Возвращение четвероногого друга

Утром опять за работу. Башка гудит от вчерашнего шампанского и пива – куда ж рабочему люду без исконных напитков… Ну и что, что я вставляю его дочке, в мире рыночных отношений это не считается; Тому Кахиллу вынь да положь полный рабочий день на конюшне. Вот я и вкалываю как проклятый. Правда, иногда поиграем с Джен в гляделки, и день становится краше.

Но у нас глаза на лоб полезли, когда к дому Кахиллов подкатил фургончик Общества защиты животных, и парни открыли заднюю дверь. Там в клетке сидел Амброз и как ни в чем не бывало держал в зубах ту самую палку топляка, что я ему швырнул. Так и не выпустил ее!

Очевидно, тупая шавка просто поплыла себе дальше, зажав челюстями палку, словно пятерню карманника, а течение Ферта во время прилива дотащило его аж до самого Лита, где и выбросило на берег. А там какой‑то одинокий рыбачок позвонил в полицию, увидев, как собачонка из последних сил молотит лапами в ньюхейвенской гавани.

Первым очнулся Том:

– Вот ты где, мой красавчик!

Открывают они клеть, а пес на него и не глянул, ломанул напрямую ко мне и – раз! – палку под ноги кладет. Наклонился я к нему, за ухом потрепал, говорю:

– Вот хороший мальчик, хороший мальчик! – А сам смотрю на ребят из Общества защиты животных.

– Он с этой палки глаз не сводил, даже когда ел, – говорит один из парней, тот, что с военными усами. – И горе тому, кто посмел бы к ней приблизиться.

– Да, – говорю, – я ему частенько бросал всякую всячину, так, потренировать.

Том, слава богу, ничего не замечает, просто подходит и уводит собаку. Тут второй парень, тот, что гладко выбрит, спрашивает Тома:

– Сэр, как ваша собака получила такие увечья?

– Да пара ротвейлеров его отметелила, – грустно‑прегрустно отвечает Том. Ох и умеет гондон врать, в этом ему не откажешь. – Налетели на беднягу в Данфермлинском парке, ну и потрепали. – И смотрит в собачьи глаза, словно подтверждения ишет. – Я уж думал, мы опять тебя потеряли, мелкий негодник! Уж потрепали они тебя, а, малыш? – голосом, полным печали говорит Том, а затем обращается к парням: ‑

Конечно, их натравили. Я самих собак‑то не обвиняю, виноваты владельцы.

Смотрю, бритый не особо на эту туфту купился. Том, похоже, сообразил, что шьет белыми нитками, и давай менять тактику:

– Так, ребята, сколько я вам должен?

Бритый качает головой:

– Нисколько, это наша служба.

– Ну тогда, парни, скажу я, службу свою вы несете отлично, – подмазывается Том. – А выпивкой вас угостить можно?

Просто не знаю, как вас и благодарить за то, что отыскали и вернули пса.

Какое‑то мгновение Бритый смотрит на своего дружка Уса‑того. Рожа у него, словно раскаленную кочергу в задницу воткнули.

– Спасибо, сэр, не нужно. Но если вы хотите сделать пожертвование в пользу Общества защиты животных, мы будем рады.

– За мной не заржавеет, – обрадованно соглашается Том.

– Извините, мы не принимаем наличные, – продолжает Бритый, – можете заполнить бланк пожертвования.

– Ну, конечно. – Том расстроен, почуяв, что его развели.

Усатый возвращается к машине и вылезает из нее с целой

кипой всяких бумаг для Тома; у того аж челюсть отвисла. В конце концов, парни забирают заполненные бумаги, прыгают в тачку и улетают восвояси.

Только они скрылись за поворотом, Том от всей души вваливает собаке ногой в ребра. Бедняга Амброз обиженно тявкает и отползает подальше.

– Вот пиздюк, да я на тебе разорюсь! Теперь еще отчислений на двенадцать фунтов в месяц! – Бедняга опять получает сапогом, и я думаю, не заступиться ли.

Но тут между ними выпрыгивает Дженни.

– А ну, отвали от него! Это из‑за тебя у него вся морда разорвана, из‑за твоих собачьих боев! Я там была и все видела!

Она поднимает поводок Амброза. А Том, вперив в меня злобный взгляд, мечет молнии.

– А чего я? – развожу руками. – Я ее туда не возил. Да и сам в жизни на собачьих боях не был.

– Черт с ним, с этим психопатом, пусть один остается! – верещит Дженни и тянет Амброза за собой. Я оглядываюсь на Тома, пожимаю плечами и отправляюсь за ними.

– А ты куда собрался, любовничек? У тебя работы выше крыши!

– Извини, Том, но мы с Дженни так решили. – А у самого на душе кошки скребут, ведь Том‑то ко мне хорошо относился.

– Ну и валите! Оба проваливайте! Посмотрим, на сколько вас хватит без моих денег! Паразиты паршивые! – С этими словами он разворачивается и уходит в дом.

Дженни ведет Амброза к машине, а я топаю следом. Должен сказать, быстренько топаю – неохота мне оставаться без прикрытия рядом с Томом, когда он в таком настроении. Дженни запускает двигатель, и мы выезжаем на дорогу. Набираем скорость, и она говорит:

– Совсем озверел. Ни минуты здесь больше не останусь.

Амброза придется взять с собой, иначе ему прямая дорога за Миднайтом…

– Угу… Поехали ко мне, попрощаюсь с отцом, скажу, что мы уезжаем. Ну, вперед, в Испанию!

– Сил нет, как хочу туда. – Дженни все еще в ярости, но потихоньку отходит и с улыбкой, расползающейся по лицу, говорит: – Джейс, это будет великолепно!

Заезжаем в центр, останавливаемся у магазинчика захватить бутылку шампанского – такое дело надо отпраздновать. По дороге ко мне встречаем Джека Анструтера. Тот навеселе, но одет уже не как бомж. Во всяком случае, в «Гот» он последнее время зачастил.

– Привет, Джек! Это Дженни, помнишь?

– Ну конечно, – лыбится он и берет ее ладонь в руки – целовать собрался. Она опять держится молодцом, даже улыбаться продолжает. Какая‑то девица катит коляску мимо нас и останавливается поболтать с Дженни. Тут появляется Сосед Уотсон, в руках – ящик с инструментом.

– Привет, Сосед! Подрабатываешь?

– Привет, парни, – громко отвечает он, затем, приблизившись, добавляет тихонько: – Меньше знаешь – крепче спишь.

Я также тихонько спрашиваю Джека:

– Слушай, а я ведь не в курсах, за что тебя турнули из церкви. Поди, за блядство?

У Джека на лице появляются скорбь и отвращение.

– Я подготовил детальный доклад о том, что ебля блядей не противоречит Святому писанию… Куда там, в штаб‑квартире церкви Шотландии меня и слушать не стали!

Сосед, похоже, тоже не хочет слушать и разгневанно вставляет:

– Но не в церкви же, в воскресенье, да еще и перед прихожанами!

Я не удержался и расхохотался так, что напугал и Дженни, и ее подружку. Джек решительно не согласен с Соседом:

– Я заплатил за сутки, поэтому и драть ее собирался сутки и ни минутой меньше! Виноват я, что ли, что эти чертовы пресвитеры со своими ебучими женами приперлись так рано? Цветочки им, видите ли, разложить потребовалось! Ну и застукали меня, я как раз деваху поперек алтаря пристроил… Но, скажу вам, парни, – и его лицо расплывается распутной рожей сатира, – оно того стоило. У меня такой бабы никогда не было. Да она и сама сказала: никто, говорит, меня так не драл. Прелесть деваха, из Боллингри, если память мне не изменяет.

У меня чуть бутылка шампанского из рук не выпала. Я быстренько извинился, забрал Джен и – в тачку.

Отца дома не оказалось, а на кухонном столе нас ждала записка, нацарапанная на корешке билета из тотализатора:

Встречаемся в “Майнез Вэлфер” в восемь. Будет сюрприз. Есть новости.

– Что он там еше выдумал?

– Понятия не имею, но на вечеринку пойти придется, – говорит Дженни. – Возьмем шампанское. А потом сделаем от сюда ноги. Прямо ночью… на мотоцикле!

Вот это мне уже не нравится. Это уже называется искушать судьбу по‑крупному. Особенно после того, что случилось с Крейви. Однако показать, что я пересрал, желания нет. Да и лишиться романтического ореола не хочется…

– Э… А что с Амброзом будем делать?

– Пока кое‑где пристрою. Его потом к нам привезут. Непременно хочу уехать отсюда на байке Крейви. – А у самой глазенки горят, что у твоей деревенской дурочки, которой только, что конфетку пообещали. – Это так символично, правда? Вот бы он порадовался!

Ни хуя себе, с чего это она решила, что Крейви бы порадовался? Да они и парой слов не перекинулись! Но спорить я не стал – у нее Сиськи и Жопа, а для меня эта валюта еще долго‑предолго останется высококонвертируемой. Я‑то, честно говоря, надеялся, что после такой аварии бай к отправится под пресс, но эта железная херня, по сравнению со мной, вообще не пострадала!

Так, шампанское – в холодильник, Амброза оставляем внизу, а сами наверх, в койку – оттопыриться.

Я тут прикинул, что если к тридцати годам у меня будет по пять оргазмов в день, то, можно считать, моя сексуальная жизнь удалась. Однако пятый раз не получается, во всяком случае, без таблеток не получается, потому как против закона всемирного тяготения не попрешь, и я засаживаю Дженни порцию спермы.

А потом сон бьет по мозгам, и в последней растворяющейся мысли тает неизвестно откуда взявшееся слово «Боллингри»: что еще за на хуй?

Очнувшись, сразу отмечаю: отца нет, а на улице темно. Перед глазами все плывет; это сон после секса – такое коматозное состояние, когда тебя быстро затягивает в глубокое беспамятство, а потом резко вышвыривает. Ощущение, как кессонка у водолаза. Яркие палочки на цифровых часах складываются в знаки:

8:57

– Дженни, просыпайся, – кричу в панике, – нам уже надо быть в «Вэлфере».

Она лишь переворачивается на другой бок.

– Отвали, Джейс, я не могу так сразу…

Но я мгновенно вскакиваю, запрыгиваю в трусняки, натягиваю штаны и остальные шмотки. Вот молодец, и она одевается. Смотрю, как Дженни напяливает одежду, и завожусь, чувствую, мой приятель поднимает голову. Однако отправляюсь в ванную – надо почистить зубы и вообще стряхнуть остатки сна.

С Амброзом на поводке мы добираемся до «Вэлфера», и у меня челюсть отвисает: там толпа народу и огромный транспарант со словами черной краской:

Поздравляем Фрэнсис и Алана!

Ну что я могу сказать? Это имена матери Крейви и моего старика. Не успеваю я охуеть от догадки, как пьяная Фрэнсис подгребает, пританцовывая, ко мне и показывает обручальное кольцо на пальце. Старый черт уже успел слетать в ювелирный магазин в Данфермлине.

– Видишь, дружок, как мы – раз! – и провернули, – говорит отец и игриво так приобнимает Фрэнсис. – Это было словно искра, а потом я просто решил остаться в гнездышке. – Рука отца бессознательно тянется к макияжу на обгорелой коже лица.

– Я‑то уж думала, этот жеребец вырвался на волю и поминай, как звали, – говорит мать Крейви. Вот гадство, теперь придется звать ее «Фрэнсис». – И только когда Элли вернулся, я узнала, что твой отец еще здесь. – Она улыбается сквозь слезы.

Его дружки – в основном шахтеры‑пенсионеры – скинулись и накрыли неплохой стол: куча бутербродов, сосиски в тесте, караоке и море выпивки. Мы с Дженни открываем по банке пива.

– Вот здорово! Мои предки ни в жизнь бы такое не устроили!

Н‑да… Не очень‑то она знает своего отца. Большой Том никогда не слыл жадиной, а уж отрываться с ним на тусовке – милое дело. Ох, мы и покуролесили тогда, в «Старкерз», как вспомню – так вздрогну.

Да, нехеровый столик получился. Я – сладкоежка и не могу пройти мимо вишневого немецкого тортика. Отрезаю себе справедливый кусочек, цепляю вилкой и отправляю увесистый кусман божественной сладости в пасть. Дженни улыбается.

– Пойду отолью, – встает и двигает в сторону туалета, а я любуюсь ее задницей и вообще чувствую себя в раю.

И тут в раю появляется тень. Заходит слонообразный пиздюк Монти и обводит всех взглядом. Смотрю: кто его заметил, тот занервничал. Но в основном все внимательно слушают «Зеленую траву у дома» в исполнении Алека, отцова приятеля. Большой Монти подгребает ко мне и склоняется своей рожей к самому уху:

– Я слыхал, ты тут песни про собак поешь. – Господи, думаю, чем у него изо рта воняет? – Пойдем выйдем, – мягко так говорит он, – или я сюда ребят позову. Не хотелось бы портить такое радостное событие, – улыбается этот пиздюк и с отвращением смотрит на Амброза; тот сидит под столом и грызет кусок пирога.

А я и ответить‑то ничего не могу – рот набит тортом. С усилием проглатываю и поворачиваюсь к Дюку. Тот хотя и не слышал ни слова из речи Монти, вижу, загрустил.

– Надо обсудить кое‑что, – говорю и подмигиваю. – Все нормально, вернусь через минуту.

Поднимаюсь и иду за этим пиздюком к дверям. Со стороны может показаться, что мы с ним лучшие друзья, и он мне сейчас нальет пивка, а совсем не морду бить будет.

Вдруг я понимаю, что мне совсем даже и не страшно. Ну, пусть он меня треснет, но это все, что здесь может случиться, кругом вон сколько народу. Ну, может, пару зуботычин. Ну, пусть говнюки победят, послушаю я пустые угрозы, потешит Монти свое самолюбие. Но вечеринку‑то он не испортит.

Однако снаружи нас поджидает данфермлинский гондон Клепто. Это уже пиздец. Тут у меня очко заиграло. Здоровяк Монти просто въебал бы пару раз такому засранцу, как я, да и все. В конце концов, длительный и кровавый процесс жертво‑приношения карлика – прямая дорога к утрате доброго имени в глазах окружающих. Но такой злобный ублюдок, как Клепто, с удовольствием надо мной поиздевается. Замечаю, что я жмусь к Монти, словно он – мой заступник; лишь бы подальше от Клепто. Я даже хочу, чтобы Монти сам мне вмазал и избавил от более печальной участи. Но Большой разгадал мои намерения и уступил место, теперь мной займется Клепто.

– Ты, похоже, не понял намека. – Он лыбится, а потом толкает меня в грудь. Достает откуда‑то бутылку; похоже, у него на уме нечто покруче зуботычин. Делаю шаг назад, и тут вдруг из «Вэлфера» появляется Ричи‑Терпило и становится со мной плечом к плечу.

– А ты кто такой? – удивленно спрашивает Монти.

А Ричи ему:

– Послушайте, Джейсон – мой хороший друг. – На что Монти ржет в ответ.

Я уже готов сказать этому недоделанному придурку, что я и без него справлюсь, что он только все портит и пусть уебывает обратно, откуда пришел, как Клепто опомнился:

– Ты че несешь? А?

Но придурок не собирается сдавать позиций.

– Я только хочу вас предупредить, что это мой друг. Давайте все успокоимся, хорошо? – Прямо как по писаному чешет, из «Руководства для персонала» Шотландской железной дороги, из главы с инструкцией о том, как успокоить разбушевавшихся пассажиров. Подобную херню обычно сочиняют так называемые эксперты‑психологи, которые ни разу в жизни припизднутых психов не видели.

Клепто и ухом не повел.

– Чего?.. – яростно выкрикивает мой обидчик, словно Ричи обвинил его в изнасиловании собственного маленького братишки.

Ричи, конечно, тупее всех тупых, но все еще пыжится, с места Не сдвинулся.

– Послушай, приятель…

– Я тебе сейчас покажу приятеля!.. – ревет Клепто и бьет лбом прямо по рыжей копне перед ним. Ричи падает, но я уверен: на лице – счастливая улыбка.

– Следующий! – в упоительном восторге выкрикивает Клепто и смотрит на меня. – Ну что, пиздюк, тоже хочешь? А?

Оглядываюсь на Большого Монти почти с мольбой, потом на распластавшегося бедолагу Ричи.

– Не‑а, – говорю.

На это Клепто, похоже, и не знает что сказать. Даже замер на какой‑то момент, а потом выдает:

– Зассал?

– Извини, приятель, но я драться не умею, – поясняю и сую руки в карманы куртки, чтобы он понял, что я не замахнусь. В кармане нашариваю что‑то стальное и гладкое. Вилка.

Даже не знаю, как у меня в кармане оказалась. Хотя толку от нее – вряд ли острая.

– Ну а гордячка‑то твоя где? Что, нет ее? Некому за тобой присмотреть? – Он толкает меня в грудь. – А нехерово мы с ней потусовались…

Острая или не острая – какая разница, главное – я вооружен, и нехуя грузить вооруженного человека! Выхватываю вилку и втыкаю ему прямо в морду. Не такая‑то она и тупая; вошла как серебряная пуля в сердце вампира! Застряла в щеке и торчит из продажной рожи. Я сдаю назад, но он не нападает – просто застыл в недоумении. А когда Клепто наконец раскрывает рот, я слышу плачущего ребенка:

– А‑а‑а… Сука, он меня порезал!

– Да ладно, это просто вилка. – Оправдываясь, отхожу еще дальше назад, а разговариваю с Монти: – Я же ему сказал, что драться не умею. Что мне делать‑то оставалось?

Ну, думаю, все: сейчас он на меня просто наступит и раздавит, как козявку, как вдруг с дороги, из темноты раздается крик и появляется немаленькая толпа – местная молодежная футбольная банда под предводительством верзилы Крейга. С ними какие‑то девчонки, и вся компания прет к нам.

– Вот этот здоровенный мерзавец! – Вся‑Промокла тычет пальцем в Монти. – Вдул мне ребенка и смылся! Теперь они узнают, что ты из Данфермлина, и алименты заплатишь как миленький, козел!

Рыкнув что‑то, Монти бьет наотмашь; Промокла театрально летит на землю и воет как бешеная. Крейг, вожак бандюков, вторит в голос:

– Еб те, она ж моего ребенка носит! – И петухом налетает на Монти. Тот мгновенно принимается за Крейга, но бандюков целый рой, и скоро несчастные данфермлинцы тонут в море спортивных костюмов и клетчатых кепок. В дверях «Вэлфера» появляется Амброз, за ним Дженни. Собачья морда выразительно сообщает: «мое дело – сторона; может, я и питбуль, но в глубине души – чистопородный ретривер». Интересно, нет ли какой‑нибудь команды, чтобы натравить его? Хотя местные и без того справляются, данфермлинские получили нехило, отстающие продолжают получать, а те, кто пошустрее, только пятками сверкают, валят полным ходом в свой паршивый городишко. Местные было бросаются в погоню, но дают по тормозам – а чего бегать, если можно «добить» отставших и раненых? У местных сегодня просто праздник – День взросления банды. Они это надолго запомнят. Да и я тоже. Да и все… Монти удалось смыться, зато Клепто получил по самое не хочу; теперь валяется и стонет на ступенях «Вэлфера». По бокам Дженни нарисовались Сосед и Дюк – выпрыгнули как чертики из дверей «Вэлфера».

– Что случилось? – спрашивает Дженни и тут же видит: у подножия лестницы двое местных что есть силы тузят Клепто.

Что‑то просвистело в воздухе. Вилка!.. Ее просто вышибли у него из щеки. А моя девочка ястребом слетает вниз, расталкивает местных и с размаху всаживает ботинок прямо в лошадиные зубы! Ой, бля! У меня‑то очко заиграло, а про него вообще молчу. Запоминаю на будущее: с ней лучше не спорить.

Дженни стоит над ним и орет:

– Том Кахилл – мой отец! Я знаю, где ты живешь, и ты труп, понял, бля? – И опять его ботинком.

Спускаюсь и оттаскиваю девицу от жертвы.

– Спокойно, Джен, – говорю и поднимаю с земли окровавленную вилку. А пиздюк смотрит на нас, жалобно так, словно пощады просит. Местные стоят вокруг, тоже обалдевшие, но готовы по первому же сигналу продолжить представление.

– Ты бы съебывал отсюда, пока не поздно, приятель, – говорю ему. Да, мало кто в наше время ценит великодушие.

Бедняга кое‑как поднимается на ноги и бредет, покачиваясь, прочь, словно новорожденный теленок, под свист и хохот своих обидчиков. Кто‑то снимает его на мобильник; холодный, пластиковый глаз протоколирует событие. Никому в этом мире не укрыться от средств массовой демократии, никому не избежать публичного унижения. Побоку этику, мерило одно: сколько зрителей соберет твой репортаж?

Билл Крейг разражается победным воплем:

– Запомните все! Сегодня состоялось боевое крещение «Кауденбитских кэжуалс»! Полный разгром денфермлинских хуесосов! Надо срочно отправить объяву на местный форум, пусть все козлы теперь знают, кто в выходные в городе хозяин!

В лагере победителей звучат поздравления, а Крейг не унимается:

– Знай наших, Джейс! – И по плечу меня хлопает. – Засадил вилку данфермлинской суке! Прямо в хавалку!

– А кровищи было! У него из щеки фонтаном хлестало! – Дженни заходится в восхищении; все внимание мне, я прямо‑таки король Файфа. Говорите, нельзя решать вопросы применением силы? Да вы просто не знаете, какой это кайф – отпиздячить противника!

– Вот мужик из мужиков! – опять разоряется Крейг, кто‑то из недорослей панибратски хлопает меня по плечу.

– Спасибо, парни, – говорю и добавляю, обращаясь к Крейгу: – Ты прав, мужик. Сегодня вечером у нас появилась крепкая банда.

– А где была старая гвардия? Пивко с бутербродиками уминали! – ржет Крейг, кивая на Соседа с Дкжом. У тех хватает ума улыбнуться в ответ и свести все к шутке.

Все вокруг гогочут, и я решаю воспользоваться моментом.

– Вопросик один имеется, – тихонько говорю этому слоняре. – Дорожный знак на пертской дороге – ваша работа?

«Сбросьте скорость» твои парни согнули?

Крейг смотрит раскрыв рот, раздумывает. А потом, прищурившись, говорит:

– Нуда, мои. А че?

– Да так, братан, просто узнать хотел, – и похлопываю этого пидора по спине. – Ну, ладно, еще раз спасибо за поддержку.

– Говно вопрос. Мы, кауденбитские, друг друга в беде не бросаем, – отвечает он с пафосом, так, чтобы вся банда услышала. И добавляет: – Файф круче всех!

– Центральный Файф! – поддакиваю я.

– Это точно… – Сзади доносится сдавленный стон. Бедняга Ричи, у него едва есть силы подняться на ноги.

И тут же откуда‑то сбоку вылетает стремительный кулак, и сразу – ботинок по почкам; Ричи вырубается.

– Получи, бля, придурок! – говорит один из сопляков со злобной рожей.

Ричи ковыляет прочь, видно, что ему нестерпимо больно, но сквозь стоны доносится:

– Пока, Джейсон…

– Это друган твой, что ли? Заебал нас в поезде доставать.

Ну, ладно, Джейс, увидимся, – говорит Крейг и машет рукой своей шайке, мол, пора в путь.

На наших глазах обалдевший Клепто держится за окровавленную щеку и бредет по дороге; он так измочален, что не может даже ответить, когда какой‑то мелкий пиздюченыш догоняет и вваливает ботинком по заднице. Толпа ржет и продолжает записывать шоу на мобильники.

– Эй, ты куда? – Вся‑Промокла кричит вслед Крейгу.

– Я тебе позвоню, – говорит он, поднимая над головой мобильник. Уходя, Крейг смеется и игриво тычет кулаком в ребра одному из дружков – тот что‑то сострил.

Вся‑Промокла уговаривает двух других девчонок не отставать и следовать за парнями. Однако те не особо торопятся отвечать на ее увещевания.

Ну что ты с этой молодежью поделаешь? Они такие, какие есть; восемьдесят процентов из них просто вырастут и повзрослеют, а остальные двадцать… Для того и существуют на свете тюрьмы, кладбища и передозы. Наверное, Крейви по‑любому сыграл бы в ящик, встретившись с дорожным знаком – не важно, согнутым или нет. А так и смерть красивой вышла…

Ох, и устал же я тем вечером. А потом, попрощавшись с дружками‑приятелями, завалился на бочок и сладко выдрыхся. Сосед с Дюком повели себя прилично, не в пример Реджи Комортону, который и разговаривать со мной не стал, а просто трусливо сбежал. Старик не особо расстроился; я бы сказал, что он больше думал о том, как бы поскорее отправиться домой и обкатать отремонтированное бедро Фрэнсис. Беспроигрышная ситуация: если сломают, то будет хороший повод подать в суд на Госслужбу здравоохранения. Так что дом пуст, однако мы с Дженни слишком измотаны для активного отдыха и отрубаемся, едва добравшись до кровати.

Утро хмурое и слякотное; мы в седле мотоцикла, уезжаем из города, несемся по дороге и как раз проезжаем место, где Крейви когда‑то полетел с байка. Меня наполняет ощущение свободы, я уже не боюсь скорости, я – да, я! – увожу нас отсюда; с восторгом чувствую руки Дженни на своей талии, но в следующий миг мы уже не вместе, мы вообще не на мотоцикле; мы валимся в черную пустоту, мы бог знает где…

Date: 2015-07-27; view: 277; Нарушение авторских прав