Работа судов: процедура и сущность

Судебный процесс. Организация судебной системы была нами вкратце описана. Но чем в действительности занимаются суды и как они это делают? Описать это так же просто и доступно, как и предыдущее, вряд ли удастся. Каж-

дый штат имеет свой собственный процедурный кодекс—свод собственных правил о том, каким образом должно начинаться дело, как его вести и как оно завершается. Теоретически каждый штат свободен в определении своих собственных судебных процедур. В действительности же процедурные системы штатов имеют много общего. Прежде всего, Федеральные правила гражданской процедуры стали весьма привлекательной моделью. Федеральные правила были приняты в 1938 году. Около тридцати пяти штатов взяли их на вооружение. Более того, все штаты (кроме Луизианы) являются приверженцами традиции общего права, все они являются частью одного общества (на этот раз включая и Луизиану).

Традиция общего права основной упор делает на «слово». Суды общего права предпочитают сказанное слово написанному документу. Это, однако, не означает, что такие суды питают какое-то отвращение к клочкам бумаги. На самом деле они просто купаются в них: в действительности во многих случаях тома и тома «вещественных доказательств», показаний, данных под присягой и документов всех видов, вовлечены в действие суда. (Письменные показания, данные под присягой, в основном являются утверждениями или свидетельскими показаниями, зафиксированными на бумаге. Они используются, например, для того, чтобы получить свидетельские показания от людей, которые слишком слабы, слишком больны или находятся слишком далеко, чтобы лично явиться для дачи показаний в суд.) Документы не отвергаются, но все же звучащее слово—это движущая сила, сердце слушания в судах общего права, живое свидетельство, произносимое живым человеком, сидящим или стоящим перед глазами присутствующих в зале заседания, подвергнутым допросу и перекрестным вопросам адвокатов. Эта система столь привычна, столь укоренилась, что мы ее воспринимаем целиком и полностью, как нечто непреложное. Американцы бывают очень удивлены, когда узнают, что существуют и иные способы ведения судебного процесса—существуют системы, в которых судьи в основном ведут дело, тасуя бумаги и документы.

Ко всему вышесказанному можно добавить и то, что наша система также носит название состязательной. Это означает, что стороны (и их адвокаты) имеют возможность контролировать ход процесса. Они вырабатывают стратегию, добывают доказательства и представляют их в суд. Две стороны ведут борьбу в основном путем вызова и опроса свидетелей. Адвокаты (или команды адвокатов) являются главными актерами в драме, разыгрывающейся в зале суда. Судья сидит на своей скамье и играет роль, близкую по духу к роли третейского судьи. Он, как правило, и не выходит за границы этой роли. Если имеется жюри присяжных, то судья обычно не занимается решением главного вопроса процесса о том, кто прав, а кто виноват. Решение этого вопроса возложено на суд присяжных. Судья, по сути, является лишь «конферансье», ведущим процесс. Он «инструктирует» жюри, то есть объясняет ему, какие именно статьи закона имеют отношение к рассматриваемому делу. Как правило, решение остается за жюри. Судья не должен вмешиваться в процесс принятия решения, нравится оно ему или нет, согласен он с ним или нет.

Гарри Калвин и Ганс Зейсель, серьезно изучавшие процедуры слушания в присутствии жюри присяжных по уголовным делам, утверждают, что судья приблизительно в одном случае из четырех при возможности решения дела самостоятельно вынес бы иной приговор.

Состязательная система многим людям хорошо знакома. Не каждый знает ее по имени или может ее описать, но каждый узнаёт ее по книгам, кино, телевидению. Состязательная система—драмы в зале суда с адвокатами, демонстрирующими свое искусство заинтересованному жюри. Это Перри Мейсон и другие подобные сыщики из детективных романов. Это Пол Ньюман в фильме «Вердикт». Мы воспринимаем этот метод как должное.

Но, естественно, это не единственно возможный способ ведения дела. Например, страны гражданского права не используют состязательную систему. Их систе-

ма является следственной, инквизиторской. Во Франции, в Германии или Бразилии судьи играют гораздо большую роль в проведении процесса и принятии решения по делу, они исследуют факты, отбирают улики, пытаются докопаться до сути дела. Исторически сложилось, что система гражданского права не применяет суд присяжных и адвокаты не являются главными действующими лицами процесса, каковыми они являются в странах с системой общего права.

Две системы—состязательная и следственная—кажутся столь же различными, как день и ночь. Идут бесконечные дебаты о том, какая из них лучше. Нет ничего удивительного, что юристы стран с системой общего права отстаивают превосходство своей системы. Сами слова «следственная», «инквизиторская» создают неприятный привкус у человека, говорящего по-английски. Наши юристы полагают, что только состязательная система может представлять собой наиболее справедливый способ ведения дел—единственный способ, дающий каждой из сторон сыграть свою собственную роль в спектакле. Правосудие и правда почти всегда одержат верх, если мы позволим каждой стороне спорить, соревноваться, экзаменовать друг друга.

Европейские юристы, естественно, придерживаются совершенно противоположной точки зрения. Для них состязательная система примитивна и часто несправедлива. Состязательные процессы, полагают они, превращаются в сражение между искусными адвокатами, а правда в результате оказывается задушенной. Их система делает упор на работу честных профессионалов-судей. Она, по их мнению, более эффективна, более беспристрастна, более справедлива.

В действительности состязательная система гораздо менее состязательна, чем думают многие люди, а следственная система менее следственна. Американские судьи не всегда являются бесгласными свидетелями судебного процесса. Они управляют ходом судебного слушания как явными, так и определенными тонкими, скрытыми от непрофессионального взгляда действиями. Некоторые специализированные суды (семейные суды, например) далеко ушли от состязательной системы:

у судей большая свобода действий и адвокаты крайне редко или вообще не демонстрируют здесь своих способностей. Власть судей в таких судах стала объектом серьезной критики, и в последнее время некоторые суды стали более «законными», то есть более состязательными.

Еще более важным является тот факт, что многие дела вообще не доходят до слушания: они разрешаются вне суда. В этих случаях гораздо большее значение имеет то, что происходит вне зала суда—в коридорах, в офисах адвокатов, кабинетах судей. То же самое относится и к правовым спорам в странах с системой гражданского права. По этим и другим соображениям некоторые ученые полагают, что эти две системы все более сближаются.

Некоторые замечания о праве справедливости. Нам необходимо сделать небольшое отступление, для того чтобы объяснить одну курьезную особенность нашей истории права,—особенность, которая, что удивительно, все еще имеет значение. Средневековая Англия, породившая общее право, произвела на свет еще одну систему, почти полностью отличную от первой, со своими собственными судами, своими собственными правилами, своими собственными процедурами. То были суды лорда-канцлера—суды совести. Правила и процедуры судов совести составляли систему права справедливости.

Происхождение права справедливости покрыто мраком. В средние века канцлер был одним из самых высокопоставленных королевских чиновников. Он выполнял весьма важные государственные обязанности; он также являлся священником, мог писать и читать и мог издавать «предписания», по которым вершились судебные дела. Иногда он занимался разбором жалоб, связанных с теми или иными случаями проявления несправедливости, и как представитель короля мог использовать свою власть, для того чтобы исправлять некоторые нормы права, некорректности или предотвращать потенциальную несправедливость.

В течение 16 и 17 веков право справедливости развивалось и к концу названного периода превратилось во внешне самостоятельную, соперничающую с общим правом, систему. Различия систем касались не только норм права. Вся система права справедливости была иной. Канцлер никогда не находился внутри системы общего права. Если что-то и могло оказать на него влияние, так это церковное (каноническое) право, которое он исповедовал. Каноническое право имело континентальное происхождение, то есть оно, иными словами, было гражданским правом. Таким образом, процедуры права справедливости гораздо больше напоминали процедуры европейского права, нежели общего права. Например, судопроизводство было письменным, а не устным, и суды совести не имели присяжных.

В целом право справедливости было менее жестким, чем общее право. Это тем более было верно по отношению к некоторым его процедурам. Другими словами, обе эти системы по отдельности были увечны. Только суд совести, например, мог выдать «предписание», то есть заставить кого-либо прекратить делать что-то неправильное или заставить делать что-либо правильное. Суды общего права не обладали подобным правом. С другой стороны, суды общего права могли принудить виновника к возмещению ущерба (выплате денежной компенсации, например), а суд совести не мог произвести подобного действия. По сути, английская система правосудия состояла из права и справедливости. Каждая из частей была немного дефектна, вместе же они были более удовлетворительными.

Для более полного понимания подобных аспектов английского права мы предлагаем следующий пример: предположим, что я подал жалобу на поведение моего соседа. Он делает со своей собственностью что-то, что, с моей точки зрения, является отвратительным. Гнусный запах и дым дурно влияют на мою собственность, мой сад страдает от этого, шум не дает мне уснуть всю ночь, моей собственности определенно наносится ущерб. Если я обращусь в суд «права», я смогу получить деньги за причиняемый соседом моей собственности ущерб. Но суд «права» не будет пытаться, да и не имеет возможности, заставить его остановиться. Если же сосед будет продолжать свои занятия, я буду обращаться в суд еще и еще раз, каждый раз получая деньги в качестве компенсации за причиненный ущерб.

Для того чтобы прекратить эти безобразия раз и навсегда, я должен буду искать управу на моего соседа в суде «справедливости». Здесь судья, обычно именуемый канцлером, может издать предписание, заставляющее моего соседа прекратить его ужасные занятия. Пока все нормально. Но если бы я сначала обратился за «справедливостью» и потребовал предписание вместе с денежной компенсацией за уже причиненный мне ущерб, то суд вежливо вернул бы мне иск о компенсации. Для этого нужно обращаться к «праву».

Вполне очевидно, как показывает пример, что эта двойственная система довольно громоздка. Определенно иметь две различные системы, управляющие двумя разными структурами судов, — вещь, далекая от идеала. В прошлые времена истец вынужден был бы в поисках справедливости обращаться как к одной, так и к другой системам.

«Право» и «справедливость» сосуществовали и в Соединенных Штатах, часто доставляя определенные неудобства, вплоть до 19-го века. В этот период большинство штатов произвело реформу своих систем процедур и соединило в единое целое систему общего права и систему права справедливости. С этого момента одни и те же суды управляли обеими системами, и многие ранее существовавшие различия между ними были устранены. Тем не менее старая, двойственная система оставила после себя заметный след в американском праве. До сих пор играет роль, ищется ли в деле «право» или «справедливость». По крайней мере, если кто-либо сегодня при обращении в суд требует присутствия жюри присяжных при разборе своего дела, которое исторически относится к праву справедливости,

то суд отвергает подобное требование, поскольку суд совести никогда не имел института присяжных.

Вопросы урегулирования дел вне суда. Системы процедур и способы руководства процессом являются важным аспектом американской правовой системы. Но большинство зарегистрированных в судебном порядке дел никогда не слушается в суде. Они сходят с дистанции гораздо раньше. В низших судах кредиторы регистрируют тысячи и тысячи исков по мелким долгам, по возврату автомобилей, телевизионных приемников, мебельных гарнитуров, взятых в кредит; домовладельцы регистрируют тысячи исков о выселении и так далее. В 99 % случаев (или более) ответчики и не пытаются себя защищать. Истец выигрывает подобные дела из-за «неявки обвиняемого в суд». (Если ответчик имеет деньги и действительно не имеет оправдательных причин неуплаты, то зачем же ему являться в суд!) Большинство из нас оплачивает штраф за стоянку в неположенном месте, посылая деньги транспортным судам в форме «залога». Так как мы никогда не показываемся в суде, чтобы присутствовать на слушании по поводу этих мелких правонарушений, мы просто оплачиваем залог. Именно такого шага от нас и ожидают; оплата залога — это способ собирать штрафы, минуя судебную процедуру, спрятанную под другим именем.

Примеры, приведенные тут, касаются небольших дел — мельчайших вопросов в глазах права. Ситуация, сложившаяся в обычном процессуальном суде, не особенно отличается от этой. Тысячи и тысячи пар регистрируются для оформления разводов, но почти все они не доходят до открытого судебного разбирательства. Тысячи и тысячи объектов собственности гладко проходят через суд, ведающий делами о наследовании, без каких-либо серьезных споров. Большинство уголовных дел, даже касающихся серьезных правонарушений, не доходит до процессуальных судов: обвиняемые просто признают себя виновными, что является частью судебной сделки. Тысячи и тысячи дорожных происшествий регистрируются каждый год, но лишь малый процент доходит до процессуального суда. В округе Сан-Матео (штат Калифорния) в 1970-х годах только 5% зарегистрированных дел о личном ущербе дошло до стадии рассмотрения в суде присяжных. Даже в федеральном суде только 8,7% зарегистрированных гражданских дел дошло в 1974 году до процессуального суда. В Калифорнии в 1980—1981 годах, как уже отмечалось, каждые 9 из 10 дел, предполагаемых для рассмотрения в верховном суде, заканчивались без слушания.

Большинство вопросов в действительности даже не достигает стадии регистрации. Проведенные недавно исследования по спорным вопросам и путям их урегулирования подтвердили этот факт. Исследованию были подвергнуты выборочные семьи из Южной Каролины, Пенсильвании, Висконсина, Нью-Мексико и Калифорнии. Целью исследования было узнать, какие правовые «жалобы» возникают у людей и как они урегулируются. Авторы исследования выяснили, что на каждые 1000 случаев деликтов — связанных в основном с личным ущербом — только в 201 случае вопрос был не улажен и только в 38 случаях спорный вопрос дошел до той стадии конфликтности, когда кто-либо из участников спора регистрировал свою жалобу в суде. В большинстве из этих 38 случаев дело до суда присяжных так и не дойдет — они будут отфильтрованы или разрешены задолго до этого. Таким образом, только около трети процента всех жалоб проделывает полный путь. А еще говорят, что американцы любят судиться! В действительности суды играют роль лишь в крайне малом проценте случаев, касающихся жалоб. Не много конфликтных ситуаций разрастаются до размеров обычного процессуального дела. Их выживаемость, пожалуй, сравнима с выживаемостью тысяч икринок, отложенных рыбами, лягушками: из каждой кладки выживают единицы.

Что в таком случае происходит с «невыжившими» жалобами? Почему лишь немногие случаи регистрируются? Почему так мало дел достигает финальной

черты? Если говорить об общих причинах, то ответ достаточно прост: ведение дел в процессуальных судах дорогое и достаточно рискованное мероприятие. Для обеих сторон, как правило, гораздо удобнее и дешевле самим урегулировать возникший спор. Они так и поступают. В случаях автомобильных аварий для страховых компаний имеет больший смысл оплатить требование, если сумма страховки меньше, чем стоимость судебного разбирательства. Так же и для пострадавшего имеет смысл урегулировать вопрос в частном порядке, даже получив меньшую сумму, чем в суде. Прежде всего всегда существует риск проиграть дело. И к тому же само слушание и адвокаты вне зависимости от того, выигран или проигран процесс, обойдутся в кругленькую сумму.

Итак, всегда выгоднее урегулировать мелкие вопросы в частном порядке.

Это означает, что о деятельности «реального» права, связанного с автодорожными происшествиями, практически ничего нельзя узнать при изучении лишь материалов судебных процессов и дел. Реальное право не только право совещательной комнаты присяжных в суде. Естественно, когда женщина, сбитая автомобилем, занимается урегулированием вопроса с компанией, в которой работает водитель сбившего ее автомобиля, мы не думаем, что право не оказывает влияния на исход этого урегулирования. Страховая компания и адвокаты пострадавшей женщины достаточно хорошо осведомлены о велении права. Над ними все время, пока происходит торг по существу инцидента, витают мысли о том, каким образом суд поступит в реальности, если стороны не достигнут взаимо; удовлетворительного соглашения. Стороны договариваются и достигают соглашения своими силами, но их сделка оформляется «под сенью права», как остроумно было подмечено.

Обязанности судов. Какие же виды дел рассматриваются в суде? Каковы обязанности суда? Мы владеем удивительно малым количеством упорядоченной информации на этот счет. Судебная статистика, вообще-то говоря, вещь ужасно запутанная. В каждом штате принята своя система статистического учета, одни из них лучше, другие хуже, в любом случае статистику разных штатов довольно трудно сравнивать. Ученые, подвизающиеся в области права, почти ничего не сделали для того, чтобы заполнить эту брешь. Вообще существует крайне малое количество исследований, которые бы пытались охватить весь поток дел, проходящих через общие процессуальные суды; дела с судами низшей инстанции обстоят и того хуже.

Все это может показаться удивительным. Прежде всего едва ли суды стараются сохранить в тайне свою работу. Они ежедневно имеют дело с общественностью; простые граждане вступают с ними в контакт ежечасно, ежеминутно. Несомненно, эти люди формируют представление о том, чем же занимаются суды. Судьи, адвокаты и судебные чиновники имеют свои представления на этот счет; но ведь систематическое понимание — это совсем иная вещь. Каждый день мы видим многих людей, смотрим на них, разговариваем и взаимодействуем с ними; но, если бы не было переписи населения, мы бы не знали точно, сколько людей живет в стране, где они живут, кто они, чем занимаются и так далее. И без переписи мы бы, конечно, имели некоторое представление об этом, но представления, основанные лишь на внешних наблюдениях, могут быть очень и очень ложными.

Как бы она не была несовершенной, хорошо бы начать с изучения опубликованной статистики по работе судов. Она дает некоторое представление о судебной загрузке. В штате Огайо суды по общим вопросам являются процессуальными судами общей юрисдикции. В 1975 году 296 судей в 88 округах работали в этих судах. В течение этого года истцами было подано 249 822 заявления. Они распределились примерно следующим образом: около 20 000 дел касалось причинения личного ущерба (почти все они, по-видимому, были связаны с дорожными происшествиями); 97 000 дел касалось «семейного права», причем в большинстве

дел (80 000) речь шла о разводе, о, так сказать, семейных несчастных случаях. Под общим заголовком «Дела о наследовании» проходила 81 000 случаев, суд рассмотрел из них 65 000 дел, касающихся имущества умерших, остальные дела касались вопросов об опекунстве, доверенностях и собственности несовершеннолетних. Около 6700 дел было посвящено душевнобольным. (Наиболее вероятно, что это были прошения о помещении кого-либо в клинику для душевнобольных.) Имело место и около 870 случаев, связанных с выплатой компенсаций рабочим (в результате несчастных случаев в промышленности). Оставшиеся 42000 различных дел касались вопросов о собственности, о договорах, а также всего того, что не попадало ни в одну другую категорию. Это все, что касалось гражданских дел.

Суд также рассмотрел 31 554 уголовных дела и 194 дела по проступкам несовершеннолетних.

Эти цифры довольно типичны. Каждый штат имеет свои собственные причуды юрисдикции, так же как и свой собственный способ подсчета и классификации дел. В некоторых штатах, например, дела о наследовании и дела по несовершеннолетним рассматривались бы в совершенно отдельных судах. Опубликованные цифры, отражающие деятельность окружных судов Флориды, похожи на цифры, полученные в Огайо. Окружные суды Флориды также являются судами общей юрисдикции. В 1975 году в штате на 20 округов было 272 судьи. Они рассмотрели приблизительно то же самое количество дел, что и суды Огайо, то есть около 254 000. Из них 34 000 дел проходили под рубрикой «договоры» и 24000 затрагивали имущественные права (включая 17000 случаев лишения права выкупа закладной). В отношении других дел разбивка по рубрикам в основном была такой же, что и в Огайо. Дорожные инциденты, разводы и дела о наследовании своей массой возвышались над всеми остальными делами.

Такие цифры, отражающие количество дел, впечатляют. Но более поразительно то астрономическое количество дел, которое зарегистрировано в судах низшей инстанции. В Калифорнии транспортные суды представляют собой отделы обычных муниципальных судов, и на их деятельность в 1976—1977 годах приходилась львиная доля из зарегистрированных в этих судах 14 970 216 дел. 58,5% (8765280) этих дел касались парковки автотранспорта, другие 32% также в той или иной мере затрагивали транспортные проблемы. Еще 6% составляли гражданские дела, половину из которых составляли мелкие иски. Эти цифры по крайней мере дают некоторое представление об огромном количестве мелких дел, которые появляются в судах низшей инстанции каждый день. Они, если можно так сказать, являются планктоном в огромном океане права.

О чем эти цифры не говорят, причем для судов любого уровня, так это сколько времени и усилий занимает каждое конкретное дело в суде. Часто штаты подсчитывают общее количество поступивших дел, а не число дошедших до слушания (которое, как мы знаем, гораздо меньше). Например, неоспариваемые разводы очень сильно раздувают эту цифру, особенно в наши дни, когда основная масса разводов происходит полюбовно. Эти дела короткие, шаблонные, рутинные. По времени проведения одно крупное слушание может поглотить больше энергии и человеческих сил суда, чем сотни этих чисто механических дел. Голая статистика не дает возможности ощутить деятельность суда как живого организма.

Для получения более достоверного представления нам необходимо обратиться к материалам довольно малочисленных исследований, касающихся реальной деятельности судебной системы. Они подтверждают, что основная работа суда представляет собой набор рутинных операций. Многочисленные неоспариваемые разводы являются хорошим тому примером. Часто при разводах возникают спорные вопросы. Муж и жена спорят о разделе собственности — кто получит дом или автомобиль, как должен быть разделен банковский счет — или об опеке

над детьми, или о правах посещения. Однако для большинства бывших семейных пар эти проблемы улаживаются задолго до того, как они достигают судьи. Стороны сами прорабатывают эти вопросы, иногда с помощью своих адвокатов. Они — стороны и адвокаты — единственные, кто участвует в решении этих дел.

Все исследователи сходятся в одном. Суды заняты выполнением массы рутинной административной работы: они просто в большинстве случаев заверяют от лица права неоспариваемые решения и внесудебные договоренности. Исследования деятельности окружных судов Сент-Луиса с 1820 по 1970 год, проведенные Уэйном Макинтошем, ясно показали преобладание добровольных отказов и неоспариваемых решений. Менее чем один случай из пяти требовал реального судейства. Тысячи дел, которые рассматриваются в суде каждый день, мог бы разрешать, ко всеобщему удовольствию, любой клерк или даже хорошо сделанная машина.

Отказались ли суды, таким образом, от своих освященных историей обязанностей? Некоторые ученые думают, что да; другие находят доказательства противоположного. По крайней мере ясно, что для большинства обычных дел, которые выпадают из судебной деятельности, такие утверждения сродни истине.

Экстраординарные дела, составляющие меньшинство, все еще рассматриваются в суде; на самом деле эти экстраординарные дела становятся все более общими. Тех, кто думает, что судьи делают слишком мало, уравновешивают те, кто думает, что суды делают слишком много работы.

Апелляционные суды. В некотором смысле работа апелляционных судов менее туманна, нежели работа процессуальных судов. Высшие суды публикуют свои заключения; таким образом, результат их деятельности представляет собой открытую книгу. Более того, именно эти заключения изучаются студентами в правовых школах. Они представляют собой тот сырой материал, с которым часто работают адвокаты, определяя состояние права. Также в прессе освещается именно работа высших судов (если в ней вообще пишут о судах). Ни один суд в мире не работает столь открыто, как Верховный суд Соединенных Штатов.

Несмотря на все это, средний человек имеет очень смутное представление о том, чем повседневно занимается Верховный суд. В основном ему известно лишь о нескольких, широко освещаемых в средствах массовой информации, сенсационных делах. Он, вероятно, знает, что Верховный суд отменил законы штатов об абортах, образованные люди почти наверняка знают, что Суд высказался за десегрегацию школ. Можно почти со стопроцентной уверенностью сказать, что обычные люди (непричастные к юриспруденции) никогда не читали никаких заключений Верховного суда. (Они были бы очень удивлены многословием и красноречием судей.) Люди знают очень мало о деятельности Верховного суда, и, вероятно, в имеющихся у них сведениях больше ложного, чем истинного. (Еще меньше знают они о деятельности высших судов штатов.) Существует даже информационный голод, что довольно естественно. Книга Боба Вудворда и Скотта Армстронга «Собратья» (1979), ставшая вскоре бестселлером, обещала дать возможность читателям заглянуть «внутрь Верховного суда».

Это то, что касается обывателей. На другой ступени информированности по вопросам судебной практики находятся адвокаты, которые очень многое знают об определенных аспектах деятельности апелляционных судов, но и в их знаниях есть большие пробелы. Не многие адвокаты вообще когда-либо появлялись в апелляционных судах. Адвокаты даже не занимаются систематическим изучением работы, проводящейся в апелляционном суде (да и зачем им это?). Они имеют лишь смутное представление о состоянии судебных дел.

Одна из основных черт, которые все же замечают адвокаты, состоит в том, что с течением времени Верховный суд Соединенных Штатов занимается слу-

шанием лишь все более и более крупных и важных дел, все более и более погружается в мир бесконечных дискуссий и споров; рассматривает лишь все более щекотливые темы. Эти замечания вполне справедливы. Верховный суд постепенно приобретает почти полный контроль над вопросами о принятии дела к производству или об отказе от такового; он использует свою власть для того, чтобы избавиться от обычных дел. Не каждое дело, рассматриваемое в Верховном суде, освещается в печати, но любое дело, отвечающее определенным критериям важности, занимает минимум одну или две полосы в «Нью-Йорк тайме».

В прошлом веке все было не так. Большинство заключений (октябрь 1881 года) касается дел, которые в нынешнее время Верховный суд никогда бы не принял к рассмотрению. В одном из таких дел суд должен был решить вопрос, является ли метод упаковки мяса, приготовленного для транспортировки, достаточно новым для того, чтобы заслуживать получения патента (мясо должно было доводиться до температуры 212 градусов по Фаренгейту и, «будучи еще теплым», под давлением упаковываться в ящики или иную тару «с усилием», достаточным для того, чтобы удалить воздух и всю лишнюю влагу и заставить мясо принять форму твердой «плитки»), и суд этот вопрос решил отрицательно. Через Верховный суд того времени также проходили дела об общественных землях; о том, какие таможенные пошлины должны взиматься за ввоз табака и белой кружевной материи; является ли железная дорога ответственной за пассажира, который совершил самоубийство в состоянии депрессии недалеко от железнодорожной платформы; надо ли выдавать командору флота, путешествующему, согласно правительственному распоряжению в Рио-де-Жанейро на иностранном судне, командировочные деньги в расчете 8 центов за милю. Дела подобного типа ныне полностью исчезли из документов Верховного суда.

Верховные суды штатов проделали сходный путь. Многие из них теперь почти полностью контролируют отбор своих дел, так же как и Верховный суд Соединенных Штатов. Статистические исследования, касающиеся рабочей нагрузки шестнадцати верховных судов штатов, проведенные Робертом А. Каганом и его помощниками, охватывающие период с 1870 по 1970 год, выявили драматические изменения в судебных обязанностях, происшедшие за это время. Типичным делом в 1870 году для верховного суда Северной Калифорнии или Каролины было дело о собственности (скажем, спор о том, кто должен владеть участком земли) или торговое дело (должен ли, например, покупатель платить крупную неустойку за отказ принять вагон строевого леса; действия, направленные на получение денег по долговому обязательству). В период 1870—1900 годов 33,6% дел в этих шестнадцати штатах попадали в графу «Долги и договоры», 21,4% попадали в графу «Реальная собственность».

Более близкий к нам период времени (1940—1970) демонстрирует уже несколько иную картину. Доля дел, связанных с долгами и договорами, сократилась до 15%, имущественных дел—до 10,9%. И только одна из граф была увеличена с 12,4 до 19,4% — это доля, приходящаяся на «публичное право». Были там и дела о пошлинах, по регулированию бизнеса, злоупотреблению властью правительством. Доля уголовных дел возросла с 10,7 до 18,2%, доля деликтов также возросла с 9,6 до 22,3%. Некоторые тенденции, очевидно, усилились; к 1970 году уголовные дела занимали уже целых 28% всего объема дел, проходящих через верховные суды штатов. Увеличение доли уголовных дел можно объяснить участием в них свободных адвокатов. Рост числа деликтов также не является полностью неожиданным. Он отражает большой бум (если так можно сказать) несчастных случаев на промышленном производстве, а также еще больший урожай дорожных инцидентов; кроме того, он включает в себя дела об ответственности товаропроизводителей и ставшие модными дела о неправильном медицинском обслуживании. Конечно, большое количество несчастных

5*

случаев не ведет автоматически к увеличению числа дел о несчастных случаях; многие люди полагают, что также наблюдался большой рост сознательных исков, но это отдельный предмет для разговора.

Мы должны напомнить, что исследование Кагана было посвящено только судам высшей инстанции шестнадцати штатов. В настоящее время многие большие штаты, например Калифорния, имеют трехуровневую, а не двухуровневую судебную систему. Некоторые дела, исчезнувшие с горизонта судов высшего уровня, переместились на средний уровень. Хотя является уже вполне очевидным, что кое-что изменилось и в меньших, двухуровневых штатах, таких, как Айдахо и Род-Айленд. Они двигаются по тому же пути, только двигаются они более медленно и менее контролируя свою судьбу. Исследование показывает нам, -какие же спорные вопросы достаточно важны, для того чтобы высшие суды соизволили затратить свое время на их рассмотрение; в определенном смысле мы также узнали кое-что о том, какое время требуется на разбор тех или иных групп дел.

Вышеуказанные тенденции не входят в противоречие с теми изменениями, которые происходят на уровне процессуальных судов. Из них также вытесняются обычные дела. Каждодневные дела, касающиеся бизнеса (договоры, собственность), которые редко теперь можно увидеть на подмостках высшего судебного уровня, а также и простые семейные дела (или дела об имуществе умерших) выпадают из поля деятельности процессуальных судов или, как в случае развода, часто регистрируются, но крайне редко рассматриваются в действительности. С другой стороны, дела, в которых отдельные лица или группы лиц противостоят правительству, кажется, все более и более возрастают. Эта категория дел включает в себя и уголовные дела. Большинство уголовных дел завершается договоренностью, но те из них, где обвиняемые не признают себя виновными до суда, становятся все более сложными и требуют больших усилий, чем это было в прошлом веке.

Также наблюдается быстрый рост числа дел специального и экстраординарного типов. Такие изменения определенно касаются федеральных судов, а также, но несколько в меньшей степени, и судов штатов. Нередки дела, связанные с жесточайшими проблемами сегодняшнего общества — мучительнейшими вопросами современной жизни. Многие люди, и судьи здесь не исключение, вообще удивляются, почему они рассматриваются в суде. Они высвечивают многие тайные и фундаментальные проблемы американского общества и всей его правовой системы. В Соединенных Штатах социальные вопросы зачастую рядятся в правовые одежды и тем самым прокладывают себе дорогу в суд. В мире существует не много стран, где политика в отношении абортов рассматривается судьей как первой инстанцией. В очень немногих странах, если такие еще существуют, судьи занимаются определением границ районов или требуют широкомасштабных реформ в системе психиатрических служб штата. Однако в Соединенных Штатах такие вопросы стоят в порядке вещей.

Все большее количество подобных проблем попадает в суд, что расширяет само понятие права и распространяет его на все общество, проникая во все его закоулки и темные углы, которых ранее право никогда не касалось. Никто еще не нашел правильного названия подобной тенденции. Мы можем назвать самые разнообразные ее аспекты юридизацией или как-нибудь еще в этом роде. Как бы мы ни назвали это явление, оно, безусловно, примечательная тенденция. Судообразные процедуры и привычки дотягивают свои щупальца до правительства, крупных общественных институтов, да и общества в целом. Уже сами суды становятся окончательными арбитрами во многих общественных вопросах, а не только в частных спорах.

Date: 2015-08-06; view: 597; Нарушение авторских прав