Книга вторая 1 page

Дом Сэмюэла Грифитса в Ликурге (город с двадцатью пятью тысячами

жителей, расположенный в штате Нью-Йорк, на полпути между Утикой и

Олбани). Недалек обеденный час, и постепенно семья собирается к трапезе. В

этот день обед приготовляется тщательнее обычного, потому что глава семьи,

мистер Грифитс, только что возвратился после четырехдневного отсутствия:

он был в Чикаго, на съезде фабрикантов воротничков и рубашек. Внезапное

понижение цен, объявленное выскочками-конкурентами на Западе, заставило

фабрикантов восточных штатов в свою очередь прийти к какому-то соглашению

насчет цен. Сегодня после полудня Сэмюэл Грифитс сообщил по телефону, что

вернулся и отправляется прямо в свою контору на фабрике, где пробудет до

обеда.

Миссис Грифитс давно привыкла к поведению своего энергичного супруга,

который всегда непоколебимо верил в себя и, за редкими исключениями,

считал каждое свое суждение и решение непогрешимым, почти

безапелляционным; не удивилась она и на этот раз. В надлежащее время он

явится домой и поздоровается с ней.

Миссис Грифитс посовещалась со своей экономкой, миссис Трюсдейл,

безобразной, но очень дельной, и, зная, что муж многим иным блюдам

предпочитает баранью ногу, заказала барашка. А когда был закончен выбор

соответствующих овощей и десерта, миссис Грифитс снова предалась своим

мыслям: она думала о старшей дочери Майре, которая уже несколько лет назад

окончила колледж Смита, но до сих пор не вышла замуж. Причину этого мать

хорошо понимала, хотя никогда не признавалась себе в этом: Майра была

некрасива. Нос у нее был слишком длинный, глаза поставлены слишком близко

друг к другу, подбородок не настолько округлый, как того требует приятная

девичья внешность. Обычно Майра казалась чересчур задумчивой и серьезной и

почти не интересовалась жизнью местного общества. Она не обладала также и

уменьем держать себя, не говоря уже о способности привлекать к себе

мужчин, которой отличаются некоторые даже некрасивые девушки. Мать

понимала, что Майра обладает слишком острым, слишком критическим умом и в

интеллектуальном отношении стоит выше своей среды.

Майра выросла среди роскоши, ей не приходилось заботиться о средствах к

существованию, но перед нею стояла другая трудная задача: завоевать себе

положение в обществе и любящего мужа - две цели, достигнуть которых без

красоты и очарования почти так же трудно, как нищему стать миллионером.

Вот уже двенадцать лет (с тех пор как ей исполнилось четырнадцать)

наблюдала она, как весело и беззаботно живут юноши и девушки ее круга, а

сама только читала, занималась музыкой, вечно была озабочена тем, как бы

одеться возможно более к лицу, да навещала знакомых в надежде где-нибудь,

как-нибудь встретить кого-то, кто заинтересовался бы ею: это и сделало ее

печальной, почти ожесточило, хотя в материальном отношении жизнь ее и ее

семьи была на редкость благополучной.

Только что Майра прошла к себе через комнату матери с видом полнейшего

равнодушия ко всему на свете, и мать раздумывала о том, как бы вывести ее

из этого состояния, как вдруг в комнату влетела младшая дочь Белла: она

вернулась от Финчли - богатых соседей, к которым заходила по дороге из

школы.

Белла была совсем не похожа на свою сестру - высокую, болезненно

бледную брюнетку. Она была ниже ростом, но грациознее и в то же время

крепче. У нее были густые, темные, почти черные волосы, смуглый оливковый

цвет лица с горячим румянцем, веселые карие глаза, сверкавшие жадным

интересом ко всему на свете, гибкое тело и красивые ловкие руки и ноги.

Жизнь била в ней ключом. Она попросту любила все вокруг, наслаждалась

жизнью такой, как она есть, и поэтому, в отличие от сестры, неудержимо

привлекала к себе всех - мужчин, и юношей, и женщин, старых и молодых, -

что, конечно, прекрасно замечали ее родители. Тут не приходилось

опасаться: в свое время не будет недостатка в женихах. Мать считала, что

вокруг Беллы уже теперь увивается слишком много юношей и взрослых мужчин,

и потому вставал вопрос о выборе подходящего для нее мужа. Белла быстро

завязывала дружбу не только с отпрысками старинных и добропорядочных

семейств, представлявших собою сливки местного общества, но также, к

великому неудовольствию своей матери, с сыновьями и дочерьми семей, лишь

недавно выдвинувшихся и потому значительно менее почтенных, - с детьми

фабрикантов бекона или консервных банок, пылесосов, деревянных и плетеных

Изделий, пишущих машинок; все это были очень богатые люди, но в Ликурге их

считали выскочками. По мнению миссис Грифитс, Белла со всей этой компанией

слишком много танцевала, слишком часто посещала кабаре и носилась на

автомобиле из города в город без должного присмотра. Но какой контраст с

Майрой, насколько легче с младшей дочерью! И только потому, что надо же

было наблюдать за Беллой, пока она солидно и с благословения церкви не

выйдет замуж, миссис Грифитс тревожилась и даже протестовала против многих

ее знакомств, увлечений и развлечений: она оберегала дочь.

- Где же ты была? - спросила миссис Грифитс, когда дочь вбежала в

комнату, бросила книги и подошла к пылавшему камину.

- Подумай только, мама, - весело начала Белла, не обращая внимания на

вопрос матери. - Финчли хотят отказаться от своей дачи на Лесном озере.

Они собираются летом на Двенадцатое озеро, около Соснового мыса, и будут

строить там новую дачу. Сондра говорит, что теперь дача будет у самой

воды, не так далеко, как старая. И там будет огромная веранда с паркетным

полом. И огромный лодочный сарай, - знаешь, мистер Финчли собирается

купить Стюарту моторную лодку в тридцать футов длиной. Чудесно, правда? И

Сондра говорит, что, если ты позволишь, я могу приехать к ней на сколько

захочу, даже на все лето. И Гил тоже, если захочет. Это как раз напротив

Эмери Лодж и отеля "Ист-Гейт", на другой стороне озера. А дача Фэнтов -

знаешь, Фэнты из Утики? - немного подальше, около Шейрона. Вот чудесно,

правда? Просто великолепно! Хорошо бы, вы с папой тоже надумали построить

там дачу. По-моему, сейчас все стоящие люди туда едут.

Она говорила без умолку и вертелась то у камина, где пылал огонь, то

возле окон, выходивших на лужайку перед домом; за лужайкой тянулась

Уикиги-авеню - там в зимних сумерках уже зажигались фонари. Мать не могла

вставить ни слова, пока Белла не исчерпала потока своего красноречия;

тогда она сказала:

- Да? Вот как! Ну, а как же Энтони, и Николсоны, и Тэйлоры? Я что-то не

слыхала, чтобы они собирались покинуть Лесное озеро.

- Ну конечно, ни Энтони, ни Тэйлоры не переезжают. Разве они могут

сдвинуться с места? Они слишком старо" модны. Не такие это люди, чтобы

переехать куда-нибудь. Никто от них этого и не ждал. Но все равно Лесное

озеро не Двенадцатое, ты сама знаешь. И все, кто хоть что-нибудь значит в

обществе, наверно, переселятся на Двенадцатое. Сондра говорит, что

Крэнстоны переезжают в будущем году. А тогда, конечно, Гарриэты тоже

переедут.

- И Крэнстоны, и Финчли, и Гарриэты, и Сондра! - воскликнула мать

Беллы, полусмеясь, полусердито. - Я только и слышу все эти дни о

Крэнстонах, о тебе, о Бертине и о Сондре.

Крэнстоны и Финчли, недавно разбогатевшие выскочки, хоть и пользовались

некоторым успехом в ликургском обществе, но в то же время, более чем

кто-либо другой, постоянно служили предметом самых недоброжелательных

пересудов. Это они перевели сюда из Олбани "Крэнстоновскую компанию

плетеных изделий", а из Буффало - "Электрические пылесосы Финчли" и

выстроили огромные фабрики на южном берегу реки Могаук, грандиозные

особняки на Уикиги-авеню и летние коттеджи на Лесном озере, милях в

двадцати к северо-западу от Ликурга. Они жили на широкую ногу, слишком

напоказ, и это не нравилось богатым старожилам Ликурга. Эти выскочки

одевались по последней моде, вводили всякие новшества в автомобильный

спорт и в развлечения, и с ними было нелегко тягаться тем, кто доныне,

обладая меньшими средствами, считал свое положение и свой уклад жизни

достаточно прочными и приятными и не желал лучшего. Словом, Крэнстоны и

Финчли чересчур задавали тон и были слишком напористы, а потому стали

бельмом на глазу для остальной части ликургского "света".

- Сколько раз я тебе говорила, Белла, что мне не нравится твоя дружба с

Бертиной и с этой Леттой Гарриэт и ее братом. Они слишком дерзкие, вечно

суетятся, слишком много говорят и слишком любят выставляться напоказ. И

твой отец относится к ним так же, как я. А Сондра Финчли напрасно думает,

что можно дружить сразу со всеми. Если она не перестанет дружить с

Бертиной, тебе придется с ней расстаться. И потом, я не уверена, что отец

позволит тебе поехать куда-нибудь без старших. Ты еще недостаточно

взрослая, а что касается дачи Финчли на Двенадцатом озере, то либо мы

поедем туда все вместе, либо никто из нас не поедет.

Миссис Грифитс были больше по душе образ жизни и манеры семейств,

издавна живущих в Ликурге, хотя и не таких богатых, как все эти недавние

пришельцы, и теперь она укоризненно смотрела на дочь.

Однако Белла нисколько не была смущена или раздосадована этими

замечаниями. Она знала мать, знала, что та безумно любит ее, гордится ее

красотой и очень довольна ее успехами в обществе, так же как и отец: он

считал Беллу совершенством и никогда не мог устоять перед ее улыбкой, чем

она часто пользовалась.

- Недостаточно взрослая, недостаточно взрослая, - с упреком повторила

Белла. - Не угодно ли! В июле мне будет восемнадцать. Хотела бы я знать,

когда вы с папой сочтете наконец, что я достаточно взрослая и не нуждаюсь

в няньках? До каких пор вы меня не будете никуда пускать одну? Неужели,

если вы едете куда-нибудь, мне непременно надо ехать с вами, а если я

захочу поехать куда-нибудь, так и вы должны ехать со мной!

- Белла! - предостерегающе воскликнула мать. Наступило короткое

молчание; Белла нетерпеливо ждала; затем миссис Грифитс прибавила: - Ну, а

что же нам, по-твоему, делать? Вот когда тебе исполнится двадцать один или

двадцать два года, - если ты к тому времени еще не выйдешь замуж, - тогда

мы подумаем, как отпускать тебя одну. А пока об этом и говорить нечего.

В эту минуту Белла приподняла свою хорошенькую головку и прислушалась;

внизу хлопнула дверь, и на лестнице послышались шаги Гилберта Грифитса,

единственного сына в семье ликургских Грифитсов, - лицом и сложением (но

не манерами и не характером) он очень походил на Клайда, своего

двоюродного брата, живущего на Западе.

Это был крепкий двадцатитрехлетний юноша, тщеславный и себялюбивый. Он

казался более жестким, чем сестры, и куда более практичным. Вероятно, он

был сообразителен и энергичен в делах - область, к которой его сестры не

питали ни малейшего интереса. Он был резок и нетерпелив. Свое положение в

обществе считал незыблемым и относился с полнейшим презрением ко всему,

кроме делового успеха. И, однако, он очень интересовался жизнью местного

общества, причем считал себя и свою семью важнейшей его частью. Никогда не

забывая о достоинстве и общественном положении своей семьи, он тщательно

взвешивал каждый свой шаг, каждое слово. Случайного наблюдателя обычно

поражали в нем надменность и резкость, отсутствие юношеской веселости,

казалось бы, свойственной его возрасту. И все же он был молод, интересен и

недурен собой, притом обладал острым языком и умел подчас вставить если не

блестящее, то злое и меткое словцо. В Ликурге, благодаря положению семьи и

своему собственному, он считался одним из самых завидных женихов. Но он

был настолько поглощен собственной особой, что Вряд ли в его внутреннем

мире нашлось бы место для тонкого, подлинного понимания другого человека.

Услышав, что он поднялся по лестнице и вошел к себе, - его комната

находилась в глубине дома, рядом с ее комнатой, - Белла выбежала от матери

и постучалась к нему.

- Гил, можно к тебе? - окликнула она.

- Конечно.

Весело посвистывая и, очевидно, собираясь куда-то, он доставал фрак.

- Ты куда?

- Никуда. Переодеваюсь к обеду. Вечером поеду к Вайнантам.

- Ах, Констанция, конечно.

- Нет, не Констанция, конечно. С чего ты взяла?

- Как будто я не знаю!

- Перестань. Ты для этих разговоров пришла?

- Вовсе нет. Ты подумай, Финчли собираются на будущее лето построить

дачу на Двенадцатом озере, на самом берегу, рядом с Фэнтами, и мистер

Финчли покупает для Стюарта моторную лодку длиной в тридцать футов и

строит для нее сарай и солярий. Вот номер, а?

- Что за выражения у тебя! Неужели ты не можешь отучиться от жаргона?

Говоришь, как фабричная девчонка. Это все, чему вас учат в школе?

- Ну, уж не тебе говорить о жаргоне! А ты сам? По-моему, ты первый

подаешь пример!

- Во-первых, я старше тебя на пять лет. Во-вторых, я мужчина. Лучше бы

ты брала пример с Майры - разве она когда-нибудь так разговаривает?

- Ах, Майра!.. Ну, хватит. Ты лучше подумай, они выстроят дачу, и летом

у них будет так весело. Хочешь, мы туда поедем? Мы можем поехать, если

захотим... только если папа и мама согласятся.

- Ну, не знаю, так ли уж это заманчиво, - ответил брат, хотя на самом

деле его очень заинтересовала эта новость. - Мало ли мест, куда можно

поехать, кроме Двенадцатого озера.

- Да, конечно, но только не для тех, кого мы знаем. Скажи, пожалуйста,

куда еще едут лучшие семьи из Олбани и Утики? Сондра говорит, что на

Двенадцатое озеро съедется все лучшее общество, на западном берегу будут

самые лучшие дачи. Во всяком случае, Крэнстоны, и Ламберты, и Гарриэты

очень скоро туда поедут, - прибавила Белла решительно и вызывающе. - На

Лесном озере почти никого не останется из нашего общества, даже если

Энтони и Николсоны не двинутся с места.

- А кто сказал, что Крэнстоны переселяются на Двенадцатое? - с живым

интересом спросил Гилберт.

- Ну конечно, Сондра.

- А ей кто сказал?

- Бертима.

- Да, эти семейства стали весело жить, - странным тоном и не без

зависти заметил Гилберт. - Скоро им станет тесно в Ликурге. - Он резким

движением дернул галстук бабочкой, который ему никак не удавалось

приладить, и слегка поморщился - воротничок был тесен.

Хоти Гилберт и вошел недавно в дело своего отца в качестве главного

контролера над производством, а вскоре рассчитывал стать во главе всего

предприятия, он все же завидовал молодому Грэнту Крэнстону, своему

ровеснику, юноше очень красивому и привлекательному, который был гораздо

смелее в обращении с девушками и пользовался у них большим успехом.

Молодой Крэнстон, видимо, считал, что помощь отцу на предприятии можно

прекрасно сочетать с некоторой долей светских развлечений, - Гилберт с

этим не соглашался. В сущности, молодой Грифитс, если б мог, с

удовольствием обвинил бы молодого Крэнстона в распущенности, но тот до сих

пор не выходил за рамки благоразумия. И "Крэнстоновская компания плетеных

изделий" явно выдвигалась в ряд крупнейших предприятий Ликурга.

- Да, - прибавил Гилберт, помолчав, - они слишком быстро расширяют

дело, я бы на их месте вел себя осторожнее. В конце концов, они не самые

богатые люди на свете.

При этом он подумал, что Крэнстоны не похожи на него и на его

родителей: они в самом деле смелее, хотя, может быть, и не больше гонятся

за успехом в обществе. Он им завидовал.

- И знаешь, - восторженно заявила Белла, - Финчли еще устраивают над

сараем для яхты веранду с паркетным полом для танцев. И Сондра говорит,

Стюарт хотел бы, чтобы ты этим летом погостил у них подольше.

- Да неужели? - сказал Гилберт саркастически и не без зависти. - Вернее

сказать, он надеется, что это ты погостишь у них подольше. Я буду занят

все лето.

- Ничего подобного он не говорил. И потом, ничего с нами не случится,

если мы туда съездим. На Лесном, как я понимаю, хорошего будет мало. Там

останутся одни мокрые курицы!

- Вот как! Маме будет очень приятно это слышать.

- А ты, конечно, ей скажешь?

- Нет, не скажу. Только я не думаю, чтобы мы так сразу взяли и поехали

за Крэнстонами и Финчли на Двенадцатое озеро, по крайней мере, сейчас. Но

ты можешь погостить у них, если тебе так хочется и если папа позволит.

В эту минуту внизу снова раздался стук входной двери, и Белла, забыв о

споре с братом, побежала встречать отца.

Родоначальник ликургской ветви Грифитсов был с виду гораздо

примечательнее, чем отец семейства Грифитсов в Канзас-Сити. В

противоположность своему коротенькому и мешковатому брату из миссии "Врата

упования", которого он не видел лет тридцать, Сэмюэл Грифитс был выше

среднего роста, крепок и строен, с пронизывающим взглядом, резкими

манерами и речью. Давно уже он привык считать себя человеком незаурядной

проницательности, обладателем выдающихся деловых качеств - не случайно же

он столь многого достиг! - и подчас бывал нетерпим к тем, кого нельзя было

назвать незаурядными людьми. Он не был груб или неприятен в обращении, но

всегда старался сохранять спокойный и бесстрастный вид.

И, оправдывая эту свою манеру держаться, он говорил себе, что просто

ценит себя так, как все окружающие ценят его и тех, кто, подобно ему,

преуспевает в жизни.

Сэмюэл Грифитс переселился в Ликург лет двадцать пять назад с небольшим

капиталом и с решением вложить его в новое предприятие - фабрику

воротничков; успех превзошел самые смелые его ожидания, и, естественно, он

этим гордился. Теперь, спустя двадцать пять лет, ему принадлежал бесспорно

один из самых лучших и со вкусом построенных особняков в городе. Грифитсы

занимали видное место среди здешней аристократии, они были если не

старейшей, то, во всяком случае, одной из самых солидных, самых уважаемых

и преуспевающих семей в Ликурге. Старшая дочь Сэмюэла Грифитса, как

известно, держалась обособленно, но двое младших его детей играли видную

роль в кружке богатой и веселой ликургской молодежи, и до сих пор не

случалось ничего такого, что могло бы поколебать его положение или бросить

тень на его имя.

В этот день, возвратившись домой из Чикаго, где ему удалось заключить

несколько сделок, обеспечивших благополучие и процветание фабрики по

меньшей мере на год, Сэмюэл Грифитс был настроен весьма благодушно и очень

доволен собой и всем светом. Ничто не омрачило его путешествия. В его

отсутствие дела на фабрике шли не хуже, чем при нем. Заказов было много.

Войдя в дом, он бросил на пол тяжелый саквояж, скинул модное пальто и,

обернувшись, увидел, как и ожидал, бегущую к нему Беллу. Разумеется, она

была его любимицей. Он считал ее очаровательной, несравненной, своего рода

произведением искусства, лучшим, что подарила ему жизнь: юность, здоровье,

веселье, ум и любовь - все воплощалось в образе прелестной дочери.

- Это ты, папочка? - нежно и радостно крикнула Белла.

- Как будто я, кто же еще! Ну, как поживает моя дочурка?

Он открыл объятия, и Белла кинулась ему на шею.

- Что за славная, крепкая, здоровая девочка! - провозгласил он после

нежного поцелуя. - А как вела себя негодница, пока меня не было дома?

Только говори правду!

- О папочка, я была паинькой. Спроси кого хочешь. Вела себя как нельзя

лучше.

- А мама здорова?

- Здорова, папочка! Она у себя наверху. Наверное, она не слышала, как

ты вошел.

- А Майра? Она уже вернулась из Олбани?

- Да. Она у себя. Я сейчас слышала, как она играла. Я сама только что

пришла.

- Ай-ай! Опять бегала по гостям. Знаю я тебя.

Он весело погрозил ей пальцем, а Белла уже повисла у него на руке и,

стараясь шагать с ним в ногу, начала подниматься по лестнице.

- И вовсе я никуда не бегаю, - лукаво и ласково ворковала она. - Ты ко

мне просто придираешься, папочка! Я только на минутку забежала к Сондре. И

знаешь, Финчли больше не поедут летом на Лесное озеро. Они собираются

строить большую красивую дачу на самом берегу Двенадцатого. И мистер

Финчли купит Стюарту большую моторную лодку. Они будут жить там все лето,

с мая до октября. И Крэнстоны, наверно, тоже.

Мистер Грифитс давно уже привык к уловкам своей младшей дочери, и его в

эту минуту мало интересовало то, что ему хотела внушить Белла, - что

Двенадцатое озеро стало более модным местом, нежели Лесное; куда

существеннее, думал он, что Финчли могут позволить себе такой большой и

неожиданный расход только ради светских развлечений.

Не отвечая Белле, он поднялся по лестнице и вошел в комнату жены. Он

поцеловал миссис Грифитс, заглянул к Майре, которая подошла к двери, чтобы

поцеловать его, и стал рассказывать о своей удачной поездке. По тому, как

он поздоровался с женой и дочерью, было ясно, что супруги живут в полном

согласии и взаимопонимании и что, хотя отцу, быть может, не совсем по душе

характер и взгляды старшей дочери, все же он и на нее щедро изливает свою

нежную привязанность.

Пока супруги беседовали, появилась миссис Трюсдейл и возвестила, что

обед подан, и тут же вошел Гилберт, уже успевший переодеться.

- Послушай, папа, - сказал он, - я бы хотел завтра утром поговорить с

тобой по одному интересному вопросу. Можно?

- Разумеется. Я буду на фабрике. Приходи к двенадцати.

- Пойдемте вниз, обед простынет, - строго напомнила миссис Грифитс, и

Гилберт немедленно направился к лестнице.

За ним двинулся мистер Грифитс под руку с Беллой и, наконец, миссис

Грифитс и Майра, тотчас вышедшая из своей комнаты.

Как только все уселись за стол, завязалась оживленная беседа на

злободневные Темы ликургской жизни. Главным источником всяких сплетен была

Белла: она собирала их в школе Снедекер, куда все светские новости

проникали с поразительной быстротой; и теперь она вдруг объявила:

- Послушай, мама, что я расскажу про Розету Николсон. Это племянница

миссис Дистон Николсон, она приезжала сюда прошлым летом из Олбани,

помнишь? Она еще приходила на наш школьный праздник... такая, с желтыми

волосами и раскосыми голубыми глазами. У ее отца оптовый бакалейный

магазин в Олбани. Ну, так вот, она обручена с Гербертом Тикхэмом из Утики.

Знаешь, который прошлым летом гостил у миссис Ламберт. Ты не помнишь его,

а я помню. Такой высокий, темноволосый и немножко нескладный. Ужасно

бледный, но очень красивый - прямо как герой из кино!

- Вот, обратите внимание, миссис Грифитс, - колко и насмешливо вставил

Гилберт. - Воспитанницы Образцовой школы сестер Снедекер иной раз тайком

бегают в кино, чтобы освежить свои познания о героях.

Но тут заговорил Грифитс-старший.

- В Чикаго со мной произошел любопытный случай, - сказал он. - Я думаю,

всем вам будет интересно.

Два дня назад в Чикаго он неожиданно встретился с юношей, который

оказался старшим сыном его младшего брата Эйсы; сейчас мистер Грифитс

хотел рассказать домашним об этой встрече и о решении, которое он принял в

связи с нею.

- А что такое, папа? Расскажи скорее! - тотчас же заторопила Белла.

- Выкладывай свои великие новости, - прибавил Гилберт: он знал, что

отец очень привязан к нему, и поэтому держался с ним свободно и на равной

ноге.

- Ну, так вот, - начал мистер Грифитс. - В Чикаго я остановился в

"Юнион клубе" и там встретил одного молодого человека, нашего

родственника; это ваш двоюродный брат, дети, - старший сын, моего брата

Эйсы, который теперь живет в Денвере. Я не видел его уже лет тридцать и

ничего о нем не слышал... - Он замолчал, задумавшись, словно в

нерешительности.

- Это тот, который проповедник? - спросила Белла, взглянув на отца.

- Да, тот самый. По крайней мере, насколько я знаю, он был

проповедником некоторое время после того, как ушел из дому. Но его сын

сказал мне, что теперь он это оставил. У него какое-то дело в Денвере,

отель как будто.

- А какой у него сын? - спросила Белла.

Ей были знакомы только те щеголеватые, внешне степенные юноши и

мужчины, с которыми ей позволяли встречаться ее положение в обществе и

родительский надзор, и поэтому новый родственник, сын владельца отеля

где-то на Западе, живо заинтересовал ее.

- Двоюродный брат? А сколько ему лет? - вставил Гилберт; его

интересовало, что представляет собой этот родственник, каковы его

положение и способности.

- По-моему, он очень приятный молодой человек, - отвечал мистер Грифитс

не слишком уверенно, так как до сих пор, в сущности, не составил себе

определенного мнения о Клайде. - У него привлекательная внешность, хорошие

манеры; он примерно твоих лет, Гил, и похож на тебя, очень похож: те же

глаза, рот, подбородок. - Грифитс внимательно посмотрел на сына. - Он

немного выше тебя и, кажется, худощавее, а может быть, я и ошибаюсь.

Мысль о двоюродном брате, который похож на него, носит ту же фамилию,

и, быть может, обладает теми же достоинствами, была малоприятна Гилберту.

До сих пор здесь, в Ликурге, он был хорошо известен как единственный сын,

будущий глава фирмы и наследник по меньшей мере трети всего отцовского

состояния. И вдруг теперь в обществе узнают, что у него есть родственник,

двоюродный брат, такого же возраста и даже похожий на него... При одной

мысли об этом Гилберта передернуло.

Он тут же решил (психологическая реакция, которой он сам не понимал и с

которой не мог совладать), что этот двоюродный брат ему не нравится и

никогда не понравится.

- Чем же он занимается? - отрывисто и довольно кислым тоном спросил

Гилберт, хотя и старался скрыть досаду.

- Ну, положение его не из завидных, надо сказать, - с улыбкой ответил

Сэмюэл Грифитс. - Он сейчас всего-навсего рассыльный в "Юнион клубе" "в

Чикаго, но производит впечатление весьма приятного и воспитанного юноши.

Мне он очень понравился. Он сказал, что там у него нет никакой возможности

выдвинуться и что ему хотелось бы поработать на таком месте, где можно

чему-то научиться и выйти в люди. Я предложил ему приехать сюда. Пусть

попытает счастья, если хочет. Мы могли бы для него кое-что сделать. По

крайней мере, дадим ему возможность показать, на что он способен.

Мистер Грифитс не намерен был сразу сообщить, что так близко принял к

сердцу судьбу племянника: он хотел подождать некоторое время, обсудить

свой план с женой и сыном. Но ему показалось, что представился удобный

случай заговорить об этом, и он был рад, что так вышло: сходство Клайда с

Гилбертом поразило его, и ему захотелось немного помочь племяннику.

Гилберт выслушал все это хмуро и с досадой; миссис Грифитс, всегда

принимавшая сторону сына, предпочла бы, чтобы рядом с ним не было ни

единокровных, ни каких-либо иных соперников; но Майра и Белла живо

заинтересовались планами отца. Итак, у них есть двоюродный брат, тоже

Грифитс, красивый, одних лет с Гилбертом, и притом, по словам отца,

симпатичный и с хорошими манерами. И Майре и Белле это понравилось. Но

миссис Грифитс заметила, как омрачилось лицо Гилберта, и потому не слишком

обрадовалась. Гилберту будет неприятно появление этого двоюродного брата;

но из уважения к авторитету и рассудительности своего супруга она пока

промолчала. Зато Белла не могла молчать.

- Ты дашь ему место на фабрике, папочка? - воскликнула она. - Ой, как

интересно! Надеюсь, он красивее других наших двоюродных братьев.

- Белла! - с упреком сказала миссис Грифитс, а Майра многозначительно

улыбнулась, вспомнив, как несколько лет назад их навестили неуклюжие дядя

и двоюродный брат из Вермонта.

Тем временем Гилберт, сильно раздосадованный, мысленно восстал против

всей этой затеи. Он просто не мог понять отца.