Глава 17. Шон остался в лазарете, чтобы выспросить у сопротивления дополнительную информацию, а я побежала в казармы разбудить Чейза

Шон остался в лазарете, чтобы выспросить у сопротивления дополнительную информацию, а я побежала в казармы разбудить Чейза. Теперь, когда мне больше не нужно было проявлять силу ради Шона, я почувствовала страх, укоренившийся глубоко внутри меня. Ребекка находилась в большей опасности, чем я подозревала. У нее были серьезные повреждения, а сейчас ее мучили, демонстрируя людям, как того бедного мальчика на Площади. Я подумала о Мэгз, суровой и хладнокровной, застрелившей из окна своего собственного человека. "Убийство из милосердия" — сказал врач. Мы не можем поступить так с Ребеккой, даже если ее жизнь стала такой, какую описали чикагцы.

В казармах Чейза не оказалось.

Я побежала обратно мимо душевых, но он не ответил, когда я звала его по имени.

Я вернулась в лазарет. Его там не было. Как и Шона и других чикагцев.

До собрания оставался еще час, но группки людей уже стали покидать свои позиции и направляться к тому, что Трак назвал деловым районом, проход к которому начинался как раз за столовой. Меня окружали резко пахнувшие тела, в меня врезались, напоминая о тесноте Площади Ноксвилла.

Я высматривала Чейза, но удовольствовалась бы Шоном или даже Такером. Разумно, что Чейз решил отправиться на место сбора без меня; я сделала бы так же, если бы проснулась и не обнаружила его рядом. Но двигаться через толпу мускулистых рук и недоверчивых лиц было почти так же просто, как через зыбучие пески. Я постоянно застревала. Наконец мы миновали столовую, из которой в туннели выходили те, кто только что поел.

Я увидела высокую хорошо сложенную фигуру и золотистые волосы и помедлила лишь мгновение, перед тем как пойти следом. Сейчас я была уверена, что это Такер. Он двигался к складу — в противоположном направлении от места сбора. Я вскочила на платформу и бросилась бежать к задней части столовой мимо холодильников и кухонного прилавка, сооруженного из блестящей металлической обшивки самолетов. Здесь остались лишь несколько человек. Большинство ушли на собрание.

Мое внимание привлекло движение возле вагончиков с углем, и я метнулась туда, но, когда я вошла на склад, он был пуст.

— И где же клуб фанатов снайпера?

Услышав голос Такера, я резко обернулась к дверному проему, в котором он сейчас стоял. При виде падавших на его лицо теней мои кости прошило холодом. Его глаза, прищуренные в уголках, казались встревоженными — как когда он сообщил нам, каким образом убили Кару.

Я остро осознала, что мы были одни. Моя рука сжала фонарик. Когда голова Такера с любопытством наклонилась на бок, я стиснула зубы.

— Ты ведь уже не боишься оставаться со мной наедине, а?

Он шагнул ко мне, и я отступила назад, подобно стороне магнита с противоположным зарядом.

— А вот и ответ на мой вопрос, — произнес Такер.

Со стороны платформы довольно близко раздался смех. Если Такер попытается что-нибудь сделать, я закричу, и эти люди смогут меня услышать.

— Что ты здесь забыл? — спросила я.

— Ворую.

Я дернулась.

— Расслабься, — сказал он. — У меня болит рука.

Он закатал рукав и показал розоватое опухшее предплечье, которое до вчерашнего дня скрывалось под гипсом.

— Это может быть серьезно, — заметила я. — Почему бы тебе не сходить к врачу?

— Мне не нужен врач. — Такер смотрел на меня с излишней фамильярностью, как старший брат, который отшивает надоедливую младшую сестру. Он начал рыться в стоявшей на одном из столов коробке. — У меня есть ощущение, что ты хочешь что-то сказать.
В его голосе не было особенного желания выслушать меня.

Я сильнее сжала фонарик.

— Очевидно, с твоим реабилитационным центром есть небольшая проблема, — заметила я. — Ты забыл упомянуть, что это центр физической реабилитации, а не исправительный для девочек.

Его светлые брови изогнулись.

— Я не знал, что необходимо объяснение.

Он был не способен на честность. Скользкий, как угорь.

— Но она там?

— Да. Если не убежала. В чем я сомневаюсь. Куда бежать в городе, полном солдат? — добавил он, когда я прищурилась.

— Что на самом деле произошло с Карой?

Он поджал губы.

— Я все рассказал.

— Прости, если я не особенно тебе доверяю.

Он покачал головой и поднял взгляд на знак выхода. Я ощутила мимолетный ужас при мысли о том, что он планировал смыться. Он сбежит, и на нас обрушится гнев Мэгз, когда он не явится на собрание. Возможно, она запретит нам пытаться освободить Ребекку.

— Веришь ты мне или нет, но я хорошо относился к Каре, — сказал он. Его лицо снова приняло выражение сожаления, и по моему позвоночнику пробежали мурашки. Я считала, что мог измениться Чейз, могла измениться я, любой мог измениться, но не Такер. — Ей несладко пришлось в жизни, — продолжил он. — Она говорила мне, что бывала на сборищах ФБР. Там к девушкам не всегда хорошо относились.

Кара? Она могла быть кокетливой, но не безрассудной.

Я вспомнила, как грубо она повела себя с Сарой, которую мы подобрали в палаточном городке, и как позже назвала ее всего лишь танцовщицей. Я неожиданно осознала, что представляю Кару в том нарядном платье. Кару, болтающую с солдатами. Кару, делающую то, что приходится, чтобы остаться в живых.

— Ты имеешь в виду, что это вы к ним плохо относились, — парировала я.

Фрагменты собрались воедино, и меня наполнило мрачное подозрение. Чикагцы очень быстро поверили, что мой патрон — от снайперской винтовки, а ведь Кара была частью команды, которая угнала грузовик Horizons, где я и нашла его. Ребята из "Веланда" говорили, что Кара не раз пропадала; кроме того, во время последних двух убийств она была на Площади.

Сейчас это стало казаться столь ясным, что я не знала, как не додумалась раньше.

Разве что я не хотела в это поверить.

Уоллис должен был знать, чем занималась Кара. Он отправил меня на улицы, зная, что меня обвинили в преступлении, совершенном ею. Меня использовали как ее прикрытие, чтобы она продолжала убивать солдат.

"Спасибо за то, что ты сделала", — сказала она мне. А следовало сказать: "Спасибо, что приняла удар на себя".

Мне стало плохо.

Я подняла глаза на Такера, более, чем когда-либо, сомневаясь в правдивости его истории, подозревая, что он, как и я сейчас, знал, что Кара была снайпером. Но высокомерия, которое он демонстрировал на базе, не было и в помине, оно исчезло, подобно синей форме.

— Эй, Снайпер! — крикнул кто-то снаружи. — Выходи, собрание сейчас начнется!

— Тебе пора идти, — сказал Такер.

— Сразу за тобой.

Он прошел к двери, помедлив возле нее, будто ожидая, что я присоединюсь к нему. Когда я этого не сделала, он скрылся.

Все мои мышцы дрожали. Уоллис солгал. Кара лгала. Лжет Такер. Все скрывали правду, от которой зависела моя жизнь.

Я ненавидела секреты.

Я сняла с шеи медальон святого Михаила. Он больше не прикоснется к моей коже. Он предназначался снайперу. Его дали мне прямо на глазах у снайпера. Все это время я служила ей прикрытием. Даже в смерти.

Медальон выпал из моей дрожащей руки и с тонким металлическим звоном упал на пол.

Не знаю почему, но под градом открытий мои мысли вернулись к Чейзу. Я ясно увидела, как он сидит рядом со мной в кузове грузовика Табмена и рассказывает о святом Михаиле, о загробном мире и о своей надежде на то, что моя мама нашла покой.

Не успев больше ничего подумать, я на четвереньках полезла доставать медальон оттуда, куда он упал: под один из длинных столов, заваленных кучей разнообразных вещей. Он мне нужен. Он хранит меня. Я не могу его выбросить.

В этот миг и раздался гулкий, оглушительный грохот. Стены затряслись. С потолка посыпалась пыль. Этот короткий толчок землетрясения длился всего несколько секунд, которые показались вечностью.

Я все еще была на полу, наполовину под столом, с зажатой в кулаке цепочкой. Мои мышцы сковало от ужаса. Я не могла пошевелиться. Даже дышать не могла.

На стенах дрожали лучи фонарей. Мои уши заполнил пронзительный скрип гнущегося и рвущегося металла. Звуки раздавались из дальних тоннелей. Со стороны городского центра. Рядом с деловым районом, где должно было состояться собрание.

Куда направлялись Чейз, и Шон, и Такер.

Еще один взрыв, и я увидела, как потолок разошелся, словно разорванный посередине лист бумаги. Я услышала, как он сердито заворчал, завыл, а потом изверг камни и пыль. Стены, такие прочные на вид, согнулись, стеллажи сломались и засыпали центр комнаты припасами.

Мир стал ослепительно-белым, а затем черным.

* * *

Боль отступала. Не сразу, а постепенно, как будто я соскальзывала в горячую, целительную ванну. Мои мышцы расслабились. Страх рассеялся. Скоро темнота стала казаться естественной, как ночью.

А потом пришла она. Не знаю, как или даже когда именно она появилась. Все, что я знала, — это то, что она была там, такая же реальная, как и я. Она опустилась на колени, а потом легла рядом со мной, так что мы обе смотрели наверх, в темноту.

— Привет, мам.

— Привет, детка.
Ее тонкие пальцы переплелись с моими, и наши соединенные руки легли на мягкую ткань футболки, закрывающую ее живот.

— Значит, я мертва, — сказала я. Оказалось, это не так уж плохо. Я не боялась. Я не чувствовала усталости, или злости, или голода. Но, даже несмотря на то, что она рядом, я все еще испытывала непонятное ощущение, что чего-то не хватает. Какой-то важной части меня.

— Не думаю, что ты мертва, — сказала она.

Я с сомнением фыркнула. Уж она-то должна знать.

Она тихо напевала, водя пальцами по тыльной стороне моей кисти. Я вздохнула. Впервые за долгое время мой разум затих, успокоился. Я повернулась лицом к ней и улыбнулась, и она улыбнулась в ответ, а я подумала о том, как похожи наши рты. Мне это нравилось.

— Я скучала по тебе, — сказала я.

Она была теплой, но, когда я попыталась прижаться к ее боку, в мои ребра впился камень. Что он здесь делает? Всего мгновение назад поверхность была мягкой. Я отпустила ее руку, чтобы вытащить камень, но, хотя я нащупала острые края, я не могла его видеть. Я даже свою руку не могла разглядеть. Единственное, что я могла видеть, – это она.

Начавшаяся было пульсация в голове переросла в боль, волнами расходившуюся от основания черепа. Во второй руке у меня что-то было. Плоский и круглый кусочек металла. Он был мокрым, а мои пальцы болели от того, как сильно я его сжимала.

Он напомнил мне что-то. Серебряное кольцо с красивым черным камнем. Но это было не кольцо, это была монета.

— Я знала, что он тебя найдет. Он всегда был хорошим мальчиком. Из хорошей семьи, — сказала она.

Острая боль взорвалась у меня в мозгу. Перед глазами стали появляться тонкие полоски света, каждый раз заслоняя ее на несколько секунд.

Я вспомнила. Я все вспомнила. Его черные волосы и мозолистые ладони. Его темные глаза, все время наблюдающие за мной.

Только не умирай. Пожалуйста.

— Мам, он... — Я не смогла произнести это вслух.

— Я не знаю, — сказала она, слегка нахмурившись.

Эта короткая фраза стала последней каплей. Я разрывалась. Ровно напополам. Мне нужно было выяснить, умер ли он, тогда он сможет быть с нами, но я не могла оставить ее. Ни на секунду. Никогда больше я не выпущу ее из вида.

— Эмбер, милая, — успокаивала она, притягивая меня ближе. Но она не была мягкой и теплой. Она была холодной, и свет внутри нее становился все слабее. Когда я вцепилась в нее, ее не было. Мои пальцы наткнулись на что-то твердое и плоское прямо надо мной. Под ногти впились занозы.

— Нет, подожди... — Я всхлипнула. — Мама. Пожалуйста. Останься.

— Ты не можешь оставить нас обоих, — сказала она; ее лицо было бледным. — Но все в порядке. Знаешь почему?

Я задохнулась. Боль прошила мою левую руку от запястья до локтя.

— Все в порядке потому, что у меня было почти восемнадцать лет с тобой. Лучшие восемнадцать лет в моей жизни.

— Мам...

— Тихо. Послушай. Мне надо дать тебе пару материнских советов.

Мы с Чейзом сидели в кузове в East End Auto. Он говорил о своей маме. О загробном мире. Он был прав. Он всегда был прав.

— Послушай, потому что это важно. Побольше кушай: ты становишься слишком тощей. И улыбайся. О, и не верь никому, кто говорит, что вернет тебе деньги позже. Они никогда не возвращают.

Боль в руке была такая, будто кость горела изнутри. Она прошила мое тело до позвоночника, до пяток, до затылка.

— И еще одно, — сказала мама. — Ничего в жизни я не любила больше, чем тебя. Ради тебя стоило жить, и, Эмбер, ради тебя стоило умереть.

А потом она исчезла. И не имело значения, как долго я кричала, что тоже люблю ее или чтобы она не уходила. Она просто исчезла. Осталась только темнота, завалы и стены моей безмолвной могилы.

* * *

В следующий раз я пришла в себя с острым осознанием того, что одна. Остальное возвращалось медленно: туннели, складское помещение, ползание под столом, чтобы достать медальон со святым Михаилом. Мама.

Я закричала, зовя на помощь, но звук отразился от стен замкнутого пространства, и у меня в ушах зазвенело. Я вытянула руку, ощутив нижнюю сторону столешницы меньше чем в футе от своего лица. Один ее край опустился, прижав мои голени и щиколотки. Левое запястье горело от боли, посылая в онемевшие пальцы волны покалывания. Правой рукой и левым локтем я толкнула преграду как можно сильнее. Она не сдвинулась.

Я была в ловушке.

"Ладно", — подумала я. Заставила себя сделать вдох и попробовала еще раз. Но столешница не шелохнулась.

Внезапно меня охватила паника, и я извернулась, надавливая на доску плечом. Колени затрещали в знак протеста. Мои крики были встречены молчанием.

Никто не придет.

Никто не выжил.

Все погибли во время землетрясения, или что это было. Я даже не знала, сколько времени здесь пробыла.

Через некоторое время я затихла, слишком напуганная, чтобы двигаться. Секунды проходили одна за другой. Я пыталась их считать, делать хоть что-то, чтобы заглушить обжигающий ужас. Перевалив за сотню, я прекратила, осознав, что отсчитываю время до своего конца.

Я умру здесь.

Я даже не смогу попрощаться с Чейзом.

В свои последние минуты я старалась задержать в памяти все, что могла. Его загрубевшие, сильные пальцы, переплетенные с моими. Его губы, сжатые в попытке удержаться от резких слов, и то, как горбились его плечи, когда он слишком долго оставался без сна. Я точно знала, на сколько должна поднять подбородок, чтобы его поцеловать, и как звучит его смех, и как ночной кошмар может заставить его снова почувствовать себя ребенком.

Я хранила и его воспоминания. Как в седьмом классе у него в табеле были одни пятерки и как в шестом классе его посадили под домашний арест за драку с Джексоном Прюиттом. Насколько близок он был со своей семьей. Как вошел в мою.

Когда меня не станет, кто будет помнить о том, каким он был на самом деле?

"Прекрати", — сказала я себе. Я пережила реабилитацию. Я сбежала с базы МН. Я выжила в пожаре.

Я еще не умерла.

— Помогите! — прошептала я. Мой шепот становился громче и громче, и крик о помощи превратился в его имя. Я прокричала его двадцать раз. Тридцать. Все это время продолжая атаковать неподвижную столешницу.

Мой голос охрип. Горло горело, сжимаясь с каждой лихорадочной секундой. Я бы душу продала за глоток воды.

Я еще жива.

Я собрала каждую частичку силы в своем теле. Призвала всю свою решимость. И толкнула.

Столешница надо мной приподнялась, и на мое лицо посыпалась пыль. Я закашлялась и крепко зажмурила глаза. Здоровой рукой мне удалось сдвинуть преграду. Теперь, когда у меня было больше пространства для маневра, я добавила колено. Каждая мышца живота и спины напряглась. От такого усилия сквозь сжатые челюсти вырывались приглушенные крики.

И тогда я что-то услышала.

Я задержала дыхание, борясь с внезапным приступом дурноты.

—...там кто-то есть!

Мной овладело яростное нетерпение, и, когда сквозь отверстие проник свет, я словно с цепи сорвалась, я сражалась, как зверь. В голове не осталось ни единой мысли. Я должна выбраться отсюда немедленно.

Я выползла наружу еще до того, как мой спаситель полностью поднял с меня столешницу. Выдохшаяся и покрытая потом, я вглядывалась в лицо зеленоглазого призрака. Нет, не призрака. Его гладкая кожа была покрыта белой цементной пылью.

"Только не ты, — думала я. — Кто угодно, только не ты".

Такер посветил фонариком мне в лицо. Я не была готова к яркому свету. Он прожег меня до самого мозга.

— Помоги мне встать! — Мои губы шевелились, но не издали ни звука.

— Она жива! — крикнул Такер кому-то позади себя.

Я рывком встала на колени и слишком резко выпрямилась, перед моими глазами взорвались звезды. Такер схватил меня за талию, чтобы я не упала.

Ноги дрожали, но все еще могли удерживать мой вес. Кажется, серьезных повреждений не было, но синяки, наверное, были повсюду; пульсация проникала до самых костей. Другое дело запястье. Оно было выгнуто вбок, меня чуть не вырвало от одного взгляда. Уверена, не будь оно таким онемевшим, я бы умирала от боли.

— Этот стол спас тебе жизнь, — сказал Такер. — Хорошая мысль — заползти под него.

Он казался рассеянным, далеким. Таким иногда становился Чейз, когда слишком долго оставался наедине со своими мыслями.

Я взглянула вниз, куда он показывал. Стол из кладовой был откинут в сторону. С той стороны, где застряли мои лодыжки, были сломаны ножки. Я вздрогнула, не позволив себе задуматься о том, что могло бы произойти, если бы сломались ножки с противоположной стороны, где была моя голова.

Наша половина комнаты все еще стояла, но обвал захватил большую часть противоположной стены. Остался лишь оползень из камней, некоторые из которых были крупнее меня.

Выход был уничтожен.

Рядом около дюжины человек помогали раненым или разгребали обломки. Звуки плача. Стоны. Крик. Не знаю, почему никто не спасался бегством.

— Чейз, — требовательно спросила я. Пожалуйста, пусть он будет жив.

Такер покачал головой:

— Я не знаю.

Я резко развернулась, оказавшись лицом к лицу с юношей с миндалевидными глазами, который работал на складе. Он держал флягу, и, повинуясь неподвластной мне силе, я вырвала ее у него из рук.

Я попыталась сделать небольшой глоток, но вода успокаивала мое больное горло, так что я не смогла остановиться. Очень быстро больше половины фляги опустело. Кажется, парня не волновало, что я поперхнулась и разбрызгала воду или что половина ее стекла мне на рубашку.

Здоровой рукой я схватила его за плечо и придвинулась к его уху.

— Чейз Дженнингс, — прошептала я. — Он приехал со мной из Ноксвилла.

Парень моргнул.

— Я не видел его за последний час, но он пережил взрыв.

Жив. Но узел у меня в животе не прошел. Я провалялась в этой дыре больше часа. Из-за взрыва. Нас бомбили?

— Где он? — спросила я одними губами.

— В лазарете. — Он показал в сторону аэродрома.

Все еще неуверенно стоя на ногах, я протиснулась мимо него. Я шла по щебню, периодически срываясь на бег. Один раз споткнулась, но тут же выровнялась. Я всматривалась в каждое лицо, но не находила ни волос цвета воронова крыла, ни волчьих глаз. Голова пульсировала от боли, а от света фонарей с ручным приводом и электрических фонариков перед глазами стояли полосы, похожие на хвосты комет.

Главный туннель был по большей части пуст, но я видела огни вдалеке, там, где все еще стоял вагон с медикаментами. Мой взгляд наткнулся на кого-то большого и крепкого. Трак.

Я моргнула и продолжила идти к ним, сжимая в кармане медальон со святым Михаилом, который спас мне жизнь.

Трак обхватил кого-то за пояс, стараясь удержать отбивавшегося человека. Я узнала стоявшего сбоку от них Шона. Он выглядел таким усталым; он опирался руками о колени своих покрытых пылью штанов и качал головой.

А человеком, с которым боролся Трак... был Чейз.

Трак оттаскивал его от обломков: коридор, где висели душевые пакеты, поглотила бетонная лавина.

— Ее там нет! — услышала я крик Трака.

Чейз извернулся и ударил его локтем по уху.

— Чейз! — закричал Шон. Но смотрел он не на Чейза, он смотрел на меня.

Чейз повернулся. Наши взгляды встретились. Голоса, скрежет камней — все исчезло.

Я бежала вперед, задыхаясь от рыданий, хромая, прижимая к груди свое сломанное запястье. Он сделал три шага ко мне и упал на колени, как будто ноги не держали его.

Я рухнула в нескольких дюймах перед ним. По его щеке была размазана кровь. Грязь и нечто похожее на масло запачкали его кожу и одежду. Пот прочертил неровные дорожки сквозь пыль на челюсти. До этой минуты я не задумывалась о том, как, должно быть, выглядела сама. Меня это мало заботило.

Он медленно поднял руку к моей щеке, в его глубоких глазах плескался страх, потрескавшиеся губы слегка приоткрылись. Я хотела его прикосновения, жаждала его, зная, что оно снова сделает меня настоящей, вместо какого-то актера в ожившем кошмаре. Но он не дотронулся до меня. Не смог. Взглянув в сторону, я заметила, что его окровавленная рука дрожит, и он опустил ее, вытерев о свои джинсы.

Я почти слышала его мысли. А может, они были моими мыслями.

Пожалуйста, пусть это будет по-настоящему.

Не сомневаясь больше, я схватила эту руку и поцеловала ладонь, заметив, как она стала влажной от моих слез. Из его горла вырвалось придушенное рыдание, а затем он крепко схватил меня за талию и с такой силой прижал к себе, что я чуть не задохнулась. Наконец, наконец я вернулась, вернулась в его оберегающие объятия, спряталась в его костях.

— Я думал, что ты погибла.

Его голос сорвался.

На мгновение я закрыла глаза, радуясь тому, что жива.

— Я видела маму, — прошептала я. — Может быть, я и была мертва.

Его грудь вздрогнула от короткого влажного смешка.

— Как она выглядела?

— Она выглядела как моя мама, — ответила я с улыбкой. — Ну, знаешь, короткие волосы. Большие глаза. Миниатюрная. — Когда-то он так же буквально ответил мне на аналогичный вопрос. — Я думала, ты пошел на собрание.

Чейз выдохнул сквозь зубы.

— Я и пошел, — произнес он нетвердым голосом. — Но тебя там не было. На обратном пути я столкнулся с Шоном. Он сказал, что видел тебя в лазарете.

Меня окатило внезапной волной сонливости.

— Кажется, у меня сломано запястье.

Он резким движением отстранил меня, едва не вывихнув мне шею, а затем взял мою руку с такой нежностью, на которую был способен только крупный человек. Шон присел возле нас.

— Прятки кончились час назад, — произнес он. — Наверное, ты не заметила.

Мои губы растянулись в улыбке.

Шон невольно ухмыльнулся.

— Рад, что ты жива.

— Я тоже.

— Найди врача.

Услышав приказ Чейза, Шон поднялся и метнулся прочь.

— Что произошло? — проскрипела я.

Чейз принялся старательно меня осматривать: ощупал руки, заставил меня сесть и, закатав штанины, поморщился при виде кровавых синяков на голенях. Затем перешел к обследованию спины. В другое время сосредоточенное выражение на его лице могло бы меня рассмешить.

— Бомбы, — пробормотал он. — Я начинаю думать, что мне здесь не рады.

Однажды пережить это было достаточно, но Чейз был здесь и во время Войны, когда повстанцы сровняли город с землей.

Трак опустился на колено и отер лоб тыльной стороной запястья.

— Кто-то нас выдал. На деловой район сбросили бомбы, которые разрушили потолок. Придавило около пятидесяти человек, возможно, больше. Там была Мэгз.

Его некогда беспечное лицо подернулось грустью. Число погибших было опустошающим, но в то же время почему-то казалось нереальным. За такой короткий промежуток времени не стало стольких людей. И Мэгз, местного лидера, стерло с лица земли, совсем как Уоллиса.

— Нам нужно уходить, — сказала я, внезапно осознав все еще существующую опасность.

Лицо Чейза помрачнело.

— Мы заблокированы. Возле казарм был выход, который вел к озеру. Сейчас разведчики пытаются его расчистить.

Выхода нет. Я содрогнулась.

— Что насчет остальных? — спросила я. — Я попала в ловушку под столом, как знать, сколько еще человек могут быть живы!

— Мы найдем их, — ответил Трак с сознанием долга. — Едва ли Бюро решит спуститься сюда, когда потолок в любой момент может рухнуть.

В ответ на его слова я подняла взгляд, заметив, как сверху, подобно снегу, сыпалась пыль. У нас оставалось мало времени.

Мгновением позже подошел врач, неся на плече синюю ФБРовскую брезентовую сумку. Он казался растерянным.

— Думал, тебя раздавило в лепешку, — сказал врач. Он ощупал мой затылок, и я зашипела, когда лоб прошило новой болью.

— Держи рану в чистоте, — посоветовал он. — А теперь покажи запястье.

Я вытянула руку, и челюсть Чейза напряглась.

— Что это?! — прокричал врач, уставившись мне за спину. Как только я повернула голову, он схватил меня за кисть руки и с силой дернул на себя.

Кости с хрустом встали на место. Я охнула и моргнула, опять чувствуя головокружение и тошноту. Чейз поддержал меня за плечи. Я снова могла шевелить пальцами, однако теперь в них болезненно покалывало.

— Итак, вывих вправлен, — провозгласил врач и, не сказав больше ни слова, исчез.

На мгновение, пока у меня перед глазами не посветлело, а уши снова заполнил звон раздававшихся из туннелей звуков, я оперлась о Чейза. Затем он поставил меня прямо, бросив кряхтящему потолку вызывающий взгляд. Трак вместе с Шоном пошел помочь другой группе, которая разбирала завалы в обрушившейся части столовой.

— Можешь стоять? — спросил Чейз, на лице которого было написано колебание. Когда я кивнула, он сказал: — Тогда давай вытаскивать людей.

Date: 2015-08-07; view: 271; Нарушение авторских прав