителя, а на борьбу с тем, что считается угрозой общественному устройству и моральному духу. Если они оказываются в опасности всякий раз, когда кто-нибудь употребляет наркотики, то нам не требуется отточенная аргументация о том, допустимо ли защищать людей от самих себя.

Эти границы никогда четко не определены, поскольку представление об общественном здоровье предполагает обе цели. Применение наркотиков ассоциируется у людей с чумой или эпидемией гораздо чаще, чем любая другая социальная проблема. Это зовет к моральному крестовому походу, являющемуся в то же время кампанией за общественное здоровье. Образ опасного заболевания развязывает руки мощным общественным силам, устраняя большинство сомнений нравственного и политического характера. При борьбе с эпидемией тифа не возникает моральных проблем, чем же отличается борьба с эпидемией наркомании? Забота о свободе индивидуума становится неуместной. Предупреждение болезней уже более века считается ответственностью государства. Международная и национальные системы контроля над использованием наркотиков развивались вместе с международными организациями, созданными для предупреждения эпидемий инфекционных заболеваний. Словарь, используемый в дискуссиях о веществах, действующих на психику, позволяет плавно переходить от темы физического и психологического здоровья к теме здоровья морального и, в конце концов, социального. Безопасность и нравственность потребителя, сплавленные рассуждениями о здоровье и болезни, усиливают друг друга, оправдывая необходимость контроля.

Когда речь заходит об опасностях немедицинского использования наркотических средств, используется предельно широкое определение здоровья, чтобы оправдать сильнейшие ограничения. Например, мы придаем больше веса неопределенному понятию общественного здоровья, нежели конкретным и специфическим проблемам здоровья физического. При установлении же границ законного применения наркотиков (в том числе для лечения болезней) мы даем очень узкое определение здоровья, опять же для того, чтобы оправдать строгие ограничения. Забота о человеческом благе считается достаточной причиной для запрета наркотиков, но недостаточной для их использования.

Разногласия по поводу угроз здоровью или моральному и социальному порядку могут быть большими, чем по поводу того, что представляет угрозу физическому или даже психологическому здоровью индивида. Системы ценностей различаются у разных людей, и причины трудно отличить от симптомов в таких вопросах, как общественное спокойствие и эффективность. В результате общественное мнение неустойчиво и законы могут казаться плохо обоснованными. Под маской здравого смысла может скрываться распространенный предрассудок. Отношения к меньшинствам, работе, успехам и провалам, сексуальной и семейной жизни могут проявиться в дискуссии о наркотиках. Правительство настаивает, что марихуана представляет угрозу обществу. Но сама необходимость использовать воинственную риторику может символизировать то, что не найден правильный ответ на вопрос. Понятно, почему многие люди сомневаются в том, стоит ли участвовать в этой войне.

Моральный консенсус в отношении угрозы со стороны конопли сомнителен и поверхностен. Мы делаем вид, что искоренение незаконной продажи наркотиков означает то же, что и отмена рабства, победа над пиратством или искоренение малярии и оспы. Никто не станет призывать к легализации пиратства или, скажем, к тому, чтобы отказаться от попыток избавиться от инфекционных заболеваний. Но даже экономист Милтон Фридман и редакторы лондонских журналов National Review и Economist, равно как и многие другие люди, пришли к пониманию необходимости легализовать марихуану и другие наркотические вещества. Официальная точка зрения заключается в том, что следует делать все возможное, дабы предотвратить употребление запрещенных веществ. Однако существует и неофициальная точка зрения на употребление наркотиков вообще и марихуаны в частности, причем она отличается гораздо большей терпимостью. Миллионы американцев, употребляющих марихуану, не только не повинуются закону, но и не признают его нравственный авторитет. У некоторых из них отношение к закону неоднозначное, другие лицемерят, а третьи открыто или тайно противостоят. Люди, чьи истории мы поведали в этой книге, не скрывают горькой обиды на закон, сделавший их преступниками. Они считают, что их обманывают. Эти люди стали сомневаться в компетентности властей в вопросах вредоносности и полезности марихуаны.

Более того, запрет обходится во все большие суммы. В 1995 году только за хранение марихуаны было арестовано 600 тысяч человек — самый большой показатель в истории США¹². Правительства всех уровней тратят миллиарды долларов в год как на соблюдение закона, так и на содержание в тюрьмах наркоторговцев и людей, употребляющих наркотики. Треть федеральных заключенных сейчас отбывают наказание по обвинениям, связанным с наркотиками, зачастую — именно с марихуаной. Несмотря на объявленную войну, наркотики продолжают поступать в Соединенные Штаты с возрастающей скоростью. Суровые меры лишь взвинчивают цены и поддерживают высокие прибыли продавцов. Сейчас черный рынок наркотиков генерирует преступность и насилие точно так же, как в 20-е годы — черный рынок спиртного. Гражданские свободы нарушаются практикой доносов и провокаций, обязательной сдачей мочи на анализ, незаконными обысками и конфискациями. Обнаружив, что власти распространяли неверные сведения о конопле, молодежь начинает с недоверием относиться к информации о других наркотиках и теряет уважение к правосудию. Все это делает общественные позиции неоднозначными и противоречивыми, что подготавливает почву для возможных перемен.

Между тем все большие сомнения высказываются по поводу ограничения применения психоактивных веществ (за исключением алкоголя) только медицинским контекстом. Современная медицина многим обязана доктрине специфической этиологии, которая основана на инфекционных заболеваниях и расстройствах, вызванных недостатком питания. Но она не может объяснить все факты. Часто мы не в силах дать четкие объяснения функциональным расстройствам, которые по-прежнему заставляют обращаться к врачам, и не можем предложить лучших средств, нежели вещества, которые воздействуют на разум и чувства.

Такая ситуация неизбежно вызывает волнение. Неспециалисты и даже собратья по профессии обвиняют врачей в том, что они пытаются с помощью таблеток решать проблемы, требующие более сложной и комплексной работы. С другой стороны, заболевания и жизненные проблемы порой взаимосвязаны. Зачастую назначение врачом транквилизатора не очень-то отличается от самолечения кружкой пива или сигаретой с марихуаной — точно так же в XIX веке укрепляющие микстуры на основе спирта выполняли ту же функцию, что и стаканчик виски.

При обсуждении наркотических веществ всегда сложно провести границу между их терапевтическим и рекреационным или между приводящим в норму и стимулирующим употреблением. Эту проблему наглядно иллюстрирует полемика вокруг применения популярного антидепрессанта флюоксетина. Наркотики употребляли с магическими, религиозными, медицинскими целями, вплоть до самосовершенствования. В доиндустриальных обществах эти понятия подчас с трудом поддаются разделению. В таких обществах медицинский диагноз и прогноз окружены ореолом таинственности, а само заболевание часто рассматривается как орудие богов или злых духов. Слова health (здоровье) и holiness (святость) имеют общий корень, означающий целостность (whole). В современных индустриальных обществах эти категории принято разделять, что затрудняет регулирование и контроль над употреблением веществ, воздействующих на психику.

Современное общество придает настолько большое значение четкому ограничению целей, для которых могут применяться наркотические вещества, что подозрительно относится к любому предложению, в котором эти цели сформулированы не столь четко и однозначно. Например, нам трудно было бы согласиться применением наркотиков в религиозных целях. Однако нам следует свыкнуться с этой неоднозначностью, если мы хотим использовать наркотические вещества в целях наиболее полного развития человеческого потенциала. В каких-то случаях это будет означать стирание четкой границы между лечебным употреблением и употреблением в иных целях.

В случае с коноплей становится ясно, что требование разделения целей употребления, выдвигаемое законом, просто несовместимо с реальными человеческими потребностями. Употребление марихуаны не может быть приспособлено к абстрактным ограничениям, которые в XX веке были установлены различными ведомствами. Марихуана усиливает получаемое удовольствие и обладает целебным потенциалом, но ее возможности не исчерпываются этим. Например, ее применение в качестве средства, избавляющего от повседневного недомогания, не укладывается ни в одну из названных схем. Зачастую обычные люди, «назначая» себе марихуану, делают примерно то же, что и врачи, выписывающие рецепты на психоактивные или еще какие-нибудь препараты.

Рассмотрим такой случай: женщина 92 лет, страдающая (помимо прочего) застойной сердечной недостаточностью, гипотиреозом, недостаточностью мозгового кровоснабжения и глаукомой, обратилась к врачу с жалобами на бессонницу. Врач не решился назначить еще одно сильнодействующее средство — она и так принимала восемь различных препаратов (двадцать пять таблеток в день) — и рекомендовал ей выпивать перед сном стаканчик вина. Возможно, это было нетрадиционным решением, но зато вполне безопасным, и в данном случае эта рекомендация оказалась эффективной. Действия врача здесь напоминали подход лекарей XIX столетия, которые рассматривали алкоголь в качестве целебного средства. В XIX веке в тех же целях врач мог бы назначить одну или две капли настойки конопли. В наши дни это, увы, невозможно, хотя марихуана, не исключено, эффективнее и безопаснее.

Марихуана может применяться и в квазимедицинских целях, а именно для стимуляции творчества и производительности труда. При лечении маниакально-депрессивного психоза с помощью карбоната лития часто поступают жалобы, что это лекарство крадет у пациентов способность к творчеству, жизненную силу и возможность радоваться жизни. Именно поэтому многие больные прерывают лечение, хотя осознают, какие ужасные последствия это повлечет. Небольшой подъем настроения (гипомания) часто стимулирует творческое мышление — эксперименты показывают, что оно часто способствует появлению необычных ассоциаций и оригинальных подходов к решению проблем. У больных, страдающих биполярным расстройством, быстрота мышления и свободный полет идей связываются с приподнятым настроением¹³. Любопытно, что так же описывают состояние при интоксикации коноплей. Следующая история рассказана женщиной 42 лет, употребляющей марихуану с двоякой целью: для стимуляции творческих способностей и для продолжения приема лития. Кстати, это еще одна ситуация, где невозможно отделить медицинское применение от немедицинского.

Я начала испытывать удручающие симптомы биполярного аффективного расстройства, более известного как маниакально-депрессивный психоз, когда мне было уже под тридцать. Почти десять лет я упорно не признавала проблему и не обращалась за лечением. Я думаю, что причиной был иррациональный страх: мне не хотелось признавать, что я страдаю психическим расстройством, ведь мой отец большую часть жизни провел в лечебнице, так как страдал шизофренией. Однако мое физическое и психическое состояние стремительно ухудшалось. Депрессии длились все дольше, произошло несколько тяжелых маниакальных приступов, что плохо сказалось на моей социальной и профессиональной жизни. В возрасте тридцати четырех лет я осознала, что пора повернуться лицом к своим проблемам, обратиться за помощью и начать лечение, принимая карбонат лития и посещая сеансы психотерапии. С тех пор я неизменно принимаю литий и пребываю в состоянии ремиссии, что дает мне возможность личностного и профессионального роста.

Марихуана также сыграла важную роль в моем восстановлении и наступлении длительной ремиссии. Я начала регулярно употреблять ее в колледже. Мне было тогда около двадцати пяти. Когда я переехала, доступа к марихуане у меня не стало. Не прошло и нескольких недель, как я убедилась в том, насколько значительно марихуана облегчала симптомы эмоционального расстройства (тогда еще не диагностированного). Во время гипоманиакальных эпизодов я чувствую неприятное напряжение во всех мышцах туловища, а марихуана снимала это напряжение лучше, нежели алкоголь, и при этом не оказывала побочного действия. К счастью, я снова нашла возможность доставать и курить марихуану, делая по две-три затяжки два-три раза в день.

Мой психиатр попросил меня перестать курить марихуану и взамен выписал мне ксанакс (альпразолам). Я принимала его понемногу, как делала раньше с марихуаной. Ксанакс помогал, хотя вызывал неприятные побочные эффекты — вызывал сухость во рту и сонливость. Я продолжала курить марихуану, но теперь делала это лишь один или два раза в неделю. Как только литий стал действовать, я перестала принимать ксанакс.

По выздоровлении я вернулась к занятиям и получила ученую степень по медицине. Сейчас я, как и многие другие люди, страдающие биполярным расстройством, поняла — литий гасит не только гипоманиакальные скачки настроения, но и то особое состояние сознания, которое связано с процессом творчества. Как по личным, так и по профессиональным причинам я боялась потерять способность к творчеству. Я увлекаюсь живописью, так как она помогает мне отдыхать, дай в моей работе многое зависит от творческих озарений, позволяющих заметить закономерность в разрозненных данных или новый подход к трудной проблеме. Именно по этой причине я продолжаю употреблять марихуану, правда, весьма умеренно. Я курю маленькую трубку. Обычно пары затяжек мне хватает на три-четыре часа. Марихуана дает мне ценную возможность творить, не прибегая для этого к прекращению приема лития, что чревато новой вспышкой душевного недуга. Кроме того, марихуана по-прежнему эффективно действует как мышечный релаксант, особенно при лечении менструальных спазмов.

В следующей истории высвечивается еще один аспект взаимосвязи медицинского и немедицинского применения марихуаны:

Как случилось, что я в 73 года покуриваю марихуану? Да очень просто. Я решила попробовать под влиянием того, что прочитала и услышала о марихуане в 60-е годы (мне тогда было сорок с небольшим). Я не могла поверить, что все эти интеллигентные молодые люди (включая моего сына) занимались чем-то глупым и деструктивным. Я понимаю, что многие так себя и вели, но не думаю, что виновна в этом марихуана. И когда один из моих друзей-сверстников — он был музыкантом — предложил мне попробовать, я согласилась. Представьте, это произошло четверть века назад!

Все эти двадцать пять лет я курю марихуану — когда ежедневно, когда от случая к случаю. Я делаю это, потому что мне нравится обостренное восприятие музыки, цветов и форм, отрешенность от текущих проблем и неприятностей, «растянутость» времени. Если я могу наслаждаться часовым чаепитием в компании друзей так, как будто мы провели вместе четыре часа за изысканной трапезой, то стоит ли за это сажать меня в тюрьму?

Кстати, свойство марихуаны облегчать боль является для меня не менее важным, нежели ее способность усиливать удовольствие. Двадцать лет назад я попала в аварию и сломала два или три ребра. В то время я работала редактором и оперативным координатором в университетском образовательном проекте, который финансировался из федерального бюджета. День-деньской мне приходилось поднимать и переносить книги, печатные материалы и инструкции, и я страдала от невыносимой боли из-за сломанных ребер. Вечером я шла домой, выкуривала косячок-другой и тогда, освободившись от боли или, по крайней мере, не обращая на нее внимания, могла пообщаться с людьми, а потом спокойно спать.

Сейчас у меня чешутся глаза и лицо. Я обращалась к трем врачам общего профиля и двум дерматологам, и последний из них сказал, что у меня контактный дерматит. Он приступил к поиску аллергена. А пока что мне трижды назначали кортизоновую мазь разной концентрации. Меня сильно это тревожит. Один кортизон не может с этим справиться, а пара затяжек травкой, не снимая зуд, делают так, что он перестает меня беспокоить. И за это я должна заплатить штраф в десять тысяч долларов, лишиться собственного дома и отправиться в тюрьму?

Еще одно соображение о применении марихуаны в медицинских целях. И мой покойный отец, и мать, которой сейчас 98 лет, страдали глаукомой. Как вы думаете, принимая во внимание наследственность, велика ли была вероятность того, что у меня тоже должна была развиться эта болезнь? Я не знаю необходимых дозировок марихуаны и других подробностей лечения глаукомы с ее помощью. Просто я подумала — возможно, именно то, что я время от времени курю марихуану, защитило меня от развития этого заболевания.

За годы моей преступной деятельности, включавшей даже выращивание нескольких кустиков, я сделала успешную карьеру как писатель и как наставник тех, кто учится писать. Помимо бесчисленных репортажей, пресс-релизов и прочего у меня вышел хорошо изданный и с энтузиазмом принятый роман, а также несколько рассказов и статей в изданиях Woman's Day и McCall's. Все эти годы я продолжала писать и преподавать это ремесло и рекламное дело в колледже с двухгодичным курсом обучения и в крупном университете. Я вела хозяйство, принимала гостей, в течение нескольких лет ухаживала за своей матерью, время от времени занималась детьми и снискала репутацию отличного кулинара (на самом деле я просто точно следую хорошим рецептам). Я пытаюсь сказать, что употребление марихуаны ни в коей мере не препятствовало эффективности и продуктивности. Оно лишь усилило способность радоваться жизни и, как сказано выше, помогло преодолеть некоторые медицинские трудности.

Вот как описывает употребление марихуаны в целях стимулирования способности к творчеству один музыкант:

На протяжении многих лет марихуана помогала в моей исполнительской деятельности и в редкие моменты сочинения музыки. Почти все хоральные темы и песни частично или полностью сочинялись под ее воздействием: мелодии и ритм просто возникали у меня в голове в счастливые моменты отдыха и расслабленности. Позже, через несколько дней, а то и месяцев, эти посеянные семена превращались в законченные произведения.

Марихуана также помогала мне как исполнителю осмысливать значение музыкальных шедевров. Употребление марихуаны плохо сочетается с освоением нового репертуара, поскольку несколько ослабляет способность к концентрации внимания, которая необходима при разучивании нот. Но после того как я освою вещь, марихуана позволяет мне лучше проникнуться ее духом.

Обычно я работаю в утренние часы, выпив несколько чашечек кофе. Во второй половине дня делаю перерыв для занятий в спортзале, потом возвращаюсь за фортепиано, выкуриваю папиросу с марихуаной и продуктивно работаю еще час или два. Я никогда не употребляю марихуану перед публичными выступлениями, но часто — когда собираюсь слушать музыку. Так делают многие музыканты, которых я знаю.

Недавно по телевизору показывали программу о жизни Луи Армстронга. В частности, в ней отмечалось пристрастие музыканта к марихуане, в которой он находил источник вдохновения для своего творчества, а также болеутоляющее средство, помогавшее в моменты тяжелых испытаний. То же значение марихуана имеет для меня. Она — мой верный друг (хотя я предпочитаю не курить ее, а употреблять по-другому).

В следующем сюжете один ученый описывает, как конопля влияла на его работу:

Как ученый, я долгие годы развивал свои аналитические способности, учился с недоверием относиться к полученным данным и находить способы проверки результатов. Таков активный процесс умственной дисциплины: идеализируется реальная физическая ситуация, формулируется потенциально решаемая проблема и применяется логика для получения результатов.

Иногда я не был способен увидеть более общее значение своей работы или решение проблемы, находившееся у меня под носом. Отчасти в этом виновата моя профессиональная подготовка, научившая меня выполнять сложную аналитическую работу. Ради концентрации на тех аспектах проблемы, которые я включал в ту или иную модель, я игнорировал отвлеченные моменты, а именно в них находится подчас ключ к решению. Это особенно относится к использованию компьютеров, которые не способны ни на что, кроме указаний на элементарные ошибки. Только человек может повторно возвращаться к уже сделанному, чтобы при этом увидеть там желаемое, а не действительное (именно по этой причине люди не могут как следует проверить то, что сами написали). Я стремлюсь на короткое время поймать «кайф», чтобы справиться с этой проблемой. В такие моменты я как бы выключаю рациональную составляющую сознания и мыслю творчески (и наугад). Марихуана временно снимает оковы, наложенные на мой образ мыслей, и позволяет увидеть работу в новом свете.

Попытки реализации этих новых идей в состоянии эйфории были бы непродуктивны ввиду слишком слабой концентрации внимания и снижения аналитических способностей. Вместо этого я наслаждаюсь состоянием расслабленности и отмечаю в записной книжке свои мысли в форме заголовков и тезисов. И релаксация, и возможность увидеть детали, которые иначе я бы пропустил, неоднократно приносили пользу моей научной деятельности.

Вот что рассказал другой ученый, также считающий коноплю полезной для своей работы:

Мне сорок лет. Я работаю геологом в научно-исследовательском центре при Национальном управлении аэронавтики и космических исследований, изучаю поверхности планет и их спутников. В старших классах школы я начал курить марихуану отчасти из любопытства, отчасти — под влиянием приятелей. Однако сначала я убедился, что она не оказывает отрицательного воздействия на тех моих приятелей, которые курили ее регулярно. С тех пор я употреблял марихуану для самопознания, при религиозных поисках и, конечно, для получения удовольствия — ради усиления восприятия чувственных ощущений от секса, музыки, искусства и общения. Однако конопля дала мне и еще кое-что — возможность овладеть профессионально полезным навыком.

При анализе геологических структур и их изменений на той или иной планете или спутнике планетарные геологи полагаются на снимки ландшафтных форм и данные об отражении радиосигнала космического корабля от поверхности. Ландшафтные формы поддаются изучению лишь после того, как будут рассмотрены в трех измерениях с помощью стереоснимков — парных фотографий, сделанные под слегка разными углами для имитации трехмерного человеческого зрительного восприятия.

Для того чтобы оценить глубину на стереоснимках, обычно пользуются механическими приборами — стереовизорами различных видов. Техника, которая необходима для того, чтобы увидеть стереоснимки планетарных поверхностей, весьма громоздка и работа с ней отнимает много времени. Поэтому любому планетарному геологу хотелось бы обладать способностью к трехмерному видению изображений на стереофотографии без помощи всяких технических приспособлений. Этим навыком обладают единицы.

Когда я учился в университете, мой друг в течение нескольких месяцев пытался научить меня этой премудрости. С той поры я придерживался убеждения, что люди, которые говорят, будто обладают этим даром, в действительности просто обманывают себя. Однако как-то вечером я покурил особенно забористую марихуану — исключительно ради удовольствия. Потом я развлекался тем, что разглядывал пару стереофотографий, оставленных в комнате, и вдруг изображение приобрело глубину. Это было просто как подарок Божий. Окрыленный успехом, я стал рассматривать другие пары стереоизображений и убедился, что их тоже могу видеть трехмерными. Весь остаток вечера я провел, глазея на них. На следующий день, когда эффект от приема марихуаны прошел, я обнаружил, что удивительная способность осталась. Она сэкономила мне массу времени во время анализа стереофотографий.

Я надеюсь, что мой опыт послужит иллюстрацией способности марихуаны преодолевать глубоко укорененные стереотипы, которые формируются после рождения и запирают нас в сущес

Date: 2015-08-07; view: 409; Нарушение авторских прав