Пик одомашнивания

Чрезмерно материалистические заботы нашей собственной эпохи, ее нетерпеливые попытки превратить бедные, малоприбыльные хозяйства в изобильные промышленные гиганты вводят нас в соблазн рассматривать весь процесс окультуривания как более или менее сознательное стремление увеличить запасы пищи. И лишь с большим запозданием до немногих ученых дошло, что первобытный человек отнюдь не глядел на мир с такой точки зрения; первичное побуждение для нас, в его жизни играло лишь второстепенную роль (если вообще играло).

Реконструируя процесс окультуривания, нам следовало бы рассматривать осознание сексуальности, носившее прежде всего религиозный характер, как господствующую побудительную силу во всех этих переменах; исходя из позднейших данных, мы можем с достаточной правдоподобностью воссоздать некий религиозный культ, превозносивший женское тело и его сексуальные функции как высший источник всякой созидательности и плодородия. Как я уже отмечал, первые свидетельства такого повышенного осознания сексуальности, наверное, приняли форму палеолитических изваяний из слоновой кости, в которых все женские прелести были особо подчеркнуты и увеличены. Но до наступления исторической эпохи в подобных изображениях и мужчина, состоящий с женщиной в паре, и ее ребенок отсутствуют: они появляются впервые в Иерихоне, где, по словам Эриха Айзека, «...встречаются священные фигурки по трое: мужчина, женщина и ребенок».

С окультуриванием растений особые сексуальные характеристики женщины приобрели символическое значение: начало менструаций, знаменующее наступление половой зрелости, разрыв девственной плевы, проникновение во влагалище, кормление грудным молоком делают ее жизнь прообразом остального творения. Все эти события, будучи сгущенными и увеличенными, становились священными. Интерес к центральной роли женщины усиливал и осознание пола во многих других отношениях.

Птицы, почти отсутствующие в наскальных изображениях на стенах пещер, водились повсюду в тропических краях и быстро размножались в умеренном поясе, на полянах, где росло множество ягодных кустов и виноградных лоз. Птицы стали символом человеческой сексуальности в силу своего добрачного охорашивания и ухаживания, способствовали этому и их аккуратные гнезда, служившие постоянными жилищами, их призывы и песни, их неустанная забота о яйцах и неоперившихся птенцах. Вполне возможно, что перья, которые оставались, наряду с цветами, основной формой украшения тела в Полинезии, остатки этого древнего отождествления человека с птицей и осознания роли красоты в сексуальной активности. Быть может, птичья песня некогда и пробудила в человеке дремавшие музыкальные способности.

Одной из примет окультуривания, еще заметной в искусстве, является та роль, которую и птицы, и насекомые начинают играть в человеческом воображении; возможно, такой интерес пробудился потому, что одни играют важную роль в разбрасывании семян, а вторые — в опылении однолетних растений. Превращение жука из личинки в крылатое существо сделалось символом преображения и освобождения человеческой души; а египетские живописные изображения птиц могут соревноваться с изображениями Одубона как по наблюдательности, так и по красоте. В египетской религии огромную роль играли божества с головами ястребов и ибисов; а в далекой Сибири обнаружено высеченное на каменной глыбе изображение (которое один русский археолог датировал 3000 г. до н.э.) птичьих голов; между тем, появление крыльев у древних фигурок людей и богов указывает на более позднюю ассоциацию птичьего полета с властью и с быстрым сообщением. Аристофан небезосновательно выбрал птиц для того, чтобы символизировать оба эти качества в своей комической Тучекукуевской утопии.17

Неотделимость птиц и насекомых от культивации садов и полей, необходимость птиц для того, чтобы не допустить чрезмерного размножения насекомых (вроде саранчи, набеги которой до сих пор случаются в Месопотамии), должно быть, обнаружили древние культиваторы, узнавшие также, как улучшить урожай финиковых пальм, вручную удобряя вокруг них почву.

Повышенное осознание женщиной своей сексуальной роли наделило ее не только новым чувством достоинства — ведь она была уже не просто терпеливой спутницей охотника в походах, занятой грязной работой, разрывающей и пережевывающей кишки животных для изготовления нитей, выделывающей и сушащей шкуры; а благодаря воображению, это осознание проникало в другие ее занятия — например, лепку ваз, окрашивание тканей, украшение тела, облаго-роживание воздуха ароматом цветов.

Разумеется, тот лунный ритм, который управляет менструальным циклом женщины, был перенесен и на культивирование растений: по сей день примитивные земледельцы во всем мире благочестиво оглядываются на фазы Луны. Если Александр Маршак был прав, истолковав сделанные тридцать пять тысяч лет назад надписи на древних костях северного оленя, как лунный календарь в соответствии со сходными значками в азильской наскальной стенописи — то это лишь подтверждает мнение, что начальные шаги, приведшие к окультуриванию, восходят к стадии собирательства.

Мир растений был миром женщины. С гораздо большим основанием, чем все ссылки на сельскохозяйственную или городскую революции, можно назвать эту важную перемену, послужившую прелюдией дальнейшим изменениям, которые повлекло за собой окультуривание, сексуальной революцией. Все повседневные дела человека обрели сексуальный, эротический смысл. Этот образ сделался настолько всемогущим, что в целом ряде фигурок и живописных изображений сама женщина — какой она представала в палеолитическом искусстве — просто исчезла: остались одни только половые органы.

С произошедшей переменой следует связать — опираясь пусть на туманные, но зато широко распространенные свидетельства, — миф о Великой Матери. Однако главенство женщины имело и темную сторону, которая явно обнаруживается в поздневавилонском эпосе о кровавой борьбе Мардука с Тиамат18, этой свирепой Urmutter19: ибо, забрав себе верховную роль в культурной трансформации, мужской воинственный дух, дремлющий в женщине, должно быть, нередко выплескивался наружу. В нескольких поздних религиозных мифах она рисуется как могущественная богиня, сопровождаемая львами, как мстительная фурия, богиня-разрушительница — например, всепожирающая Кали в индуистской религии; между тем, мужское начало в мифе о Великой Матери изображается в обличье второстепенного любовника — скорее как аксессуар, нежели как равная личность. Забывать — все равно, что приукрашивать и искажать всю историю.